Блин, смачная история...Относится она к лету 1982 года.
Только я не знаю, как передать её – столько сопутствующей информации! И как подать эту информацию: то ли преамбулами, то ли в отступлениях от повествования? Ну да ладно, как получится... Но – надо начать, а там ангел-хранитель поможет. Как и в тот раз...
Знаете, лучшего отдыха, чем рыбалка в июле, не придумаешь. И лучшего места, чем плёс Гнилопяти за Панской Скалой, просто не бывает. А ещё рыбалка хороша, когда вместе с тобой рыбачат точно такие же идиоты, которых ты любишь до безумия. А это – моя правая рука Лёвчик Фукс и моя левая рука – Эдик Кулаженко. Эдик и не мог быть правой рукой, потому что он от рождения левша. Значит, меня как заведующего НИО, вначале замещал завлаб Фукс, затем его замещал завлаб Эдик, затем я возвращался к своим обязанностям.
Именно поэтому вместе рыбачить нам удавалось в выходные, а во время отпуска – с чувством, с толком, с расстановкой – весьма редко. Вот потому и в этот раз судьба и график отпусков распорядились так, что первым ухожу на отдых я, потом с интервалом в две недели – Лёвчик, и ещё через две недели – Эдик. Таким образом, я, имея месяц в запасе, должен был справляться с заданиями в одиночку, затем ко мне присоединялся Лев, а уж на исходе отпуска я мог повидаться и с Эдиком. Но организация отдыха проводилась совместно: в первую же субботу перед понедельником, с которого начинался мой отпуск, произошла массовая высадка с гружёных всяческим скарбом лодок на излюбленном берегу. В этом принимали участие не только мы трое, но и Змей, Алик Кульчицкий из нашего родного цеха, Зайчик и Мишка Титаренко, как всегда «после вчерашнего», и Мишаня Мандрыгин. У них у всех был свой интерес – оборудовать стоянку, чтоб затем, по мере возможности, наезжать на готовенькое.
Работа шла с размахом: кроме общей громадной армейской палатки – «столовой», были в лучших местах размещены ещё пять «жилых», вырыт погреб для овощных припасов и консервов, а с крутого бережка вплоть до средины лагеря прорыт ход в песчаном грунте, который увенчался уникальным сооружением – коптильней конструкции Эдика. Это была «нормательная», как выражался Эдик, «дыра холодного копчения», на выходе которой в брезентовых «штанах» был установлен каркас для подвески просоленных лещей, а на входе – в метрах двадцати от «штанов» – постоянно должен был тлеть костерок. Запомните, для этой цели подходила только древесина, начинающаяся на букву «О» – орешник, осина, ольха, – и чем сырее, тем лучше: тепла меньше, а дыма больше. Естественная тяга гнала дым через весь вырытый туннель до самых «штанов», где его дожидались лещи, защищённые от мух брезентовыми «штанами» и невыносимым для летучих зверей духом дыма.
Вокруг – абсолютно волшебные места. История этих мест такова. С севера через Житомир протекает река Тетерев – среди скал и отрогов Волыно-Подольской возвышенности. Река эта небогатая и порожистая. А с запада, возле самого Житомира, в неё впадают рядышком две равнинные речки – Гуйва и Гнилопять. Для города в триста тысяч населения – весь водный баланс – три мелкие речушки. Естественно, воды населению не хватало, поэтому «отцы» города решили соорудить плотину на Тетереве среди живописных скал, которые как нельзя лучше могли служить естественными берегами нового водохранилища. И всё кругом изменилось с тех пор. Повыше по Тетереву образовался невиданный ранее разлив, уровень воды резко поднялся, а Гуйва и Гнилопять стали широкими реками с медленным течением. Левый низкий берег Тетерева стал городской пляжной зоной отдыха, а правый – высокий – из-за ширины и глубины реки получился практически недоступным для народных масс. Тем более – его притоки, куда добраться можно было только на лодках, и то самым настырным, потому что грести часами не каждому дано. Вокруг притоков – леса и полное бездорожье, так что автотуристам добраться до этих мест – тоже фантастика. Не удивительно, что у Панской Скалы, где мы предпочитали рыбачить, полно грибов и ягод, хотя город вроде бы рядом. Энтузиасты-рыболовы вскладчину попробовали зарыбить новое водохранилище – и у них это получилось. Вначале они настойчиво контролировали водные просторы, взимая плату с рыбачков, а позже им это надоело – процесс пошёл, и выловить размножающуюся рыбу стало поистине невозможно ввиду малой доступности всех просторов. Рыбнадзор иногда контролировал постановку сетей, но тоже – только для порядка, потому что в городе не было традиций промыслового лова и наследственных браконьеров тоже не было. А мелкие нарушения любителей похулиганить сразу пресекались грубо и беспощадно, из-за чего традиции браконьерства так и не развились...
