Посвящается моей тайной музе имя которой в ритуальных целях не разглашается
повествование этих любовных гимнов написано в в форме сюиты
# 90-hd gh h ре-минор
1. Allemande
иногда я и моя спутнца в чёрном ходили и собирали трупы звёзды на берегах Атлантиды превращённой в свалку моя спутница освещала нам дорогу к городу - потустороннему Монмартру её шрамы сияли и мы двигались сквозь пальцы Бога просыпались и снова шли марионетки ведомые одним кукловодом мы бродим в этих руинах и звёздный прах проникает в сердца мы снова юны и невинны прекрасные скитальцы заложники пепла и сна
мы танцуем свадебный вальс на руинах разрушенного нашими страстями стерильного Парадиза
Кто почувствовал её приближенье, сказочное, словно шелест перьев павлина?
Кто сможет повторить шёпот её невидимых крыльев, кто сможет возбудить её дыхание поцелуем недвижных глазниц?
Кто приблизится к её телу сотканному из слёз гипсового восторга?
Кто поверит в её молчание долголетнего забвения?
Если встреча может быть лучиной тоски, тогда мрак памяти станет болью твоей тревоги.
Объятие всевидящей ночи и изгибы лунной печали, глаз древесной русалки и пыль рассеянной страсти.
Кто найдёт её, заблудившуюся в полях инфернальных фейерверков, кто вспомнит о её улыбке, пронзившей тугую ненависть моих воспоминаний
я прижимаюсь губами к бледному телу своей музы на раскалённом окровавленном песке. Такие поразительные видения рождают внутренние катаклизмы
однажды я попросил её завязать мне бинтом глаза и сесть мне на лицо я любил эту горяую струю не проливая ни капли драгоценного нектара я назвал этот процесс ритуал золотого фонтана мы повторяли его изо дня в день потом полчаса поцелуев романтики
И душа ждёт суда она черна или смугла и в целом неопрятна твоё королевство в крови моё в сперме садизм твоего лица выдаёт в тебе рожденье новой зари смерть разлетается в стороны как осколки жертв и проклятые имена небесных светил
твоя любовь питается шрамами она носит их как медали увечья как погоны сутенёры уничтожают притоны и слышнее становится музыка отражения призрачных эрекций фрикций экзекуций в утробах грустных поллюций
огненное колесо, не знает скорбей
мы занимаемся на пересечении астральных магистралей
строгое pianissimo ночных автострад вживается в холсты наших тел
кошмары испаряются и сны пробиваются сквозь туманы Тихуаны
Я растворяюсь в в зрачках неоновых витрин неподвижных ласках манекенов становлюсь гортанным смехом Арлекина
Бродят в небе голоса актёров
Что сделал я с самим собой?
став гортанным смехом Арлекина
отразившись в зеркале полночного холокоста
апокалипсические розы пробиваются сквозь вены воспоминаний жидкое небо в коровьих глазах нам не уснуть в этом мраке надежде некуда деться забвенье зверей мосты палачей сексуальное бешенство хрустальных черепов брезгливость инфернальных орхидей сплетни суставов члены зажаты между тисками губ и мальчишеские задницы в дверных проёмах лязг скандального рассвета потоки крови сражение солнца с лунным черепом плетью по безжизненным глазницам поцелуи горячих ран перебинтованные лица раздавленные чужими небесами палачи сновидений вгрызаются в мокрую землю сердце утра беременное радугами млечными звёздами кучи отбросов сгнивают на задворках уличных чистилищ необозримы гробы миров бесконечные обозы проклятий страдание за закрытыми дверями парфюм последнего суда с привкусом подростковой спермы трупы свиней в сточных канавах реанимированный ужас повседневности агония далёких окраин слипшиеся пряди невесты под каблуками любовь вспоровшая небесное брюхо лезвием субстанционального позора недержание вседозволенности девственность могил покидает свежие раны влажных мыслей каждый новый выстрел залог движения к концу вечность балансирует над пустотой постельных песков бледнеют плечи дорог пастухи рассвета сбрасывают кожу и крылатые мальчики со смуглыми телами сходят со звёзд выходят живыми заново рождаясь в астральном тумане небесная бритва вскрывает лазурь монохромных вен стигматы в трёхмерном пространстве холста положи навоз на свои гениталии полей молоком и брызни кровью прислушайся к гибельному телесному эху ловушке сверхъестественных сновидений когда совы соблазна становятся зеркальными двойниками рельеф скатологических диалогов синтаксический пустоты под скальпелем вынесенного наружу откровений дар жертвы заново обретается через искупительные возможности речевых парадигм трупная боль и швы на запястьях твоя эрекция опустошает мир и расшатывает его ветхий скелет человек есть развоплощённая онтологическая единица охваченная пламенем автодеструкции стоны придорожного суда отель скатология все стены кровоточат дерьмом маменькиных сынков продающих свои услуги за гроши уничтожая невидимых зрителей прах памяти рассеет твой дьявол олюциферивая кровь твою превращая пепел в похоть
я снова кутаюсь в саван в этот непроницаемый приют обожаемой плоти живительный апокриф девственной радости его отзывчивых губ поцелуи затихают почему мостовые истекают кровью в забинтованных ранах проступают стигматы детских криков пронзительный суицид дурной славы диссонансы осени приправленные соусом наваждений струящиеся молитвы распятой на мёртвых ветвях благодати тело твоё реликвия проклятой эпохи возможно любовь твоя не переживёт собственную красоту
и молнии как улыбки кромсающие тела юных девственниц
визионарий Стэна Брекеджа смерть Джека Смита и член который тебя вдохновляет тогда ты кричишь читая катехезис похоти когда твои увечья превращаются в храмы и дикие орхидеи становятся холодным полднем под твоими ногами ты давишь розы как чернила свиные кишки под ногами Германа Ниша и окровавленные встречи есть ли антракт между членом и задницей пощёчиной и лицом бокалы снов лопаются как мыльные пузыри кошмаров
это не просто стеклянный дом боли это рана откровения сердца жидких лебедей стремительно уносит теченьем к берегам игрушечного хаоса кто плачет в коридорах сна свет ночи разрывает грудь кровь песков входит в плоть близоруких девственниц как палач великодушия и похоть преждевременной грусти патология снисхождения сострадания к слёзам звёзд свет чёрных молний бьёт по глазам скитальцев и прижимаясь к обнажённым розам холокоста мы тонем в безжизненной пустыне небес и слышны вопли венецианских зеркал и голод фабричных шлюх затмевающий горизонты и пенисы свастики и белые рояли и ослиные туши и электрический ток и пот похорон и семя катафалков и зыбь острых стрел и членов и пуантилизм духа суицида и орнаментальной тоски и розовощёкой грусти экскрементов бумажные тигры обнажают свои игрушечные клыки и бегут к последнему водопою
похоть пентаграмм сперма свастик раны распятий кровь крестов пенисы пилигрима деликатесы из девственниц изумруды мрака харизма холокоста шипы шепота пот крови оскал сострадания пепел плевков благодать ****ства разница разврата и хамство оскорблённых принцесс на цепи рабы ревности голубоглазой античности вечность сифилиса и алчность лихорадки смех чумы проза проказы ревность распятий ****а печали *** херувимов чечётка проституции
нагие карлицы на гильотинах успеют ли они улыбнуться в ответ и вызвать сумерки или грозу?
