- Ты просто устал. Тебе нужен отпуск, - предположил Алек.
- Ха, отпуск в декабре, - кисло подхватил я. – Ты вспомни, что вышло из подобной затеи у героя «Отпуска в сентябре»!
- А что такое?
Оказывается, Алек не был знаком ни с пьесой «Утиная охота», ни с его кинематографическим воплощением. Я удивился, но виду не подал.
- Он плохо кончил, - пояснил я. – Не хотелось бы повторить его судьбу.
- А как его звали?
- Зилов. Имени уже не помню. Или его ни разу не называют по имени…
- Интересно, что же у вас может быть общего?
Я вспомнил издерганного персонажа в исполнении плохо закончившего Олега Даля. Стоит ли находить точки соприкосновения?..
- Наверное, Алек прав, - согласилась жена. – Ты выглядишь совершенно измотанным. Приходишь с работы, ужинаешь и валишься на диван. Пять минут – и ты уже спишь. В конце концов, за полтора года ты отдыхал только две недели!
- Измотанным, говоришь… А может быть это старость?
- Не смеши меня! В твои-то годы что за разговоры?
- Разве нельзя чувствовать себя стариком тогда, когда вздумается?
- Я не понимаю, к чему ты клонишь.
- Ладно, проехали…
Помню, несколько лет назад на меня навалилась лютая депрессия. Причин было несколько. На пятом году трудового стажа карьера забуксовала на ровном месте. Работа больше не радовала. Я впервые разочаровался в профессии. И ничего смешного в этом нет, хотя звучит действительно забавно. Заодно с журналистикой я разочаровался в собственном таланте – что вполне закономерно. Но это еще не все. Мне казалось, что пора разводиться с женой. Но я не знал, как на это решиться. А тут еще осень на дворе… Короче, не расплакаться от жалости к самому себе мне помогали только жалкие остатки мужского самолюбия. Но и они таяли с каждым днем. В общем, в ту чудесную пору мне подвернулся под руку тест на определение психологического возраста. Компьютер выдал вполне предсказуемый для моего состояния результат: вам от 35 до 38 лет. То есть налицо кризис среднего возраста. Если со мной это произошло так рано, то теперь самое время впадать в старческий маразм.
Главный редактор смотрел на меня, и под этим пронзительным взглядом я невольно чувствовал угрызения совести. Почти стыд. Что не оправдал, не справился и прочие «не», за которые положено получать оздоровительный начальственный клистир.
- Объясни мне, что с тобой такое? – требовательно заявил Валерий Алексеевич. – Посмотри, ты же превращаешься в какую-то… я не знаю даже… в какую-то кабинетную крысу!
А то я сам этого не вижу.
- Даже девчонки эти молоденькие, неопытные, пытаются сделать новое, где-то что-то найти, раскопать… А ты сидишь, сидишь, сидишь… Чего высиживаешь-то?
- Я устал, - признался я.
- В каком смысле? – насторожился редактор.
- В отпуск мне надо, - выскочило само собой.
Валерий Алексеевич с сомнением покачал головой. Видно, мои слова только подтвердили некие его подозрения на мой счет. Но все же он произнес:
- Я подумаю, что можно сделать.
Я тоже решил подумать, что можно сделать. Организовать себе передышку - моральную и физическую. Может, тогда угловатые предметы в голове встанут на свои места. Но стоит ли положенные две недели просидеть дома, наблюдать, как за окном валится снег, плевать в экран телевизора и накачивать пузо лишними килограммами?.. Пожалуй, пользы от такого времяпрепровождения не будет. Скорее, наоборот. Я стану законченным мизантропом и вернусь в редакцию, готовый взорваться в любой момент, причем разлетевшимся говном замажу всех окружающих, но себя, конечно, в первую очередь.
Нет, требовался отдых иного рода. Мне до зарезу нужно лето, а не эта чудовищно несправедливая зима.
Невольно вспомнился роман Хайнлайна «Дверь в лето». Где ее найти – эту самую дверь? Идей на сей счет у меня не было. Видимо, в силу неизжитого консерватизма. Сам бы, наверное, так и не догадался. Хороший вариант подсказала жена:
- А чего ты мучаешься? Съездил бы куда-нибудь за бугор. В Египет какой-нибудь. Сейчас уже не сезон – можно дешевле путевку взять.
- То есть как? – опешил я. – Ты меня одного отпустишь?
- Почему бы и нет. Смотреть, как ты тут болтаешься, словно забытая клизма, тоже сомнительная радость…
Я стал просчитывать варианты.
- Слушай, я же дальше Таллинна и Финляндии за границей нигде не был… И это… Я боюсь один – я же языков не знаю! Вдруг потеряюсь?
Жена постучала костяшками пальцев по лбу – по моему лбу.
- Дорогой, не забивай себе голову ерундой!
И я решил, что действительно хватит уже придумывать себе лишние дилеммы. Лучше не терять времени и скорее найти ключ от двери в лето.
Между решением и действием, как нетрудно догадаться, знак равенства нужно ставить самому. С этим у меня вечно возникают проблемы. Постоянно нужно, чтобы кто-нибудь подтолкнул под зад. Обычно эту миссию жена берет на себя. Стыдно признаться, а что делать?
Удивительно, но в этот раз я обошелся без ее очередного внушения. Хотя, не буду скрывать, только благодаря случайности. Я как раз сходил получить денежку за очередную халтуру – несколько заказных интервью знакомого депутата. Разумеется, я получил не бог весть сколько. Все-таки не в столице живем.
