Вот и осень пряная грянула! Ярко-лиственная, ароматно-грибная!
Вечером к нам на дачу гости пожаловали – два старинных приятеля мужа – по грибы по ягоды, так сказать.
– Жена, мечи на стол! – дает мне муж команду. – Бум праздновать!
– А что за праздник-то? – спрашиваю.
– Как, ты не знаешь? – хитро улыбается он, на друзей кивая.
Те разъясняют:
– День ГАИ!
И соответствующие атрибуты празднования торжественно на стол выставляют.
– Вы что, – выговариваю я, – с проклятого острова, где нет календаря? Сегодня двадцать третье сентября, а день ГАИ в июле, так что нечего праздновать.
– Да у ГАИ каждый день праздник! – смеется муж. – Это ты зарплату два раза в месяц празднуешь, а они – каждый день. Так что мечи!
Ну, понятное дело, нашелся повод. Гости – всегда повод. И ведь не откажешь. Раз уж я не отказала мужу замуж сходить, теперь пожизненно обречена метать на стол. Если, конечно, брачная амнистия не грянет…
Уселись ужинать. Мужички мне – шампанского, себе – водочки. Муж принял на душу от души. Он вообще все от души делает, когда делает.
Приятели поели, попили, поболтали, пошутили. Потом все по местам разошлись: я – со стола сметать, посуду мыть, мужички – к костру, кружком петь куплеты под гитару. Любимая песня у них – про мой маленький плот. Это уже ритуал – как встретятся, непременно испить и испеть на троих про плот. И одним разом не обойдется!
Вот и сейчас распелись. С чувством, с толком, с расстановкой, убедительно выводя «нам не дано поняять…», с тоской «тянут на дно боль и грууусть…», и особо выразительно, с трогательным подвыванием «мой маленький плооот, свитый из песен и слооов…».
Пропели, передохнули, подзарядились, и давай по новой! Муж воодушевился, вздумал отточить качество трио, стал всех учить вокалу, выразительно жестикулировать-дирижировать. Голос у него красивый – то ли баритональный бас, то ли басовитый баритон – не разберешь, но заслушаешься! Проникновенно так поет, и друзья вторят ему, запевале, стараясь с горячительного не ударить лицом в гитару.
И вот они крутят и крутят одну пластинку, все громче и громче, все слаженней, и так утомили меня бесконечными дублями, что я уже жду не дождусь, когда этот их «плот» пойдет ко дну, а его обитатели выберутся на сухой бережок и разбредутся по подушкам.
Наконец, часам к двум ночи певцы притомились от музицирования и отправились на ночлег. В две минуты засопели, а мне не спалось: в голове навязчиво звучал «мой маленький плот», почему-то свитый из досок и еще не пойми из чего – в рифму…
Кажется, толком и заснуть не успела, как муж уже будит настойчивой щекоткой пяток:
– Ириш, давай просыпайся, ребята грибов жаждут. Поехали, но за руль сегодня ты!
– Ну, уж дудки! – брыкаюсь я. – Сам – за руль! Надоело извозчиком работать! И почему, чуть что, сразу косой?!
– Надо, Ира, надо! – убеждает он. – Ты ж понимаешь, мне сейчас за руль нельзя: легли поздно. Ну, пожалуйста, поехали, надо ребят лесными дарами отоварить! А я тебе за это завтрак приготовлю, кофе сделаю, яичко сварю, как ты любишь: не золотое и не простое, не всмятку и некрутое, а самое обыкновенное – сырое, но в мешочек.
В общем, подлизывается, задобряет, рыхлит, окучивает, поливает...
Я артачусь, но знаю, что поеду – куда денусь? Он это тоже знает. Да и гостей грибами снабдить – святое дело. А мы места хорошие знаем, и до грибов сами охотники.
Позавтракали, муж мне еще порцию заботы подкинул:
– Я уже корзинки приготовил, ножички прихватил, тебе в резиновые сапоги стелечки просушенные вложил. Не забудь «гномика» нацепить, а то простудишься, на грибы чихать начнешь, инфекцию на экологически чистый продукт распространять.
«Гномик» – это шапочка у меня такая: вязанная, полосатая, с широкими отворотами и большим смешным помпоном – чисто дачный вариант. Я как первый раз примерила ее, натянула до бровей, муж нашел, что в ней на гномика похожа. С тех пор шапчонку и прозвали «гномиком».