Как мертвая, течет вода,
Не зажурчит, пути не спросит;
Воспоминанья без следа
Убийца снмает перчатки стирает отпечатки как проститутка смывает в никуда свой макияж и надежды - их губит и уносит ветер
размышлять о последнем часе когда поэма дописана и нож приставлен к горлу но это День всех усопших день вознесения Пазолини
вуали чёрных вдов венецианские зеркала вдовы меняют свои простреленные лица каждый астральный маскарад их души заворачиваются в синий бархат
сутаны тени принимают формы распятий ночь обезглавлена грамматическими ошибками синтаксис препятствует приближение к пределу Ротко
галлюцинации оживают как подснежники тучи стонут и девочки страдают в пустынных ночах полных ветчины и маминого загара мне снится звук клавесина арто кусает губы и режет
Отринул я грехи былой судьбы,
Отринул я грехи былой мечты.
сутаны тени принимают формы распятий ночь обезглавлена грамматическими ошибками синтаксис препятствует приближение к пределу Ротко
Настал мой час - и отлетел, дабы
Я в счастье не изведал полноты.
запястья влажный запах плывёт по холстам и простыни и сердца размоченные проказой и рвота в подворотне и пот бесплодного поэта чьи губы заплетаются в поцелуи невидимые бокалы в свете горящих как факелы ран никому не уснуть пока не затянутся пурпурные раны небес и не покажутся стены новых храмов
мы всё ночь болтались на мясных крючьях в спальной мясника мы исчезаем в шорохах похмелье звёздного инцеста и шелесте осенней листвы медленное скольжение в милосердия Зверя и свет внутреннего очага который не гаснет в сердце падшего ангела гори в огне вожделения и вседозволенности
Прохлада птичьих кружений сочится тёплой кровью плоть наша исчезает в водах чёрного молчания это катастрофа деликатного суицида андрогинный смех восковых губ распятия поднимают окровавленные веки руны мраморных ликов оказываются контрабандой фарфоровых блудниц из гробниц тысячелетних преданий коралловые гениталии пурпурных мальчиков рассыпаются бриллиантами в астральных сумерках и семя остывает на баррикадах
как знамя несу простыню нашей кровавой свадьбы белая комната красные кубки стройные тела аромат обнажённой плоти хороводы местных мстителей и чернеет молоко как кровь нищенки когда юноша развевает материнский пепел средь спящих снегов гор лесов и улиц тени пожрут прах и ночь запылает алыми красками и лишь гнилая кровь сгнивших звёзд будет опалять эти бледные щёки до рассвета
Мы плывём по инерции соблазнов, периодически впадая в кому мы продолжаем бороться с усталостью и чревоугодием, пороки человеческие проходят сквозь нас не оставляя следов на нашей коже
***
Мне достаточно того света, который есть в его прикосновениях, его пальцах, гладящих мое тело, возбуждающих мои нервные окончания
Все двигалось в странном подобии заводных механизмов
Почему этот слепой мальчик поднимает руки?
заниматься любовью с собственным лицом слушая эхо ливня
Сегодня, в ясной тишине заката,
Когда неспешно подступает мрак,
человеческое сознание исступлённая сказка света
тело слова становятся кодом раскрепощённым очарованием глупости
Хочу постичь, каким я был когда-то,
Каким я стал, и почему, и как.
порочность подобных мучений гасит скуку и заставляет снова пытаться расстаться с головой и эта тихая бойня мыслей и все варианты однополых связей и постельных возможностей
чем дальше и глубже тем ближе к истине
Промчалась печаль и улыбкою воздух облекла
я же безумец, что страшен себе лишь как отражение больного зеркала
пасмурный хор и кровью рассвета залитая церковь
Я бросаюсь в свое детство как в море
брызги летят по театру, который готов, как ребенок, снова вернуться в цирк и стать арлекином рабом слепого акробата
на расвете кровать опустеет и тень ливня этого гаванского одиночества настигнет тебя
слева направо - деревья,
А на нижних ветвях музыканты и звуки их за спиной Господа как уходящее солнце инцест струй речных безымянных
последние запреты сняты и препятствия преодолены когда ты сам отвечаешь на все его вопросы и не даёшь повода для ревности и даже если он предан другому то ты можешь быть предан ему и
безответность и безысходность будет продуцировать новые приступы вдохновения отдыхай в нём когда его мышцы расслаблены а глаза закрыты и зимний Нью-Йорк и запах утреннего кофе легенды Кастро оживают в похмельном кашле
человеческое сознание исступлённая сказка света
тело слова становятся кодом раскрепощённым очарованием глупости
заря обжигает губы горячие раны Бруклинского моста следы ботинков и ливней на твоих плечах
Я, чуждый очертаниям доныне,
Разнообразен там же, где безлик.
Один на один
С той болью, которой мечен,
любовь спрятала своё тело и режет запястья ночь и капли текут по стеклу простыней его душа похищает тебя медленно но не быстрее чем Орфей спускается вплавь по течению
Стремлюсь поняить, да нечем.
Я по себе влачусь, как по пустыне,-
Свой собственный изменчивый двойник.
бриллианты кристальных минут рассыпались как его поцелуи и трещины щёк не выдерживают лавины этой болезненной страсти
дальше необходимо читать по вертикали выбирая любые два слова из каждой строчки
2. Courante
Дева Мария умирает излучая небесный свет
карлики плетут паутину из волос девственниц
монахи трепещут от прикосновений нежных пальчиков
Цвета распадаются
монахи надевают женские платья на исповедь и пьют из отравленных потиров
воздух трещит по швам
поцелуи вхолостую
битые стёкла входят в напудренные щёчки
потаскухи висят на столбах
весна висит как поцелуи слепых нагих как наважденье и только збруи солнцеплюев уже готовы к лету
Там, где был Бог, никогда не было нас
где-то во второй пловине дня
надев шляпу набекрень проснулся Вильгельм
мир возбудился
толпа взобралась на крышу Синагоги посмотреть на Вильгельма и его анальную пустоту
сзади старый инвалид взял бинокль
Человек-Лошадь встал на дыбы
ну и что тут такого
Хор осенних цикад.
Исступленно льются их песни
так вопит и прощит пощады юное тело под ножом
пауза
соль мажор
Узурпатор
Ты - шумный гадящий мир!
***
Вечер. Вишни в цвету.
В том доме и в этом тоже
самовлюблённые убийцы занимаются любовью
сады мнутся как бумага слёзы снов как холсты слова как черви выползают изо рта ткань озарений выше потолка
сделав из бога честный бизнес
Пока у меня есть желание
О
Раствориться в каждой из однополых сфер проникнуть в Тональности свободного иллюзорного пространства сомнамбулиста
На сцене актёр в образе Антонена Арто берёт ухо и кладёт на сковородку: Подарок Винсента в траве его поджарю я и стану потрошителем слов.