Я примеривался, как бы разумнее потратить скромную сумму, и шагал по улице Марата к «Маяковской». Не знаю уж, что меня так зацепило в специальном предложении на рекламном щите. Но в итоге я, растерянный от собственной неожиданной смелости, оказался в офисе туристической фирмы «Медэ» и отвечал на вопросы улыбчивого менеджера.
Египет – чудесная страна для отдыха. Еще через иллюминатор самолета можно наблюдать красоту гор, необычайные сочетания необъятной жаркой пустыни и моря…
Эту брехню я прочитал в туристическом буклете. Не довелось высмотреть из окошка «Боинга», заходящего на посадку в аэропорту Шарм-эль-Шейха. Поскольку еще в Пулково я разогрелся виски из дьюти-фри, так что к окончанию рейса благополучным образом спал. Не подумайте ничего плохого. Просто я очень боюсь летать, и без самого доступного наркоза мне не обойтись.
Так или иначе, не могу точно припомнить, как спускался по трапу. Не исключено, что меня по нему спускали. Первая вспышка сознания: мы уже погрузились в автобус, я судорожно рыскаю по карманам в поисках загранпаспорта, а усталого вида барышня-гид поднимает его с пола и протягивает мне. Забуду ли я когда-нибудь ее укоризненный взгляд?
Пальмы, песок… Желтый горизонт. Солнце поднимается. Действительно, очень похоже на лето. Забытое что-то. Из детства.
Я не успел насладиться видом, как мы доехали до отеля. Кажется, «Сьерра Ресорт» он назывался. Честные четыре звезды. Одноместный номер целую неделю в полном моем распоряжении. А также соблазнительный и мной пока не исследованный страшный зверь под названием «все включено». Судя по рассказам, не всякое существо способно пережить встречу с ним без потери человеческого облика.
- Бар открывается в десять часов, - на чистейшем русском произнесла смуглая девица за стойкой рецепшена. А потом неодобрительно хмыкнула.
Сначала я удивился, услышав родную речь, а потом вспомнил, что меня предупреждали еще в турфирме: в отеле много сотрудников из наших соотечественников, так что языковой барьер – не проблема.
- Вот вы зачем сейчас это сказали про бар?
- Мне показалось, для вас это важно, - убийственная улыбка.
Я глубоко вдохнул и выдохнул. Стоило ли обижаться из-за таких пустяков, зачем?
- А вот и напрасно. Мне это совершенно неважно. Вот ни на столько, - я показал кончик ногтя на указательном пальце правой руки. – Но за информацию – спасибо.
Проходя мимо закрытого бара, я чисто машинально взглянул на часы - только девять.
- Виталик, твою-то мать, вылезай из бассейна!
Из-за чуть приоткрытой балконной двери доносилась невнятная каша звуков. Я зевнул и повернулся на бок. Сквозь шторы в комнату пробивался яркий солнечный свет.
Во рту было отвратительно сухо. Примерно как в самом сердце египетской пустыни. Как она там у них называется? В путеводителе, кажется, забыли написать…
Я встал с кровати, покопался в дорожной сумке, брошенной прямо у входа. Бутылка кока-колы, которой я запивал виски, оказалось пустой. Я подумал о прекрасной ледяной воде из-под крана, но тут же на память пришли жуткие рассказы про туристов, по забывчивости хлебнувших водопроводной отравы и остаток отпуска проведших в лучшем случае в обнимку с унитазом, а в худшем - на больничных койках. Впрочем, о какой стране шла речь? Вот в Индии, например, совершенно точно даже зубы чистить можно только водой из заранее купленной бутылки… Ладно, будем считать, что и к Египту относится то же самое.
Супруге я написал короткую эсэмэску: «Долетел нормально. Отель нормальный. Все хорошо. Люблю, скучаю». Вскоре последовал не менее лаконичный ответ: «Молодец. Отдыхай. Целую».
Я натянул на себя футболку, поставил в шкаф ботинки и обулся в сандалии. Спрятал в сейф бумажник, документы и отправился утолять жажду.
Бармен оказался смуглым арабом. Похмельная паранойя подсказала мне, что он глядит на меня с ехидством.
Как бы это половчее сказать по-английски?
- Уотер. Ван уотер, - выдавил я из себя и, вероятно, покраснел.
Бармен удивился.
- Нот бир?
Никакого пива до обеда. Как минимум - до обеда.
- Уотер. Джаст уотер.
Отдыхать тоже нужно уметь. У некоторых к этому прирожденный талант. Я им даже завидую. Потому что для меня отпуск обернулся каким-то удручающим бездельем. Уже к вечеру первого дня я стал задаваться вопросом: какого хрена я здесь делаю? Впрочем, настроение мое немного улучшилось после ужина. Мне понравилось провожать солнце, сидя на берегу моря. Было достаточно тепло – что-то около 20 градусов. Легкий, едва заметный ветерок… Я выкурил несколько сигарет, предаваясь размышлениям о том, что сейчас происходит в далеком Питере. Мысленно представил карту мира и провел линию от своего тела до тела жены. Расстояние выходило нешуточное. Наверное, никогда до этого момента между нами не пролегала такая дистанция. Во всяком случае, в чисто географическом смысле.
Странное чувство. Вроде бы, приятное и забытое ощущение… как бы его назвать? Не свобода, нет, но очень похоже. Вот он, собственно, горизонт - прямо передо мной. Широкий и открытый. Это с одной стороны. А с другой – не хватает чего-то, будто здесь и сейчас присутствует только часть меня. Слишком банально, да?