Я ворчу для проформы:
– За кого волнуешься: за меня или за грибы?
– За вас, любимых! – отшучивается.
Итак, поехали… Ребята на заднем сиденье пристроились, муж рядом со мной, штурманом заделался. Он водила опытный, бывший гонщик, а я… А что я? Просто баба за рулем, и весь сказ! Потому он каждое движение мое отслеживает и методично комментирует: заводи… подсос… еще заводи… включи свет… пристегнись… поправь зеркало заднего вида… поворотники… Все, поехали! Не гони!!!
И так каждый раз: одно и то же, как нескончаемая песня про маленький плот. Вот поэтому и не люблю рулевым в его компании быть. То ли дело одной прокатиться, от души погонять по просторам – эх!
Проехали суматошную «Скандинавию», свернули на грунтовую, в лес. По ней до наших грибных мест еще километра три трястись. В лесу ни души, машин – никаких. Ремни отстегнули, расслабились. Едем не спеша. По грунтовке быстро не проедешь: ямы, да ухабы.
Штурман дает команду:
– Фары выключи, надо лампочки беречь.
Послушно выполняю. Катим дальше, о чем-то судачим. Солнышко улыбается небесной синеве, разноцветье лиственное порхает бабочками с крон. Настроение у всех хорошее, только физиономии помяты. У кого – от обилия принятого вчера, у кого – от недосыпа.
Вид у меня еще тот, непрезентабельный: лицо, неотредактированное косметическими средствами выразительности, шапчонка-гномик, куртенька мешковатая, джинсы потрепанные, с дыркой на коленке для вентиляции, сапоги резиновые…
Черт знает, откуда среди леса на горизонте вдруг гаишники образовались. Навстречу едут, будто на таран.
Струхнули мы: остановят, не остановят? Мной ГАИ еще никогда не интересовалось. Пока везло...
– Пожаловали, родимые! – прокомментировал муж явление ГАИ народу.
Приятели недоумевают:
– Что они в лесу-то забыли? Неужто тоже по грибы подались?
Штурман засуетился, живо новую команду мне дает:
– Так, быстро, фары включи, пристегнись, и не дергайся! Если «волшебной палочкой» махнет, проедь чуть вперед и остановись за их машиной. Да поворотником не забудь посигналить!
И все так быстро дальше происходит: не успела я свет включить, на ходу кое-как пристегнуться, и подумать, что все-таки зря согласилась поработать извозчиком, как уже «волшебная палочка» приковывает меня к краю дороги, и важного вида гаишник образуется слева по борту:
– Ваши права!
Я надеваю улыбку радостной встречи и услужливо протягиваю документ через открытое окно:
– Пожалуйста!
Мужички затаили дыхание…
Гаишник долго просматривает документ, почему-то внимательно изучая мое фото на правах. Понравилась, поди…
– Что-то не похожи, – вдруг говорит он.
Еще бы! – не удивляюсь я. На фото «нарисованное» лицо. Так сказать, лицо городского типа, а его прототип сейчас в лесном измерении. Это что-то да значит.
– Понимаете, – пытаюсь обернуть разговор в шутку, – женщины с утра все «красивые». Да и фото мое на правах с годами… постарело, – кокетливо хлопаю я глазами и почему-то тут же получаю едва ощутимый пинок в ногу коленом мужа. Ну что опять не так сказала?!
Гаишник снова недоверчиво смотрит на фото, потом на меня:
– Права ваши?
– Ну а чьи же? – улыбаюсь. – Мои, конечно!
– Что-то не похоже, – все равно не верит он. – Чепчик снимите.
Ах, ты, этакий разэтакий, «гномика» моего обзывать! – кривлю я рот, но послушно обнажаю голову, по ходу игриво взбивая прическу.
– Теперь похожа? – спрашиваю.
Он не отвечает. И права не отдает. К капоту направляется.
Мужички шепчут: все, сейчас докопается, найдет, к чему привязаться и денег взять, чтоб грибков на рынке прикупить…
Гаишник внимательно осматривает капот и строго манит меня пальцем: мол,выходим из машины.
Я торопливо выбегаю, угодливо заглядываю в бесстрастные глаза работника большой дороги.
Он:
– У вас правая фара не горит.
Смотрю, и правда, полетела таки лампочка от трясучки на грунтовой!
– Ой, – залепетала я скороговоркой, – понимаете, это она сейчас перегорела, только что, а я и не видела, светло ведь! Спасибо, что заметили, подсказали! Это я мигом исправлю: у меня в бардачке запасная есть. Спасибо!
