Наследница. начало повести

Ева Дудорга
               
 
Каждое наше слово и даже
мысль находят адресата.
Всегда ли мы задумываемся об этом?
Иногда в сердцах и зла пожелаем…


Пролог

Прошлое и будущее встретились в настоящем. Конец восемнадцатого и начало двадцать первого века... Далеко это или рядом?
Семейному преданию, о котором сейчас пойдет речь, уже две сотни лет. И если за два века что-то подзабылось, а что-то было додумано женщинами этого Рода – не будем излишне придирчивы к ним. Ведь другой правды мы все равно не узнаем…


(Из Настиной рукописи)
«…В тот год, как раз после Благовещения, за селом стал большой цыганский табор – кибиток десять, а может, и больше было в нём. Шумный да пестрый он был. Крикливые дети, лохматые собаки, звонкоголосые цыганки да задумчивые цыгане, попыхивающие трубками, высыпали на берег реки.
Поселяне сперва с опаской отнеслись к цыганам, даже подумывали с вилами пойти на них, но потом узнали, что главный цыган ходил к барину испросить позволения на постой, и утихомирились.
Проситель, как и положено, не подымаясь на барское крыльцо, с поклоном поднес хозяину имения гостинец – кованую утварь для камина. Барин был немало удивлен изяществом кочережек и, приказав изготовить окованный фигурно-вырезанным железом сундук, за который обещался хорошо заплатить, позволил табору стать у реки.
А так как мужчины табора были на удивление работящими, сплошь кузнецы да жестянщики, а женщины, позванивая монистами и подметая улицы цветастыми юбками, продавали различные травки и настои «от всех хворей» да промышляли гаданием, то и польза селу вышла немалая от такого соседства.
И только чумазая ребятня, сверкая пятками, со своими хвостатыми друзьями носилась по улочкам, чем приводила местных барбосов в неописуемую ярость. Днем они «цыганили» у селян еду да денег полушку, а по ночам совершали набеги на сады и огороды, но не грабили их подчистую (иначе табор бы прогнали), а воровали «по-божески».

Лёкса, бедная сирота, шестнадцати лет от роду, работала в саду при барском доме. Папаша её после возвращения с русско-турецкой войны, на которой был сильно ранен, прожил недолго, а мамка вскорости тоже отошла, стаяв от неведомой хвори.
Взяли ее в имение Большие Гривки только благодаря тому, что родитель её, Антон Лукич, прославился в военном походе, в который в качестве коновода и денщика был взят барином, теперь уже отставным капитаном.
В бою под Аккерманом ему представился случай отличиться – спасти барина, Александра Васильевича, вытащив того из-под убитого коня. Кабы не вытянул он барина да не вывез, перекинув через своего неказистого, но крепкого коника, то быть бы тому порубленным янычарами. Вот за это и получил Лёксин родитель благодарность лично от графа Румянцева.
И уже под конец военной компании сам не уберегся – схлопотал шрапнели.

Вечерами Лёкса с подружками бежала в табор, чтоб послушать песни цыган да подивиться на их пляски. Но главной причиной походов в табор был молодой цыган, кучерявый и статный сын ром баро – Деметр. Ох и пригожий он был! Скрипка в его красивых руках то плакала, то рассыпалась смехом.
Да и он посматривал на белобрысую селянку, и от этих черных глаз сердце у Лёксы билось часто-часто, как птичка, пойманная в силки. А как тряхнет он, бывало, смоляными кудрями да рассмеется, сверкнув белозубой улыбкой в сторону зеленоглазой поселянки, так и обмирало сердечко девичье, и убегала Лёкса домой от греха подальше.
Как-то утречком, отворив дверь, сонная еще Лёкса не поверила своим глазам. На крылечке на красной тряпице лежала, сверкая в лучах утреннего солнышка, ветка цветущего жасмина с белыми, как снег, лепестками. Это Деметр выковал и украдкой положил у ее порога свой подарок, чем окончательно покорил сердце юной поселянки.
Так они и задружились – вечерами он катал ее на лошади, ночами они гуляли берегом реки да любовались звездами, всякий раз стараясь найти на небе их Звезду, с которой начинался Малый Ковшик. Они смешно шевелили губами и, прикладывая к небу пальцы, меряли звездное небо, начиная от Большого Ковша.
Научив такой забаве девушку, Деметр потом старался сбить Лёксу со счета, закрывая ей руками глаза. Толкаясь и смеясь, они падали на траву и забывали обо всем. Они были счастливы в этом звездном шатре. И, видно, так должно было случиться – на русальной неделе Лёкса понесла от него.

Цыганки привечали сироту – они научили ее знать травы, собирать, сушить и делать отвары. Зарина, жена баро, учила ее читать по руке, гадать на картах да шепотком лечить детей. Лёкса была способной ученицей – она как губка впитывала новые знания, как будто для этого и была рождена. А может, эти знания уже жили в их роду, но случайно были утеряны. А теперь она даже не училась, а восстанавливала родовую память. Она пробовала свои силы – лечила барыню Агриппину Титовну травами, шепотком снимала с детей сглаз. И выходило это у нее так ловко, что все только диву давались. За это ей позволяли обедать на кухне.

Лето шло к своему завершению – селяне радовались хорошему урожаю, а Лёкса со страхом ждала осени. Та не заставила себя долго уговаривать – буйно зацвели астры, березы стали разбрасывать вокруг себя золотые монеты, и теперь влюбленные бродили за околицей по пояс в молочном тумане.
А там и Покрова пришли, совсем похолодало – по утрам травы были подернуты серебром, и табор стал собираться в дорогу.
Предстояла разлука, и не было никакой возможности отменить ее.

Цыганки звали ее с собой, но кочевая жизнь Лёксу пугала, и она, проплакав всю ночь над веткой жасмина, приняла для себя непростое решение. На зорьке она прибежала в табор, чтобы проститься с ненаглядным дружочком да и отпустить его с Богом.
Деметр знал, что Лёкса тяжелая, но остаться с ней не мог – после отца он был первым человеком в таборе. Прощаясь, он надел на нее свой крест, вложил в руку десять золотых червонцев, крепко поцеловал и пообещал наведываться.
Зарина подарила совсем потерянной молодке «берегиню» – простую деревянную икону с ликом Спасителя.
– Икону береги, она тебе поможет.
И со словами: «Никого не бойся. Не забывай того, чему мы тебя научили» – перекрестила плачущую в голос Лёксу.