А вот на удочку – даже с лодок – выловить что-то стоящее было проблематично, хотя среди рыболовов ходили слухи-легенды о том, что некто где-то вылавливал пятикилограммовых замшелых лещей и почти пудовых карпов! А вот нашей команде всегда везло: мы даже предпочитали поймать пяток килограммовых лещей, чем одного престарелого великана. Более того, мы с Мишаней Мандрыгиным разработали свою «рыбную» теорию, благодаря которой мы всегда были с уловом. Заякоримся мы с ним на своих лодках и потихоньку тягаем рыбку, а недалеко стоят рыболовы, у которых ничего не клюёт. Смотрим, подтягиваются они к нам поближе, некоторые нагло почти рядом якорятся – а результат тот же. Не выдерживает кое-кто из конкурентов и начинает расспрашивать, а в чём-де у нас с ним разница. Я хитрю, говорю, что поплавок у меня такой особый, самодельный с длинной бамбуковой антенкой, выкрашенной в красный или оранжевый цвет. А Мишка врать не умеет и правду-матку режет. Говорит односложно: «Думать надо! Вот в этом – весь секрет».
Потому что когда думать станешь, то всё проясняется. У леща такое тело – широкое, высокое. А что жрёт он? Всякую живность со дна выкапывает – мотыля, трубочника... Таким образом, его нормальная рабочая стойка – головой вниз и медленное рытьё в иле. Чтобы прокормиться, надо сутками так висеть – вниз головой. Попробуйте сами: хоть на время обеда прикрепитесь к люстре и повисите над столом вниз головой... Чувствуете удовольствие?
По правде, здесь понятной становится и моя причуда – с поплавком. Если у вас нет антенки, а просто поплавок-пробка, то клёва леща вы не увидите. Он не такой, как пролетающие мимо плотвичка или окунёк, которые хватают вашу наживку – украл и рад! – и быстро прочь, из-за чего поплавок может поплыть в сторону или даже утонуть. А лещ – он хозяин водоёма, ему спешить некуда. Он взял вашу насадку и с чувством кладоискателя, вырывшего сокровище, решается разогнуть натруженную спину – то есть, из вертикального или наклонного положения головой вниз переходит в горизонтальное. Другими словами, он, прежде чем смаковать добычу, поднимает её. Если грузило на вашей леске расположено так, что расстояние от крючка до него – меньше половины ширины леща, то поплавок начнёт наклоняться, может даже лечь на воду. Но чаще это совсем незначительный наклон антенки, во время которого и надо подсекать.
И лещ ещё, как и человек, – существо свободное, и может выбирать. В отличие от некоторых рыбаков, он думает. И придумывает наконец, что выгоднее: стоять целыми днями вниз головой или найти пищу на вертикальной или сильно наклонной поверхности? А такими поверхностями являются боковые стороны русла реки. У берегов – исключено по лещачьей технике безопасности. Другое дело – боковина ямы на дне реки, а ещё лучше – бок старого русла реки – ведь у разлившейся Гнилопяти были раньше совсем другие рамки! Вот так лещ придумал, где лучше питаться, увидел, что это хорошо, и передал свой опыт другим собратьям, и те, не будь дураками, кормятся с тех пор на скатах омутов и старых русел. Понятно, что наживка с крючком должна точно лечь на этот скат, для чего нужно ещё немного подумать, промерить глубины и заякорить лодку именно так, чтобы учесть длину удочки и лески. С точностью до сантиметров! Иначе будет ваш крючок-червячок валяться без дела, и не поможет даже то, что вы станете совсем рядом со мною – я то предварительно всё вымеривал и пристреливал, забивал колья и к ним лодку вязал. И когда на берег схожу, то свои колья оставляю на месте!
Ладно, вернёмся к нашим бара... э-э, к благоустройству лагеря. К часам четырём всё было закончено, даже сигнальный флажок расцвечивания, который Змей привёз некогда с берега Охотского моря, где зашибал деньгу в студенческом стройотряде, был приколочен к древку и торжественно водружён на одинокую ольху, на самом крае обрывистого берега. Затем мы сообразили на всех лёгкий перекус из картошки с тушёнкой, запивая всё это не молодым вином, как аргонавты – у нас свои традиции – а обыкновенной беленькой. После обеда ребята все отчалили, пожелав мне удачи, и я остался один, если не считать моего постоянного спутника – человекообразного пса, сокращённо – ЧОП. Тот внимательно осматривал территорию лагеря и тщательно помечал его границы – чтобы всё было законно, понимаете ли.
