Между раем и адом

               
Памяти А. Гвоздева

МЕЖДУ РАЕМ И АДОМ

(по мотивам радиопьесы Г. Айха «Фестиан – мученик», перевод А. Карельского)


Фестиан
Лаврентий
Петр
Велиар
Сальпиций
Октавия


1.

    Фестиан стоит в задумчивости. Видит приближающегося Лаврентия. Подходит к нему и берет за руку.

Ф. -  Ты меня наверняка не помнишь, брат мой…
Л. -  Нас тут так много…
Ф. -  Я упомянут апостолом Павлом…
Л. -  А-а-а…
Ф. -  Ты можешь и не знать обо мне, но помоги…
Л. -  А откуда ты?
Ф. -  Растерзан львами в Большом цирке.
Л. -  Помню что-то…
Ф. -  Это я не потому, что хвастаюсь….
Л. -  Понятно….
Ф. -  Ведь в сравнении с тобой, что я за мученик? Но страху-то натерпелись мы оба.
Л. -  Какого страху… Я не боялся.
Ф. -  А я здорово струхнул. Как распахнулись ворота, увидел я этих зверюг – двух львов и трех львиц… Меня вытолкнули на арену, ворота за спиной захлопнули…
Л. -  И что - же потом?
Ф. -  Потом все кончилось.
Л. -  И что?
Ф. -  Да, вот тут теперь… А вот ты-то!
Л. -  Ну, не будем об этом.
Ф. -  Поджариватсья на костре…
Л. -  Дело прошлое… В рае ни к чему об этом вспоминать.
Ф. -  Конечно, конечно…
Л. -  Или ты другого мнения?
Ф. -  Просто я хотел тебе сказать… Что твоя смерть не выходит у меня из головы.
Л. -  А какая разница – быть растерзанным львами, или поджаренным на костре?
Ф. - Есть разница! Я же уже говорил, что боялся. Мне очень хотелось выжить. Если вправду, я не понимаю, почему я здесь.
Л. -  Если ты о рае – то это для всех нас в равной мере чудо, это место. Но вера, Фестиан, здесь измеряется очень точно.
Ф. - Да, несомненно.
Л. – Так чего же ты хочешь?
Ф.- Я хотел сказать, что я слишком впечатлительный…Это мой вечный порок. Чуть что – и у меня уже коленки дрожат.
Л.- Но это не всегда порок…
Ф.- Но иногда…
Л.- Что ты хочешь сказать…
Ф.- Такие знаменитые люди, как Петр, Павел и другие – они воители,  златоусты. А я человек маленький…
Л.- Большие люди, маленькие люди, что за смысл вести эти разговоры!
Ф. – Вот сегодня я собрался с духом и обратился к тебе…
Л.- Тебе для этого надо было собираться с духом?
Ф. -  Я человек робкий и никого здесь не знаю…
Л. – Ты знаешь здесь всех, потому, что все мы тут равны.
Ф. – В общем, я долго думал, и, наконец, решился поговорить с тобой. Мне показалось, ты умеешь нас понимать. Ты же знаешь, что бедняки и калеки это и есть сокровища церкви. Я подумал, что ты не просто воитель, что ты выслушаешь меня и что-нибудь посоветуешь.
Л. – Выслушаю, конечно, выслушаю.
Ф. – Понимаешь, брат Лаврентий, скучаю я по родителям. Их звали Фаустин и Фаустина. Отец делал палатки, как Павел.
Л. – Но это еще не гарантия небесного блаженства…
Ф. – А мама делала мази, чтобы кожа у дам была красивой. Это занятие не из тех  что, может быть, ведут в рай…
Л. – Но они не ведут и в ад.
Ф. –  Ты тоже так считаешь?
Л. – Все дело в подробностях.
Ф. – Брат мой, в вере я не сомневаюсь.
Л. – А в чем сомневаешься?
Ф. – В себе.
Л. – Тебя же приняли, если ты сомневаешься  в себе, значит, ты сомневаешься в справедливости.
Ф. – Ты прав.
Л. – Я знаю.
Ф. – А вполне ли ты прав?
Л. – То есть?
Ф. – Это трудно сказать… Получается, я опять сомневаюсь в справедливости.
Л. – Мне кажется, я смогу тебе помочь.
Ф. – Как?
Л. – Можно сделать так, что тебе не придется скучать по родителям. Хочешь?
Ф. – А разве это возможно?
Л. – Да.
Ф. – Я понимаю, но не до конца.
Л. – Я, кажется,  тебе же уже ответил.
Ф. – Я был бы рад…
Л. – Но, мне кажется, ты скорее разочарован. Говори все до конца.
Ф. – Но мне это не поможет. Если я перестану скучать по родителям, я начну скучать по другим.
Л. – По кому же еще?
Ф. – По всем.
Л. – Что значит по всем?
Ф. – По друзьям… По вечерам я часто заглядывал в одну харчевню. Я же был пьянчужкой, но мне это прощено…
Л. – Тебе да.
Ф. – Я не о себе. Хозяин харчевни  был мудрый человек, Сальпицием звали, повидал свет, когда был матросом, я к нему каждый вечер заглядывал.
Л. – Каждый вечер?
Ф. – Но мне же прощено. А с ним как? Он и пил то в меру…
Л. – Да дело не в том, пил он или не пил…
Ф. – Да, и я так думаю.
Л. – Тогда рассказывай подробнее…
Ф. – Ну, нос у него всегда был красный… Зато рассказывать он умел -  заслушаешься.
Л. – И ничего дурного в нем не было?
Ф. – Может быть, и было, но я не замечал… Он был мне другом.
Л. – А если бы и он оказался здесь, с нами?
Ф.-  Тогда мне не хватало бы Октавии, подавальщицы.
Л. – Кого?
Ф. – Просто глаза у нее, как озера… И походка… А щиколотки, а речь… Нет, речь чуток грубовата… Но иной раз она была такой ласковой!
Л. - Ее речь?
Ф. – Она сама.
Л. – Уж и не знаю, брат Фестиан, но есть у меня сомнение…
Ф. – Понимаю…
Л. - Тут тоже нужны подробности.
Ф. -  Были и подробности!
Л.- Тогда говори!
Ф. – Дело не в Октавии… Если я не буду скучать по ней, то тогда по Софии… А если не по Софии, тогда по Титу…
Л. – Все, довольно!
Ф. – А еще те, с кем я мало был знаком…
 Л. – А эти то при чем?
Ф. – И еще те, кого я и не видел-то ни разу…
Л. – Кто?
Ф.- Утонувшие матросы, те, которые умерли и их никто не помнит.
Л. – Да… Тянет тебя к морякам…
Ф. – И еще была плясунья… Она сорвалась с каната…
Л. - И к сомнительным женщинам…
Ф. – Это я просто так говорю… Их много… Заколотые кинжалом, отравленные, сожженные на костре…
Л. – Таких ты и здесь немало найдешь.
Ф. – Я имею в виду тех, кого не нахожу. Может быть, можно о них узнать, брат?
Л. – Как узнать?
Ф. – Я же пришел к тебе за советом и помощью…
Л – Но ключи от дверей не у меня, а у Петра.
Ф. – Я трижды пытался подойти к нему…
Л – Ты спрашивал об этом Петра?
Ф. – Спрашивать не спрашивал…
Л. – Тогда понятно, почему он тебе не ответил… И  ты пришел ко мне?
Ф. – Да. Как я могу спросить у самого Петра? По чину ли это мне…
Л. – А ты бы вспомнил историю про петуха, того, на исходе ночи.
Ф. – Понимаю, но я бы все равно не решился.
Л. – Ну что ж, я обещал помочь тебе…
Ф. – Вот если бы ты пошел со мной! У меня смелости не хватает… Когда меня терзали львы, я это понял…
Л. - Ладно, я пойду с тобой и помогу тебе…
Ф. - И спросишь про всех? Фаустин, Фаустина, Сальпиций, Октавия…
Л. – Я помню, только боюсь, что…
Ф. – Но, может быть, попробуем, брат?
Л. – Попробуем.