рядом с беконом рядом отрезанная голова девушки
Арто начинает монолог прижавшись к окровавленной голове:
-Ну Саломея, успокойся, покойся с миром, теперь всё кончено. К, сожалению, такой вид самоубийства вышел из моды. А другого я не приемлю.
Однажды я написал пьесу потом пришёл домой наполнил ванную бычьей кровью и уснул моё тело впервые расслабилось мне было тепло - по горло в крови потом я представил себе моего застрелившегося любовника и как я сцеживаю кровь, наполняю ванную и отдыхаю. Священники говорят, что я безумен, но они не купались в чужой крови. Они ведь то же любят палить куда не попадя. По скелетам анархистов черепам судей клоунским гримасам и чёрным орхидеям.
Слёзы Эроса рассыпаны как бриллианты они сверкают тревожным инфернальным блеском.
отрежь от горла кусок промочи в кислоте и попробуй сыграть на трубе придерживайся тени арлекина не заглядывай в старый комод чешуйчатые ласки вредны кожа зеркало седины дерьмо в шприцах на сцене отравленные бокалы и борцы сумо ищут противоядия борцы со смертью и клаустрофобией
нечленораздельность
не-человеко-дельность-
никуда-не-делось
то-что-осталось
то-ли от-человека-арлекина
то-ли от арлекина-человека
одни перебинтованные веки то-ли-арлекина
то-ли-человека
чемоданы выносит на берег ушные раковины стали прибежищем моллюсков чего ради голая пианистка мастурбирует среди ужей раздавленная параличом дождём и небом заваленная виноградом и обломками принцесса надевает фату или лучше рвёт её на части кого именно рвёт фату пианистку или невесту и вообще почему буквы скользят по побережью Хармс выходит из воды опять мокрым стряхивает ящериц с плаща переодевается танцует вальс и падает на голую пианистку она громко хлопает в ладоши и начинается балаган 2+2=4 3+3=6
7+7=14 14 на этом Хармсов уже 14 они стоят на берегу и машут зонтами голым пианисткам которые вытаскивают устриц из интимных мест и кладут на тарелки официантам прибрежное кафе таверна где прячется голод непостижимость снежные зайцы чьи трупы охотники собирают по оврагам и всё это теперь залито молоком луны по чёрным клавишам стекает как менструальность черепа созвездий рассыпаны по небу
мечты проституции и вспоротые груди статуй пахнут цветами и ветром/ и не надо кидать жертвы в соседний сад быть может мальчик тот истёк уж кровью ты застрелился но всё же маскарад и я прошу плени меня любовью пусть эти вишни стынут на ветру я медленно и верно иду к цели его упругий зад как ставни распахну чтобы играть ты смог на виолончели упрям стрелок что целится в меня секс как разновидность дуэли и тёмен райский сад где мальчики как листья опадают стрелок тот не успеет я сам спущу курок чтобы успеть до свадьбы безмолвно тихо чтобы прокусив висок ни капли не пролить бы
скудно скудно скудно как скудны ваши ласки холсты то пусты а надгробья черны где вы паяцы без грима и краски я хочу стать пилигримом хотя у них столько вшей пытать крысами левшей что может быть проще простая голая графомания тополя ветер запах спермы и мальчики танцующие на ветру со слезами на глазах у них течёт кровь из ушей арлекина вытекает губная помада джимми играет на трубе но никто не слышит это царсто глухонемых арлекинов островово в океане божественного суицида разве демиург не приказал играит на трубу пока не появится всадник на белом коне или блудница в бвгряном пока с мальчиков не сдерут кожу и мёртвые актёры не станцуют сальсу на подмостках
я хочу каждое мгновение выходить поцелуем из твоего окровавленного рта как это необъяснимо о боже ты соединяешь эти гиацинты сплетаешь судьбы и сердца но страдание перевешивает чашу весов под высокими кронами этот полуразрушенный собор эти угли и и свечи на холодном ветру трупы рыбаков
я я я снова слышу он играет в соседней комнате играет любимую сонату: Шуберт. о Кевин когда я покину это чёрное небо землю я плюю на восходы солнца когда нет тебя и сон вращается гибельным похмельем и тогда падаешь на колени невольно и кричишь простирая руки к тому ангелу который гасит свечи и ведёт тебя по каменным корридорам навстречу чёрному сну и пурпурному тлену.
надеть сны на босу ногу танцевать босса-нову в храме одноногих танцоров мастурбировать или играть на там таме вызвать дождь брызнув семенем в лицо шаману лишившись последнего любовника отправиться на локальный убой
над коленями умерших сестёр плывут облака/сны слепят своею наготою/грохот могильных плит заглушают инцест поцелуев/приговор теням струны орфея порваны он нагой сидит играя с привидениями в куклы/битая посуда грехов разве утоишь от Бога?
мы поэты, выдуваемые из пространства холста культями распоясавшихся ветров, собаки сгрызут кости наших тел пока манекены падают с бруклинского моста пока черви погружаются в рыхлые груди и розы и звёзды уходят дальше от этих проклятых сердец прикрытых дешёвым тряпьём на которое мочатся дети мёртвых поэтов
Я снова внутри незнакомого агрессивного пейзажа – сновидения. All the sluts are here/all the gods are here/there is no one to blame/it is no time for shame/Тревога рассеяна в воздухе. Испарения зловещего озера. Тёмные стволы чуждых деревьев. Кошмар набирает свои обороты. Всё движется вспять, даже ночные светила исчезают в разрушенной галактике мозга. Бог Свиней калека, у него две левые ноги. Руины плоти. Его прислужники смертные грехи – семь обезьяноподобных карликов, все облачены в красный пурпур, несут за ним край его облачения. Странно иметь дело с реальным миром, где обитают женщины, домашние ангелы и анонимные содомиты. Галлюцинация угрожает воплотиться в реальность. Стать осязаемой. Частью поверхности. Или тебя самого. Быть Другим, потусторонним или просто иным. В сердце собственного сердца, в тени своей тени. В тайной обители любви, кто ты для меня? Что приводит к бессмысленным поступкам. Изучение всех человеческих иллюзий временами приводит к безумию. То, что я делаю, противоречит симметрии рассудка. Оргазм растекается по всем скрюченным конечностям. Ты знал. Что, в твоей крови слишком много сомнительных грёз, порождённых алкогольными видениями. Сон прерывается на одном и том же месте. Из моей головы вылетают осколки стекла. Я чувствую, как моё сознание сдавливают из вне. Важно то, что конец, действительно существует. Скатологические размышления, опустошённые чаши с ректальными благовониями, потоки голосов, выпадающие из общей тональности. Сатори на последней ступени анальной лестницы. Ключевой пункт. Разрыв всего. Головокружение от высочайшего одиночества. Презрение к жизни. Влечение к праху. Очарование смертью, изживающей себя. Чёрные раны желаний. Тела, обезображенные необходимостью объятий
безногая пророчица осела в моём зеркале где я запер её вот теперь она в гневе и швыряется в меня песком пеплом даже снегом она то же пыталась найти кости Арлекина в моей комнате но я с помощью нескольких некромагических пассов отправил её в зеркало-ловушку; если я накину платок всё будет кончено, но я всё же надеюсьс помощью философского камня я превращу её в Боддхисатву например
мне снилось что я стреляю в себя из засады собственного тела сдираю вуаль кожи и тиражирую плевки меня разрывает на куски шлюхи аплодируют как в анекдоте они ловят мои руки и бережно их гладят целуют мои руки подбирают куски моих мозгов и прячут в свои лифчики Зарыть или сжечь зарыть или сжечь зарыть или сжечь сразу после похорон
Влагалище небесной Алисы столь вместительно: кишащая аллилуями и юношами, кторые сочетаются браками под звуки сакрального Do What Thou Wilt/трубы и флейты карают смертью всех для кого слово Грех - ограничение, небесные ивы превращаются в водопады сновидений, влагалище Алисы - Мадонна Всех Печалей, её восковая скорбь стекает по узким плечам улиц Севильи как воск с плетей статуй застывших во льду палачей.
