Магический кристалл Шекспира (Михаил Анохин) / Проза.ру

            I
Литература, если она настоящая, а не подделка, не имитация под литературу, обладает качеством неисчерпаемости смыслов. Она похожа на магический кристалл: с каждым поворотом грани открывается новая перспектива, новые смыслы. Они дополняют прежние, а то и вступают самым парадоксальным образом, в противоречия.
Квантовая физика, искусство и культура народов сходятся к одной универсальной точки - множественности интерпретаций зависящих от сознания воспринимающего объекта, то есть от человека. Конкретного, заметьте, человека.
Иначе сказать два человека смотрят на один и тот же объект пусть и на самый примитивный – граненный стакан, но каждый видит только своё, исключительно своё, об общем договариваются, общее подразумевается и не более того!
Объективное - иллюзия больших пространств и таких же глубин времен и временных протяженностей. Геометрически точно вычерченные орбиты планет, не более чем «пространства вероятного нахождения объекта». Противоречия и есть разрыв между желаемой точностью ответа, и реально получаемым ответом.
Если о художественном произведении можно сказать, о чем оно и сказанное, как бы закрывает этот вопрос раз и навсегда - перед нами не литература, а подделка. Можно сказать еще сильнее: если автор знает, о чем он написал, то либо он настолько самоуверен, что впал в самообман, либо написал нечто не имеющее отношение к литературе.
Драматургия Шекспира потому и вечна, что каждая эпоха, каждый человек открывает в ней собственный смысл, поверх уже осознанных и сформулированных смыслов не отменяя прежнее, а дополняя к прежним смыслам, еще один.
Не будучи театральным человеком, а всего лишь читателем шекспировских трагедий, я увидел Шекспира, его героев сквозь словесную ткань, собственными глазами, а не глазами режиссеров, пусть и гениальных. Это не значит, что мой взгляд лучше, чем их, но он иной и смею думать, тем и интересен.
Трудность в том, что на любую трагедию Шекспира можно посмотреть с самых разных точек зрения, повернуть её той, или иной гранью и вот что важно - эти грани сами поворачиваются то одной стороной смысловых интерпретаций, то другой, как будто наделены собственной волей. Порой кажется, что не ты изучаешь, не ты пытаешься проникнуть в сокровенную глубину шекспировских трагедий, а это они тебя изучают, они пытаются постичь тебя! Чертовски сильное чувство. Почти мистическое.
Мне кажется; можно бесконечно долго рассматривать одного героя, будь то Гамлета, или Макбета, или его супругу. Более того, даже одна фраза, одна реплика порождает такую бесконечную ассоциацию, что можно оттолкнувшись от неё, пуститься в странствие по душам и неизвестно еще, хватит ли жизни, чтобы прибиться к какой-то конечной гавани.
Любителям исчерпывающих ответов я не советовал бы читать Шекспира и тем более не читать эти прикосновения к шекспировскому гению. Тем, кто ищет ответов нужно обращаться к арифметике, спрашивать бездушные тела, но и они дают ответы до известного предела - квантовая физика очерчивает пределы точных и ясных ответов в мире бездушных тел.
Что же мы ищем, если заранее знаем, что ответов нет и быть не может? Мы ищем не ответов, а правильно поставленных вопросов - вот единственное на что может рассчитывать человек, пускаясь в странствия по страницам шекспировских трагедий и не только. Там, где человек - там ничего не может быть кроме вопросов, а то, что мы считаем за ответы, на самом деле только наши предположения и догадки.
            II
Хроники событий в трагедии Макбет и то, как они отобразились в мой душе - не совпадают. Если бы я ставил спектакль, то начал бы его с пятой сцены первого акта. Вначале было письмо мужа к леди Макбет, а потом все остальное. Нервный узел трагедии здесь, в этих словах, в этой характеристика мужа, данного его супругой.
      "Да, ты глассимский и кавдорский тан
      И будешь тем, что рок сулил, но слишком
      Пропитан молоком сердечных чувств,
      Чтоб действовать. Ты полон честолюбья.
      Но ты б хотел, не замаравши рук,
      Возвыситься и согрешить безгрешно».