Завтрак, обед, ужин. Здоровый сон. В промежутках – тент, шезлонг, безалкогольный мохито (от греха подальше), сборник рассказов Филиппа Дика и пешеходные прогулки по территории отеля.
К ужину я приходил одним из первых. Не от чувства голода и не из боязни, что все вкусное съедят до моего прихода. Просто позднее мне вряд ли удалось бы найти свободный столик, а подсаживаться к какому-нибудь святому семейству не было никакого желания. Моя же мрачная физиономия до определенного момента уберегала меня от посягательств на мое личное пространство.
- У вас свободно?
Поднимаю голову от тарелки – она. Волосы выгорели на солнце, но не блондинка. Минимум косметики на лице. Озорные глаза. Лет двадцать пять, наверное, не больше. Хотя кто их тут разберет на отдыхе, без косметики?
Я осмотрелся по сторонам. Как назло, ни одного свободного столика. А она, зараза, глядит своими вызывающе зелеными глазами и чуть-чуть, только кончиками губ, улыбается.
- Конечно, - говорю, - приземляйтесь.
Она поставила на стол тарелку с овощами. Села точно напротив меня.
Буквально еще пару секунд на нее посмотрел, а потом деликатно сконцентрировался на трапезе. Настороженно прислушивался, не хрустит ли челюсть, когда жую.
- Почему люди из Питера такие серьезные?
Я, откровенно говоря, растерялся.
- Простите, что?..
Она смотрела на меня насмешливо и продолжала накручивать на вилку лист салата.
- Вы же из Питера, верно?
- Черт, вы меня раскрыли, - этим маневром я попробовал скрыть свое смущение. – Неужели, так заметно?
- У меня наметанный глаз.
- Это профессиональное?
- И язвите вы тоже как настоящий петербуржец.
- А вы, надо полагать, из столицы.
Она рассмеялась.
- Неужели так заметно?
Я отложил вилку в сторону. Определенно - один из нас флиртует. Только я никак не мог решить, кто именно.
- Вы правы лишь отчасти, - она подалась немного вперед, и со стороны это, наверное, выглядело так, будто мы секретничаем. – Я действительно прилетела из столицы, но не москвичка.
- Прямо ребус какой-то.
- Ничего подобного. Все очень просто.
Она откинулась на спинку стула. Видимо, теперь я должен был продемонстрировать свою сообразительность. Не могу сказать, что я любитель таких игр.
- Сдаетесь что ли? Это же так просто!
- Похоже, сегодня не мой день.
- Как-то вы легко отступаете. Что ж мне теперь – самой вскрываться?
Вздох у нее получился очень выразительный. Такой, что я действительно пожалел о своей тупости.
- Вы только никому не рассказывайте. Я тоже из Питера. В Москву пару лет назад перебралась. Замуж вышла и переехала. Лимита, одним словом.
Только тут я обратил внимание на обручальное кольцо. Осёл.
- И где же он?
- Кто?
- Ваш муж.
- Муж объелся груш… Такая банальность.
Она с недовольным видом поковыряла вилкой в тарелке.
- Миша, в общем-то, хороший. Вы не подумайте ничего такого... Но слишком любит выпить. А тут, - девушка мотнула головой в сторону бара, - а тут такой соблазн с утра до вечера. Халява.
Последнее слово она произнесла с подчеркнутым отвращением.
- А ваша где?
- Моя?
- Ну, супруга ваша, где сейчас пропадает? Почему не пошла ужинать?
Я посмотрел на собственное обручальное кольцо.
- Даже не представляю, чем она сейчас занимается. Она в Питере осталась.
- О как! Неужели не ревнует?
- Когда вернусь – выясню.
- Значит, оба мы предоставлены сами себе.
- В какой-то степени.
- Что ж… будем знакомиться. Я - Вероника. И давай уже перейдем на «ты».
Халява заканчивалась по расписанию – ровно в десять часов вечера. До этого момента мы с Вероникой решительно отвергли соблазны бесплатного бара. Чтобы не уподобляться основной отдыхающей биомассе. «Это и есть, кстати, проявление нашего питерского снобизма», - заметила Вероника. Я откровенно признался, что не выношу подачек. И вообще: мне наплевать, как это называется, я же, в конце концов, не с голодного острова сюда прилетел, я могу и заплатить за свои удовольствия. «Вот-вот», - туманно отозвалась Вероника, то ли соглашаясь с моим последним утверждением, то ли утверждаясь в собственной правоте.
- А ты зачем сюда приехал?
Я отпил из стакана.
- Что значит «зачем»? Как и все – отдохнуть.
- Отдых – понятие растяжимое, - наставительно заметила Вероника. – Кому-то нужно тупо валяться на пляже, пожариться на солнце, а кто-то мечтает сбежать подальше от семьи. Прелюбодеяние, праздность, лень, чревоугодие и все такое. Ну, ты понимаешь, наверное.
- Я не из таких.
- Ты про которых? – она хитро прищурилась.
- Про всех. В моем понимаю отдых – нечто иное.
- И что же?
Я снова отпил из стакана. Действительно – что?
- Ну… У меня назрел такой момент в жизни… Вернее, в карьере. Хотя какая на фиг карьера? В общем, знаешь, бывает такое ощущение, что топчешься на месте. Вот. Я и решил уехать подальше, чтобы взглянуть на свои проблемы с расстояния. Известно, что большое видится на расстоянии. Может, смогу понять, что мне делать дальше.
- Получается?
- Пока - не очень.
- Тогда закажи мне еще один коктейль и выпьем за успех в творческих поисках.