Вовремя вспомнил я о законности! Не так-то всё просто было – прикатили, разбили лагерь – и, гуляй, Вася! Нет. Жили мы в иные времена. Более того, мы своей рыбалкой вполне могли подорвать обороноспособность Советского Союза. Ибо на противоположном низменном берегу Гнилопяти расположен был военный полигон. Он тянулся и вдоль Тетерева не менее, чем на двадцать километров, а сколько вдоль Гнилопяти – одному Министерству известно. Я бывал иногда на этом забытом Богом клочке суши – суглинки и пески, покрытые редкими и чахлыми бурьянами, изрытые воронками и – ни одного деревца. Именно поэтому в первое же наше появление за Панской Скалой к нам подкатил катер, и мужик в спецуниформе, представившийся военным лесничим, предупредил нас, что разбивать в этих местах палатки для отдыха можно только по письменному разрешению Военного Лесничества. И с тех пор, дабы не искушать судьбу, каждый год я отправлялся в село Заречаны, добирался до Военного Лесничества, представлял нужные справки, писал заявление по форме, где указывал, кто и на какой срок собирается отдыхать и в каком конкретно месте. Так и в этот раз, я заранее получил «ксиву», разрешающую гр. Федорчуку Л. И. и с ним пяти человекам (перечислены) установку в квадрате 745/1712 пяти палаток для отдыха и рыбалки со второго июля по двенадцатое августа. Гр. Федорчук предупреждён об уголовной ответственности за несоблюдение «Правил пользования лесным участком»: не рубить, не разводить огонь, не браконьерить, не засорять стеклотарой и т.д.
И сколько я там отдыхал, ни разу не наблюдал какие-либо манёвры на полигоне. Нет, вру. Единожды были события, которые лишь с натяжкой можно было назвать манёврами: на противоположном берегу появился танк, который весело въехал в топкий болотистый заливчик и с рёвом в нём поёрзал. Затем продвинулся поглубже, к краю кувшинок, и застыл. Из башни вылезли вояки, и, раздевшись до трусов, стали нырять с брони. От нас до них было километра полтора, поэтому мы слышали только самые эмоциональные возгласы – день был жаркий, и купание явно доставляло солдатикам удовольствие. Ну, купаются служивые, Бог с ними... Одначе, через пару часов, танк вновь ожил, взревел натужно, но не двигался с места, причём нам показалось, что он начал погружаться глубже в воду. Часа полтора рёва, а когда вода достигла уровня башни, танк умолк. Снова на его броню высыпал экипаж, попрыгал в воду, но уже без радостных воплей. Плавали, ныряли, доставая охапки чёрных водорослей. Мало ли что, решили мы и отправились на вечерний клёв. Когда возвратились, Зайчик (вообще-то, Зайчук правильно) говорит:
– Кажется, увяз экипаж машины боевой...
– Да ну,– засомневался я,– танки запросто по дну реки ходят, в кино видел.
Темнело, бойцы грустно сидели на башне танка, а один из них, одевшись по всей форме, направился в глубь полигона и вскоре исчез из виду.
Уже в кромешной тьме июльской ночи, когда мы сидели у костерка, ковыряясь в зубах после вкусного ужина, послышался плеск вёсел, и из тьмы показалась фигура в кителе прапорщика, накинутом прямо на голое тело.
– Вольно!– сказала фигура.– Привет рыбакам! Мужики, у вас водка есть? Я бы купил.
– А что взамен дадите?– поинтересовался Зайчик.
– А что вам надо за бутылку?
– Пару гранат, чтоб рыбу глушить,– пошутил Мишка Титаренко.
– Э, были бы у нас гранаты, мы бы сами уже всю рыбу здесь переглушили,– отпарировал прапор.– Нет, товарищи, боеприпасов у нас нет. Могу за две бутылки отдать танковый аккумулятор.
– А на хрена нам ваш аккумулятор?
– Ну, мало ли... Будете радио слушать, свет в палатки проведёте...
– Вы же наверняка в болоте увязли,– ковыряя резиновым сапогом землю, сказал Зайчик,– что ж вы будете без аккумулятора делать? Как выбираться?
– Да он сел, нам без тягача всё равно не выбраться...
– Так вы хотите за две бутылки сплавить нам севший аккумулятор?– удивился Мишка.
– Подумаешь, куча делов: зарядите его и продадите. Ну, одну бутылку давайте, счас его сгружу.