я вижу окровавленные розы, чьи-то длинные потрескавшиеся как на фреске чешуйчатые руки тени лунных спрутов вижу как осенний ветер беспощадно жонглирует нашими телами ночной воздух пропитан судорогами листвы и объятиями ампутантов в борделе среди смоковниц и трупов и лают на свет сновиденья, сатиры ходят на руках, неукротимые мальчики висят в небесах и вся сцена горит холодным пламенем, мы опускаем тела в дома и входим во тьму корридоров, поцелуи пожирают миры, блаженство мёртвых фонарщиков, скатологические машины разносят смрад вплоть до короны Императора, привязанного к кулисам. мы становимся убежищем для тех кто сделал из сновидений искусство
в ошейниках в ****стве и рабстве в фаллической перестрелке часы бьют полночь и кровь Принца заливает столы шлюхи падают замертво и только вой гиен напоминает об ужине падших ангелов
жертвам изнасилования делают аборты вне очереди по системе кошмаров доктора менгеле
вагины пограничных соблазнов страха
экскрементальные судороги крайней плоти оккупированных ландшафтов
уничтожь своими поцелуями мои глаза;
Маятник замер,
Некий юноша, вскинул топор - и разбил вдребезги хрустальное сердце ангела с перебитыми крыльями
страдая и пятясь
смотрю на себя как со стороны
Ты и Я мы всегда Другие
я подставляю свой лоб рот и губы под нечистоты мрака быть может в этих рощах я очнусь среди паучьего молчания и стенаний берегов я пью молчание богов нечистот и удаляюсь прочь в кровосмешение багряных экстазов плавание в сомнамбулических венах где бесноватые шлюхи истекают агонией вечерних ангельских удушений как бы назло всему греховному и стыдному они душат шлюх которые успели покаяться и снова напиться
разбилась пурпурная плоть сна и плачет лик человеческий над морем и тонет беспомощный чёлн скорбей в ледяном потопе вечности
у нас не осталось времени быть самими собой
бессмертие свинопасов не дороже мраморной рвоты огненных небес
Леонора: Ах, что вы, сэр, ведь тень желанна только летом, я же вступаю в осень.
Агата: Но ведь Зло оно парит в воздухе, а тело мисс Марпл лежит в земле.
Ариэль: мечты проституции и вспоротые груди статуй пахнут цветами и ветром
и не уснуть в тени шлюхи чья мексиканская ****а раскрывается в сортирной видеоэкзекуции бездомного фотографа
Я ИСЧЕЗАЮ В РОСКОШИ ТВОИХ БЕСПОЩАДНЫХ ПОЦЕЛУЕВ О НЕЗАКОНОРОЖДЕННОЕ ДИТЯ СВАСТИКИ
землёй были полны раны наши мы славили Бога как младенцы пытаясь погрузить свои окровавленные тени в сияние которое нас так скоропостижно утешит
она вызволил меня из концентрационной вселенной собственного рассудка
сердце твоё горящая пентаграмма бьющаяся в сердце этого агонизирующего города
любовь твоя раскрытый веер бога
нас изувечила вечность и её вопиющая алчность серебристые тени воющее безоблачное тело амфетаминовые облака вершины и пропасти фасады трагедий и тоска по добродетели лунного света астральный катарсис моё отвращение и моя слабость призрачные радуги между небом и землёй послеполуденная смерть прыгает и визжит как безумная марионетка идолы в оазисах кошмаров и небо с зарубцевавшимися пурпурными ранами и снег тающий на обветренных губах невинность забытая в камышах невеста хлещет розгами по ногам жениха ослепшего от неонов сан франциско ангелы падают с небес как порнозвёзды и диснеевские галлюцинации оживают как подснежники тучи стонут и девочки страдают в пустынных ночах полных ветчины и маминого загара мне снится звук клавесина Арто кусает губы и режет запястья влажный запах плывёт по холстам и простыни и сердца размоченные проказой и рвота в подворотне и пот бесплодного поэта чьи губы заплетаются в поцелуи невидимые бокалы в свете горящих как факелы ран никому не уснуть пока не затянутся пурпурные раны небес и не покажутся стены новых храмов
наши губы обжигаются об лёд и жажда становится источником света
эрегированная улыбка Джоконды провоцирует снегопад распятий оседающий на скальпах оскоплённых кастратов
Рембо в объятьях Гинзберга: вот выстрел - слышишь, милый , наконец он (Верлен) застрелился хотя повеситься хотел.
Гинзберг: Вой кастратов заглушит эту провинциальную трагедию ведь лучшие умы моего поколения иссушены безумием и война забрала лучших
Уальд входя в бордель и видя мальчиков в странных азиатских нарядах: Тщательнее всего следует выбирать любовников. Гениальность выше красоты и не требует понимания.
