Глава 6.
Нехватка времени – вот на что постоянно жалуются практически все, занимающиеся мало-мальски стоящим делом. И не только они – и бездельники тоже, как будто и[ деятельность может дать хоть какой-нибудь результат. Нет, они тоже будут стенать – не успел, потому что времени нету, в то же время бесполезно растрачивая его на перекурах, в пустых разговорах, ожидании прибытия бетономешалки, дров, кирпичей, писем, топоров или компьютеров. Не работаем – нечем, а время идет. И никакие экономические меры тут не помогут. Ибо они всегда найдут такое место и тех людей, которые позволят им это делать. То есть не делать ничего вообще. Семену же представлялось, что практически любой цейтнот может быть вызван только двумя глобальными причинами – либо свалившимися, как снег на голову непредвиденными делами – так называемыми “форс-мажорными” обстоятельствами, которые, хоть разбейся, но необходимо сделать именно сейчас, либо когда время вроде есть, и все можешь успеть. Пока не вмешается пресловутое “если”. И начинаешь думать, взвешивать, рассчитывать варианты, заходя так далеко, что само дело перестает иметь смысл. Но ведь даже начинающему шахматисту, играющему блиц, известно, что первый, только что пришедший на ум ход – как мгновенное озарение – в большинстве случаев является единственно верным. Это непреложный факт. Потому что в случае неудачи возвращаешься к нему, и думаешь, что именно так и надо было поступить, а время-то ушло. И второй попытки, увы, может не быть. Семен не относил себя ни к одной, ни к другой категории. Более того, он понимал, что ему зачастую вредит именно его правильность. Он находил решения довольно-таки быстро, потом же долго обдумывал их, мысль уходила в сторону, и зачастую результат был плачевным. Нет, не для окружающих, и внешне вроде все было как надо, никто ничего не замечал – а для самого Семена. И еще – он всегда боялся, до маниакальности, опоздать, что-то не сделать, и, надо признать, терроризировал по этому окружающих. Семен тщетно пытался переделать себя, но не мог. Не мог переступить некоторой границы, очерченной им для себя. И даже сказать Марии о том, что мешало их совместной жизни, не мог тоже. Потому что считал, что может заблуждаться, а она, возможно, ждала, и тогда все могло повернуться иначе. Пропасть между ними увеличивалась, хотя необходим был всего лишь маленький шаг, но Семен понял это слишком поздно, когда пути назад уже не было… Вернее, назад-то и не надо, но впереди – пустота….
…
Можно сказать, что не все опоздания существенно влияют на жизнь, не сказанные слова не материализуются, и все идет, как и должно было идти. Но не всегда. И однажды Семен-таки опоздал. Даже не опоздал, а просто забыл, в отличие от того 2Семена, место которого он занял в том мире, который предстал ему ранним июльским утром. Таким образом, можно прийти к парадоксальному выводу – хватает одного единственного шага для наступления глобальных на локальном уровне изменений. Итак, один раз опоздав, Семен сделал несчастной ту единственную женщину, Марию, которую он любил всю жизнь, и та, понимая его никчемность, все же не решилась оставить его, возможно, сохраняя ему верность, не получая удовлетворения ни в постели, ни, в остальной, не менее важной части своей жизни. Увы, Семен не мог произвести ничего позитивного. Он пытался, но его старания только усугубляли ситуацию….
А Мария несла свой крест. Как и Марина, но в иной, параллельной, жизни.
Семен чувствовал это особенно остро сейчас, и вдруг его осенило: не опоздай он тот единственный раз, то стал бы сам 2Семеном, и освободил бы Машу от присутствия в ее жизни, которая и по прошествии двадцати с лишним была для него более чем просто женой. Но он опоздал, забыв, и все пошло именно так, как пошло. И причина-то была даже несерьезная, если судить с высоты лет, хотя тогда представлялась чуть ли не чрезвычайной. Просто Серега Кириллов, стоявший в тот день на воротах, как последний лопух, дал пенку – мяч выскользнул у него из рук, и, вместо того, чтобы просто пнуть его подальше, Серега решил провести эффектный бросок и сам закатил мяч. Матч пришлось продолжить до следующего гола, но ребята завелись, и гоняли пузырь до посинения, и только тогда, когда силы всех покинули, они отметили этот результат совместным распитием пива…. А он – только после этого вспомнил о том, что сегодня должен был. В общем, не должен, но обещал. Но все равно стало как-то неудобно – Ленка, конечно, простит, и, скорее всего, ничего не скажет, а только посмотрит с легкой укоризной. Пусть там и так народу достаточно собралось. А надо было ехать на Финляндский вокзал, встречаться около паровоза, потом – до Токсово, и…. Дачу, где предполагалось провести очередной ее день рождения, найти в одиночку было невозможно, адреса Семен не знал. На электричку, естественно, не успел, и остался в городе, кляня себя за забывчивость, а в субботу они с пацанами поехали в Зеленогорск, и там опять гоняли в футбол, пока не пошел дождь и не выгнал всех с поля. Ленка же ничего не сказала потом, кроме того, что для нее он человек потерянный. Для нее. Так и вышло, на ее счастье.