И то верно – у меня в стакане тоже почти ничего не осталось.
Любопытно, насколько широкими могут быть творческие поиски? Или насколько растяжимыми, как говорила Вероника. В определенной степени любые эволюции в пространстве можно назвать творческими поисками. Хотя, наверное, это только самообман.
Когда начинаешь пить, время бежит быстрее. Вернее, не бежит, а спрессовывается, в конце концов превращаясь в некую точку, в которой угадывается определенная завершенность, но решительно невозможно распознать случившиеся события. Так что, проснувшись утром в своем номере, я мог с уверенностью утверждать только одно: к концу вечера мы с Вероникой изрядно напились. Дегустация местных коктейлей закончилась какими-то танцами в кругу соотечественников (известный факт, что алкоголь нейтрализует действие питерского снобизма), а потом… Потом была какая-то неловкость, но я не мог вспомнить, какая именно. И это обстоятельство угнетало сильнее, чем тяжелое похмелье.
Тем не менее, я поднял себя с кровати, окунул под душ и даже нашел силы сходить на завтрак. Сковыривая скорлупу с круто сваренного яйца, я быстро окинул взглядом зал, но Вероники не обнаружил.
После этого до самого обеда я осмотрительно избегал солнечного света и регулярно прихватывал из бара бутылочки с холодной водой. Впрочем, хотя вода и притупляет жажду, но от неприятного зуда в районе совести она совершенно бесполезна. Как, кстати, и алкоголь.
В итоге я все-таки стал добычей Вероники во время обеденной церемонии.
- Тебе повезло, что я за мужем. Иначе пришлось бы, как честному человеку, жениться.
Если бы я был персонажем отечественной телепостановки, от неожиданности я уронил бы в тарелку вилку, не донесенную до рта, и сделал глупое выражение лица. Но, к счастью, я не персонаж телепостановки, и поэтому ограничился только глупым выражением лица.
- Закрой рот, а то муха залетит, - Вероника села напротив. – Ты такой смешной, когда пугаешься.
- Для меня это нормально.
- Быть смешным или пугаться?
Что за дурная привычка сводить все к диалектике?
- И то, и другое.
Каким-то непостижимым для меня образом Вероника удалось выглядеть так, как будто не было вчера этой сумасшедшей попойки, от которой у меня остались лишь обрывочные картинки посреди похмельного тумана.
- Надеюсь, я не допустил вчера лишнего?
Вероника хмыкнула.
- Это как посмотреть.
Я отложил вилку.
- Давай поговорим серьезно.
Она поморщилась.
- Зачем ты все портишь?
- Порчу? Почему?
- Не порти момент. Пусть останется эта… ну, назовем это недосказанностью. Или неопределенностью. Выбирай сам, как тебе больше нравится. Ты пойми, что когда я вернусь домой, мне не нужно, чтобы воспоминания меня грызли. Я хочу, вспомнив вот этот момент, легко улыбнуться. Не более.
Мне не оставалось ничего другого, как покачать головой и вновь взяться за вилку. После слов Вероники меня не покидало ощущение, что я допустил бестактность, нарушил правила. Нужно было срочно исправляться, чтобы снять возникшее напряжение.
- А где твой муж?
Конечно, этот вопрос был совсем некстати, но ничего лучше мне на ум не пришло.
- Отсыпается. Думаю, к ужину придет в себя, - ответила она после красноречивого вздоха.
- Наверное, мне лучше с ним не пересекаться?
Вероника бросила на меня уничтожающий взгляд.
- Ты опять? Перестань придумывать проблемы там, где их нет! Что ты себе вообще напридумывал?
- Ну… Честно говоря, я плохо помню… Вернее, совсем не помню, как вечер закончился.
Вероника мгновение недоверчиво смотрела на меня, а потом заразительно рассмеялась.
- То есть… ты… решил… - силилась она вставить в паузах между приступами хохота. – Решил, что мы с тобой…
Я развел руками. Мол, вот такой я дурак.
- Ой, дорогой, ты меня, конечно, повеселил, - успокоившись сказала Вероника. – Я, признаться, барышня легкомысленная, но не до такой же степени! В принципе, я даже могла бы обидеться, ну да ладно. Будем считать, что таким образом ты хотел подчеркнуть свою симпатию, верно?
- Точно.
Это было очень похоже на полную и безоговорочную капитуляцию с моей стороны.
Я укрылся в своем номере подальше от греха.
Набрал сообщение жене: «У меня все хорошо, но очень скучаю. Целую, люблю». Пока ждал её ответа, задремал. Провалился в вязкое и муторное состояние, наполненное блуждающими образами. Совсем рядом скользнул призрак с девичьими очертаниями и глазами Вероники. Кажется, я успел схватить ее за руку, удержать. Я говорил о шансах и возможностях, о перспективах и горизонтах. После чего перешел к активным действиям, а она не возражала. Мы уже почти добрались до горизонта, когда в комнате (комнате?), появился кто-то еще. Я не сразу сообразил, что это моя жена. Что-то мгновенно ухнуло в пятки. Оправдания застряли в горле. Ощущение полного и окончательного краха. Больше никаких перспектив и горизонтов. Но что это? Она хранит спокойствие. Неуместный призрак с глазами Вероники исчезает. Я нелепо лопочу о глупой ошибке, а жена качает головой и говорит обжигающие слова о том, что простит только один раз. Другой попытки не будет…
Я резко поднял голову от подушки, захлебываясь то ли слюной, то ли влажным горячим воздухом, то ли ужасом.
Моих ожиданий Миша не обманул. Оказался именно тем, кем и был.