никогда не кидайся на призраков с ножами ибо длинные тени ландшафтов вседозволенности оседлают трупы роялей и скелеты виолончелей пустятся в пляс в зале Красной смерти
фантазии истеричных медсестёр глаза висельников в окнах борделя мумфицированный рассвет туалетного секса публика заполнила лабиринты мёртвых галактик
забальзамированная Джульетта и её мумифицированное влагалище спрятаны глубоко в склепе невольно ликующих любовников палачей
проказа оживает в материнских сумерках тучи над Сан Франциско сплетаются с моими желаниями порнозвёзды оживают с новыми ранами которые образуют звёздное пространств внутри холстов их тел
материнская рвота сочится из сердца Арто
перерезая солярную пуповину я сплёвываю смерть в галактический песок
простыни небес размокли от небесной лоботомии
подношения мертвецам чьи гениталии были тебе так дороги когда-то ты играл с ними в Бостонского душителя
стереть воспоминания о мёртвых и неудачниках когда твой член встаёт во мраке улиц благословлённый редкими вспышками бордельного неона
ты помнишь того мальчика-инвалида и его кукольный рот в который я периодически сплёвывал смерть перед каждым заходом солнца
ландшафты разрушаются подскальзываясь на рвоте висельников генитальные сновидения прилипают к вырваннным волосам манекенов чей искусственный разум плодит кошмары
сорвать маску с демиурга отрубить руку качающую колыбель ужас проецируется на сострадание врождённая кастрация всех органов без тел и крови эротизм трупных пятен симфонии внутренностей разбросанных по алтарю семя хаоса прорастает сквозь тишину катастрофического экстаза
К утру гениталии развешаны как лохмотья это апокалипсис для стервятников собаки лают на кошмары которые обернулись парализованными невестами в окровавленных саванах под которыми проступают иероглифические татуировки сновидений
прибежище палачей становится прицельным милосердием могил
гости садятся тебе на лицо они испражняются с комфортом
слепые манекены тянут руки и улыбки трескаются на лицах и маски падают с потолка Калифорния горит под ногами гости садятся за один и тот же рояль они мастурбируют ногами умирая от голода на прощание не забывая про маникюр вскоре партитуры закричат и Арто охрипнет отражения сожрут зеркала пальцы отрежут страницы тьма примет форму твоего тела
выбери самый большой крюк ты станешь мясным распятьем
обглоданные кости святынь мясники начали марионеточную войну с отражениями карликовых богов лабиритны полны отрезанных голов черепа застыли на рукоятках пламени
дети с простреленными лицами тянут к нам то, что когда-то было их руками а теперь это нечто аморфное гипертрофированное как смех целлулоидного мира лопается на глазах
МЫ ВСТУПЕМ В ЗОНУ АРХЕТИПИЧЕСКИХ ФАНТАЗИЙ ВПОЛНЕ ЛЕГАЛЬНО УТЕПЛИВШИХСЯ В ЖИВОТЕ НАШЕГО МОЗГА.
моя эрекция готова затопить склеп Джоконды семенем эротической нищеты.
Анна словно на Блюде твои золотые волосы и крылья твои распахнут двери в Собор Эротической нищеты
пространство христа заполняет церковь и пустота тел выносящих дары
и Ангел с простреленной головой снова обнимается
с обезглавленными пейзажами
подставить тело под плеть ночной автострады сны неподвижных катафалков и манекены с простреленными головами
заложить динамит в свиные туши завернуть в американские флаги посыпать пеплом облить молоком и масляной краской потом взорвать по очереди
твой топор тошнит желаниями тошнит желаниями
отсосы смерти заполняют мир
3. Sarabande
Умирающий Вергилий говорит о тайне механического умерщвления материи пережить смерть как анонимный артефакт который порождает смех и слёзы Эроса вначале и самоубийство в складках Гегеля на глубине жертвенного деяния которое проецируется на суицид Демиурга отдавая его в ведение природного процесса, доступного описанию.
стриптиз карлицы налицо
Выбирай, что тебе приятней - боль внутри или боль снаружи
что тебе ближе нож в сердце или рубцы на венах как напоминание о тех душных аргенинских ночах на побережье 12 дюймовых членах не загрязнит ли эта медитация суровую кровь наших небес?
Пылающие Каины в небесном Освенциме глаза крошатся в ангельскую пыль рубцы истончаются рахитичные пальцы вечности застряли в волосах обезглавленной Лолиты пламя декаданса перестало ласкать ум больше не обжигают поцелуи Монтеверди Рембо выходит в открытое море графоманы топчут землю
я хотел бы проделать дыру в животе Кроули сквозь которую видна изнанка другого мира чтобы через неё выйти к стене инфернального плача к игрушечному Монмартру где раздаётся массовый плач гильотин
Реквием по невесомости
почему обнажена бездна как грудь Джоконды сквозь которую видна изнанка другого мира
внутри порванной вены слезы Господа внутри резаной шеи лёд подменил собой пламя
музы бьются в клетях с
служанка после изнасилования превращается в пейзаж-матееринский аскетизм беспредметного нарциссизма
в венах безглазого самурая густеет семя венценосного дитя нам нужен его прах который обратит в золото наши видения
Топить свою нежность в промежностях тряпичных сердец импровизировать протягивая руки и вытирая слёзы с битых зеркал отпивая менструальную кровь из высоких бокалов
почему он должен быть старше своих тринадцати в этом телесном лабиринте его длиннные ресницы его аромат его узкие плечи под градом твоих поцелуев его ресницы на уровне твоего члена каждое прикосновение к нему и ты чувствуешь себя как на исповеди хладнокровию надо учиться у мертвецов а секс с таким как он требует подстрочного перевода он незатейливый как отсосы под проливным дождём когда Тони раздвигает ягодицы и прижимается губами к моим соскам я не жду от него пощады наше брачное ложе слюни Калигулы объятия этого мальчишки пусть окна открыты настежь наши поцелуи примут форму отражений всё у его ног и парик и пальцы массирующие простату
кровью истекает поэт на руках Орфея и плывут тени мёртвых за окном
маэстро Жиль Дэ Рэ в лавровом венке отпевает принцесс
безумие милостивых рук расчёсывает седину призрачных волос
я вижу как души мёртвых любовников альбатросами уносятся в хрустальную даль метелей
сердца умалишённых охваченные зарёей продуваемые ветрами ужас одинокого мечтателя превращался в разговоры молчаливых нимф с зарёй прощание с фразами и грехами презрение к кнуту и белая грусть вспенённной вечности
это сон тарантула чёрный паук сидит на клавесине и вальс плывёт над мёртвым городом похожи на склеп где разлучают невинные души
гвозди вбитые в вены заржавели и оголились небесные ожоги
ужас свисал в пространстве как язык повешенного
мне снятся лолиты с забинтовнными глазами я протыкаю спицами их маленькие соски и впитываю каждую каплю этой небесной слезинки и небо с зарубцевавшимися пурпурными ранами и снег тающий на обветренных губах и соловьи в рощах как незабудки и гроздья рябин невинность забытая в камышах невеста хлещет розгами по ногам жениха ослепшего от неонов сан франциско ангелы падают с небес как подбитые самолёты и галлюцинации оживают как подснежники тучи стонут и девочки страдают в пустынных ночах полных ветчины и маминого загара мне снится звук клавесина арто кусает губы и режет запястья влажный запах плывёт по холстам и простыни и сердца размоченные проказой и рвота в подворотне и пот бесплодного поэта чьи губы заплетаются в поцелуи невидимые бокалы в свете горящих как факелы ран никому не уснуть пока не затянутся пурпурные раны небес и не покажутся стены новых храмов
Джоконда с двумя головами и тремя влагалищами единственный выбор убийцы рыдающий звук рвущейся кожи остатки былой роскоши тела склеп Джульетты всё гниёт по ту сторону багрового занавеса и крысы и дети и сёстры переспавшие с братьями после первого причастия и матери ставшие тайными любовницами военнопленных и отцы которые не могли ничего кроме как насиловать случайных прохожих и воровать сотня метрономов Лигетти остановится и закончится вертолётная симфония и кто-то украдёт фонтан Дюшана и мальчик останется в пустом музее своих восковых снов совсем один сжимая в ладонях чёрный член своего хозяина он кинет его в камин и поднимется в свою спальню чтобы успеть проснуться и услышать долгожданное пение птиц которые записаны на плёнку они поют только для него своими искусственными голосами мальчик качает головой плачет и бежит по лестнице вниз чтобы встретить дождь который смоет кровь бритвенных порезов с его вен но набежавшая гроза и ветер рвут его только начавшие заживать раны и мальчик снова плачет глядя в лицо чёрному небу дождю и великому злу чей лик скрывают равнодушные звёзды мальчик похожий на тебя берёт плеть и сечёт небо хлещет падшие звёзды – эти кровавые сгустки, запекшиеся на его плечах…, и уцелеет только одинокая непроницаемая бездна синевы и сладкий голос Сатоми напоминающий о том что Вечность не так уж свежа и приятна на вкус как шёпот тифозных мыслей пока катафалки переполнены сновидениями а мозги новыми видениями пристальнее вглядеться в костлявое лицо неулыбчивого Демиурга навестить бога в небесном склепе алькове содома где херувимы ублажают страждущих.