Но вот 2Семен помнил. Когда Киря дал пенку, он плюнул на все, и ушел, сказав, что пусть тот сначала научится стоять, а уж потом гоношится, оделся, сполоснул физиономию в туалете, и успел. Больше, конечно, от злости на своего неудачливого голкипера. И жизнь его пошла совершенно по другому руслу. Осознание переломного момента пришло не сразу, а как бы стало неким озарением, потому что, сколько Семен не углублялся назад по древу своей жизни, все тупики исследовать ему было не под силу.
Впрочем, после своего загадочного перемещения Семен стал как бы свободнее, то есть независимым от всех предысторий, фактов и связей. И он не был скован всевозможными ограничениями, мог не оглядываться назад, ибо прошлого не было. Но нужна ли была ему это свобода? Единственное, он не мог обидеть ни в чем не повинную Марину, настрадавшуюся от его предшественника, и долго не решался рассказать ей о том, каким образом все произошло – в его представлении когда-то, и что сам был лицом, так сказать, перемещенным. Пусть и не по своей воле. Марина выслушала его рассказ – даже не веря первоначально такое проникновение вглубь, и на какое-то время вновь подумала, что это злая шутка, и что он на самом деле – 2Семен, и как будто это было только вчера, представила момент их первой встречи и последовавшие за ним события.
Без экскурса в прошлое невозможно восстановить настоящее.
– А что вы сделали с Семеном?
И потому она не торопила Семена, но его признание не было для нее неожиданностью.
Рассказ Семена пробудил в ней давние воспоминания, и только некоторые детали, она не могла пожаловаться на память, – позволили ей окончательно убедиться в том, что она подозревала и ранее. Правда, по ее представлению, мужчины отличались изрядной забывчивостью и неспособностью помнить не существенное для их сознания, и все же Семен – новый Семен, к которому она привыкла, нет, даже прикипела душой, сумевший докопаться почти до всего, являлся другим человеком.
Собственно, она могла понять это и ранее – своим женским чутьем, тем, что он все же любил ее – она даже в мыслях не могла использовать “имел” или еще совсем уж непотребное, не как хорошо знакомую, а как совершенно новую для него женщину, и получала это с достоинством, так необходимым ощущением, что хотят именно ее. Это стало ей действительно необходимым, и она отдавала взамен неизмеримо больше, чем получал или мог, но не хотел – тот, прежний Семен. Но самым главным, в ее представлении, было то, что этот, обновленный, Семен с индексом N, стал напоминать того, за которого она, казалось бы, совсем не так давно вышла замуж. Мелкие знаки внимание, внезапный интерес к ее заботам и проблемам – это была малая толика того, что отличало теперешнего Семена. И еще – теперь для Марины не было секретом и то, чем занимается на работе. То есть, в их фирме, значительным процентом акций которой владела сама Марина. Семен стал посвящать ее в свои дела, причем откровенно, ничего не утаивая, и именно поэтому она не поддалась на уговоры Льва, и доверила управление своим пакетом акций Семену. Да, без особых колебаний, тому Семену, с которым вот-вот собралась разводиться. И теперь его новый проект начал развиваться, и перспектива была. Нет, она думала не о финансах, а о том, что продолжится движение вперед. Как опытный врач, она знала – любая остановка чревата. Да, неизвестно чем, но однозначно. И ведь Семен получил международный заказ, почти без посредников. Она могла гордиться, но не могла не сомневаться.
Именно по той тематике, которую продвигал Семен, она мысленно называла его экс, впрочем, это было правильно.
И она также не могла не отметить, что и ее кузен не оказался задвинутым – теперь он, в свою очередь, продвигал то, к чему был наиболее способен – макеты, игрушки, мини-роботов. И, как она подозревала, не оставался в накладе. И сейчас, выслушав Семена, она живо представила те далекие – более тридцати лет назад происшедшие события.
…
А вот тогда – новый Семен не зря вспомнил, все случилось совершенно неожиданно для Марины. Отмечали день рождения ее двоюродной сестры, известной как Лена К. Она имела неосторожность пригласить ее, еще пятнадцатилетнюю – правда, через месяц ей должно было стукнуть аж целых шестнадцать. Впрочем, она делала это всегда, будучи всего на пару лет старше, и Марина всегда чувствовала себя желанной гостьей. Сестры были дружны, и только Лев, брат Елены и ее – то есть Марины, ровесник, любил подтрунивать над своей родственницей. Он вообще был заводной, шутил, рассказывал анекдоты и забавные истории, и никогда не сидел на одном месте. Все было бы как обычно, но в этот раз Лене К. разрешили отпраздновать на даче, под присмотром старенькой родственницы – бабушки Софью Марковны, которая, несмотря на свой почтенный возраст, вполне могла сдержать дюжину молодых людей в рамках приличия. Особенно из порядочных семей, в которых главным считалось получение знаний, хорошие манеры и направленность на успешное продвижение в жизни. Не исключалась и возможная эмиграция – для тех, кто обладал таким правом, на историческую родину, или в более цивилизованные страны. Впрочем, национальность даже в то время можно было, пусть со сложностями, но приобрести. Но государство бдительно рассматривало всех претендентов – такова его обязанность. Впрочем, многие хотели изменить что-то здесь, и лишь иметь возможность свободно перемещаться по миру.