2.

Л. – Можно вопрос, брат привратник?
П. – Чего ты хочешь?
Л. – Справку.
П. - Справки выдает канцелярия… А я только отпираю и запираю дверь.
Л. – Но ты знаешь, кто проходит, а кто нет. Твою память все хвалят… Ходит даже поговорка…
П. – И здесь, на небе есть злые языки!
Л. - …что в твоей голове соединились рай и ад.
П. – Не знаю даже, что сказать…
Л. – Это значит, что мы все  тебя уважаем и восхищаемся тобой!
П. – Что-то не верится… Надо мной многие смеются…
Л.- Кто смеет?
П. - Все из-за петуха… Это наглое «ку-ка-ре-ку»… Каждый день меня кто-нибудь, да поминает… Икаю с утра до вечера. И еще эти флюгера – чуть ветер дунет, они и звенят «Петр, Петр».
Л. – Это только к чести твоей! Многих из нас и вообще никто не помянет.
П. – Можно и так посмотреть… Что тебе надо-то? Что хотел узнать?
Л. – Спрашивает здесь один человек…
П. – Интересно, до сих пор еще никто меня ни спрашивал…
Л. – Ни разу?
П. – Тебя это удивляет?
Л. – Да, впрочем, не очень.
П. – Стоишь здесь, стоишь… Все и всех  видишь… Но разве упомнишь всех.
Л. – Это звучит, как упрек. Но я не про себя… Вон, видишь того бедолагу?
П. – Который с тобой? А почему он сам не спросит?
Л. – Чересчур робок…
П. – Это у нас-то в раю?
Л. – Видишь, мнется… Будь у нас где тут спрятаться, сейчас бы сбежал.
П. – Да, вот тебе и первый, кто пришел с вопросом… Правда за него отвечаешь ты… Ну уж да ладно… Подойди! А, да ты Фестиан, мученик из Рима, растерзан львами!
Л. – Нет, какая память!
Ф. – Да, я это.
П. – А правду говорят, что ты единственный здесь из праведников, что всю жизнь свою возился с грешниками?
Ф. – Но они все мои друзья!
П. – Понимаю… Но умер ты рановато… Взгляни на эти колючки у ворот…
Ф. – Видел я их уже…
П. – За ними спускается дорога…
Л. – Так все его друзья там?
П. – Там!
Л. – Так я и думал!
П. – А ты, Фестиан, что думаешь?
Ф. – Я ничего не понял. Я помню только эти врата. Других дорог я не видел.
П. – Вот та, мощенная, идет в ад.
Ф. – Ведет в ад?
Л. – Фестиан!
П. – Да, в ад.
Л. – Петр, зачем ты?
Ф. – Простите, но я,наверное, пойду.
П.. – Куда тебя несет?
Ф. – Начнем с моих родителей… Получается, что они все там. Как я смогу без них?
Л. – Выходит, на это были основания…
Ф. – Значит, я прав?
П. – Именно так.
Ф. – Странно, однако… Я никогда еще такой дорогой не ходил… Но она мощенная…
Л. – Но вокруг полно колючих кустов, ты не пройдешь сквозь них!
Ф. – И все-таки странно…
П. – Правда, это всего лишь образ…
Ф. – А для меня это звучит, как указание пути.
П. – Но никто из нас не знает этого пути, потому, что не проходил его.
Ф. – Ах, братья! Он же так близок!
П. – Не хочешь ли ты сказать, что это и твой путь?
Ф. – Но ведь я уже вижу его!
Л. – Фестиан! Одумайся!
Ф. – Врата уже открыты, брат!  Тут близко – всего лишь через колючки, и на мощенную дорогу…


3.