Пусть боги шепчутся о нас в нас над нами под нами среди нас пусть их астральный шёпот разбивается о пристальный взгляды солнечных скал, о мой возлюбленный здесь в этом поздемном Содоме тебя ещё никто не искал
я заминировал Истину мир в тишине в приёмной врача я храню зародыш разума на своей ладони это как поцеловать собственный горб проткнуть вилкой свою тень играть в прятки с осенью и бежать от листвы против ветра азбука впечатлений ангелы больше не вспахивают небеса храмы пустуют статуи падают небесные бритвы исполосовали воздух солнечные распятия сожгли его дотла
Сквозь дыру в животе Кроули видна вся Архитектура Ада экскременты у подножия античных статуй отходы неблагодарных слушателей вряд ли каждое слово случайно само по себе юноши пьют менструальную кровь из заботливых девичьих рук вдали у фонтана сиамские близнецы танцуют танго под дырявым зонтом нам всем дали ключ к одной и той же двери но античная комната слишком тесна отторгая всех живущих видения полночного пира зрители доят коров в безмятежной прохладе вечера матери кормят детей своими отрезанными грудями бесконечные метаморфозы света шаловливые детские пальцы прижимают к груди гроздья винограда всё уже потеряно похорони свою корону шуты глядят на всё умиротворенно приходится кормить грудью собак дорогой Винсент приготовь мне ухо с беконом на завтрак стакан бренди и снова эрекция как только заиграл слепой пианист оркестр сдался да я помню сочные звуки скорби и покойников в первых рядах откуда такая сила у мёртвых глаз выбитых зубов сломанных конечностей лучше смотреть на огонь розы порезы крайней плоти одно влагалище вместительней другого кровоточащее сердце раненого аиста мы раскрывали тела и проказа находила в них временное убежище губы распахнуты в открытые тела упираются обмякшие члены шакал пожирает торс юноши когда то он слизывал с моей груди ржавчину сперму и кровь брошенный на растерзание стихиям, он метался вслепую, и петляла его страсть, все движения его были столь изменчивы, будто его несло капризными ревущими ветрами, ее краски стали столь неясными, их так перемешало наступавшими сумерками, что и сама она казалась лишь излучением этого места или времени года
из зада жюстины выскальзывают игуаны одноногие павлины на страхе ангелов можно строить города латентный вымысел спектакля жестокости туалетная репетиция гейши копрофаги и белые простыни клизмы и дрожание камеры грусть танцует на первом плане мы с Рембо и Изидором одной крови сервер не найден мысли руин дожди разделяют дни кошмары совращают ночи браки заключённые на небесах разрушает земля тоска по Мисиме реквием по Прусту зависть к Жене кукла Арто музейные лица сыпятся как песок сквозь рты глина не выдерживает ночи в стиле Кабуки пессимизм постмодерна слияние и поглощение труп Стендаля в Сене Селин в небе без диамантов Папа Римский дрочит на электрическом стуле и скелеты в шкафу головы гейш в аквариумах ДАДА моя душа обезьяны в чёрных гробах Гийота на гильотине члены Содома стонут по содомии девственность как и ржавчина признак антиквариата сидела ты на дереве пока цвели сады всю юность провела среди крыс и ползучих гадов танго в лесной тиши или пальба на опушке мужчины исполняют музыку разведённых женщин плевки на ягодицах сперма стекает по гениталиям после стольких оргазмов губы ещё подрагивают я назвал его Парис за голубые глаза и любовь к розовому цвету я любил когда он зачёсывал свои волосы назад сладость неповиновения проникает в плоть без ножа и без крови я припадаю губами к каждому шраму на его запястьях я лижу его подмышки нежно лаская светлые волосы в паху ангелы с собачьими головами анубисы с женскими телами пытаются проникнуть в нашу закрытую обитель
Я разглядел получил видение: я понял, что фигуры эти - в самых кронах ив. Большие, бронзового цвета, они двигались сами по себе, независимо от деревьев. Тут же я понял, что они ненамного больше человека, но что-то мне подсказало, что передо мной не люди. Я был уверен, что дело не в движении веток и света. Они шевелились сами, они поднимались и струились от земли к небу и мгновенно исчезали, достигнув тьмы. Мало того, они переплетались друг с другом, образуя какой-то столп; тела, ноги, руки сливались и разъединялись, и получался извилистый поток, закручивающийся спиралью, содрогающийся и трепещущий, как ивы под ветром. Текучие, обнаженные, они проходили сквозь кусты, меж листьев и живой колонной устремлялись ввысь.
я сплю с Рембо но чувствую что Басё ревнует и лягушка нарушит это равновесие прыгнув в нашу постель
где тот кормчий что без руля приведёт наш корабль в пустую гавань мы вернёмся призраками зелёными отражениями татуированных стриптизёрш в бокалах абсента пейзаж Ван Гога наши высокие каблуки растопчут небо в кровь любовь с обугленными руками хватает меня за плечи
и слова, не отбрасывающие тени
и самые смелые фантазии, не отражающиеся в зеркалах
затупившиеся лезвия тщеславия
и рот мой распухает на глазах как глаз хромого Арлекина и пожирает мир
лестницы и зеркала
я чувствую, что больше нет нужды жаловаться голым стенам на одиночество я слышу шёпот прожорливых демонов за спиной
Алиса кто это? Жюстина ответь мне - кто пришёл за моим лицом?
