Тот кто не слышит

Евгений Самохин
 
  Ты поешь песню тому, кто не слышит,
  Ты истекаешь кровью перед тем, кто не видит…





 Лопатный мир был чем-то новым на пути Мастера Безмятежности.  Это было снова и снова, как если бы  он вновь мог слышать  песни своей засыпающей души. Автобус  неспешно ехал по трассе, подскакивая на неровностях дороги ведущей в Рай….
   Небольшой местечковый городок  с неброским названием Рай нуждался в помощи по созданию нового участка федеральной трассы. Тендер и соответственно подряд на данный участок дороги выиграла армянская фирма «Арарат», и, укомплектовав,  бригады «элитой» местного рабочего класса черные бригадиры принялись осваивать бюджетные деньги в этом уголке РФ.  Рядом с Мастером Безмятежности, на прорванных сиденьях видавшего Брежнего автобуса тряслись полтора десятка разношерстно одетых мужчин. Все они решили немного подработать на подвернувшейся «шабашке», упростив для себя выполнение  и без того несложного набора  задач тупиков собственных путей. Смешной  мир каждого из землекопов легко считывался Мастером  с их зеркал души, посверкивая масляными лужицами разложения и разноцветными миазмами вертикального падения на дно общества потребления, в котором они ошибочно оказались. Татуированные руки и тела бывших заключенных, стойкий перегар, привычно сопровождающий утро землекопа и мутный взгляд потерянных глаз наполняли восприятие Существа чувством практически невыносимого отторжения. Всеобщее равнодушие и болезненное восприятие «тянущегося» времени в купе с плохо скрываемыми проявлениями абстиненции наполняли небольшое пространство автобуса тем самым напряжением бездействия и безысходности, коей славится мир простого человека в России со времен принятия православия…
   … Он падал внутрь случившегося с ним времени. Опаленные крылья серафима безвольно низвергались вслед  чистейшей  душе свершающей свой исход с места последней битвы, проигранной  битвы. Направленные вглубь себя прозрачные глаза небесного создания темнели, превращая свет полета в глубокую ночь бесконечного падения. Песня, льющаяся вокруг этой вечной трагедии, выворачивала наизнанку ткань бытия, заставляя умирать еще не родившееся, усмиряя желание жить и рассказывая сказку, последнюю сказку перед  долгим сном…Он падал сотни мыслей о том, что это правильно и о том, что это неправильно. Он падал тысячи воспоминаний о том, что не хотелось покидать и о том, что покинуть придется. Он падал миллионы лет в тупой ничего незначащей пустоте, цель которой была стереть его из ткани бытия, вычеркнуть навсегда его светлые деяния и невинные ошибки. Те места, где некогда парили его три пары небесно-белых крыльев, остались лишь облачком пепла где-то на полпути вниз. Лик померк, уступив место не схватываемому сразу выражению усталых черт. Он познал, как ему казалось, финальную истину бытия, восприняв ее вначале истерзанным телом, а потом и поломанной душой… БЕЗМЯТЕЖНОСТЬ…
    Мастер неожиданно, но незаметно для постороннего неискушенного взгляда изменился в лице, его рука крепче сжала бархатный чехол лопаты, черты напряглись и одновременно расслабились, словно две или более реальностей присутствовали перед его глазами. Путь Мастера пролегал сквозь эти малозначимые события, которые все явственнее вырисовывались перед его внутренним  взором. Звуки перестали существовать вокруг  где-то сотню ударов сердца назад по шкале Пути Безмятежности. Это было Знаком, что-то за его черными, словно нефть глазами зарычало нечленораздельно, требуя компенсации и исхода. Какие-то лица улыбчивых существ что-то говорящих ему и неловко пытающихся потрогать его орудие в черном бархатном чехле. Он без труда пресек эти попытки, травмировав кому-то руку,  и вышел из открывшихся дверей автобуса, пришедшего в свою последнюю точку. Вслед за Мастером, стали спускаться недовольные землекопы, что-то ворча и тыкая пальцами в широкую спину глухого к их недовольству. Из побитой «мазды» появился бригадир этого участка дороги Гаспарян, и что – то взвизгнув на высокой ноте, ошарашено замолчал, уставившись на хмурого мужчину снимающего черные покровы со своей странного вида лопаты.
 - Что это? – В тот миг в голове незадачливого армянина пронеслась вся его несложная жизнь от слив в мамином саду до подхваченного пару месяца триппера от проклятой красавицы Маши с пятым размером роскошных грудей. Свет померк  в его удивленных глазах, голова, неуверенно подпрыгнув по капоту «мазды», свалилась в придорожную грязь.
  - Что ты делаешь, урод!!? – Зек Землепашцев отпрянул от Мастера безмятежности, сжимающего аккуратную титановую основу лопаты, призванной отнюдь не рыть землю. Рубиновые капли быстро стекали по тройной заточке лезвия оружейной каленой стали. Мастер чуть переменил положение ног и, обращаясь к застывшим существам, произнес:
   Сейчас, рабы, вы все умрете, так как я обнаружил место вашей смерти и оно здесь!
   Не дожидаясь одобрения или отторжения собственных слов, Мастер Безмятежности сделал выпад вперед, разрубив лицо зека Землепашцева и прервав его полусложившиеся мысли о побеге. Перейдя в другую позицию через полный оборот корпуса, Мастер подрубил безработному Мезенцеву ногу, вызвав в глотке того дикий крик. Над  безымянным участком федеральной трассы возле местечка Рай воцарился хаос и суета. Кто-то, как бывший забойщик скота Моргулис, пытались сопротивляться, кто-то, как уволенный милиционер Хаджаев, пытались бежать, кто-то замер на месте, но все нашли свой конец  среди каши изрубленных тел и порезанной одежды. Все это пронеслось перед Мастером Безмятежности вновь. … И вновь он не слышал ничего и ничего не чувствовал, лишь огонь сгораемого автобуса немного грел его влажную кожу, да небо одаривало его осенним мелким дождем, стирающим грань между кровью и слезами…
   Он шел навстречу уходящему сентябрю, оставляя за собой глубокие следы во влажной  осенней земле, в его руках был лишь ветер несущий нескончаемое падение, идущим против его воли. Глаза были пусты и черны, словно июльское небо, он не слышал никого… лишь свои мысли и БЕЗМЯТЕЖНОСТЬ.