Зайчик принял вдруг позу независимого эксперта:
– Это же как понимать, товарищ прапорщик? Вы предлагаете нам принять участие в разбазаривании воинского имущества? Мы своим честным трудом постоянно пытаемся повысить обороноспособность Родины, а вы её хотите продать за бутылку?
– Ну как хотите,– вдруг растерялся пришелец,– дело ваше. Можете имущество части не брать. Но бутылку, может, так отдадите? Понимаете, сидят мои парни на холодной броне, замёрзли, зубами стучат... Жалко их.
– Солдатам бы дали,– сказал Зайчик, – но ты же, сука, сам её выпьешь ещё по дороге. Знаю я вашу породу!
– Ребята, а давайте ему поверим,– сказал я и полез в палатку за бутылкой.– Не все же прапоры сволочи...
На сём прапор с аккумулятором и бутылкой плюс пару копчёных лещей нырнул в темноту лодки – где он только раздобыл её ночью?
Через некоторое время с противоположного берега до нас донеслось дружное скандирование нескольких голосов: «Спа-си-бо! Спа-си-бо!»
– Вот видишь, Зайчик, а ты сомневался в морально-боевом духе нашей Армии,– поёрничал я...
– Иваныч, вы просто душа-человек, наивный до предела! Он точно выдул вашу бутылку по дороге, а солдат заставил кричать забесплатно! Знаю я этих прапоров, как облупленных...
И завершился этот вечер серией анекдотов о прапорщиках...
А танк мокнул ещё дня два. Когда и как его вытащили – мы пропустили, потому как уплывали рыбачить далече.
Но в этот раз всё было иначе. Натужный рокот моторов доносился днём и ночью, и совсем не со стороны полигона, а из лесу, из-за Панской Скалы. Чоп беспокоился и лаял в направление леса. Утром, когда мы вместе с ним ходили к роднику за питьевой водой, мимо нас, поднимая облака пыли и дыма, промчалось несколько танков. Как-то шумно и неуютно стало. Но рыбалка была хорошей, я почти каждое утро засаливал полведра подлещиков – по граммов триста-четыреста каждый. И коптильня работала на полную мощность. Совсем рядом с лагерем собрал массу молодых подосиновиков и тушил в соусе, но их было так много, что пришлось все нанизывать на леску и развешивать на солнце. Словом, было всё хорошо, если бы не...
Пришли нежданные гости. Отделение солдат и офицер кавказской наружности с тремя большими звёздами на погонах. Спросил, кто хозяин лагеря. Представился, но не буду врать, фамилию уже сейчас не помню: что-то вроде «амбара» или «ангара» с окончанием «цумян». Армянин, значит. Потребовал предъявить документы. Я достал паспорт и гербовую бумагу из Военного Лесничества.
Вот здесь начинается самое интересное.
– Так, товарищ Федорчук... Откуда мне знакома эта фамилия? Вы один здесь?
– Нет, с собакой. А позже подъедут другие лица, перечисленные в разрешении Лесничества.
– А что это за флаг у вас на дереве? Странные цвета – красный и жёлтый...
– Понимаете, это просто ориентир. Чтобы друзья, когда появятся на лодке из-за Панской Скалы, могли легко взять направление на лагерь – ведь разлив большущий и весь горизонт охватывает линия сплошного леса...
– Хорошо, это понятно. Но вы могли же повесить наш, советский красный флаг?
– Товарищ полковник, я как-то об этом не думал. Мне вообще этот флаг не нужен, ребята повесили.
– Так что же означают эти цвета – сверху красный, снизу жёлтый?
– Не знаю, честно. Но могу предположить,– решился пошутить я, чтобы смягчить уж слишком официальный тон офицера.– Красное – это то, что мы отдаём здесь комарам, а жёлтое – это то, что мы отдаём мухам.
– Каким комарам, каким мухам!– разъярился полковник.– Вы что за чушь несёте?!
Явно шутку мою не понял, либо игнорировал.
– Понимаете, вы же военный человек – это один из флажков расцвечивания, не более того. Служит он для сигнализации с кораблей. Друг был в Охотске, вот и привёз оттуда как сувенир. Скорее всего, он означает какую-то букву. Допустим, на корабле поднимают несколько таких флажков-букв, и вот адмирал, которому такая азбука известна, может прочесть фразу: «Приветствуем командующего флотом!»
– Так какую же букву обозначает ваш флаг?
Меня начала раздражать тупость и непримиримость этого армянина.
– Ну, допустим, что букву «Ю»,– ответил спокойно, но с предчувствием клёва.
– А зачем, в этом случае, вам буква «Ю»?
Я промолчал и посмотрел в сторону группы солдат.