    Раздаются звуки военного марша. Фестиан в растерянности озирается. К нему приближается Велиар.

В. – Стоять! Это кто еще такой? Ты, ты! Что ты тут делаешь с нимбом – и в аду?
Ф. – Зовут меня Фестиан.
В. – Велиар
Ф. – Ты правильно подозреваешь меня…
В. – Ладно, ладно, дружище… Это я тебя напугал.
Ф. – Напугал?
В. – «Ложись», «бегом марш», «стой» - это все тебя не касается…
Ф. – Но я этого не боюсь…
В. – Тогда здесь тебе вообще бояться нечего.
Ф. –Мало ли что случится…
В. – Что за ерунда! Мы рады любому гостю! Выпьешь чего-нибудь? Или освежиться?
Ф. – Нет, спасибо…
В. -  У нас тут в казино неплохой выбор развлечений…
Ф. – Я тут по другому делу.
В. – Ну, не будем сразу о делах! Расслабься, отдохни!
Ф. – Нет, я в самом общем смысле…
В. – Ну, не обижайся… У нас тут свой жаргон… Чего молчишь? Все-таки предпочитаешь о делах?
Ф. – Да, только не хотел бы употреблять этого слова.
В. – Вне службы у нас нет никаких предписаний на этот счет. Тем более для гостей.
Ф. – Службы?
В. – Ну конечно!
Ф. – Простите, я не сразу понял…
В. – Такая уж у нас работа… Три смены по восемь часов.
ф. – И как же вы?
В. – Выживаем. Как-нибудь найдем общий язык…
Ф. – Да, конечно. Вы очень любезны.
В. – Если позволишь сделать предложение… В  нашем казино, тот, кто много потерял, может выбрать себе все: мебель, фарфор, интерьер! И все в новом стиле!
Ф. – Я о другом хотел…
В. – Ну, давай я покажу тебе территорию.
Ф. – А у вас тут тоже есть деревья?
В. (смеясь) – Да нет, службы.
ф. – Какие службы?
В. – Котельные, морозильные, плац для построений… Отсюда их не видно… Мы просто старались, чтобы для туристов вид был приятный.
Ф. – А где люди живут?
В. – В квартирах. Видишь те дома? Все в Швейцарском стиле. Герань на окнах, все удобства, часы с кукушкой… А в самом большом доме живет наш комендант.
Ф. – Выглядит уютно…
В. – Гости обычно восхищаются!
Ф. – А я здесь не первый?
В. – Да, бывают. Иной раз и немало, с того света. Поэты всякие, фантазеры… Кому еще придет в голову покинуть Землю, чтобы заглянуть к нам? Нам пришлось много трудиться, чтобы не отстать от времени и остаться на высоте! Ускорение – знаешь ли, двигатель прогресса! Вон в том высоком здании расположен наш научный отдел.
Ф. – Я поражен!
В. – А иначе мы так и плелись бы в хвосте прогресса. Да и само представление о том, что ад когда-нибудь будет целиком перенесен на Землю, так и осталось бы фантастикой.
Ф. – Это верно…
В. – Тут у нас много интересного! Да и потом – наука не стоит на месте! У нас тоже есть свои прогрессивные и консервативные течения.  Для нашего Коменданта, например, высшим авторитетом до сих пор остается Данте… Все инструкции составлены, исходя из допотопных представлений об аде. А тем, кто помоложе, в таких условиях трудно пробиться… Хоть мы и уверены, что находимся на верном пути. Все так быстро меняется… Прогресс не остановишь.
Ф. – Это все для меня несколько неожиданно…
В. – Тебе все-таки стоило бы сходить на экскурсию.
Ф. – Не хочу.
В. – А ведь как у нас хорошо! Все машинизировано, все компьютеризировано! Идеальный порядок! Все на электронных носителях!
Ф. – Да…
В. – Хотя кое-что еще виснет… Сомневаюсь, что заработает вся система.
Ф. – Я тоже сомневаюсь…
В. – У нас научный шеф – лох. Зато главный оператор – голова! Компьютеризация у нас на высоте!
Ф. – Я тут как раз насчет некоторых клиентов…
В. – А вот кадровый отдел – у нас слабое место.
Ф. – Именно он?
В. – Кого надо – никогда не найдешь. Неразбериха полная. Но главный там -  приятель Коменданта. Они вместе учились…
Ф. – Он ученый?
В. – Бывший астролог. Мы-то, кто помоложе, больше ценим менеджеров, политических агентов и общественников.
Ф. – И все равно я ничего не понимаю… Я думал, главное в геенне огненной…
В. – Это все Данте придумал. Вчерашний день!
Ф. – А что же тогда теперь? Ты говоришь – я, молодежь…
В. – Нас это тоже уже не устраивает. Вечные армейские уставы, старые акты инквизиции, документация… Все это уже устарело. Всего уже и не понять. Назрела насущная необходимость в научном подходе.
Ф. – Похоже, вы тут задумали настоящую революцию…
В. – Главную идею мы не трогаем… А там, как пойдет.
Ф. – А как пойдет?
В. - Ладно, не будем. Чего тебе надо-то?
Ф. – А часто кто-то из нас, с нашей стороны приходит?
В. – Нет, редко. Почти никого не бывает. Раньше еще были кое-какие связи… И даже агентов присылали!
Ф. – С вашей стороны?
В. – Скажешь тоже! Ваши!
Ф. – Наши…
В. – Если по правде, весьма заметно! Недавно Ориген тут заходил…  Вот наделал шуму! Чуть всю канцелярию не разнес.
Ф. – А вы?
В. – Тут мы с астрологами одного мнения. Ну, относительно рассуждения об окончательном отпущении грехов и даже обращения самого дьявола.
Ф. – А этому тоже учат?
В. – Помилуй, Фестиан! Это же был бы конец ада!
Ф. – Тут мне надо немного подумать…
В. – Это было единодушно расценено, как лжеучение! И моментально отвергнуто!
А все-таки, чего же ты приперся?
Ф. – Ориген, ты говоришь… А можно его увидеть…
В.-  Так он там, у вас где-то…
Ф. – Я его не встречал.
В. – Ну что, в казино или освежиться? Ну, Фестиан, не робей!
Ф. – Нет, мне надо идти дальше.
В. – Вот отсюда уже видны основные службы: каменоломни, озера с кипящей серой, костры – все это, конечно, безнадежно устарело…
Ф. – И ни одного крика о помощи?
В. - Звуконепроницаемая изоляция.  Комендант не выносит шума…
Ф. – Понял, но мне надо идти дальше…
В. – Ну пойдем, покажу.