Гаишник морщится:
– Номер плохо прочитывается.
– Ой, – снова затараторила я, – понимаете, это я только что в лужу влетела! Думала, мелкая она, а она глубокая оказалась, грязная, как болото! Номер я мигом исправлю: тряпочкой протру, у меня в салоне есть! Спасибо, что заметили, подсказали!
Бросаюсь к двери машины, пулей возвращаюсь к капоту с тряпчонкой в руках. Пара взмахов, и номер – как новенький.
Ну, думаю, все, пора права возвращать.
– Аптечка имеется? – продолжает он.
– Да, конечно! – заверяю я.
– Покажите.
Снова бегом в машину, достаю аптечку, предъявляю:
– Вот!
Он, помедлив:
– Жгут есть?
Я предъявляю:
– Вот!
Он:
– Пользоваться умеете?
Я, с уверенностью медицинского работника:
– Конечно! Хотите, покажу?
В полной готовности намериваюсь раскрутить жгут и продемонстрировать свое умение на гаишнике.
– Не надо, – снова морщится он и добавляет: – Огнетушитель есть?
Рапортую:
– Есть!
Он опять не верит:
– Где?
Снова бегом в машину, аптечку бросаю, хватаю огнетушитель и – к гаишнику:
– Вот!
– Пользоваться умеете?
– Конечно! – с уверенностью опытного пожарного заверяю я, направляя огнетушитель на гаишника. – Хотите, покажу?
Он кривится, молча отходит, важно направляется к багажнику. Движения у него плавные, как у акулы, а жезл колышется на запястье, словно длинный клюв панцырщика-аллигатора.
– Аварийный знак имеется? – не унимается он.
Торопливо вынимаю из багажника, демонстрирую:
– Вот! И пользоваться умею, хотите, пока…
Он отворачивается, обходит окрест машины, внимательно всматриваясь в лица моих пассажиров. Те вбирают головы в плечи, боясь даже шелохнуться. Потом снова сканирует меня, и я догадываюсь, что сейчас заставит дышать в трубочку. Мне нехорошеет: вдруг какая-нибудь промилле шампанского еще бродит в моем организме? Тогда все, попала!
Я смотрю на гаишника доброжелательно-доброжелательно, заискивающе-заискивающе, искренне-искренне, с глубокой мольбой в глазах: «Отпусти меня, старче!». А у самой поджилки трясутся. Уже предвкушаю, как на деньги опустит, а я и денег-то не взяла с собой: зачем они в лесу-то? Ладно, если что, гостей наших раскручу, пусть выкупают урожай еще не собранных грибов вместе с моими правами.
Наконец, гаишник возвращает мне права. Лениво и снисходительно:
– Можете ехать.
Я от радости раскланиваюсь, тараторя:
– Спасибо вам, спасибо! И счастливого пути. Спасибо!
Он уже не слушает, плывет к своему напарнику.
Тот ему навстречу из окна высовывается и удивленно спрашивает:
– Чего это она тебе все «спасибо, да спасибо»?
– Да дура какая-то, – едва слышно бросает он на ходу и усаживается в машину.
ГАИ отчаливает, а я не могу прийти в себя, сажусь за руль и думаю вслух:
– Вот негодник! Я ему и так, и этак, все показала, все выполнила, даже разделась наполовину, а он меня еще и дурой обозвал.
А мужички со смеху покатываются.
Муж:
– Так это он ошибся, что ты дура! Я-то знаю, что не… совсем.
– Ах, ты! – в шутку накинулась я на него, и давай хлестать его «гномиком» по голове: – Нет, гаишник прав: дура я! Была бы умной, замуж за тебя не пошла! Почему не вышел из машины?! Почему оставил с гаишником один на один?!
Он руками голову прикрывает, хохочет:
– Может, мне еще в трубочку дыхнуть вместо тебя надо было?! А дура, не дура, – заходится он, – но при своих кровных остались!
Мужики ему вторят:
– Всем бы такими дурами быть, гаишники бы враз похудели!
И хохочут, хохочут надо мной, дурой.
Я выдыхаю, водворяю «гномика» на место, завожу машину, даю газу и тут же резко торможу, так что спутники мои врезаются, кто лбом в лобовое стекло, кто – в подголовники передних сидений.
Им уже не смешно, а мне, наконец, становится весело. Уф, едем дальше…