Я волком бы
выгрыз
бюрократизм.
К мандатам
почтения нету.
К любым
чертям с матерями
катись
любая...
Владимир Маяковский
Проржавленный и замученный трамвай № 1024 имени В. Маяковского стоял на углу Декабристов и Защука. Трамвай ждал, когда его машинистка, тетя Зина, закончит препираться с необхватной торговкой, пытающейся впиндюрить той недощипаного синенького петушка.
– На хую я вертела эту синею птицу! – вопила тетя Зина и поглядывала в свой пустой открытый трамвай.
– Та ты понюхай его, понюхай, – торговка трясла за крыльце съежившийся трупик.
Две очаровательные дамы предпенсионного возраста – одна маленькая, пухленькая, румяная, с какбыкожанойкоричневой сумочкой на круглом боку, вторая высокая, худая, с прелестным длинным носом, облаченная в тканевой черный плащ, в цвет бейсболку с готишной зонт-тростью под мышкой – не торопясь и не обращая внимания на ругань машинистки и торговки, поднимались в трамвай. Поднявшись, дамы прошли на заднюю площадку и присели на соседние места.
Перед дамами появился небольшой синий крокодил. Развалившись сразу на двух сидениях, крокодил свесил ноги и оперся на непропорционально огромный толстый хвост. Рядом с ним образовались вдруг несколько десятков книг. Некоторые были погрызены. Ещё валялись корешки и отдельные листочки со следами зубов.
Пухленькая дама удивленно подняла брови. Другая дама, вглядываясь в крокодила, легким движением насадила очки поглубже на переносицу.
– Дарья Вадимовна!Нунифигасе! Сидит, подлюка! Синяя. Ты смотри!
– Ммм, да, Лесь. Сидит, – Дарья Вадимовна повела носом в сторону крокодила, – книги жрёт, очевидно.Смотрю, некоторые так, покусает и выплюнет, а некоторые прямо жрёт.
Крокодил оторвал лист какой-то книги и запихнул себе в пасть. Немного пожевав, отрыгнул и пробасил:
– Эй!
Товарищ!
Бога хорони смело!
Нам до него никакого дела!
Нам против Солнца!
Завтра воевать!
Смелее товарищ!
Ипать-копать!
После декламации он нахально подмигнул Дарье Вадимовне.
– Маяковского что ли хомячишь? – спросила пухленькая дама, котораяЛеся.
– Все наши стихи –
подобны мусору!
Их возьми за уши –
выбрось.
Будем читать Маяковского!
При луне!
Ночью!
Главное скрытность!
Крокодила пёрло. Он пошарудил под какой-то книгой и достал грубо сделанную дешевую трубку. Набил её стрёмной травой и, рыгнув огнём из ноздрей, задымил.
– Совсем стыд потеряли, – заявила прелестно румяная Леся, – уже в трамвае курят.
– Да-а-а, – протянул крокодил. Затянувшись трубкой, пропустил кольцо дыма через пять предыдущих. – Да-а-а. Маяковский – это сила! Ух! Торкает-то как!
– А почему именно Маяковский, – поинтересовалась Дарья Вадимовна, – а не, например, Пушкин?
– Ну, Пушкиным я уже впечатлился, – синий махнул башкой на шесть корешков, что лежали на полу трамвая. – Вся подписка! Хорош. Хорош! Пушкин –это моё всё! И первое, и второе, – крокодил снова затянулся, – и компот!Особенно Евгений Онегин! И Лермонтов хорош, но уже не всё. А вот современное как-то не то.
– Современное это – что?
– Ну, вот Никонов, я его пожевал, и как-то все так поплыло, и как-то так ****Еть захотелось… жуть, жуть. А, еще е-эс Соя погрыз, ва-аще никак. Эта соевая поэзия без вкуса и запаха. Не то, не то. – От досады, что «не то»,крокодил с отвращение сплюнул на пол трамвая, аккурат под ноги Дарьи Вадимовны.
– Кошмар, – возмутилась ништяково пухленькая Леся.
– Кошмар, – повторила Дарья Вадимовна. Она встала, взяла у синего книгу и оторвала страницу. Запихнув её в рот, пожевала, проглотила и подняв глаза прочла:
Что вы родные?
Вы печалитесь?
Что-то у вас не так?
Да вы охренели!
К такой-то матери!
Я посылаю вас!
Что вы стонете,что вы плачете?
Вам ли слезу натужно давить?
Вы,
под этим небом,
нихрена не знаете!
Вам,
под этим солнцем стоит радоваться!
И честно,искренне любить!
Слышали –
Про Хиросиму, про Нагасаки,
Про Холокост, ужас войны?
А вашему унылому,
ноющему сознанию
Необходимо выписать жесткой ****ы!
Что голубки –
Пригорюнились сцуки?
Ноете падлы от жирных тортов?
Смотреть на меня!
И завидуйте!
Я самый счастливый из ваших врагов!
Когда Дарья Вадимовна только начала читать стих синего крокодила немного задергало. После он весь затрясся, начал неадекватно хватать воздух пастью и шипеть, как недосломанный жесткий диск. Затем крокодил начал плавиться, как пластилин на солнце, растекаясь по полу трамвая синим, красным, зеленым, расползаясь на стены, на потолок.
Стих был прочтен, а трамвай начал походить на что-то из сна Джона Леннона.
– Эге-ге-гей, – воскликнула еще более разрумяненная Леся.
– Да-а-а, – согласилась Дарья Вадимовна. – Маяковский – сила! Торкает-то как!
Трамвай имени В. Маяковского тронулся. Позитивный и ништяковый, уставший ждать машинистку с её прозаической синей курицей.