А многим оставалось пробиваться по жизни здесь. Короче, бабушка придерживалась традиционных взглядов, и посему не могла понять того, что в этой стране все становится по-другому, и так называемый менталитет давал трещины. Старшему поколению с трудом удавалось сохранять видимость незыблемых, как они думали, представлений, единство и даже замкнутость кланов, разыгрывая ту или иную националистическую карту. Молодежь же быстро осознала, что деньги не имеют национальной принадлежности, более того, и любовь тоже. И посему приходилось смиряться и делать вид, что все идет, как задумывалось. Молодым людям, собравшимся на даче, было же вообще на это начхать, и они банально стремились развлечься. На правах соседа по парте туда попал и Семен. То есть 2Семен. А Семен нынешний играл в футбол.
Конечно же, на стол, вполне достойно сервированный – дача, по тем времена, была что надо, были выставлены бутылки три полусладкого шампанского, с энтузиазмом встреченные гостями и, естественно, не сразу же опорожненными, а потихоньку, с достоинством, за весьма светской беседой. Как и полагалось в приличных домах. Удовлетворенная этим обстоятельством, утомившаяся от многочисленных гостей, бабушка отправилась на покой в одну из дальних комнат, уверенная в совершеннейшей благопристойности таких аккуратных и вежливых молодых людей. Бедная старушка, увы, не подозревала, чем все это может закончиться, ибо молодые люди всегда остаются такими, как есть, не взирая на вложенные в них знания и воспитание. Шампанское быстро допили, и на столе из загашника появились совершенно другие напитки. Увидев их, Софья Марковна пришла бы в ужас, но, на ее счастье, ее быстро сморил сон, так необходимый в столь почтенном возрасте. Все же молодые люди были хорошо воспитанными, и не опускались до такой мерзости, как “Волжское” или “Солнцедар”, но тридцать третьего, трех семерок и “Агдама” было, хоть залейся. Нормы, конечно, не знал никто, и вскоре большинство тривиально наклюкалось, кроме, пожалуй, Семена, который такую гадость почти не пил. Остальные же этого не заметили, и пошли совсем другие разговоры и игры, среди которых игра в бутылочку показалась детской забавой. Осмелев, молодые люди начали разбирать готовых, как им казалось, ко всему, девушек, которые тоже были не прочь поразвлечься, но до известных пределов. Свет сам собой погас, а музыка и голоса звучали все громче. Семен привычно поболтал с Леной К. – они и так хорошо знали друг друга, и кто-то даже что-то намекал по этому поводу, но ошибался. Ибо Лена К. не была популярной, то есть модной девушкой, и они просто поддерживали хорошие отношения. Которые, возможно, впоследствии могли перерасти в нечто большее, но кто об этом загадывает! И если бы она могла предвидеть будущее, не посмотрела бы на него вопрошающе, когда не употреблявшая до того алкоголь ее сестра Марина отключилась, а остальные были заняты изучением анатомии. Впрочем, и ее пригласил потанцевать один молодой человек, и она пошла с ним, а потом целовалась, забыв о том, что поручила Марину такому непредсказуемому Семену. Последний же, видя беспомощное состояние девушки, отвел или отнес ее в случайно оказавшуюся не занятой комнатку, уложил на покрытый старыми одеялами топчан, да и просидел рядом, пока и сам не заснул рядом. На утро же Марина была удивлена и своим нахождением в столь двойственной для пятнадцатилетней девушки ситуации, пожалуй, даже не меньше, чем проснувшаяся ни свет ни заря бабушка, обнаружившая в доме разгром, совсем не соответствовавший предполагаемой интеллигентности и благовоспитанности гостей. Но, будучи сама аристократкой в душе, не предала происшедшее огласке, и, как говорят, спустила все на тормозах. Семен же проводил Марину домой, и дальше все завертелось и закрутилось, и, несмотря на различного рода предрассудки, и всевозможные препоны, они сочетались законным браком, когда ей едва исполнилось девятнадцать. По крайней мере, так все выглядело в его изложении.