Жена знает, что её муж, чтобы стать совершенным политиком, наделен избытком совести, так что нужно подстегнуть его, пришпорить вожделение власти, усыпить совесть. Она даже иронизирует по поводу совестливости мужа, и эта ирония может звучать на русском языке, как: «Хотел бы удовольствие получить и невинность сохранить». В сущности - это тайное желание всех без исключения людей чего-либо вожделеющих, обойтись «малой кровью». Но как говорил другой великий англичанин Джон Стюард Милль:
«…великие дела не свершаются мелкими людишками…» Гусарская удаль:
«Кто не рискует, тот не пьет шампанского». - Из этого же источника.
Обойтись «малой кровью» в «великих делах» не получается, такова природа человека корнями своими уходящая в стадные инстинкты, а следовательно и такой социальной организации, как власть.
Женщина куда ближе к природе и все природное, в том числе и инстинкты, в ней говорят куда громче, и слышит она их куда явственнее, чем мужчина. Отсюда женская интуиция, органически вплетенная в дар обольщения.
      "И ты колеблешься не потому,
      Что ты противник зла, а потому, что
      Боишься сделать зло своей рукой.
      Спеши домой! Я неотступно в уши
      Начну тебе о мужестве трубить.
      И языком разрушу все преграды
      Между тобой и золотым венцом,
      Который на тебя возложен свыше
      Как бы заранее».
Последняя фраза леди Макбет, из её пространного монолога, может показаться неточным переводом. Не могла светская женщина тех лет не понимать, что пророчество имеет двоякую природу, как и вдохновение: одни идут от Бога и являются «гласом божьим», а другие – пророчества идущее из глубин адовых, которые удобнее было бы называть – подстрекательствами.
Объяснение такому, кажется невероятному представлению, а точнее путаницы, скрывается в английской философии богословия тех лет и более того, в свернутой форме оно нашло отражение у Соловьева, известного русского богослова-философа конца позапрошлого века. Соловьев сказал;
"Я не верю в черта".
В черта не верил ни Шекспир, ни его герои. Дело в том, что и Соловьев, и Шекспир верили в деятельного Бога, в того самого Ветхозаветного Бога, который активно вмешивался в дела людей. Черт и сам Сатана всего лишь, по этим представлениям, являлись и являются инструментами божьего Промысла.
Ни черт, ни сатана не имеют собственной воли и действуют с попустительства Господа. Кто же устоит против Бога? Если Господь решился кого наказать - он накажет, если решился испытать - испытает и если захочет, то и в чреве медного быка раскаленного огнем, будет прохладно. Нет силы в мире и такой воли, которая бы могла противостоять воли Бога. Трагизм человека в том, что он не знает причин и следствий и конечной цели своей, «на этой отмели времен». Вот почему леди Макбет говорит, что «золотой венец» на её мужа «возложен свыше». Она чувствует это своим инстинктом, хотя и не может знать конечной цели Промысла Божьего.
Иов в одноименной книге Ветхого Завета был далеко не единственным персонажем, претерпевающим невзгоды как будто без видимых причин.
Шекспир хорошо знал Ветхий Завет.
В третье книге Царств, (глава 22) рассказывается, как Господь спровоцировал царя Израильского Ахава и царя Иудейского Иософата на войну за Рамоф. «И сказал Господь; кто склонил бы Ахава, чтобы он пошел и пал в Рамофе Галаадском? И один говорит так, другой говорил иначе; и выступил один дух, стал перед лицем Господа и сказал: я склоню его. И сказал ему Господь: чем? Он сказал: я выйду и сделаюсь духом лживым в устах всех пророков его. Господь сказал: ты склонишь его и выполнишь это; пойди и сделай так».
Так что фраза из монолога леди Макбет вовсе не ошибка переводчика, а трагическая реальность - человек не знает конечной цели своих поступков, своих влечений и потому, вовсе не случайно, Шекспир считал: «Мир - сцена, где у каждого есть роль».
Глубина переживания собственной роли - вот что важно и ценно для Бога! Вчитайтесь в молитвы святых и вы поймете глубину этой трагедии!
«Отпусти грехи мне, недостойному и прости всё, что я согрешил в день прошедший, как человек, но больше того и как не человек, а хуже скота!» - Молитвенно просит Господа святой Антиох, давая убийственную оценку собственной роли.