    Попадают в помещение с гулким шумом.

В. – Вот тут, к примеру, нажимаешь на кнопку…

    Раздается короткий сигнал и гул заведенной машины…

В. – Тебе что, плохо?
Ф. – Ничего, сейчас пройдет.
В. – Это признак слабонервности, если тебе уже здесь…
Ф. – Но я не слышу ни одного крика! Они не кричат?
В. – Мы умеем регулировать звук. Я же говорил, комендант не выносит шума. Кроме того, крик – это уже атрибут избавления, это уже не по нашей части… Тебе уже надоело?
Ф. – Я просто понять не могу…
В. – Все функционирует безупречно, но по идее – все это детские игрушки. Для грешников-слабаков.
Ф. – А у вас есть чины и различия?
В. – Да не совсем…Это скорее научный подход, когда нужны материалы для отдела «Испытания и прогресс».
Ф. – Какие-нибудь эксперименты…
В. – Нам же нужно развивать новые методы. Многое еще по старинке, по Данте.
Ф. – Кажется, я переоценил себя…
В. – Я сразу так и подумал... А, вот, кажется, и твой знакомец! Давай, заходи.
С. – Фестиан!
В. – Кто такой?
С. – Сальпиций, хозяин харчевни из Рима.
Ф. – Сальпиций!
С. – Постой, Фестиан, задержись на минуточку!
Ф. – Я не ухожу!..
В. – Минута дела не решает. Ад не имеет длительности.
Ф. – В этом есть хоть какое-то утешение.
В. – Наоборот, окончательность приговора. Время – это иллюзия, как и все, что вы здесь видите.
С. – Это все – иллюзия?
В. – Эти машины – их на самом деле нет. И никто не страдает.
С. – Но мне же плохо!
В. – Машины есть – их нет, время есть – его нет… Заканчивайте головоломку сами.
С. – А ты, Фестиан, даже не поседел…
Ф. – Нет, хотя очень боялся.
С. – Мы будто вчера расстались.
Ф. – Это и было вчера. Ты же шел вместе со мной…
С. – Ты видел, как меня вели!..
Ф. – Да, солдаты, чуть поодаль, слева.
С. – Да, так получается…  До конца почти шли вместе.
Ф. – Я видел тебя до самых ворот.
С. – Значит, только здесь мы разошлись в разные стороны?
Ф. – А почему мы разошлись?
С. - Это сложно объяснить…
Ф. – Да и какое это теперь имеет значение.
С. – По судопроизводству уже известно, что я мошенник.
Ф. – Это здесь имеет вес?
С. – Да еще какой!
Ф. – Странно… Я думал, только смертные грехи…
С. – В харчевне – вся жизнь одно мошенничество.
Ф. – Но я всегда к тебе с удовольствием заглядывал!
С. – Ты же не подозревал ни о чем!
Ф. –Наверное, ты считал меня за дурака…
С. – Просто вино у меня ненастоящее было.
Ф. – Как?
С. - Вода, мед и всякие мудреные пряности…
Ф. – Значит, я всегда пил поддельное вино?
С. – Один я пил настоящее.
Ф. – А мне нравилось…
С. – Так всем нравилось.
Ф. – Ты прав, у тебя всегда было много народа.
С. – А твоя голова на следующее утро… Скажи еще, что у тебя не болела голова.
Ф. – Я думал, это от простуды.
С. – Это от моего вина.
Ф. – Но неужели за это – и такое наказание! Правда, если вспомнить, иной раз утром…
С. – Значит, понял?
Ф. - Только сейчас пришло в голову…
С. – Значит, наказание справедливо. Если проклинают за одно тяжелое утро, за недомогание…
Ф. – Да, я сейчас подумал – так тебе и надо, а это и значит проклясть.
С. – Что же ты удивляешься, что я в аду! Ведь бывали дела и похуже. Скрывали краденое.
Ф. – Слушай, помолчи!
С. – Сводничал…
Ф. – Но ты был моим другом.
С. – Здесь это не в счет, Фестиан.  Я-то твердо верил в существование ада.
Ф. – И что…
С. – Вера оправдалась. Я верю, что меня попутал дьявол, верю в зависть и месть, в зло.
Ф. – Что же ты, друг мой…
С. – А ты что… Если в нимбе, то это все не так?
Ф. – Не знаю… Скорее всего, это всего лишь пыль в глаза.
С. – Ты, из рая, и так говоришь?
Ф. – А что еще здесь скажешь… Что здесь, в аду, вообще имеет хоть какую-то ценность?
С. – Единственное оправдание твоим словам было бы то, что его нет.
Ф. – И, все таки, получается, что оба эти места существуют.
В. – Свидание заканчивается!
Ф. – Еще минутку, Велиар!
В. – Ну, минуток тут у нас предостаточно.
С. – Одного я не могу понять…
Ф. – Чего же?
С. – Я неплохо разбирался в технике, глаз у меня наметанный…
Ф. – Не знал, что ты любил технику…
С. – Я не могу понять этого механизма. Должны быть костры, ножи, пилы…  А здесь все как-то по-другому, и от этого страшнее. Окончательность приговора, как говорит Велиар. Но как они это делают?
Ф. – Ты хотел бы это знать?
С. – Да, механику.
Ф. – А мне до сих пор часто хотелось пропустить стаканчик вина!
С. – По-своему, каждый из нас еще жив…
Ф. – Ты прав…
В. – Все, закончили! А то договоритесь тут еще... Пошел, Сальпиций! Может, свидитесь. Если захотите...
   