- Вот, Миша, это Женя из Питера. Он - журналист. Я тебе про него рассказывала, - представила меня Вероника.
Ее супруг мрачно зыркнул из-под почти лысых бровей и помотал головой, как бычок в загоне.
- Из Питера… За «Зенит» болеешь?
На вид ему было лет на пять больше, чем мне. Если у меня пивной живот еще только намечался, то у него - отчаянно сигнализировал об аппетитах своего обладателя. И, судя по тому, как Миша разделывался с ужином, родное брюхо ему было особенно дорого.
- Болею. Естественно.
Вероника накрыла ладонью волосатую лапищу мужа.
- Мужчины, давайте без этой ерунды. До дома тысячи километров. Какая разница, кто за кого болеет?
Миша промычал что-то нечленораздельное и перевел взгляд налитых кровью глаз на Веронику. Снова помотал головой и обратился ко мне более дружелюбным тоном:
- Женщина. Ни хрена не понимает в футболе.
После этого заявления Миша полностью посвятил себя трапезе. Я же вяло ковырялся вилкой в тарелке и не решался посмотреть на Веронику. Ситуация меня дико смущала.
Оставив на тарелке только внушительную горку костей, Миша откинулся на спинку стула и сложил руки на пузе. Какое-то время он с удовлетворенной улыбкой смотрел то на меня, то на Веронику, а потом изрек:
- Выпьем?
Вероника сразу же напряглась.
- Может, хватит уже, Миша?
- Может быть, и хватит. Но я хочу. За знакомство. Как тебя там? Женя, да? Вот, хочу с Жекой выпить за знакомство.
В ответ на недовольный взгляд Вероники я только пожал плечами.
Несмотря на внушительные габариты, Миша не рассчитал с выдержкой и выпал из фокуса. Поэтому нам с Вероникой пришлось в буквальном смысле взвалить на себя все тяготы, связанные с доставкой его в номер. Я натужно кряхтел, стараясь не уронить Мишу посреди холла, а Вероника, как уверенный лоцман, наставляла нас на путь истинный.
Едва я отпустил его на кровать в номере, Миша счастливо распахнул в стороны руки и блаженно захрапел. «На его месте должен был быть я», - подумалось ни с того, ни с сего.
Я тактично удалился в коридор и подождал, пока Вероника выйдет следом. Она осторожно закрыла дверь, сложила руки на груди, прислонилась спиной к стене и открыто посмотрела мне в глаза.
- Прости. Не надо было…
- Да, брось, - перебила она. – Я что ли не понимаю, что ты тут не причем. И без тебя нашел бы повод.
По-видимому, да.
- Что будешь делать?
- Могу, как преданная жена, слушать его могучие раскаты до рассвета. Могу, но не хочу. Мне кажется, он не заслужил этой преданности. Одна радость - бар все еще открыт. А пляж и море работают вообще круглосуточно.
Она как будто размышляла вслух, но при этом не сводила с меня своих хитрющих глаз и слегка наклонила голову к правому плечу, из-за чего напомнила какую-то хитрую птичку.
- Широкие перспективы, - нашелся я.
Вероника многозначительно покивала. Нужно было срочно решать: или занять глухую оборону, или отдаться и уповать на милость превосходящей силы противника.
Войдя к себе в номер, я, не включая света, отправился прямиком на балкон. Там я сел в дешевое пластмассовое кресло и закурил, вглядываясь в темноту, где, предположительно, растворился размашистый горизонт.
…В безветренную погоду кажется, что прибой нашептывает что-то очень интимное. Особенно, когда вечер. Когда солнце уже свалилось под воду, а вас только двое и расстояние между вами тает с каждой секундой. Кровь в жилах сама шипит, словно игристое вино, и нет никакой нужды разбавлять ее шампанским. А потом напряжение без труда находит себе выход…
Я затягивался сигаретой снова и снова, и все думал, почему я предпочел постыдное бегство под невразумительным предлогом разболевшейся головы. Можно ведь найти кучу объяснений. Для совести, правда, уместнее всего одно - что все дело в нежелании изменять жене, ведь я люблю ее и уважаю, а наши отношения – самое главное в моей жизни. Но отчего же мне тогда так отчаянно представлялось, как Вероника стучится в дверь моего номера и с заговорщицким видом предлагает лекарство от головной боли?
К счастью, Вероника в мой номер не постучалась.
Утро застало меня врасплох – сильнейшей жаждой. Я порыскал по номеру в поисках какой-нибудь емкости с жидкостью, но нашел только пепельницу полную смятых окурков. Тогда я мысленно три раза сплюнул через левое плечо, взял в ванной комнате стаканчик из-под зубной щетки, пустил холодную воду и набрал на пару пальцев. На вкус и цвет оказалось не так уж страшно. Пронесет или не пронесет – покажет вскрытие.
Заторможенно натягивая на себя одежду, я решил избавиться от искушения в лице Вероники радикальным способом. Хотя бы на один день. Ничего противозаконного – просто сбежать с экскурсией в Каир. Это поездка, считай, до глубокой ночи. Конечно, придется изрядно попотеть, но это испытание плоти я готов пережить. Во всяком случае, у совести будет время спокойно дремать.
В автобус народу набралось больше половины салона. Я присмотрел себе свободное место в середине, устроился поудобнее и заблаговременно начал отпаивать себя маленькими глотками негазированной воды из бутылки.
До отправки оставалось минут пять, я как раз прикидывал, успею ли выскочить и покурить на дорожку, когда в проходе появилась она.
- О, привет, а ты что здесь делаешь?