…
Семен застал Марину на кухне. Она следила за ужином, перелистывая новый номер медицинского журнала, и делая в нем пометки остро отточенным карандашом. Он скинул пиджак, вымыл руки, чмокнул Марину в щечку и присел рядом. Она подвинулась, подобрав ноги и давая ему место рядом с собой, а потом привычно спросила его на предмет желания поужинать, справедливо считая, что продолжение весьма занимательного разговора будет правильно продолжить после ужена. Она хорошо знала русские сказки – встреть, накорми, в баньку – а уж потом….. Семен не был голоден, и просто сел рядом, и обнял жен2. Недельная усталость давала о себе знать, и они перебрасываясь фразами, типичными для уже не слишком юных людей. Марина сказала, что опять передавали о каком-то сдвиге материка Гренландии, и спросила Семена – вообще-то она и так была в курсе, не планируют ли они сами туда направиться, на что Семен отвечал, что Федор как раз едет в понедельник в Москву, подписывать контракт, а сроки у них будут жесткими, зато сумма более чем шестизначная.
– Ну как он, справляется? – спросила она, тоже для проформы.
– Конечно, вот закончим проект, пора ему и о докторской подумать. Он вообще очень способный, и настолько быстро схватывает, что другим вообще не под силу”.
– А откуда он, что-то раньше я о нем не слышала?
И тут Семен оговорился:
– Раньше, да, все было по иному. Она же, уловив незнакомый оттенок в его голосе, также интуитивно продолжила:
– Что ты имеешь под этим в виду?
– Так, дома, деревья, киты, – он усмехнулся, – мир меняется, и люди, их взаимоотношения, и углы зрения. Семен задумался, а она опять спросила:
– Ну, а как он изменился со дня нашей встречи, – внутренне поругав себя за несдержанность, опять вопрос мог остаться без ответа, и все на том могло и заглохнуть.
– Время прошло, мы стали старше, – ответил он серьезно, – но вряд ли мы стали умней, – Семен рассмеялся и обнял ее – легко так, по-семейному.
– А ты еще это помнишь? – у нее что-то екнуло в груди – такой же вопрос она задала ему еще месяца два назад, усомнившись в его – Семена то есть, подлинности. В глубине души она чувствовала, что это ей ни к чему, и даже была рада тому обстоятельству, что тогда Семен так и не прочел оставленное ему на дискете письмо.
– Что? – прикинулся Семен шлангом, будто не понимая, о чем идет речь.
– Ну, как мы впервые встретились, познакомились – это было нечто вроде теста “на вшивость”. “Черт дернул меня за язык, уже все отболело”, – запоздало подумала Марина, – неужто то, что ты рассказал мне, правда, и….
– Да, никуда Семен твой, бывший, – она не обиделась, – не делся. Просто изменилась реальность. Что-то перевернулось, а я – нет, не испугался….
Онах отела сказать – куда уж, завел молодую любовницу, но подумала, что ревновать к прошедшему не имеет права, если Семен не врет, конечно. Но должна была сказать – последнее слово всегда за женщиной, и уязвленное самолюбие – даже при том, что изменял он не ей, а оставшейся в другом измерении жене, с которой не могла не быть солидарна.
– Да, Семен, время все меняет. Особенно тебя, – он почувствовал в ее словах некоторый сарказм, но с нежным оттенком, и посему только пожал плечами и прижал ее к себе. А она, меж тем, продолжала, уже не слушая его возражений.
– Я понимаю, Татьяне ты сумел голову заморочить. Да не смотри так, я-то видела, как ты на нее смотрел, – не так, как на подружку своей, пардон, не своей невестки, а как на медом намазанную, свою подружку. Так можно смотреть только на женщину, которой только что обладал и хочешь еще. И она тоже. Ах да, она замужем была. Ну ладно, прощено. Но уж мне-то, старой дуре, должно было быть сразу ясно – так нет, уговаривала себя. И уговорила. Но ведь ты запросто мог остаться с ней, ведь тебя ничто не связывало. Но ты остался со мной, как будто я могла не заметить. Ну почему? Так скажи все-таки, наконец, правду, Семен, сейчас-то что врать.
– А, может, и поэтому, – тепло Марины передалось Семену, он положил ей руку на бедро, скользнул чуть выше по натянутым колготкам, и сказал, удивившись внезапной хрипоте своего голоса, – попку приподними…
– Подожди, я не все сказала, и не время, – но не отстранилась…. Собственно, почему я не имею права с симпатичным мужчиной, почти мужем, о его перевоплощении никто не знает, и, вообще, хорошо….
– Ну, все же, Семен, почему? – ужин был разогрет – горячая молодая картошка с зеленью, пару кусочков холодного мяса – вполне достаточно. Марина, уже в халате, умиротворенная, с еще влажными волосами. И Семен – напротив ее, тоже переодевшийся в спортивный костюм. Он уже знал, что ответит – спрессованное время не оставляло выбора, да и Марина не заслуживала обмана. Он почувствовал, что она сейчас все поймет, и только подбирал подходящие слова. Стол опустел, и на нем осталось только кофе, который пил Семен из темно-коричневой фирменной чашечки, сейчас же к нему присоединилась и Марина, предпочитавшая обычно чай с какими-то неведомыми ему ароматными добавками. Семен поднес зажигалку Марине, а потом закурил сам.