Солдаты рассмеялись. Видимо, знают эту пошлую шутку... Полковник строго глянул на них. Смех мгновенно умолк.
– Вот что я вам скажу, гражданин! Это вражеский флаг. Думаю, что испанский. То есть, это флаг враждебного нам военного блока НАТО. Может, с его помощью вы передаёте кому-то сведения, которые здесь собираете. А здесь происходят испытания нового советского секретного оружия. Поэтому приказываю: (обращаясь к солдатам ) флаг снять!
Один солдатик попытался взобраться на ольху. Но кирзачи его всё соскальзывали со ствола, и вскоре он начал выбиваться из сил. К нему на помощь кинулись ещё двое, стали его подсаживать и поддерживать, но всё было как-то неумело и смешно. Парень по-прежнему скользил, беспомощно суча ногами. Подскочили ещё несколько, стали прыгать, хвататься за ствол повыше. Наконец, пригнули ствол, сломали верхушку деревца и подлый вражеский флаг был повержен. Ткань сорвали с древка и передали офицеру. Он аккуратно сложил флажок и спрятал его в карман брюк. Я, чтобы разрядить обстановку, сказал:
– Ну и хорошо. Не возражаю, если вы будете использовать его как носовой платок! Надеюсь, больше здесь ничего вражеского нет?
– Приказываю вам, гражданин ...э-э... Федорчук. Немедленно свернуть лагерь и покинуть территорию военного полигона!
– Но позвольте, у меня же есть официальное разрешение...
– А насрать мне на ваше разрешение! Считайте, что я его аннулировал.
– Вы требуете невозможного. Этот лагерь разворачивали вшестером. Если даже я сверну его сам, то не смогу эвакуировать на одной-единственной лодке.
– Тогда мы погрузим всё ваше имущество на бронетранспортёр и выбросим его на шоссе в районе села Сингуры. Итак, даю вам 24 часа. Завтра,– полковник глянул на свои часы,– в 11.15 я прибуду сюда со взводом солдат. Если вы ещё будете здесь, мы ликвидируем лагерь сами. Всего вам доброго!
И взял под козырёк.
Представляете моё состояние? Что делать? Напомню, что мобильников в то время ещё не существовало. Единственный способ связаться с друзьями и получить помощь – это за несколько часов догрести до ближайшего села Тетеревка и попытаться оттуда позвонить сотоварищам. Это будет уже вечер, то есть прибыть сюда на лодках они смогут только к середине завтрашнего дня, если я ещё застану кого-то на работе. А если нет? Ехать на бронетранспортёре вместе с вещами до Сингуров? А что там делать? Пока пойду искать телефон – всё имущество растащат. И ведь не моё оно! Ну, надо же, угораздило! Что же придумать?
Ходил-бродил по берегу, теряя драгоценное время. Голова лихорадочно работала, но решение не приходило. Интересно, если бы я не пустился на глупые шуточки, смог бы уговорить этого упёртого полковника? Нет, вряд ли...
В самом начале рассказа я упомянул ангела-хранителя. И не зря, ибо более ничем не могу объяснить дальнейшее.
Увидев рядом с Панской Скалой одинокую лодочку, не придал тому никакого значения. Так далеко до неё было, что разглядеть – два или три человека в ней – ну, никак невозможно. Был рабочий день, и надеяться, что приплывёт кто-то из моих товарищей – просто глупо... Но вот лодка ближе и ближе, уже вижу, что трое в ней... что-то едва знакомое угадывается в движениях гребца...Ещё чуть-чуть ближе... Неужели это Славчик Вихарев?
И опять приходится делать отступление... Рассказать в частности о том, что представлял собою наш НИО (Научно-исследовательский отдел). Костяк его составлял десяток личностей, которые на самом деле были Личностями с большой буквы. Скажем так – четверо отменно владели пером и писали хорошие стихи. Трое были музыкантами – один клавишник и баянист, два гитариста. Был один кинолюбитель, сумевший себя образовать до хорошего режиссёра, хотя талантами постановки и режиссуры владели неплохо ещё двое. Двое умели хорошо рисовать. Трое хорошо пели. Словом, все были талантливы. А талант – это такая штука – если в чём-то талантлив, то талантлив во всём. И все они были инженерами-электронщиками с яркими творческими задатками. Как же получилось, что во всём СКТБ только у нас в НИО существовал такой ансамбль? Очень просто. Все эти люди были отвергнуты другими завНИО и завлабами. Примитивное мышление этих мелких царьков заводской науки заставляло бояться людей талантливых; боялись «подсиживания», окружали себя поддакивающими тупицами. А я был прост и наивен, мне доставляло радость общение с людьми, которые были умнее и талантливее меня, я искренне каждым из них восхищался. И потом понял, что это и у меня был особый талант окружать себя именно такими людьми, потому что за двадцать с лишним лет совместной работы ни с одним случаем раздора, каверз или подсиживания я не столкнулся. Каждый из наших, куда бы он ни попадал – то ли в колхоз, то ли на овощную базу, то ли на стройку, куда в те времена принято было гонять инженеров для бесплатного труда, – везде наш становился осевой фигурой, вокруг которой вращался весь окружающий мир. А вместе мы составляли силу, которая была способна дать фору любому техническому направлению. И законом нашей жизни был неписаный устав дружбы, взаимопомощи и уважения друг к другу. То-то мы и в старости дружны – те кто ещё жив – и приходим к выводу, что время, проведённое вместе, было лучшим из того, что с нами в жизни случилось...
