Курортный роман...

       
Ольга Львовна была женщиной весомых достоинств и яркой зрелой красоты.
Волоокая, с пухлыми губами, пышной грудью и тонкими щиколотками стройных ног, являющихся предметом её тайной гордости и восхищённых взглядов мужчин, она привыкла к угодливому поклонению сослуживцев, мужей бывших подруг, случайных прохожих и, наконец, собственного мужа.
Борис Ефимович боготворил жену, произнося с придыханием: "Королева моя". 
Оленька достойно несла корону на дивной головке, ладьёй вплывая в косметические салоны, бутики, выставочные залы, театры и даже собственный кабинет, где с 8:30 и до 17:00 исполняла служебные обязанности.
Девчонки за глаза называли Ольгу Львовну "старушкой", но не могли ни признать очевидного факта - Королева. Даже выпускник Плехановки Никита начинал густо краснеть и слегка заикаться в её присутствии.
Борис Ефимович баловал супругу, преподнося маленькие пустячки по будням, неизменный букет из девятнадцати белых роз в день их знакомства (столько лет было Оленьке, когда он влюбился раз и навсегда), "скромненькие" цацки в день рождения и путёвку в дом отдыха в незабываемый день бракосочетания.

Их семейную жизнь можно было с лёгкостью назвать идиллией.
Надо отдать должное Ольге Львовне, она всегда была верна мужу, хотя при бушевавшем вокруг урагане страстей, нет-нет, да и рисовала в воображении картины бурных романов.
От подруг Оленька избавилась давно, ибо завистливые взгляды и недвусмысленные намёки разрушали её внутреннюю гармонию.  Единственной особой женского пола, с которой она продолжала поддерживать доверительные отношения, была соседка по лестничной площадке Шура (инвалид детства), самозабвенно любившая "Королеву" и служившая ей верой и правдой.
"Ну, и правильно,  душенька", - соглашался покладистый Борис Ефимович, искренне полагая, что от  острых женских  язычков одни неприятности.

Жизнь шла своим чередом, и вдруг уютный Оленькин мирок был в одночасье разрушен...
 
В тот злополучный день она торопилась на приём к косметологу. В метро, поймав на себе восхищённый мужской взгляд, наша героиня кокетливо улыбнулась, привычным движением руки поправила причёску, нежно заалела.
И тут где-то на окраинах её сознания вздрогнул легонько тревожный звоночек, а затем, неожиданно осмелев, заметался, заголосил, забил тревогу.
Ольга Львовна оглянулась.   
Рядом стояла прелестная юная особа, на которую и был устремлён вожделенный взгляд.
Её же попросту не заметили, посмотрели "сквозь", не оставляя ни шанса на первенство.
Вернувшись домой, она принялась придирчиво разглядывать своё отражение в зеркале, и, к своему огорчению,  обнаружила, что косметические процедуры не принесли желаемого результата: лицо выглядело уставшим, глаза потухшими, а опущенные уголки губ предательски выдавали возраст.
Ольга Львовна попыталась успокоить себя мыслью, что сегодня не в форме из-за бессонной ночи.  В последнее время супруг, похрапывая под боком, лишал её не только  крепкого сна, но и надежд на абсолютную гармонию в семейной жизни.

Под большим секретом Шура была посвящена в "страшную" тайну: Бориса Ефимовича вот уже уже несколько месяцев снедал мужской недуг.
Вся официальная медицина, обращения к травницам, сеансы иглотерапии, курсы лечения широко разрекламированными восточными средствами, результатов не дали, и Ольга Львовна  вынуждена была констатировать: полнокровной женской жизни пришёл преждевременный конец.

"Ничего не конец,- протарахтела Шура, хотя и девственница, но начитанная по этой части достаточно, - ты в санаторий поезжай, там сама атмосфера располагает к романтическим отношениям без обязательств. Немаленькая ведь, что мне тебя учить?"

Оленька смутилась, покрылась некрасивым румянцем, но предложение отвергать не стала. Сказавшись уставшей и недомогающей, она вынудила Бориса Ефимовича собственноручно вручить ей путёвку в Пятигорский санаторий.

Атмосфера в "Вечерних колоколах" была наэлектризована до предела, казалось, даже глубокие инвалиды-колясочники пульсируют флюидами.

Соседом Ольги Львовны за столом в столовой оказался отставной офицер, представившийся Александром.
На вид Александру было не меньше шестидесяти. Масляные глазки, сальные ухмылочки и раскатистый смех выдавали в нём солдафона и затёртого до дыр ловеласа. Росточка он был небольшого, где-нибудь метр семьдесят, но выправка "намекала" на оптический обман (минимум метр семьдесят пять!)
Лихо прищёлкнув каблуком, "вояка" без церемоний всякий раз норовил приложиться к ручке "чаровницы",  а затем принимался засыпать её скабрёзными анекдотами, которых знал бесчисленное множество.
Ольга Львовна лелеяла тайную надежду сменить соседа за столом, но природная деликатность  не позволяла ей с подобной просьбой обратиться к заведующей санатория.
"Придётся терпеть неприятное соседство",- думала она, подсмеиваясь над собой, приехавшей сюда за яркими впечатлениями.
Александр же, ободряемый  молчаливостью и  застенчивым румянцем "прелестницы", решил брать быка за рога и начать стремительное наступление.
За обедом он превзошёл самого себя в остроумии, раскатисто смеялся, привлекая  внимание близсидящих женщин, громко цедил борщ, выразительно причмокивал, поглощая мясо по-французски и смачно сплёвывая в тарелку вишнёвые косточки из компота. Звонкими пулями они попадали прямо в фарфоровую мишень к пущей гордости "снайпера" и растущему негодованию Ольги Львовны.
Извинившись, она встала из-за стола и решительно направилась к выходу.

"Куда же вы, божественная ??!!"- "пропел" за спиной голос догоняющего её Александра.
Раскрасневшись от собственной неотразимости, он протягивал "даме сердца" веточку вялой петрушки из салата Оливье...