– Да, ты права. Я – не твой Семен. Вернее, я есть Семен, но другой. Может, физиологически тот же. Другой – если ты, конечно, веришь в параллельные миры или что-то подобное. Но ты не веришь, я знаю, как ты ко всему этому бреду относишься.
Марина слушала внимательно, чуть наклонив голову набок.
– И поэтому я не мог рассказать тебе раньше, иначе бы ты сочла меня сумасшедшим, или, в лучшем случае, аферистом. Но теперь-то ты меня знаешь, не правда ли? – Она согласно кивнула, ничем не выдав своего волнения.
– Так вот, в то время я переживал не лучший период в своей жизни. Это мягко сказано. Да теперь, наверное, и не интересно. Так вот, я приезжаю на дачу, как обычно. Мои же должны были нагрянуть на следующий день, я же пока хотел побыть один и собраться с мыслями. Но обнаружил там двух девушек, невестку Лену и Татьяну. Это привело меня в еще большее раздражение, но я виду не подал.
– А это уж вряд ли.
– Действительно, так. Но я и виду не подал, поужинали, я искупался. Потом спустился густой туман, – которого мне еще не приходилось видеть. Казалось, его было можно мазать, как масло. Утром проснулся.
– Один?
– Нет, ты права. В общем, Татьяна поднялась на второй этаж и меня разбудила. Она была в состоянии ужаса, потому, что ей показалось, что все вокруг изменилось. Я, как мог, старался ее успокоить.
– И успокоил? – Марина говорила спокойно, как абсолютно уверенная в себе женщина, но что до ее чувств.
– Постарался. Но потом сам пришел в недоумение – вроде все так, но не совсем – и дверь чуть не так навешена, и покрашено по-другому, и пол иначе скрипит. Калитка не в том месте. И дом соседний тоже. Потом проснулась Лена, невестка – но это была не моя, а твоя невестка, то есть совсем другая девушка, но узнавшая и меня, и Татьяну! И тогда мне тоже стало не по себе. Но самое удивительное, что девушки начали болтать, как будто знакомы сто лет. И соседи – боже – они меня тоже признали. И даже их зверский котяра. Первой мыслью моей было, не скрою – свалить поскорее в город отсюда, чтобы что-то прояснить, но не мог. Произошедшее было выше моего понимания. Я не мог это сразу осмыслить – нет, я был почти трезв, разве сто немного позволил себе перед сном. И решил подождать, как будут развиваться события. Когда же появилась ты, и обратилась ко мне, как будто мы совсем недавно расстались, сомнений в том, что произошло…
Марина, начавшая что-то понимать, спросила:
– И потому ты тогда бросился ко мне – полез через забор, будто там была калитка?
– Точно. Во-первых, женщина, которая шла, направляясь к дому, не могла быть никем, кроме его хозяйки. И еще – да, там было специально сделана калитка, чтобы не обходить дом со стороны. Да, я никогда не был законченным болваном, и понял, что мир изменился – то есть, я как бы остался, но изменилось окружение.
– Да, кроме Татьяны. Или так тебе удобней, да?
– На самом деле, переместились не только мы, но и Федор, и Екатерина, и Лена – она была секретаршей того, твоего Семена. И еще, наверное, кто-то. Но я выяснил это значительно позже. Кстати, и с Федором мы встречались до того. Весной этого года. И мне кажется, это связано с катаклизмами, вызванными едва заметным смещением материка Гренландии, и еще какими-то неизвестными явлениями. Проще всего, конечно, списать на солнечную активность, но так всегда делается.
– Но ведь ты мог сразу сказать. Хотя бы мне. Или боялся?
– Нет, после того, как я понял, что потерял все, мне бояться было уже нечего. Да ты тогда все равно бы не поверила, а только возмутилась бы – муж и не признает. Помнишь, как в фильме? Тогда ему привели чужую жену, а потом убеждали. И никакие доводы не помогли.
– Наверное, ты прав. Но все же смалодушничал. Мог бы уйти, и все. Или было некуда?
– Да нет, я же сказал. Тем более, что некоторый финансовый запас у меня был. Но к тому моменту, понимаешь, мы дошли до такой жизни – ну, как у вас с 2Семеном. Папироса погасла, он взял зажигалку, чиркнул и затянулся, выпустив дым в сторону открытого окна. Я чувствовал, что во многом и сам виноват, то есть, почти во всем. Но тогда ничего с собой поделать не мог. И оттого все мои старания приводили только к обратному результату.
– И решил начать все с начала, загладить, так сказать, и искупить? За себя и за того парня?
– Наверное, и это тоже. Но я не смог бы этого сделать, если бы ты не оказалась такой привлекательной. Для меня.
– Льстишь. Но ты и сейчас свободен.