Славчик Вихарев был одним из таких, он был душой любого коллектива, он хорошо пел, аккомпанируя себе на гитаре, сам сочинял песни, был молод, высок, строен, красив и телом и душой. И инженером был великолепным. Жаль только, всего года три он у нас проработал, как стали его клеить органы. Где-то он пересёкся в компании с кагэбистами, и они в него влюбились. Он был растерян до слёз; Комитет Глубокого Бурения мог дать ему то, что не мог получить никто из нас: квартиру, высокий оклад и прочее. Тяжело было нам расставаться, но сила солому ломит. В него вцепились яко клещами, а он и боялся КГБ, и всё же хотел решить свои личные проблемы... С камнем на душе я написал ему отличную характеристику и отпустил с Богом...
И вот – давно не виделись! И встретились... Плывёт к нам Славчик, давно от меня заразившийся рыбалкой. И везёт с собою двух своих новых друзей – приобщать к ценностям окружающей природы... И пока он подплывал, у меня вдруг созрел план как решить проблему со «своим« полковником. Я знал, что кагэбистам строго запрещено афишировать в любом виде свою служебную принадлежность, использовать мощь Конторы в личных целях. Поэтому я и продумал дело так, чтобы они были в моей пьесе лишь статистами...
Ну-с, дружеские объятия, знакомство. Правда, одного из его спутников, Бориса, я знавал и раньше; он был представителем Конторы на нашем заводе, ходил по отделам и цехам, беседовал, принюхивался... Но это – их дело.
– Ну, как ты, Славчик? Что нового?
– Вот видите, Иваныч, приехали к вам. Дадите нам хорошенько порыбачить? Мне Лёвчик сказал, что вы здесь обосновались, а у нас отгулы за прогулы накопились. Вот и решили махнуть к вам под крылышко. Есть время до завтра до обеда. Грех не воспользоваться... Правда, Контора требует оставлять точные координаты, где мы находимся даже в свободное время. Но, надеюсь, не так легко они нас отсюда выцарапают...
– Какие сдвиги у тебя?
– Да, занимаюсь в основном техникой, там до чёртиков аппаратуры разной. Вот Серёжа, – кивнул на второго паренька,– тоже технарь. Квартиру я получил, Иваныч, возле Сельхозвыставки, знаете, там высотки такие, двенадцатиэтажки. Любка счастлива до колик, садик рядом для пацана, определили. Так что, пока всё путём, я доволен. Ну, давайте, показывайте, где что... Мы хотели вечерний клёв тоже захватить маненько!
– Элементарно! Видите – мои колья торчат? Место хорошее, вяжитесь к кольям – с носа и кормы, чтоб лодка была за ними. И закидывайте с борта – в сторону берега. Аккурат попадёте на стаю.
– А переночевать нам найдётся где?
– Выбирайте любую из четырёх свободных палаток. Там всё барахло есть – спальники, надувные матрасы. А хочешь, давай в мою палатку, поболтаем вволю. А я на хозяйстве побуду, картошки начищу, костерок разведу.
Посидели они на лодке почти до сумерек. Славчик, как более опытный, вытащил трёх хороших подлещиков, а ребята его ничего не поймали, но завелись: утренний клёв всегда покруче вечернего! Так что, пожарив их добычу, я уверял, что завтра точно повезёт. Привезли они с собою пару бутылок хорошего коньячку, мы выпили за удачу, за хорошую погоду и за гостеприимство хозяев. А затем, когда «клиент дозрел», я задал следующий вопрос:
– Ребята, а если придут сюда военные люди и потребуют предъявить документы, вы сможете показать свои удостоверения?
– Если военные, то, разумеется, да. А в чём суть дела?