     Уводит Сальпиция.



4.

    Напевая под нос какую-то грустную песенку, входит Октавия.

Ф. – Октавия!
О. – Ты кто… Я тебя не видела здесь…
Ф. – Ну вспомни! Рим, харчевня Сальпиция, Фалернское вино… Кстати, оказалось, это подделка…
О. – Не помню…
Ф. – Мы еще песни пели. А потом я читал стихи Горация…
О. – Ну не помню!..
Ф. – Мы потом пошли на улицу…  Нас встретила служанка с фонарем. Холодная маленькая комната…
О. – Да не помню я тебя!
Ф. – Как же, Октавия!
О. – А, так ты один из многих моих клиентов?
Ф. – Наверное…
О. – И здесь тебя на воспоминания потянуло…
Ф. – О тебе у меня воспоминания самые лучшие!
О. – И за этим ты пришел сюда, ко мне?
Ф. – Я рад видеть тебя.
О. – Неужели ты не видишь… Мне очень холодно, у меня болит голова…
Ф. – Я не понимаю…
О. – Здесь никто не понимает, как это получается…
Ф. – Что получается?
О. – Ну все это… Должны быть пламень или лед… А здесь ничего нет, но чувствуешь.
Ф. – Я тоже ничего такого не видел…
О. – Собственно, все как раньше, холодная маленькая комната… Только служанки с фонарем, и той нет.
Ф. – Прости, что напомнил тебе… Я могу чем-нибудь помочь?
О. – Что еще ты придумал?
Ф. – По твоему лицу не скажешь, что тебе так плохо.
О. – Сама не знаю, как это здесь получается…
Ф. – Но хоть иногда отпускает? Велиар мне сказал, что это опытная станция, ее скоро, может быть, и совсем закроют.
О. – Думаешь, мне это поможет!..
Ф. – Не знаю, что и подумать.
О. – Придумай хоть что-нибудь, может, полегче станет…
Ф. – Хочешь вспомнить стихи, или цветы, или рассказать тебе про рай?
О. – Да что хочешь, хоть бы чуть-чуть забыться.
Ф. – (Про себя) Все без толку!..
О. – Поговори со мной!
Ф. – А хочешь, я плечи тебе помассирую…
О. – Да, так лучше… Можно еще немного…
Ф. – Да, конечно!
О. – А ты ведь Фестиан.
Ф. – Вспомнила.
О. – Я стараюсь все это совсем забыть.
Ф. – Ты раскаялась?
О. – Я просто боюсь… Воспоминаний и всего этого…
Ф. – И я боюсь… И рая, и ада, и самого себя.
О. -  Это какой-то новый анекдот?
Ф. – Не совсем анекдот.
О. – Ну расскажи!
Ф. – Я и сам его еще не до конца знаю.
О. – Все равно! Вдруг как раз и поможет. Ты когда-то рассказывал мне историю про Оригена… Я видела его здесь…
Ф. – Ну, хорошо. Жил-был в Риме портной по имени Ориген, он шил занавески, а потом красил их. И место, где он жил, называлось Красильным переулком.
О. – Здорово! Ты сам это придумал?
Ф. – Нет. И было у него две дочери…
О. – Даже две… Прекрасно!
Ф. – У старшей были темные волосы, а у младшей – светлые…
О. – Ну…
Ф. - Светловолосая была красивее…
О. – Хорошо!
Ф. – Тебе вправду нравится?
О. - Начало уже есть. Две дочери: брюнетка и блондинка. Блондинка красивее… Так часто бывает.
Ф. – Но дальше я не знаю…
О. – Наверное, влюбились в одного парня и ревновали…
Ф. – Возможно…
О. – Нет, ты дожжен сказать, так это было или нет!
Ф. – Ну, допустим, так.
О. – Рассказывай же дальше!
Ф. – Не могу…
О. – А ведь раньше мог…
Ф. – Хорошо… Однажды брюнетка… поставила горшок с мясом на плиту.
О. – Горшок?
Ф. – А в чем дело…
О. – Ты как-то не так рассказываешь.
Ф. – А как?
О. – Скажи еще, что мясо подгорело…
Ф. – Возможно…
О. – А дальше что…
Ф. – Мясо подгорело, и тут кто-то постучал в дверь.
О. – А дело было ночью…
Ф. – И раздался голос…
О. – Что он сказал?
Ф. – Голос сказал…
О. – Продолжай же, а то опять начинается…
Ф. – Опять болит?
О. – Нет, все вместе… Рассказывай же!
Ф. – Постучали в дверь и раздался голос: «За тобой пришли, собирайся!» Может, хватит…
О. – Не хватит. Они уже стоят у дверей. Что мне делать…
Ф. – Не знаю, Октавия.
О. – Давай начнем все сначала!
Ф. – Зачем?
О. – Начинай новую историю, Фестиан, прошу тебя!
Ф. – Ну ладно, начнем с начала! Были у отца две дочери…
О. – А ведь все это уже было.
Ф. – И было, и нет…
О. – Было! Я не хочу вспоминать...
Ф. – Прости, я не думал, что это твоя сестра...
О. – Все это не важно... Говори что-нибудь...
Ф. – Я не знаю, что говорить сейчас.
О. – А ты останешься со мной?
Ф. – Не знаю, Октавия.
О. – Давай еще раз попробуем, сначала…