– Но нужно ли мне это? Тем более, что я стал думать, проводить параллели – то есть искать место, где мог быть перелом. Нет, изменение направления жизни. Видно, в той реализации мы были знакомы – или знакомы подсознательно. И потом пришел к выводу – да, такое могло произойти на самом деле, если бы….. В кармане пиджака я нашел паспорт, и узнал, на ком все-таки женат.
– Сначала переспал со мной, а потом поинтересовался фамилией?
– Но ты ведь не возражала?
– … Нельзя задавать такие вопросы женщинам, – она чуть не рассмеялась.
– Прости, пожалуйста. Но фамилия твоя – девичья, довольно-таки редкая. И встречалась мне только один раз – как раз такая была у моей одноклассницы и соседки по парте, Елены К. Мы были, в общем, дружны, но потом встречались случайно – по каким-то поводам. Я точно знаю, что сестры у нее не было. Но, может быть, двоюродная или дальняя родственница – этого я не знал, и, собственно, не интересовался, потому что наши отношения никогда не выходили за рамки чисто дружеских. Возможно, при других обстоятельствах могло быть иначе.
– Ты в этом уверен? – Марина с нескрываемым сомнением посмотрела на него. Он что, не знает?
– В том что, могло быть иначе, или в чем? – не понял Семен.
– Да ладно, не сейчас, – сказала Марина, и, вспомнив, добавила. – Семен, открой холодильник, там, на нижней полке коробка с пирожными, “Метрополь”. Семен повернулся, приоткрыл дверцу и достал перетянутую синенькой ленточкой коробку с фирменной этикеткой.
– О, мои любимые! – в коробке оказались настоящие буше, покрытые толстым-толстым слоем шоколада, – как ты угадала!
– Старалась, – Марина улыбнулась, и, привстав сказала, – подожди, чайник подогрею. А Семен, подождав, пока она ставила серебристый чайник на плиту, включала горелку, подошел и обнял ее сзади. Она прислонилась к нему:
– Сейчас сгорим. Но он продолжал обнимать и нежно гладить ее, опрометчиво набросившую халат на голое тело. А, может, и не опрометчиво – чего уж там. – Подожди, шторы не задернуты. Увидят. Кто – подумал Семен, разве что в бинокль с двенадцатиэтажки через пустырь….. она что, не возражает, если мы сейчас повторим? Чего еще желать, но вопрос:
– Выходит, и сестра была.
– Выходит, – вздохнула Марина, – и ты все так вычислил или знал раньше?
– Нет, но это представилось единственно возможным. Хотя ты тоже об этом не упоминала. Она промолчала, а он прижал ее к себе, и почувствовал, как затвердели соски, а потом спустился ниже и стал гладить ее бедра, и курчавые завитки между ними… – пойдем. Марина, по давней привычке, хотела было сказать, что он уже недавно имел, что она уже старая и ей вполне достаточно, что они еще успеют, но ласки Семена были приятны, и она почувствовала разливающееся по телу тепло, может, впервые, забыла про свою сдержанность и подумала – а почему бы и нет? Кто запрещает или мешает, и разве то, что Семен – не тот Семен, и … она запуталась, но все же с языка сорвалось – она не могла отказать себе, не забыв выключить засвистевший чайник:
– А ты сможешь? Ведь и часа не прошло? – но это было более чем да. Но – как бы продолжая тему, – ты восстановил все правильно, только если бы и тогда ты был такой, как сейчас, все действительно могло повернуться по-другому. Семен повернул ее к себе, и сказал, нежно поцеловав:
– Будем наверстывать…
Чайник пришлось подогревать еще раз, и они долго сидели на кухне, углубляясь в воспоминания, пока Марина не спросила:
– Все так, но я эгоистка, и, наверное, поэтому не могла заставить себя задать тебе один-единственный вопрос, может быть, самый главный. Хорошо, что ты сейчас со мной, и тебе тоже, наверное, неплохо, но ведь и у тебя должна быть – если ты говоришь правду – к тому моменту семья. Ты упомянул невестку – это так и есть?
– Теперь уже не знаю. Семен опять закурил. Конечно, была и жена, и двое детей. Близнецы. В том мире, который изменился.
– И что, ты даже не попробовал их найти? – тон Марины был слегка осуждающим, как будто и она понимала нереальность этого.
– И сейчас пытаюсь. Мы жили недалеко от вас, только с другой стороны Невы, на Народной улице. Квартира – примерно такая же, и дом тоже. Сейчас там – совершенно чужие и незнакомые люди, и соседи тоже, хотя одна соседка, совсем пожилая, показалась мне знакомой, но на приветствие ответила чисто автоматически – знаешь, как в деревне здороваются совершенно чужие люди – а вдруг случайно запамятовала. Я искал по базе, перебрал всех Котовых, мало того, навел справки обо всех Мариях Николаевнах, близкие по возрасту – опять ничего. Даже по девичьей фамилии. Но какая вероятность того, что она сейчас здесь? Искал даже по фамилиям потенциальных мужей – из тех, с кем был знаком. Никакого толку.
