***
Эльза грустила.
Каждый вечер, когда исчезало тяжелое тусклое солнце, она отворачивалась от окна и подходила к большому темному зеркалу. Долго рассматривала свое отражение, замечая новые морщинки вокруг глаз. Серые глаза были уставшими и чужими.
Мерзли руки. В большом доме было холодно и пусто. Она разжигала в камине огонь и закутывалась в вязаную шаль. Воспоминания казались нереальными и размытыми, как не увиденные сны.
Время заглядывало в раскрытое настежь окно, но она не спешила. Белый цветок на подоконнике ждал ее, вздрагивая от холодного воздуха. Она подходила, отогревая его теплым дыханием. Нежные пальцы ласкали, обрывая хрупкие лепестки. Порыв ветра подхватывал их, и они летели, медленно кружась, падая и уже у самой земли превращаясь в ажурные ломкие снежинки.
Там, внизу, люди смотрели в нахмуренное небо, плотнее наматывали теплые шарфы и расходились по домам. Начинался снегопад.
Эльза грустила…
***
Сегодня ей приснилась бабочка – яркое полупрозрачное существо на тонких витражных крыльях. Бабочка смотрела на нее из зеленой солнечной тишины и беспомощно вздрагивала тонкими лапками. Сон был приятным и легким, как и все детские сны, и ей хотелось остаться в нем навсегда.
Она еще какое-то время полежала с закрытыми глазами, рассеянно прижимая к себе куклу и ощущая на губах сладкий запах созревшей клубники. На улице раздавалось настойчивое шершавое «шух-шух».
Снег шел весь вечер и всю ночь. Мохнатые снежинки размеренно падали, добавляя к искристому холодному покрову слой за слоем. К дому, сгорбившись, наползли тяжелые сугробы и норовили заглянуть в заиндевевшие окна. Шух-шух. Папа чистил снег.
Весны не было уже давно. Сначала все с нетерпением ждали, когда день станет длиннее, и солнечные лучи начнут весело превращать надоевший снег в неутомимые ручьи. Потом ушла надежда, и пришло безразличие. Время остановилось.
Папа чистил снег, устало зачерпывая лопатой вязкое снежное тесто. На лопате оставались бесформенные кривобокие пирожки, которые нехотя переваливались на край узкой расчищенной дорожки.
Она смотрела на заснеженный двор, а в памяти продолжала жить большая яркая бабочка, которая настойчиво и тревожно билась в ее сердце, и звала, звала…
Руки стали очень горячими и непривычно болели. За хрустальным морозным узором на оконном стекле неуловимо виделись и дрожали тонкие витражные крылья. Она положила на окно ладони и закрыла янтарные глаза. Хрупкие детские пальчики, играя, плавили нежный зимний орнамент, тонкое стекло, едкий холодный воздух, резко ворвавшийся в комнату. Деревянный пол под ее ногами медленно нагревался, растекаясь добротным забытым теплом.
Где-то на улице, захлебнувшись солнечным светом, радостно затренькала синичка. Она открыла глаза и тихо засмеялась. Яркая полупрозрачная бабочка неуловимо таяла, навсегда уходя из ее памяти.
***
Эльза улыбалась.
Каждый вечер, когда исчезало легкое ярко-желтое солнце, она отворачивалась от окна и подходила к большому, светло блестевшему зеркалу. Мимолетно бросала взгляд на свое отражение – красивую статную женщину, смотревшую на нее ласково и беспечально. Голубые глаза были ясными и молодыми.
Пахло травами. В доме было тепло и спокойно. Она садилась в плетеное кресло и неспешными глотками пила насыщенно-золотистый липовый чай. В раскрытое настежь окно ветер беззаботно забрасывал белые невесомые парашютики одуванчиков, подхваченные у самой земли.
... Там, внизу, девочка с янтарными глазами смотрела в теплое, разлитое над головой, небо, тщетно стараясь вспомнить что-то прекрасное и безвозвратно ушедшее. Она была счастлива.
Начиналось лето.