А вот, что за сценой, когда роль окончена и актер уходит, уходит навсегда, что там? Шекспир и на это дает ответ, но уже в другой, куда в более философичной и глубинной трагедии, чем Макбет (хотя уж куда глубже!), в Гамлете.
      «Я дух родного твоего отца,
      На некий срок скитаться осужденный,
      Ночной порой, а днем гореть в огне,
      Пока мои земные окаянства
      Не выгорят дотла».
Именно так - ночью совершать дела, отражающие природу собственной сущности и быть инструментом воздействия на ход причин и следствий в мире действующих актеров. Более того, самому являться их причиной, суфлером и от части режиссером их ролей. Ночью просыпаются все демоны, сидящие в человеческой душе, придавленные там дневным сознанием и волей.
Сноведения - окно в собственный демонический мир. Потустронеее и есть по ту сторону человеческого сознания и воли, а вовсе не «параллельное» нашему миру, как иногда принято говорить.
Ад и рай в душе человека и от туда, когда сознание и совесть усыплены, выходят призрачные духи и говорят с человеком языком его подавленных вожделений. Бездна и небо открывается тогда человеку. Говоря птичьим языком современности - это и есть «измененное сознание», а говоря языком христианской культуры - одержимость.
Но почему только христанской? Вот что говорил Платон за полтысячи лет до христианства: «Пророчествовать - значит быть вне себя, это означает, что наш рассудок должен быть помрачен либо сном, либо болезнью, либо он должен быть вытеснен каким-то иным способом, в том числе и сошедшим с небес вдохновением».          Христианство только расставило акценты, указав на то, что не только с «небес», но куда чаще из глубин ада приходит одержимость и вдохновенные озарения. Апполон и Дионисий постоянно борются за власть над творческой, да и над любой другой душей.
День - это прерогатива Бога, это абсолютный Свет и понятное дело, что в этом свете выгорает все, что связано с темной стороной человека. Но и Тьма не пребывала в мире до Господа, а есть следствие его деятельности. «Выгоревший» в этом свете человек, уже и не человек вовсе, а нечто чему в человеческом языке нет представления.
Дух отца Гамлета - это еще не остывший от свой роли актер. «Некое место» - это путь от сцены до гримерной актера и сама гримерная. Он еще перебрасывается словами с действующими актерами, с теми, кто на сцене, он медлит уходить, но вот гримерная - он снимает одежду свой последней роли. Здесь, в гримерной, он «остывает» от жизни-сцены. Убирает грим, «выгорает», становится тем, чем пребудет теперь уже вечно. Таковы представления Шекспира и он щедро и красочно наделяет ими своих героев,
И тут, как не вспомнить Баруха Спинозу, и его гениальную оговорку - оговорку, потому что она противоречит его философии:
«Разум и воля, которые составляли бы сущность Бога, должны бы быть совершенно отличны от нашего разума и нашей воли и могли бы иметь сходство с ними только в названии; подобно тому, например, как сходны между собой Пес - небесный знак и пес - лающее животное».
Точно так же и мои рассуждения, да и любые другие (Шекспир не исключение!), касающиеся «деятельности» Бога находятся в таком же соотношении, как дворовый пес и созвездие. Но, как уже было сказано, каждый из нас играет свою роль и человек играет её искренне, «взаправду», а «представления» есть неотъемлемая часть ролевого поведения! Из своей роли ни кто не выскочит и ни какая рефлексия, медиативная техника, не способна вывести человека из ролевого состояния. Все во мне и все из меня - формула из которой ни кто не выпрыгнет.
Шекспир не был бы гениальным драматургом, если бы не понимал парадоксальной трагичности бытия человека. Леди Макбет, только что говорившая о «венке возложенным на его мужа свыше», вдруг начинает призывать на помощь силы ада.
         «Сюда, ко мне, злодейские наитья
         В меня вселитесь, бесы, духи тьмы!
         Пусть женщина умрет во мне».