Кажется, Вероника удивилась не меньше моего. Я же всерьез подумал, что, может быть, следует в кои-то веки ответить начистоту.
- Решил сбежать от тебя подальше.
- Какое совпадение, - она знакомым манером наклонила голову набок и встала вплотную ко мне, глядя сверху вниз. – Похоже, самое время рвануть наперегонки до двери.
- Наверное, это будет глупо.
- Наверное. Как и все остальное.
Что именно остальное, она уточнять не стала, но я и так мог догадаться.
- Ты позволишь?
Я послушно пропустил ее на сиденье у окна. Она немного поерзала, устраиваясь поудобнее, и повернула лицо ко мне.
- Тебе не кажется, что мы забрели в тупик?
Автобус резко тронулся, и я вместо того, чтобы кивнуть в ответ, откинулся на спинку кресла.
- Если верить классикам, безвыходных ситуаций не бывает.
- А ты во всем полагаешься на классиков?
- Что ты! Только в отношениях с противоположным полом.
- Это ты сейчас сострил?
- Попытался.
- Лучше так не делай. Тебе не очень идет.
- Это ты сейчас меня поддела?
Вероника прищурилась.
- Ладно, лучше закончить баталии, а то до Каира не доедем.
- Поддерживаю.
Автобус выехал из города на петляющее шоссе и прибавил скорости. Гид начала делиться энциклопедическими познаниями из истории египетского государства.
- Прошло уже три дня, а ты так ничего толком и не рассказал о своей работе.
- Даже не знаю… На самом деле мне не очень приятно об этом говорить. Знаешь, когда я только начинал писать в газете, мне казалось, что я будто сразу на несколько голов вырос. Воодушевление такое было. Повелитель слов и умов заодно. Еще один шаг – и вершитель судеб, не меньше. А потом протрезвел и понял, что всего лишь рядовой, подношу снаряды орудийному расчету, не более. И теперь чем лучше я это понимаю, тем меньше у меня желания эти самые снаряды таскать. Может, бросить их к черту…
- Все так плохо?
Мне почудилось в ее голосе намек на сочувствие.
- Ты не думай, я не жалуюсь. Иногда, я искренне надеюсь, что это временное ощущение.
- Может, пора сменить обстановку? Махнуть к нам в столицу? Возможностей-то больше.
- Шутишь?
- Конечно, шучу. Тебе к нам нельзя. От тебя там мокрого места не останется.
- Звучит как-то обидно.
- Брось. Глупо обижаться. Каждый человек уместен на своем месте. Уверена, ты не представляешь себя где-то еще, кроме как в Питере. Верно?
Я было набрал в грудь воздуху, чтобы возразить, но вовремя осекся.
Автобус вилял по шоссе, унося нас все дальше в пески. Песку и солнцу не видно было края. Несмотря на кондиционер, в салоне было жарко. Стоило гиду заткнуть свой фонтан эрудиции, и большинство туристов с готовностью засопели в вязкой дремоте, изредка открывая глаза.
Какое-то время я боролся со сном. Не знаю для чего. Вероника мирно спала, временами прикладывая голову мне на плечо.
Я выглядывал в проход и смотрел вперед через лобовое стекло. Чисто инстинктивно, судорожно давил ногой несуществующую педаль тормоза, когда водитель шел на слишком рискованный обгон.
Со сна, естественно, никто ничего не понял.
Меня выкинуло из кресла и швырнуло куда-то вверх и вбок. Похоже, я успел машинально закрыть голову руками, но все равно удар был очень сильным. Я упал на что-то мягкое и отчетливо услышал ужасный металлический скрежет, который, кажется, был повсюду. Я открыл глаза, но ничего не успел разглядеть, потому что неведомая сила вновь бросила меня, и я перестал понимать, где верх, низ, я сам и все остальное.
Когда эта изощренная пытка закончилась, я обнаружил себя на полу в проходе между рядами кресел. Все вокруг было усеяно мелкой стеклянной крошкой.
Скрежет прекратился, но в ушах у меня стоял страшный гул. Зрение тоже вело себя странно – окружающим мир размыт, как будто я оказался под водой.
Кто-то схватил меня за плечо, но тут же отпустил.
Я поднялся на четвереньки и пополз. Неважно было куда. По пути, я с трудом перебрался через тело, которое никак на это не отреагировало.
Тяжело хватая ртом воздух, я кубарем скатился по трем ступенькам наружу. Разодрал ладони о камни. Вновь встал на четвереньки, помотал головой, и тут меня жестоко вырвало.
Отплевавшись, я завалился на бок.
Следствие установило, что водитель нашего автобуса устроил игру наперегонки со своим коллегой, везущим другую группу туристов. По словам местных полицейских, у египетских шоферюг это что-то вроде национального вида спорта.
Во время обгона на опасном повороте наш герой слишком поздно увидел машину на встречной. Завершить маневр времени не оставалось, справа – еще один автобус, так что водитель крутанул баранку влево, и мы кубарем скатились по склону протяженностью метров сто.
Виновник аварии и еще семь пассажиров отдали богу душу на месте. Еще несколько человек скончались по дороге в больницу или уже под присмотром врачей в палате.
Меня усадили на какой-то валун и обработали ссадину на голове. Я боялся, как бы снова не вытошнить - кому-нибудь на брюки. Но обошлось, хотя меня изрядно мутило.
