Когда Андрей рассказывал мне о том, что его двухлетний ребенок до неприличия похож на его, Андреева, одноклассника, я не очень-то верила. Думала, он привирает – для драматичности. Ну разве можно разглядеть сходство-несходство у такого маленького? Только если настоящий отец с другого континента, из Азии или из Африки, например – тогда понятно. А так....
Но когда родился мой сын, мне пришлось изменить свое мнение. Первые шесть-семь месяцев, и правда, любому покажи, да скажи – это твой сын, и не отвертится. А вот уже к годику сходство с Андреем стало удивительно явным. Те же карие глаза, внимательно на меня смотрящие, когда я ему что-то рассказываю. Та же улыбка, нос... В общем, вылитый папа. Только где он, этот папа? Укатил в Германию, и не знает, что у него растет сын. А я не знаю, где его искать. А если знала бы, то разве стала бы?
Когда было особенно погано, находила утешение в старых фильмах. Неплохо помогала «Зимняя вишня». Раньше-то, помнится, я очень злилась, когда женатый герой-любовник на своем чемоданообразном «Жигуленке» нагло подрезает «Мерседес» с идеальной парой, по моему тогдашнему пониманию. А теперь... так приятно становилось от мысли, что не выдержал он без нее, его отчаянный поступок вызывал сочувствие и хотелось верить – и у меня будет также... Я даже вторую и третью часть этого фильма вытерпела, чтобы дождаться счастливого конца.
Не хуже помогал просмотр фильма «Москва слезам не верит». Да, пусть это наивная советская сказочка, но как это мне близко! Вот и я – выращу прекрасного ребенка, достигну успехов в работе и устрою свою личную жизнь. И как-нибудь – правда, лучше не через двадцать лет, а пораньше – я случайно встречу Андрея. И он поймет свою ошибку, но будет поздно...
Однако это – кино. А в реальности все было далеко не так радужно. Во-первых, родители. В какой-то момент пришлось им сказать, что у меня будет ребенок. Мать стала сразу выпрашивать, кто отец ребенка. Чтобы поженить нас. Но я сказала честно – отец уехал в Германию, адреса не знаю. Что тут было! Да как я могла, да это же позор, да что я соседям-родственникам-сослуживцам скажу... Про то, что он женат, я даже и не заикалась.
Она меня упрекала, что я, дожив до двадцати пяти лет, не научилась пользоваться противозачаточными средствами. Ну, что я ей могла сказать? Что, не имея постоянного друга, у меня не было необходимости регулярно принимать таблетки? И я не запаслась «резиновыми изделиями», как она выразилась, но ведь я не собиралась ложиться с ним в постель! Как раз наоборот, я собиралась объяснить ему, что между нами и быть ничего не может...
Но моя мама не хотела меня слушать, Она стала искать возможности – не спросив моего мнения! – как избавиться от ребенка. А когда я ей объявила, что это мой ребенок и я не собираюсь от него «избавляться», она ответила, что в таком случае мне придется самой о нем и заботиться. Она нянчится в этим «вы****ком» не станет!
Мой отец присутствовал при этом разговоре, он ничем меня не поддержал. Смотрел в пол и молчал. Это молчание действовало на меня похлеще злых слов матери... Ведь он и сам был безотцовщиной. Его мать и бабка вырастили, вдвоем, и жили они всегда вместе, дружно... Почему же мои родители не хотят мне помочь? Неужели дело в этом самом стыде – принесла в подоле... Мне самой, если честно, было не до стыда.
Только брат мой, Колька, не отвернулся от меня. Часто заезжал ко мне и привозил всякие вкусности, иногда ходил со мной на прогулки. Он же и проводил меня в роддом, он меня и встретил... А ведь он и сам был занят по горло! Дело в том, что в тот самый день, восьмого марта, когда у нас все произошло с Андреем, у него все решилось с его девушкой. Мой братец ухитрился остаться в женский день без цветов и без подарка для своей Алены, и лучший выход из положения, который пришел ему в голову – это предложить ей в качестве подарка себя, как будущего мужа. Она согласилась... Так что Колька был занят устройством своей семейной жизни, а тут я со своим ребенком... Но он молодец. И Алена его, кажется, нормальная девчонка. Ей так нравится возиться с моим Андрюшкой...