5.

    В привратницкой рая.
 
П.-  Это я виноват, Лаврентий. Я не закрыл ворота.
Л. -  Они же не всегда закрыты. Никто еще в них не проходил, не будучи избранным.
П. – Да, никогда не проходил…
Л. – А что кто-то сбежит отсюда – из царства света и счастья - во тьму… Мог ли кто-нибудь из нас об этом подумать?
П. – Я должен был догадаться…
Л. – И я. Но что же делать теперь?
П. – А зачем мне теперь мой пост, эти ключи, эти ворота…
Л. – Не ломай себе голову. Что бы не сделал ты, только Господь знает, зачем и почему. А наше дело – с радостью принимать любые его решения. Твоя служба всегда была загадкой…
П. – И для меня… Но плохо ты, брат, утешаешь меня. Мне и здесь слышится крик петуха.
Л. – В чем же ты виноват?
П. – Ты же говорил, что Фестиан скоро вернется…
Л. – Не знаю… Сколько имен он назвал мне… А сколько людей его на самом деле тревожат…
П. – Можем ли мы быть уверены, что он не имел в виду всех там?
Л. – Это я виноват. Я же привел его к тебе.
П. – Ты опять меня утешаешь.
Л. – Не будь меня, несчастья не произошло бы…
П. – Да. Но чем дольше мы ждем, тем оно горше…
Л. – А что нам еще делать? Только ждать…
П. – Ждать?
Л. – А что… ты о чем подумал…
П. – Понимаешь, мой пост…
Л. – Причем здесь твой пост…
П. – Я не могу его оставить, тем более после того, что произошло… Вдруг еще кто-нибудь…
Л. – Что ты имеешь в виду… Обстоятельства?
П. – Да, брат Лаврентий.
Л. – А ты ведь не можешь…
П. – Вот именно.
Л. – Я же говорю, давай ждать.
П. – Или не ждать, а пойти…
Л. – Но тебе нельзя.
П. - Значит, должен пойти другой.
Л. – Другой? Ты имеешь в виду меня?
П. – Но я же не могу. Остаешься только ты.
Л. – Да, ничего не возразишь…
П. -  А ты против?
Л. – Я и сам чувствую, что виноват…
П. – Причем тут твоя вина… Это моя просьба.
Л. – Хорошо, я пойду за ним.
П. – Спасибо тебе. Через колючки вниз, пока не выйдешь на мощеную дорогу…
   
Лаврентий уходит.

6.

Лаврентий  приходит в Ад. Фестиан стоит в задумчивости.