Связанная Жюстина молчит или просто лишена всякой возможности сопротивляться
бесплатное отпущение грехов в пяти минутах ходьбы от рая заснеженная усадьба Люцифера крикливые диссонансы вен новые краски кляксы солнечного света незаконнорожденные отпрыски безлунных ночей преждевременное покаяние идиота слёзы струятся по щекам слепой которая пытается произнести это странное имя любви я достаю письмо из под кожи странное послание непостижимое, неизъяснимое, неизъёденное червями непереваренное рассудком недоступное мечтам которое скрывает всю полноту непостижимости происходящего.
Возможно бог среди нас но его никто не видит мы слепы от рождения но ещё можем держать осанку и видеть сны мы прибиваем ладони к алтарю убийца обязательно попадёт в руки ангелов
Что ты скажешь теперь когда я поднесу нож к твоим губам невозможно одержать победу над внутренним мазохизмом
Заряженное ружьё христианства палит без разбора по плечам головам лицам и задницам бог всегда стреляет в упор он никогда не промахивается
Лица бьются как зеркала и боюсь что я не узнаю отражение Арлекина который принесёт мне ещё одно ухо и револьвер
забинтованные молитвы выступают на горизонтах распятий/пурпурные фаллосы невидимое оружие Содома губы впиваются в воск ножей лунные бритвы режут шёлк небес ввинчивая поцелуи в инфицированные бездны куда сваливают туши и трупы мясников рабов и их любовников.
саморазрушающиеся лабиринты мраморных сновидений хаотичные репетиции одноруких оргазмов улыбки одной ладони сексуальные фантомы путешествуют по трупным резервуарам кинохроник крики висельников которые оставили свои оргазмы дома генитальные фантомы и мёртвые розы на газонах пустые бокалы разлившееся вино мы сменили адреса имена и сбросили кожу на старые рояли
приближение смерти отрезвляет и заставляет мастурбировать на коленях шлюх сифилитики бьются в экстазе такая поздняя осень и мальчики в саванах роскошные приметы мёртвых тел жалюзи опущены сны мёртвых теней не под силу понять живым лучам солнечного света из трусов валится дерьмо мостовая горит под твоими нагими причудами
Всю долгую ночь,
пока я сочиняю хайку,
мой мальчик проводит с очередным клиентом...
Скальп принца
ветер свистит в глазницах
Ивы над рекой шепчутся между собой
Как же мог он с собой
черную мглу принести,
ливень весенний?!
4. Gigue
Как день перед Страшным судом, такая стоит тишина - будто дремлет Господь.
слушать исповедь своего инфернального двойника сойти с ума из-за банки томатного кетчупа доверться богу чувству Демиургу попытаться выйти за схемы полярного схематизма экстраполируя собственное безумие в бессловесную пустоту
Человек за всю историю так и не научился умирать вместо Бога или вместе с Ним как обычно всё получается либо слишком фамильярно либо слишком литературно
почти невидимые блязги дождя телефонные провода похищение сыщика убийцы пожары в космосе и
Убийца поднимется по лестнице/жертва всегда я/ Вены исчезают вместе с воспоминаниями/Слова пульсируют сладострастным подкожным насилием/Я жертвую собой во имя твоё, о коленопреклонённый мальчик-призрак. Как мы существуем в этой убогой экзистенциальной системе координат, когда прошлое **** нас сзади, настоящее трахает наши уставшие мозги, а будущее, в свою очередь, просто размажет нас по этой мостовой к чёртовой матери. Где ты, мальчик призрак?
В каком сумраке блуждаешь ты сейчас?
В моих снах наше странствие продолжается, ты послушно встаёшь раком, я снова толкаю тебя на кровать, мы опять в этом странном месте без имени, где всё движется вспять.
Мы должны помнить. Мы должны знать. Всё меняется, всё исчезает, и настал наш черёд умирать. Ты предан самыми нежными и чувствительными сердцами сынов человеческих, ты устал смывать плевки со своих окровавленных крыльев.
Окунаясь в прах сумасшедших блудниц, мы останемся безропотно истлевать на этом осеннем ветру увядшими листьями на могиле нашей заживо похороненной любви. Забудь о жалости, смажь мою задницу салом, и мы отправимся совокупляться на вершину мира, сотни этих неоновых огней внизу и свет тусклых звёзд наверху будут молчаливыми свидетелями нашей любовной игры, больше напоминающей непредсказуемый эмоциональный суицид. Вставь мне, давай глубже, войди в меня и останься. Не торопись, переведи дыхание, неужели ты и есть тот прекрасный юноша, отворяющий двери вечности своими поцелуями?
родиться в трюме и жить на острове или родиться на острове и жить в трюме? Где спокойнее и свободнее?
Рай – пропасть неумолимого беспощадного но манящего мира где карлицы оседлали слепых пророков а оргазмы Джоконд плодятся в лабиринтах дионисийких зеркал
сиамские мертвецы вращаются в пустоте искусственного парализованного разума слепого арлекина
череп астрального Шалтая-Болтая в петле хаотичного многоканального изнасилования.
перекрёстки хрустальных бульваров, алмазные ливни, фантастический шёлк морей, ароматы чёрного солнца
это голос могущественного Ангела, не я им буду
***
Толпа студентов -
большинство из них изнасилованы и принесены в жертву.
Ради чего всё это?
***
обнажённые мальчики танцуют перед зеркалами какая прелесть их члены не отражаются; что бы это значило?
вырви лоскут кожи из твоей истины
Ибо бесконечное Вне заполняет всё сумрачных глаз
слезы влюбленной женщины и радуга
повешенные стиры и нагота вытекающая на мостовую из чёрных глаз
Тела монархов распадаются в экстазе.
синхронность
Глаза Каина наливаются кровью
Надвигаются аборты
От этих апокалипсических сумерек бегут даже крысы.
упорядочить красоту бездны
Презирайте эту химеру - она отвратительна; она может существовать только в крохотном мозгу идиотов или фанатиков, и в то же время нет в мире химер опаснее, чем она, нет ничего страшнее и ужаснее для человечества.
Из-за искрящийся зари восстаёт конь бледный из пепла как феникс и бьёт копытами по звёздам.
И порядок и форма инвокации, посредством которой человек достигает знания и собеседования со своим Святым Ангелом-Хранителем, будут даны тебе в надлежащем месте
оскал проказы и сифилитические искры зари что бьют копытом по темени Нострадамуса
Желания полностью меняют нас а пророчества делают ещё невесомее почти невидимые мы в преддверии Ада
Мораль застряла там же где мастурбирующий близорукий Нарцисс одержимый странной идеей двойников и магией отражений. в его руках распускаются цветы апокалипсиса
ужас Арлекина под юбкой куртизанки мексиканские члены умирают во сне
убить жизнь, чтобы соприкоснуться настоящим театром
скатологические комментарии исчезнувшего духа
сны исторгают крики
телепатическая педерастия и беззубое беззаконие лунных снегов шум ран на запястьях подаяния
Сквозь меня просачивается время и так много инфернльных улыбающихся голосов,
Слова несметных поколений рабов и колодников.