– А если бы нашел? – в голосе Марины не было тоски, но чувствовалось, как ей необходимо услышать правильный ответ.
Семен честно ответил:
– Ну, тогда бы я убедился, что все в порядке, или наоборот. И все.
– И вернулся бы к ней? – того, что сказал Семен, было недостаточно.
– Нет, Марина. Здесь моя жена – ты, я как бы и.о. того, прежнего твоего Семена, и уже сам – de facto, твой муж…. Но душа, конечно, болит и сейчас, и чувствую себя виноватым. И не успокоюсь, пока не найду. Но еще раз вмешиваться в историю – нет, это недопустимо. Впрочем, посмотри. – Семен встал, пошел в комнату и достал из дипломата оба паспорта – свой и 2Семена, с которыми не расставался с тех пор, как обрел новую ипостась, – вот.
Марина с удивлением взглянула на оба документа в совершенно одинаковых обложках – красных, с золотистым тиснением, потом подняла глаза на Семена:
– Ты что, специально купил такую же обложку?
Он покачал головой:
– Нет, Марина, вероятно, образ мыслей был до некоторой степени идентичным, как вкусы и предпочтения.
Она открыла один из них наугад – он оказался ее прежнего Семена – 2Семена, как называл его нынешний. Все правильно, как и было, включая ее небольшую фотографию под прозрачной обложкой – она ее не очень любила, но Семен по привычке такал с собой. Затем она с некоторым волнением открыла другой – и увидела. Почти такую же фотографию другой женщины – сделанную примерно в том же возрасте, с короткой стрижкой, мягким выражением лица:
– Это твоя жена?
– Да.
– Очень симпатичная. И ты ее, наверное, любил, – он не стала еще раз говорить о том, что он волен ее, Марину то есть, оставить в любой момент, и она это поймет. Потому, что теперь уже ей не хотелось, чтобы это случилось. – Но ведь, по твоей легенде, мы должна быть похожими, а тут – ничего общего, или я ошибаюсь?
– Скорее всего, внешность имеет не абсолютное значение, важней то соответствие и энергетика, аура, пусть мне не нравится это слово. Но многое было утеряно. Мной. Но она почему-то терпела. Ладно, ты, наверное, проходила то же самое.
Марина продолжала сравнивать паспорта. Фотографии обоих Семенов, сделанных в разное время, отличались, но между ними было то неуловимое сходство, по которому любой эксперт признал бы на обоих одного и того же человека. Марина вгляделась в запись о регистрации брака – да, зарегистрирован брак с Николаевой Марией Николаевной, такого-то числа, месяца, года. Запись о детях – два сына-близнеца, причем старший был ровесником ее сына. И прописка – все правильно, Народная улица.
– Ну, теперь ты не сомневаешься? – Семен тоже стал грустным, и вопрошающе посмотрел на свою жен2, – только у меня было двое детей, оставшихся в другом измерении, а у тебя – один, то есть теперь у нас. И я уверен, любая генетическая экспертиза подтвердит мое отцовство.
– Да, ситуация. Знаешь, я тебе верю, и к сыну ты относишься хорошо. Но в одном ты ошибаешься, – Марина помедлила, не решаясь сказать Семену то, что наверняка знал 2Семен, – у тебя и здесь двое детей. И я думаю, ты догадываешься, от кого. На глазах Марины выступили слезы, она попыталась их смахнуть, но неудачно.
Сердце Семена опустилось – неужто? Да, та самая Лена К? Он… да, мог зайти, родителей дома не было, и даже не поцеловал – подружка, неудобно, идиот. А если бы?
Растроганный Семен погладил ее волосы, пытаясь успокоить, но она вскоре взяла себя в руки:
– В общем, так. Не знаю, захочешь ли ты его увидеть – своего младшего, ему около четырнадцати. В ноябре Лена приезжает. Хотя тебя никто не неволит, потому что ты конкретный здесь ни при чем. Или ты мне недоговариваешь?
– В том-то и оно, милая, то, что я рассказал тебе, истинная правда, какой бы фантастикой ни казалась.
– Ладно, а я могу тебе помочь в твоих поисках? – спрашивая это, Марина была абсолютно искренна, видя, как трудно Семену было носить это в себе.
– Вряд ли, разве что произойдет какая-то невероятная случайность. Вроде той, что перебросила меня в твой мир, впрочем, не слишком отличающийся от моего.
– И ты хотел бы вернуться туда?
– Не знаю, – честно ответил Семен, – вряд ли я смог бы такое снова выдержать. Здесь же – как вторая попытка, но ты уже летишь, и можешь оттолкнуться только от воздуха, и тебя несет куда-то. Время мое спрессовалось, и я не знаю, когда произойдет остановка. А так много нужно сделать. Но то, что именно ты оказалась моей женой – похоже на чудо. Значит, между мирами есть граница, и они все же пересекаются. Может, и твоему Семену выпало что-то подобное. Но мне, то есть нам, этого не узнать. Возможно, в одной из реализаций он с Марией, и дети – его. Но, наверное, только один из срезов пространства и времени… Ты понимаешь?