Я вкратце рассказал о своём конфликте с полковником. И заверил их, что никак не собираюсь пользоваться их добрым ко мне отношением и желанием помочь, а лишь хочу разыграть ситуацию особым образом. А требуется от них, примерно, следующее: на любые вопросы полковника отвечать нейтрально, но с интонацией значительности, которую к делу не подошьёшь. Например, на вопрос: «Что вы здесь делаете?» надо отвечать просто: «Мы здесь ловим рыбу!» Это совершенно естественный ответ, но интонация может говорить совсем о другом, если значительно нажать на слово «ловим« или «рыбу». Мы посмеялись и утвердили совместный проект под кодовым названием «Глубокое бурение».
С половины пятого мои гости уже были на ногах. Гладь плёса была похожа на розовую сметану, густую-густую – никакой ряби, лишь плавные вздохи большой массы воды. То в одном месте, то в другом плавились медленно круги от нетерпеливых рыбёшек. Отчалили, привязались, стали рыбачить. Я был прав – тянули лещей все поровну и очень активно. Плохо то, что был только один подсак – не успевал им воспользоваться один, как уже требовался другому. Потом новичок Серёжа признавался, что никогда такого кайфа не ловил. К половине одиннадцатого интенсивность поклёвок значительно уменьшилась, но парни продолжали упорно высиживать добычу.
Точность, – скажу по-новому – вежливость полковников. Остаётся лишь напомнить читателю, что описываемые события происходили тогда, когда главой КГБ СССР был мой однофамилец.
Полковник появился на поляне, как и обещал, ровно в 11.15. За ним следовал робкий табунчик солдат.
– Ну что, вы решили игнорировать мой приказ? – начал мой дорогой армянин.
– Обстоятельства резко изменились, товарищ полковник!– с лучезарной улыбкой отвечал я ему.– Скажите, мой друг, как у вас со здоровьем, как вы переносите волнения? Нет предрасположенности к инфарктам?
– Причём тут здоровье?! Какие нах инфаркты?– заревел он.
– А при том, что я вам сейчас принесу некоторые огорчения. Вы готовы выслушать всё спокойно?
– Какой...,– начал было он в прежнем тоне, но я вежливо перебил:
– Вы вчера поставили меня в тупик, не давая какого-либо шанса на выход. И я вынужден был плыть в Тетеревку и звонить своему дяде.
– Какой дядя?!– продолжал реветь мой «цумян».
– Ну как же? Я ведь показывал вам свои документы, и вы сказали, что вам знакома эта фамилия.
– Какая, к чёрту, фамилия, какой дядя? Не понимаю. Дайте ваши документы!
– Пожалуйста, – как можно спокойнее и вежливее сказал я, протягивая ему приготовленный паспорт. И продолжал:
– Я дозвонился к нему, и он, выслушав, сказал: «Пошли ты этого полковника нах..! Никуда не съезжай из лагеря, отдыхай спокойно. Давай его фамилию, он послезавтра будет майором!« Вы меня простите, но вы мне не оставили выбора, я вынужден был назвать вашу фамилию.
Пока полковник выслушивал меня и читал паспорт, на его лице происходили удивительные изменения, которых я описать не в силах, ибо в колоритах живописных не силён. И ещё – он потел! Крупная испарина выступила на его лбу! Наконец он выдавил из себя:
– Вы хотите сказать, что Федорчук – это тот самый Федорчук???
– Именно. Более того, дядя из местной конторы прислал мне в помощь троих чекистов, с которыми вам сейчас предстоит познакомиться. Прошу!
И полковник, как сомнамбула последовал за мною к берегу.
– Видите, они пока мирно ловят рыбу,– продолжал я.
– Вы кто такие?– заорал полковник.– Давайте заканчивать рыбалку, надо разобраться.
– А чего тут разбираться?– лениво спросил Славчик, – Мы давно во всём разобрались!
– А вот мне необходимо разобраться,– уже капризно потребовал полковник.– Я требую, сматывайтесь и выходите на берег. Будьте готовы предъявить документы!
Ребята медленно, с явной неохотой прерывать своё занятие, свернулись и, наконец, причалили к берегу.
– Документы!– настойчиво продолжил шеф.
Апофеоз спектакля. Торжество реализма над буднями.