Слова больных, и отчаявшихся, и воров, и карликов,
И нитей, связующих пределы, звезды, и женских чресла, и влаги мужской,
И прав, принадлежащих униженным,
Слова глупцов, калек, бездарных, презренных, пошлых,
Во мне и воздушная мгла, и жучки, катящие навозные шарики.
Сквозь меня слова запретные,
Голоса половых вожделений и похотей, с них я снимаю покров,
Голоса разврата, очищенные и преображенные мною.
инвалиды ласкают ампутантов целуя культи и протезы ночь когда безногие надевают фраки и вешают протезы на крючья оставляя в недоумении зрительный зал ты выбрит как смерть так же гладко как ты рад служить принцессе инцеста и принцу чумы твоя кожа висит лохмотьями ты чувствуешь что неизвестный вирус похищает эту суку жизнь и ты расслаблен без штанов и со знаменем в руках кричишь император умер но королева то же больна раком они свои страдания переложили на ноты и теперь мы слушаем этот сифилитичный вальс и танго проказы
арии туберкулёза и симфонии СПИДа
мальчик берёт бритву и отрезает отцовский член улыбаясь своим беззубым ртом зловоние пахнет жареной плотью шлюх мы не останемся без обеда Маркиз
чёрные овцы в крови кишки по ветру двери кабаре Вольтера открыты настежь свиньи доедают труп Руссо зима на подходе ****ей потрошат как снегопады
Мы войдём в проклятые богом города, опустошённые тюрьмы света, сверкающие пурпурным великолепием. Мы будем теми, кто докажет вину бога и уничтожит его. Мне кажется, Рембо умер на моих руках. Я вошёл к нему в 7 утра. Он спал с открытыми глазами, худой, мертвенно-бледный, с глазами, ввалившимися от боли. Он проснулся, жалуясь на бессонницу, и начал рассказывать о галлюцинациях, о странных вещах, которые творятся в больнице. Он шептал мне о прекрасных странах и далёких местах, по ту сторону мира.
- Вот удар первого колокола, ты слышишь?
-Смотри, как танцует смерть, она кружится в вальсе, она целует сотни сердец.
тебе не быть свинопасом сказала Вильгельму мать засовывая свиное ухо себе во влагалище
девушка с бородой Маркса повесилась на телеграфном столбе махнув мне рукой
Пространство сужается, и вот уже стены этой безвоздушной тюрьмы жизни сжимаются, хрустят предплечья и ломаются кости. Наверху нас ждут сады наслаждений, новые любовники, перекрёстки хрустальных бульваров, алмазные ливни, фантастический шёлк морей, ароматы чёрного солнца, а здесь мы стираем в кровь наши сосальники, полощем рты спермой уличных отбросов, алкоголь в нашей крови и этот непредсказуемый янтарный дождь смывает с наших лиц остатки макияжа, совести и надежд, мы растеряли остатки памяти в маленьких тесных полутёмных комнатах борделя, похожих на гробы, где тела отчаянных любовников и убийц содрогаются в оргазмах, как в предсмертных судорогах. Ведь смерть это единственное правильное решение, вожделенна и ассиметрична, она так быстро решает все экзистенциальные вопросы.
Кент
Как себя чувствуете
Лир
Кто это?
Глостер
подальше от публичных домов и нечистой силы что под юбками этих девиц
Лир
лучше бы лежать тебе в могиле чем с непокрытым скальпом
шут
расстегни мне ресень
Бедный Том ест лягушек
слушать исповедь своего инфернального двойника сойти с ума из-за банки томатного кетчупа доверться богу чувству Демиургу попытаться выйти за схемы полярного схематизма экстраполируя собственное безумие в бессловесную пустоту
Человек за всю историю так и не научился умирать вместо Бога или вместе с Ним как обычно всё получается либо слишком фамильярно либо слишком литературно
почти невидимые блязги дождя телефонные провода похищение сыщика убийцы пожары в космосе и
Убийца поднимется по лестнице/жертва всегда я/ Вены исчезают вместе с воспоминаниями/Слова пульсируют сладострастным подкожным насилием/Я жертвую собой во имя твоё, о коленопреклонённый мальчик-призрак. Как мы существуем в этой убогой экзистенциальной системе координат, когда прошлое **** нас сзади, настоящее трахает наши уставшие мозги, а будущее, в свою очередь, просто размажет нас по этой мостовой к чёртовой матери. Где ты, мальчик призрак? В каком сумраке блуждаешь ты сейчас? В моих снах наше странствие продолжается, ты послушно встаёшь раком, я снова толкаю тебя на кровать, мы опять в этом странном месте без имени, где всё движется вспять. Мы должны помнить. Мы должны знать. Всё меняется, всё исчезает, и настал наш черёд умирать. Ты предан самыми нежными и чувствительными сердцами сынов человеческих, ты устал смывать плевки со своих окровавленных крыльев.
родиться в трюме и жить на острове или родиться на острове и жить в трюме? Где спокойнее и свободнее?
злые птицы со стекляннысми глазами пролетают сквозь меня протискиваясь между рёбер они фантастически безобразны; утопленники просыпаются и галдят и так проходит каждый вечер.
лучше провалиться в ультрамирин мальстрема чем вечно блуждть по берегу в поисках приюта в этих звёздных сумасшедших ночах скрыты ещё боее безумные ответы чем я предполагал
мне снова снится золотая помада на розовых губах и звёзды безумствуют наслаждаясь пленительной открытостью тела той возле котрой я истекаю кровью как поэт возле божественного лона это бесконечной красоты
Клоун, опьянённый неведением, восторженно танцует вокруг статуи Марии, в то время как стервятники уже приметили добычу. Карлик продолжает танцевать, забывшись в себе, мечтая о пухлых отрезанных грудях блондинки, которую он разделал вчера. И вот стая голодных птиц пикирует, и они начинают выклевывать глаза, разрывать мясо, куски кожи разлетаются на ветру. В глубине души он считал, что именно внутренний голос привёл его к этой чудовищной жертве. Он с самого начало верил в чудо божественной игры, с радостью прощаясь со своим уродливым телом. С этого момента лицо мира преобразится, думал он, в то время как птицы жадно клевали его глаза и грудную клетку…
Я бросаюсь в свое детство как в море
брызги летят по театру, который готов, как ребенок, снова вернуться в цирк и стать арлекином рабом слепого акробата
на рассвете кровать опустеет и тень ливня этого гаванского одиночества настигнет тебя
слева направо - деревья,
А на нижних ветвях музыканты и звуки их за спиной Господа как уходящее солнце инцест струй речных безымянных
а сиамские близняшки развлекаются тем что протыкают свои розовые сосочки шипами роз и слизывают красную влагу и передают её потом цветам деревьям всему окружающему их миру который они воспринимают не более чем как вышедший из употребления механизм такое заброшенное шапито где одноглазый карлик мастурбирует вместе с балериной потерявшей ногу он трётся о её протез визжит и стонет он хранит эту ногу как главный трофей он спит с ней это его главная забава