Вокруг суетились десятки людей, визжали сирены, мельтешили полицейские. Один из них заглядывал мне в лицо, по-дружески положив ладонь на плечо, и монотонно задавал один и тот же вопрос, который я никак не мог понять. Наконец нашлась гид, которая перевела с его исковерканного английского: «Вы были один?». Со знакомой. «Где она?». Я попытался сфокусировать зрение. Осмотрелся по сторонам. Пожал плечами. Ее нигде не видно.
Я попробовал встать, но ноги держали плохо. Полицейский подхватил меня под локоть и помог сделать первый шаг. Снова что-то затараторил на своем невыносимом языке. Я отмахнулся и кое-как побрел, сам не зная куда. Мне попадались разные люди, почти все в крови, испачканные, в рваной одежде, напуганные, а некоторые покореженные, как наш автобус, и, видимо, мертвые.
Впервые угодил в ДТП. И надо же в такой переделке оказаться за тысячи километров от дома. В этот момент даже российские гаишники вспоминались с теплотой…
Вероника нашлась выше по склону. Она ведь сидела у окна, и во время этой адской карусели ее выкинуло сквозь стекло наружу. Я, когда ее увидел, решил, что и она мертва. Рядом на корточках сидели двое медиков, а она лежит на спине, одна нога противоестественно подогнута под себя, голова повернута набок, видно чумазое лицо и запекшуюся дорожку крови, тянущуюся по щеке от края губ. А еще – платье, почти полностью бурое.
Я подошел ближе и заметил, что она шевелит губами. Наклонился, но ничего не услышал. Один из медиков недружелюбно толкнул меня в грудь, мол, чего лезешь. Я показал на Веронику и зачем-то соврал: «Май вайф». Выражение лица араба практически не изменилось, он только покачал головой, поцокал языком и обратился к своему коллеге. Они принялись оживленно жестикулировать, споря друг с другом, тыкая пальцами то на меня, то на Веронику. В итоге первый махнул рукой и ушел, но вскоре вернулся с двумя хмурыми мужиками и носилками. Пока они перекладывали ее на носилки, я не мог оторвать взгляда от ее вывернутой ноги. Мне показалось, что я увидел торчащий наружу обломок кости и с трудом сдержал очередной приступ тошноты.
Я поплелся следом за ними. Возле санитарной машины меня поймала за руку экскурсовод.
- Куда это вы собрались?
- Мне нужно с ней, - я кивнул в сторону носилок.
Гид нахмурилась, но возражать не стала.
В каирском госпитале, куда нас привезли, какого-то особенного ажиотажа в связи с тем, что произошло, не наблюдалось. Сестра приемного покоя без эмоций приняла историю болезни, которую мы с санитаром заполнили с грехом пополам, пока в дороге мне обрабатывали раны. Все это время Вероника в сознание не приходила, а второй санитар изредка поглядывал на датчик сердцебиения и цокал языком.
Веронику на каталке повезли по коридорам. Я семенил следом, стараясь не отстать. Несколько раз ко мне обращался суровый доктор-бородач. Он поразительным образом совсем как в кино успевал на ходу заглядывать в ее зрачки, считать пульс, осматривать травмы и отдавать поручение медперсоналу. Я естественно ничего из его слов не понимал и лишь твердил на английском, что должен идти за ними.
Мы оказались, как я понял, в палате интенсивной терапии. Веронику переложили на кровать, подсоединили какие-то провода, поставили капельницу. А потом меня вытолкали в коридор. Я по-прежнему ни черта не понимал из их тарабарщины, но не возмущался. Оставалось только сесть на диван в коридоре и ждать.
Я попробовал покурить в туалете, но после первой же затяжки отказался от этой дурной затеи - сразу накатила тошнота.
А потом появился этот хмырь из российского посольства.
- Как вы? Нужна медицинская помощь? – спросил он, поправляя очки на носу, и смотря куда-то на стену мимо меня.
Я покачал головой.
- В палате ваша жена?
Я вновь покачал головой. Он укоризненно вздохнул.
- Как ее зовут?
Я назвал имя и фамилию Вероники. Хмырь из посольства открыл папку и повел пальцем по бумажке.
- Ага, точно. Она из Москвы. С ней должен быть муж, Михаил.
- Он в отеле остался. Не поехал.
- Надо бы ему сообщить, - сказал хмырь со странной интонацией, как будто это я должен был позвонить Мише.
- Вам и карты в руки.
- Угу… понимаю… Что ж… Сейчас мы решаем, как быть дальше с пострадавшими и родственниками. Может быть, вы хотите отдохнуть? Мы зарезервировали места в одной гостинице. Или, возможно, вам нужно обратно в Шарм-эль-Шейх?
- Нет, я останусь тут. Что будет с ней? – я кивнул на дверь палаты.
- С ней? Говорят, скоро заберут в операционную. Так что не думаю, что вам есть резоны…
- Я останусь, - перебил я.
- Как хотите. Не могу же я вам запретить, - он мерзковато ухмыльнулся.
Операция затянулась. Веронику как раз привезли обратно в палату – пока ее провозили мимо, я успел только разглядеть ее белое под тон простыни лицо, - когда у меня на поясе завибрировал мобильный. Я даже вздрогнул от неожиданности. Достал телефон и в растерянности смотрел на экран, где высветился незнакомый петербургский номер.
- Да? – сказал я в трубку с опаской.
- Евгений! – раздалось после короткой паузы. – Аркадий Стрельцов, петербургское телевидение, беспокоит.
- Э-э-э… да, Аракадий?
- Валерий Алексеевич, твой главный редактор, посоветовал обратиться. Сказал, что ты как раз в Египте сейчас...
- Некоторым образом, да.