А вот родители еще ни разу не видели своего внука. Мать только несколько раз звонила по телефону, спрашивала, как я там. Помощи не предлагала. А я и не просила. Хотя помощь мне была нужна.
Однако один раз Коля пришел ко мне с большой сумкой. «От родителей», - объявил он. Мое первое чувство – я обрадовалась. Неужели они одумались, мы помиримся, будем вместе гулять с малышом... Конечно, посетила меня мысль – а не проявить ли мне гордость, не отказаться ли от их подачек... Но здравый смысл победил. Хотелось мне все-таки с ними помириться. Открыла сумку – а там... Лучше бы я ее не открывала. В сумке аккуратными стопками лежали детские вещи ... мои детские вещи! Застиранные ползунки, штопанные колготки... Платьица... для мальчика-то! Сюда же попала моя резиновая утка, давно потерявшая свой первоначальный цвет. Я закрыла сумку. Коля, молча наблюдавший сцену, также молча взял сумку и засунул ее подальше на антресоли.
С работой тоже все обстояло худо. Работала я на курсах по временному договору, «почасовиком», и как только срок договора истек... Хорошо, хоть уговорила тетку в отделе кадров (за коробку дорогущих конфет, остаток «былой роскоши») оставить у них мою трудовую книжку.
Я пыталась брать частных учеников, как и раньше, но разве можно заниматься в квартире, где то и дело плачет маленький ребенок, требует внимания матери? Даже когда Колька был у меня, ничего не выходило. Так что эту затею я скоро оставила.
Что и говорить, без Кольки мы бы пропали. Он нам часто подкидывал деньжат, урывал из своего бюджета. Но все равно – если раньше понятие «мало денег» означало, что надо подождать с приобретением нового зеркала для ванной или новых остромодных сапожек, то сейчас... Какие там сапожки! Хорошо, что я после родов не растолстела и могла обходиться вещами, приобретенными раньше, в годы беспечного житья. Дорогие супермаркеты приходилось обходить стороной, заходила, если только что-то для ребенка надо купить. Брат все порывался поговорить с родителями, я его отговаривала... Не знаю, поговорил он или нет, во всяком случае, результатов не было. Да и не знаю, как бы я восприняла их «прощение».
Вдруг повернулась удача – один из бывших учеников встретил меня с колясочкой, вспомнили мы с ним курсы, наши занятия... Прогулялись с ним по скверику, скушали мороженого... Он пожалел, что я больше не преподаю на курсах. И в ходе беседы предложил мне делать переводы для компании, где он работает. Они сотрудничают с немцами, но не настолько, чтобы брать переводчика на постоянную работу. А если бы я согласилась делать переводы на дому...
Конечно, я согласилась. Платили за переводы прилично, работа на дому – идеально для молодой мамаши, одно только плохо – тексты оказались до зубной боли скучными. Какие-то стальные изделия, стандарты, спецификации.. Пришлось обзаводиться словарями и справочниками, вчитываться в нудные трактаты – чтобы понимать, о чем речь. Но со временем я наловчилась, непонятные выражения, вроде «литья в изложницу», наполнились для меня смыслом, и я начала получать удовлетворение от своего труда.
Жизнь потихоньку налаживалась. Только по ночам... Стоило мне закрыть глаза, как вспоминался Андрей. Днем-то все заботы, дела, и подумать о нем некогда. По ночам же меня мучили разные невеселые мысли, в осовном, на одну тему – ну почему? Почему он не вернулся? Что могло произойти? Или он с самого начала только и хотел, что затащить меня в постель? Ну не может такого быть...
Я не забыла ничего, ни единой детали, ни единой его черточки. Его руки, их прикосновение... Его взгляд, его голос, его дыхание... Внутри все разрывалось, хотелось кричать – да погромче – где же ты?!