"А искры улетают из топки паровоза,
И тихо замирая, гаснут у столбов,"
Песня 60-ых
А может, не было той ночи, печальной песни, звона струн,
И не для нас зажегся красный, и поезд будто бы заснул,
Не растянулось многочасье без полустанка под луной,
И степь с усохшею травою не опьянила нас с тобой?
Мы побрели, не знаю броду, испить неведомый нектар,
Стал уменьшаться за спиною желаньем созданный вокзал,
Как уготованный подарок преградой встал соломы стог,
Он заслонил нам мирозданье и приподнял утех полог.
Мгновений сладостных томленье - поплыл над нами небосвод,
В созвездьях Дева с Козерогом водили вечный хоровод.
И начал я стриптИз желанный, дыхание твое ловя,
Сердца стучат, я наступаю, «о Боже» – помоги, моля,
Совсем несмело, спотыкаясь. – лишь по наитью одному,
Я поднимался к наслажденью, вдыхая девственность твою.
Я внял восставшему солдату, но наказал, - дружок, уймись,
Не подчинялся он приказу, - «Нет сил моих, поторопись!»
Не зная девичьих секретов, их не объявленных страстей,
Я шел окольными путями, почти не ведая, где цель,
Я оказался на распутье, - «Прости святая из святых!»,
А он в штыки, он стал опасен - "Даешь утех, - утех земных"!
Сама б вояке подсобила раскрыть желанные врата,
Сама б его освободила, сама б в чертоги отвела,
Но не случилось, не учили наукам сладостным девиц,
Любовь прекрасна и красива, что пенье голосистых птиц.
Я начал с пуговички блузки, проник до девичьей груди,
Нежданным откровеньем стала податливость мне на пути,
Я снял оковы для ланиты, припал губами - хмель взыграл,
То был сигнал, - он обезумел, поняв предательский обман.
Не удержался одержимый - бальзам безвременный пролил,
Луна поблекла, звезды в кашу, никто не нужен и не мил.
Спасеньем стал гудок далекий, бежали словно от чумы,
И полка верхняя в вагоне, как мать качала до зари!
А ты в печали одинокой, слезой подушку оросив,
Стихи всю ночь себе шептала, благословляя нас троих!
***
"А искры улетают из топки паровоза,
И тихо замирая, гаснут у столбов,"
Песня 60-ых
А может, не было той ночи, печальной песни, звона струн, и не для нас зажегся красный, и поезд будто бы заснул,
не растянулось многочасье без полустанка под луной, и степь с усохшею травою не опьянила нас с тобой?
Мы побрели, не знаю броду, испить неведомый нектар, стал уменьшаться за спиною желаньем созданный вокзал,
как уготованный подарок преградой встал соломы стог, он заслонил нам мирозданье и приподнял утех полог.
Мгновений сладостных томленье - поплыл над нами небосвод, в созвездьях Дева с Козерогом водили вечный хоровод.
И начал я стриптИз желанный, дыхание твое ловя, сердца стучат, я наступаю, - "О, Боже» – помоги, моля!"
Совсем несмело, спотыкаясь. – лишь по наитью одному, я поднимался к наслажденью, вдыхая девственность твою.
Я внял восставшему солдату и наказал, - "Дружок, уймись!" Не подчинялся он приказу, - «Нет сил моих, поторопись!»
Не зная девичьих секретов, их не объявленных страстей, шел я окольными путями, почти не ведая, где цель.
Я оказался на распутье, - «Прости святая из святых!», а он в штыки, он стал опасен - "Даешь утех, - утех земных!"
Сама б вояке подсобила раскрыть желанные врата, сама б его освободила, сама б в чертоги отвела.
Но не случилось, не учили наукам сладостным девиц, любовь прекрасна и красива, что пенье голосистых птиц.
Я начал с пуговички блузки, проник до девичьей груди, нежданным откровеньем стала податливость мне на пути,
я снял оковы для ланиты, припал губами - хмель взыграл, то был сигнал, - он обезумел, поняв предательский обман.
Не удержался одержимый - бальзам безвременный пролил, - луна поблекла, звезды в кашу, никто не нужен и не мил.
Спасеньем стал гудок далекий, бежали словно от чумы, и полка верхняя в вагоне, как мать качала до зари!
А ты в печали одинокой, слезой подушку оросив, стихи всю ночь себе шептала, благословляя нас троих!