Немая сцена: полковник молча берёт в руки одно за другим три таких шикарно оформленных кожей с золотым тиснением удостоверения с пугающими всех словами и государственным гербом. Руки выдают его состояние – они дрожат! Вот она, награда режиссёру спектакля! Дальнейшее уже не имело никакого значения, кроме символического. Наш полковник произнёс примерно такую речь:
– Товарищи, я принял решение. Стойте здесь лагерем, сколько хотите. Но – прошу – за тропу в ста метрах отсюда – не переходить! Я поставлю там посты. К роднику можете ходить, но там тоже будет пост. Дальше за родник – ни шагу. Вы должны понять государственное значение события – мы проводим сейчас испытания новейшей машины. Она строго засекречена. То есть, меры, которые мы принимаем, вынуждены. Всё. Желаю приятного отдыха,– и он натянуто улыбнулся впервые за всё время. Мы тоже заулыбались и что-то говорили совсем несуразное, типа «Удачи», «Всего вам хорошего», «Будьте здоровы».
Солдаты последовали за своим вождём.
Ребята-чекисты нашего предыдущего разговора с полковником, естественно, слышать не могли, а я им и не стал ничего рассказывать. Чтобы спали спокойнее.
Если думаете, что на этом всё закончилось, и концы в воду – вы ошибаетесь. Армянину, видимо, не спалось. Примерно, дня через три он появился в лагере снова и не один... С ним пришёл другой полковник. Новый поразил меня хорошей улыбкой и интеллигентным лицом, каких (да простит меня Захарчук! – мой кроссвордный полковник) в нашей армии не так уж и часто случается видеть.
Мой родной полковник представил мне нового полковника как начальника Особого отдела, после чего новый полковник спросил, где мы можем посидеть и побеседовать наедине. Я пригласил его к столику, сколоченному Эдиком. Он жестом дал понять моему «родному» полковнику, что просит его посидеть в сторонке. И символично, что тот присел на травке у поломанной по его вине ольхи.
А у меня тогда гостил зам. главного инженера завода Валера Краснощёков. Он подбежал к столику, протянул руку, представился, начал болтовню о рыбалке, предложил даже «выпить по стаканчику с дорогими гостями» и, согласно моим предположениям, начальник Особого отдела очень спокойно, вежливо и тактично в течение трёх минут избавился от Краснощёкова тоже. Я его зауважал.
Первый вопрос, который он мне задал, звучал примерно так:
– Какому дяде вы звонили такого-то числа?
Я ответил:
– Алексею Кузьмичу. Он был в Тетеревке председателем колхоза, теперь на пенсии.
Полковник посмотрел на меня с глубоким сожалением:
– Леонид Иванович, нет и не было в Тетеревке председателя колхоза с фамилией Федорчук!
– Надо же,– сказал я, улыбаясь.
– Хорошо, я задам вопрос иначе. Находитесь ли вы в родственных отношениях с Председателем КГБ СССР?
– Нет. Мы просто однофамильцы.
– А откуда появилась бригада чекистов, которая вас охраняла?
– Охраняла – это преувеличение. Это просто знакомые ребята и оказались здесь совершенно случайно.
– Случайно? Именно в тот день, когда вас собирались отсюда вытурить?– Он улыбнулся, – Позвольте вам не поверить.
– Хорошо, не верьте. Но это на самом деле так.
– А что это за история с флагом НАТО?
Я подробно рассказал обо всём, как было.
– Да...,– полковник призадумался.– А где и кем вы работаете?
Я рассказал.
– Член партии?
– Да, с 1965 года.
– Вы знаете, у меня сложное впечатление. Вы или слишком просты, или хитры донельзя!
– Прост я. Очень прост.
– А кто это обещал угостить нас стаканчиком водочки?
– Валера. А я угощу копчёными лещами.
– Хорошо у вас здесь! Так по-хозяйски и с любовью всё сделано! Давайте ваших лещей, угощайте. А на Амбарцумяна зла не держите. Это тот случай, когда дурак с инициативой опаснее просто дурака. Я понимаю, что вы мне до конца не раскроетесь. Но и не надо. Есть у вас родство с Председателем КГБ или нет – не так важно. От вашего присутствия здесь вреда никакого. Нам же безопаснее принять версию, что вы в родстве. Так что спокойно отдыхайте и забудьте об инциденте. А сейчас тащите вашу водочку!
И пригласили мы тут же нашего главного полковника. И выпили отменно. И потом гоняли анекдоты. Все вчетвером.
Фактическая справка: Виталий Васильевич Федорчук с июля 1970г. Председатель КГБ Украинской ССР, с мая 1982г. Председатель КГБ СССР. Он не был членом команды Андропова, потому с декабря 1982г. переведён Министром внутренних дел ССР; после того, как некий майор КГБ был убит милиционерами, а в КГБ Федорчук был заменён Чебриковым. Задачу навести порядок в милиции выполнял самыми драконовскими пособами, увольняя по первому доносу. Хотя он родом из Житомирской области, но к моему роду-племени не имел никакого отношения.