- Вот. Не знаю, слышали ли ты уже, но там случилась страшная беда с нашими туристами. А у нас как назло сейчас нет ни одного корреспондента в Каире. Может быть, сможешь узнать детали, количество погибших, пострадавших, чей-нибудь комментарий. Сообщишь нам по телефону. Мы это пустим в эфир, типа, прямое включение с места событий, все дела. Как, а? Сможешь? А за нами не заржавеет, сам понимаешь…
Самым сложным оказалось найти в госпитале этого хмыря из посольства. Юркий и прыткий, гад. После непродолжительной словесной баталии я убедил его поделиться копией списка пассажиров и остальной информацией: кто и в какой больнице, какое у кого состояние и так далее. Остальные красноречивые детали я был готов вставить от себя.
Прежде чем звонить Аркадию, я набросал примерный текст на бумаге.
Я, конечно, изрядно волновался, но меня вдохновляли неожиданно открывшиеся новые возможности, которые я успел нарисовать у себя в голове. Ладно, пока не звезда телевидения, но первый шаг к качественному скачку. Как электрон – на следующую орбиту.
После того, как я зачитал текст по телефону, меня слегка потряхивало от мандража. Однако, несмотря на трагические обстоятельства происходящего, я испытывал определенный душевный подъем. Мне же повезло, я, можно сказать, вышел сухим из воду. А тут еще такая редкая удача с работой. Как в поговорке: то, что не убивает нас, делает сильнее. Ну, или: все, что ни делается, все - к лучшему.
Я даже с удовольствием выкурил сигарету. После этого пошел проведать Веронику.
Еще издали я заметил фигуру Миши, ссутулившегося на диванчике рядом с палатой. Он уперся локтями в колени и закрыл лицо пухлыми ладонями. Я сел рядом и спросил:
- Как она?
Миша отнял руки от лица, повернул лицо и я увидел глаза, налитые кровью и поблескивающие.
- Ты кто?
- Женя. Мы знакомились. Из Питера. Помнишь? В отеле?
- А-а-а… да, да, да, наверное…
- Что с Вероникой?
- С Вероникой, Жека, все, - сказал он и сжал губы так, что я заметил слезы в уголках глаз.
Чисто машинально я стал хлопать ладонями по карманам, как будто искал пачку сигарет или зажигалку. Нужно было что-то делать, что-то говорить, но что?
- Не успел, - продолжал Миша. – Я этому козлу, таксисту, говорю: мне до ****ы сколько, только чтобы быстро. Он, кстати, сразу понял, хоть и чурка. Мчался, как ужаленный. Да толку…
Я представил, как она умирала. Одна. Может быть, так и не пришла в сознание. Но какая разница. Одна.
- А ты здесь откуда? – встрепенулся Миша.
- Ехал в том же автобусе.
Миша посмотрел на меня как-то уже не так - с подозрением.
- Соболезную, - собрался я с силами. – Держись. Пока.
Я встал и пошел прочь, чувствуя, как Миша прожигает мне спину тяжелым взглядом.
Можно было предположить, что в Пулково нас встретят, как героев, но ничего подобного. Прошло несколько дней, и трагедия в Египте уже не шла первым номером в новостях. Об исключительности нашего чартера напоминала только пара съемочных телегрупп, которые поджидали нас на выходе.
Я сам попросил жену не ездить в аэропорт. Но стоило мне выйти в зал прилетов, как я сразу ее увидел. Возможно, вся затея с моей поездкой только для того и была нужна, чтобы я увидел ее лицо в этот момент, когда она, расталкивая людей, устремилась ко мне навстречу.
На второй или третий день я набрался смелости и позвонил Стрельцову. Аркадий, кажется, слегка напрягся, когда услышал меня, но все же предложил на следующий день зайти к ним на Чапыгина. Он был настолько любезен, что встретил меня на проходной и проводил до своего тесного кабинета.
- Ну что ж… - протянул он. – Прежде всего, еще раз огромное спасибо, старичок, что выручил нас в такой ситуации. От всей редакции – большое человеческое спасибо. Как ты сам, в порядке? Ну, молодец, молодец, я ж и не знал сначала, что ты там прямо в том автобусе был. Очень профессионально с твоей стороны. Есть чем гордиться, да, старичок. Вам там хоть наши посольские охламоны помогли?
- Более или менее, - выдавил я.
- Ну, хорошо, хорошо… Та-а-а-к… - после заминки он приподнялся в кресле, вытянул из заднего кармана джинс бумажник, достал тысячерублевую купюру и протянул мне. – Вот, старичок, держи.
Я взял банкнот и вопросительно посмотрел на Аркадия.
- Это чего?
- Как чего, - смутился он. – Как чего, старичок? Это тебе. Ну, там за расходы на мобильный… и вообще…
- Вообще? – как дурак переспросил я.
- Ты пойми, бюджет же урезают постоянно…
Я держал купюру между большим и указательным пальцем.
- Если бы все от меня только зависело, я бы, конечно, больше дал, - продолжал Аркадий. – Но ей-богу, старичок, все что могу…
- Спасибо, - сказал я, поднимаясь.
Я убрал бумажку в карман. Хотелось, конечно, демонстративно смять ее и бросить ему под ноги, но я убедил себя, что он-то, Аркадий, ни в чем не виноват. В конце концов, он ничего такого не обещал.
Я уже взялся за ручку двери, но тут он меня окликнул.
- Слушай, мы на следующей неделе записываем ток-шоу. Как раз на тему безопасности отдыха за рубежом. Будет интересно. Не хочешь поучаствовать в массовке?