– Хотела бы. Но это очень странно. А ты веришь в существование параллельных миров, Семен?
– Очень бы хотелось, но, увы. Если и существуют вариации, то перемещение из одной в другую никем и ничем не может быть предопределено. Не верю, но хотелось бы оказаться неправым.
– Да, я тебя понимаю. Ты практически потерял все. Не буду перечислять. Я же – и потеряла, и обрела. Иногда мне кажется, что тот, мой Семен, изменился. Но такая вероятность практически нулевая. Я все же могу убедить себя в этом, ибо оболочка твоя осталась прежней. Но только внешне – ибо и образ действий, отношения – не те. Похожие, иногда выражения повторяются, жесты, интонации. Но нюансы, которые может знать только жена – то есть, женщина, прожившая с мужчиной достаточное, даже слишком, количество лет, которые не распознать никому другому – как и ощущение тела при близости, прости за сравнение, неизбежно выдают. Ведь тебя признали все – значит, достаточно только внешней оболочки? Даже Лев, который всегда гордился своей проницательностью, и Гриша.
С этим Семен не мог не согласиться – только ему приходилось быть постоянно внимательным и настороженным, чтобы не попасть впросак.
На завтра были планы, Марина знала, но они заговорились – очень много не знали, она завелась – а почему бы и нет?
Перешли в гостиную, поставили журнальный столик и сели друг напротив друга. Марина иногда запахивала халатик, накинутый на голое тело, и не стеснялась, ну, ощущение было новым, зачем любовник? В душе она была не то чтобы авантюристкой, но новые ощущения превалировали надо всем. Этот Семен ей, действительно, нравился, и зачем остальным знать?
Мысль и реализация Семена….
… Мы сидим друг напротив друга, именно так, нас разделяет низенький журнальный столик с двумя чашечками кофе – он, кстати, остыл, и вазочкой печенья. Маленького, обсыпанного сахаром. Неожиданно выясняется, что мы оба любим его. Можно бы уйти в сторону, но я понимаю, шестое чувство не подводит, нельзя. Мы оба понимаем, что он этого разговора зависит будущее. И я спрашиваю:
– Ты говорила, Гриша, у него все в порядке. Но все же – над чем и где он работает, как с диссертацией…. Мне…
– Хм, тебе, конечно, знать надо, если… – она не преминула поддеть вновь обретенного мужа, – тогда. Дай сигарету, покурим здесь…. И продолжила:
– А Гриша работает в “Бананотехнологиях”.
Я чуть не прыснул, – слишком много ассоциаций, с трудом сдержался, но это не осталось без внимания жен2.
– Ты что смеешься? Очень перспективное направление, господдержка, темы….
Перевел дух:
– И что там может быть такого?
– Повторяю, перспективное направление, много тем, благоприятные условия защиты диссертации…. А там….
– То есть….
– Да, ты прав, а потом – степень есть, кандидат, может, и доктор наук, и совсем другие возможности….
– Извини, я не в курсе. Не успел еще привыкнуть к новым реалиям…
А жён 2 продолжала:
– Ну, использование текстильных бананов, – я кивнул, абака, знаю, – в производстве и технике, вытяжки из кожуры для предотвращения…. Выделение мужского гормона для повышения потенции, тебе не нужно, но многим….
– Ага, и подкладывание на тротуаре, чтобы люди поскользнулись…. И на завтрак.
– Не смейся, – Марина Ароновна повторилась, покраснела, и оттого стала еще привлекательнее, – и потом, сколько народ не доедает – на фермы, для корма скоту, если добавить выжимку из шкурок фиников, отлично идет, растет поголовье и повышаются надои.….
– Блин, и кто в это верит?
– Не важно верить, главное – признать…. И следовать общим курсом.
– А там разберемся, – и, без перерыва, – а теперь скажи, над чем, на самом деле, работает Гриша….
– Ты понял, да? Он занимается особо прочными оболочками, добился результатов, есть экспериментальная модель, нужно практическое внедрение, но кого это интересует? Ну, если побрызгать банановым соком… Марина рассмеялась, а я встал. Подошел к ней сзади, и обнял…. И понял – это было именно то, что нужно…. И Марина, и еще не внедренные результаты деятельности Григория. Сына того самого 2Семена, место которого я занял волей провидения.
– Ты, такой настойчивый, я…. Почти готова признать тебя….
…
Они переместились на диванчик, Семен….
– Ты что…. Семен никогда, он считал, – Марина попыталась хоть что-то объяснить, – что я…. Что меня можно просто иметь…. Меня… мне…. А сейчас его, нового Семена, прикосновение пронзило…. А Семен не мог остановиться….
Есть другая реальность, и вдруг – любовь, которую он не смог обрести там, и дать любимой женщине, и какая реальность была правильной – никто не знал.