Л. – Фестиан, брат мой!
Ф. – А, ты тоже не усидел на месте, брат Лаврентий…
Л. – Поговори со мной хоть минутку.
Ф. – Минуток тут предостаточно, как сказал бы Велиар.
Л. – Закутаться бы в плащ и верить, что ты спасен!..
Ф. – Да, тут сам воздух источает сомнение.
Л. – Так тяжело дышать… Это ветер…
Ф. – Ветер здесь не самое страшное.
Л. – Ветер, сложенный из хрипов перерезанных глоток, замученных, отравленных… Я думал, что не перенесу этой дороги. Я так тоскую по раю!
Ф. – А я нашел своих отца и мать.
Л. – Здесь все решается по справедливости…
Ф. – И вот я пытаюсь их отогреть. Но что им мое дыхание и мои слова.
Л. – Да, этого вряд ли достаточно…
Ф. – И что им моя рука…
Л. – Нам тут не место, Фестиан.
Ф. – А кому же, как не нам?
Л. – Здесь ужасно!
Ф. – Зачем же ты пришел?
Л. – За тобой.
Ф. – У тебя тут есть родственники, друзья, нуждающиеся в утешении?
Л. – Да нет здесь у меня никого!
Ф. – Я не хотел тебя обидеть.
Л. – И вообще о проклятии думать надо, а не о родственниках и друзьях.
Ф. – Это ты верно сказал! Я сам себя корю, что в первую очередь начал искать своих близких. Слабость, но надеюсь простительная. Моя семья обширна и состоит сплошь из грешников. А вот твоя…
Л. – Насколько я понимаю, семья – это нечто между рождением и смертью… Я знаю только одно родство – единого Отца нашего.
Ф. – Ты упрекаешь меня?
Л. – Ты говоришь бессмыслицу – кого здесь можно утешить.
Ф. – На этот язык я перевожу свое бессилие, когда говорю с ними, точнее, с тем, что от них осталось.
Л. – И что же тебе удалось сделать?
Ф. – Почти что ничего. Я копался здесь в архивах…
Л. – И здесь архивы…
Ф. – Из-за Сальпиция. Ему хотелось знать, как устроена эта машина.
Л. – Вот чем ты занимался…
Ф. – Не только. Рылся в библиотеке.
Л. – В книгах по машиностоению…
Ф. – Нет. Наоборот. Сказки, истории… Октавия считает, что это отвлекает ее. Но странное дело – я сам ничего не могу придумать. Я раньше считался хорошим рассказчиком. Начинаю, вроде бы все идет само собой…
Л. – Ну и что.
Ф. – А вот дальше… Ничего не сходится. Мне кажется, что дальше ничего не существует.
Л. – И ты думаешь, над этим стоит ломать голову?
Ф. – Вот Октавия считает…
Л. – Да куда тебя понесло! Октавия, отец, мать… Да что ты вообще сможешь здесь сделать?
Ф. – Разве судьба каждого не взвешивается отдельно?
Л. – Да, конечно. Но здесь потом все сваливается в одну кучу, в неразличимую массу проклятых. Здесь нельзя доверять никаким чувствам, кроме отвращения. Тому, кто однажды созерцал великолепие Света, не место здесь.
Ф. – Но ведь и я тоже созерцал его…
Л. – Вот я стою здесь, ощущая, что насквозь пропитан адским огнем.
Ф. – А я только вижу пепел.
Л. – Огонь и пепел! Это нас и различает.
Ф. – Да, именно так.
Л. – Мне ведом только этот огонь. А сострадание… В этом огне оно может обернуться заблуждением.
Ф. – Видимо, так оно и есть. Иначе мы давно уже попытались бы что-нибудь сделать для них, покинув великолепие рая. Мы вообще не вступали бы в него!
Л. – Да только оно и существует! Больше нет ничего, все остальное – мир, чувства – иллюзорно…
Ф. – Да, иллюзорно… Все обернулось заблуждением, как ты говоришь.
Л. – А ты что скажешь?
Ф. – Уходи.
Л. – Ты это мне…
Ф. – Тебе! И скажи Петру, что я вернулся от правды к заблуждениям, от святых – к грешникам.
Л. – Одумайся, Фестиан!
Ф. – Я уже говорил тебе, что я очень впечатлителен. Не знаю почему, но они никогда не выходили у меня из головы.
Л. – Это искус гордыни! Пойми, милосердие имеет пределы, а гнев праведен.
Ф. – Это недоступно моему пониманию. Пределы милосердия…
Л. – Ты просто должен уйти со мной. Освободись от плена призраков! Не забывай, ЧТО ты покинул!
Ф. – Это искус гордыни.
Л. – Какой умный! А вот отцы и апостолы до этого не додумались! Один только Фестиан, попавший в рай прямо с арены цирка…
Ф. – Видно, по недосмотру. У меня и раньше было такое подозрение. Я говорил, что все мои здесь…
Л. – Перестань, ты же ничего не понимаешь!
Ф. – Но ты же дал понять, что мы лучше этих грешников в аду.
Л. – Так решено. И не нами.
Ф. – И нам остается радоваться…
Л. – Да! И особенно тебе!
Ф. – И потому я остаюсь.
Л. – Но последствия, Фестиан!
Ф. – А сам ты их знаешь?
Л. – Не знаю, но как же здесь... Остаться...
Ф. - Ладно, прощай.

    Входит Октавия. Фестиан подходит к ней и берет ее за руку. Лаврентий в отчаянии уходит.


7.

О. – Ты еще здесь, Фестиан…
Ф. – Да, Октавия.
О. – К тебе приходил друг… Оттуда.
Ф. – Да.
О. – Почему ты не ушел с ним…
Ф. – Не захотел.
О. – Не захотел в рай?
Ф. – Да, я остаюсь здесь, с вами.
О. – Но ведь ты избранный и уже был там.
Ф. – Это уже ничего не значит, Октавия.
О. – Я бы так не смогла. Наверное, теперь тебе очень страшно.
Ф. – Мне всегда было страшно. Еще в цирке…
О. – Да, умирать всегда страшно. Но остаться здесь…
Ф. – Но я же здесь не один.
О. – Так ты остался и из-за меня?
Ф. – И из-за тебя тоже.
О. – Спасибо за такие слова…
Ф. – У меня еще много слов, но я никак не могу выговорить…
О. – О чем ты, Фестиан…
Ф. – Я всегда был впечатлителен, но робок…
О. – Говори же, мне ужасно любопытно…
Ф. – Сейчас, дай соображу…
О. – Кажется, опять отпустило. Как у тебя это получается… Ну, говори!
Ф.(почти про себя) – Я люблю тебя.
О. – Говори, говори… Ты что-то сказал?
Ф. – Ничего.
О. – Значит, мне показалось…
Ф. – Не важно. Давай лучше я расскажу тебе историю…

    Уходят.


8.

    Привратницкая рая.

Л. – Приветствую тебя, брат Петр.
П. – Вернулся из путешествия, Лаврентий…
Л. – Вернулся, правда, один.
П. – Но вернулся…
Л. – А как же иначе.
П. – Была же возможность и остаться.
Л. – Остаться там?
П. – Он же остался.
Л. – Да что с тобой, брат Петр! О чем ты спрашиваешь?
П. – Путь был очень труден?
Л. – Путь… Ну, сначала колючки, потом ничего, полегче…
П. – А погода?
Л. – Что за глупость… Мы же о Фестиане…
П. – Эта тема исчерпана, ведь он остался там.
Л. – И этого достаточно?
П. – В то время, как ты вернулся, а я оставался все время здесь.
Л. – Да что с тобой, брат Петр…
П. – Смотрю вот  на кустарник, и меня подташнивает. Трудно, говоришь, но идти можно? А я не пошел.
Л. – Я же пошел вместо тебя.
П. – Подозреваю, что вместо меня пошел Фестиан.
Л. – О чем ты…
П. – Я же привратник. Каждый день я смотрю на границы, знаю о дебрях, мощеных дорогах… А пошел другой.
Л. – Но ты назначен отпирать и запирать.
П. – А ты что, не видишь, что ворота уже почти сгнили… Ключ сломался, он уже не запирает. Но ничего не происходит, души приходят, пребывают внутри, не заботясь ни о воротах, ни о ключах. К чему тогда моя служба?
Л. – Ты задаешь странные вопросы.
П. – Потому что и повод странный. Ведь пойти должен был я. Может, я не понял правды, упустил возможность, не оправдал великой надежды… Ведь ключ был дан мне! Может быть, для того, чтобы выйти и свидетельствовать великое Его милосердие!
Л. – Опомнись, брат… Созерцание света, дарованное нам…
П. – Помню, лишено страдания, следовательно, и сострадания. Так предписано. А ад невидим отсюда. Но если я предположу, что то, чего мы не видим, вовсе не ад… Мы же не знаем всего…
Л. – То и рай..
П. – Да, например, только преднебесье, преддверие…
Л. – Тогда ад – только испытание… Голова идет кругом.
П. – Фестиан же ничего плохого не сделал. Он только волновался за родных и друзей. И потом пошел. А мы что… Помолимся за него, или пойдем следом?


9.

    Велиар и Фестиан.

В. – Надеюсь, дорогой мой гость, ты всех нашел?
Ф. – Не всех, но теперь у меня есть время.
В. – Время?
Ф. – Помню, здесь нет времени, окончательность…
В. – Ты делаешь успехи.
Ф. – Я учусь.
В. – Я не обидчив. Ирония над моими высказываниями мне даже приятнее, чем лесть.
Ф. – Я не хотел ни того, ни другого.
В. – Ты чем-то огорчен.
Ф. – Скорее всего, да.
В. – Ты погружен в свои мысли… О чем они?
Ф. – О самом постыдном.
В. – Не понимаю…
Ф. – Я покидаю Октавию, что бы найти родителей… Потом и их, чтобы искать других…
В. – Так чего же ты хочешь?
Ф. – Остаться при всех.
В. – И пускай затрубят небесные трубы! Вечное заблуждение.
Ф. – Я понимаю, что никому не смогу помочь. Но я стараюсь!
В. – Есть законы непреложные. И ты теперь должен им следовать.
Ф. – Я и следую. Я же остался, значит, я в твоей власти.
В. – Ну, для тебя, как для новичка, да еще с твоей репутацией… Можешь сам выбирать: лед, земля… Или ты больше предпочитаешь жару? Если хочешь, можем раздобыть парочку львов.
Ф. – Я не об этом. В принципе, нет никакой разницы.
В. – Ты первый остался тут по собственной воле. И еще к тебе приходили оттуда. Ты единственный здесь имеешь право выбора.
Ф. – Даже уйти?
В. – Это было бы лучше всего. Вдруг еще кому-нибудь из ваших придет в голову к нам заглянуть? Придется налаживать экскурсии… А еще чего гляди…
Ф. – А вы этого боитесь?
В. – У нас все налажено по новым научным принципам. Выбирай сам – либо пилы и ножи, либо холод, либо жар… А может, ты хочешь на опытную станцию?
Ф. – Я одного не могу понять…
В. – Тебе не надо больше ничего понимать, ведь ты остался.
Ф. – Погоди еще минутку…
В. – Минуток у нас много, если помнишь… Вся вечность.
Ф. – Но я же был в раю?
В. – Да, пока сам не ушел оттуда.
Ф. – Но если я был там и ушел, значит и рай не есть нечто окончательное?
В. – Стоп! Сомнений в райском блаженстве мы тоже не можем допустить. Взаимная зависимость служб не позволяет.
Ф. – Я понял! Это победа!
В. – Вряд ли стоит приветствовать адское блаженство с таким восторгом.
Ф. – Но если райское блаженство не окончательно…
В. – Остановись! Это запрещено !
Ф. – То и мучения ада тоже!
В. – Раз ты здесь, то для тебя все кончено. Уж мы позаботимся…
Ф. – Но вы проиграли!
В. – Об этом, скорее всего, никто и не узнает. Подниматься наверх гораздо сложнее, чем спускаться.
Ф. – А если за мной придет еще кто-нибудь?
В. -  Да, революции нам только не хватало…
Ф. – А если все ваши поймут, что и это иллюзия? Нет ничего окончательного?
В. – Но ты-то оставь надежду. Ты остался.
Ф. – Но надежда нас не оставляет! Она, как спасительный свет!  И мы все купаемся в ней! И я, и все другие!
    (звучит музыка)

СПб., декабрь 2007 – ноябрь 2008.