К таким парадоксам нужно относиться внимательно, ведь для того, чтобы стать «духом лживым» и заморочить головы 300-стам пророкам царя Ахава, нужно перевоплотиться. Такое же перевоплощение происходит с леди Макбет и с её мужем. В жизни все роли играются на пределе искренности. Шекспир за долго до Станиславского создал актерскую школу, подглядев, как актерству учит сама жизнь. А что же Макбет? Макбет, как и предполагала его жена, колеблется и это еще один парадокс мимо которого гений Шекспира пройти не мог.
            «Добро б удар, и делу бы конец.
            И с плеч долой! Минуты бы не медлил».
Так в чем же дело? Ведь все уже как будто решено:
            «О звезды, не глядите в душу мне
            Такие вожделенья там на дне!
            Как не страшило б это, все равно
            Закрыв глаза, свершу, что суждено».
Сомнения преодолены, что же еще? А то, что роль – ролью, однако же, человек и особенно у Шекспира, всегда рефлектирует, всегда соотносит роль с нравственными и моральными заповедями. Что тут не говори, а признание Макбета перед королем:
            «Я вашему величеству служу
            Из верности престолу, вот и плата.
            ...................................
            И вместе с остальными делать всё,
            Что требуется честью и любовью».
Не так-то просто переступить, все-таки роли верноподданного и заговорщика, предателя - настолько противоположны, что рефлексия напрашивается сама собой. Мало желать, жаждать власти, нужно еще переступить через некий рубеж, решиться.
Одна из загадок бытия в том и состоит, что человек, даже осознавая предопределенность своей судьбы и слепую покорность ей, систематически рефлектирует! Показательны, в этом смысле, слова молитвы Иисуса Христа в Гефсиманском саду:
«Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты».
Нравственные и моральные законы словно для того и вброшены в мир, чтобы торчать в человеческом сердце постоянной и не извлекаемой занозой! Не следует забывать, что Макбет был, как и все в его мире, человеком верующим, а в вере, как нигде в сконцентрированном виде содержится императив нравственности!
Макбет рассуждает:
         «Я здесь на этой отмели времен,
         Пожертвовал загробным воздаяньем
         Но нас возмездье ждет и на земле
         Чуть жизни ты подашь урок кровавый
         Она тебе такой же даст урок.
         Ты в кубок яду льешь, а справедливость
         Подносит этот яд к твоим губам».
Поразительно! Макбет все знает, все понимает, но «рок сулил». От человеческой, самонадеянной воли не остается и тени следа! Как тут не вспомнить Омара Хайяма:
«Мы только куклы движимые роком/ Вот горестная правда Бытия/ Пройдем свой путь/ И волею жестокой/ Со сцены жизненной уходим в мрак глубокий/ Во мрак небытия».
Человек не увернется от рока, от предначертанного, но вся сокровенная тайна пребывания человека на земле скрыта в его отношении к предначертанному. Леди Макбет без колебаний приняла злодейский план, её муж с трудом переступает закон нравственности. Тайна не в том, что Иов не осознает причины своего несчастья, тайна в его отношении к несчастью. Сатана ждет от него проклятий Богу, да и его жена подталкивает Иова к этому, но у Иова «язык не поворачивается», а вот у леди Макбет он «повернулся» легко.
Современный, прагматичный человек скажет, обращаясь к Макбету:
«Ну и чего же ты развесил сопли? Если знаешь, что из этого проку не будет, то и выброси глупость из головы!»
У прагматиков «линейное мышление» - «знаю - не знаю», им и невдомек, что нет знаний в тех областях, где человек. Где человек - там «вероятность», «неопределенность» и «дополнительность» - все три кита квантовой физики. «Знаю», применительно к человеку - метафора нашей самоуверенности. Ни кто, ни чего не знает, а всего лишь предполагает с известной долей точности.
Степану Разину приписывается притча о вороне и орле.
«Спрашивает орел ворона: - От чего ты живешь триста лет, а я всего лишь полста?» Отвечает ворон: «От того, что я падалью питаюсь. Питайся и ты падалью и будешь жить столько же». Попробовал орел падали и вырвало его. «Нет, сказал он, уж лучше я буду кровавое мясо есть, и жить свои полста лет, чем твои триста». Такова природа орла и невозможно переступить через эту черту - вырвет! Рок, судьба орла рвать горячее, еще полуживое мясо. Рок ворона, судьба его питаться разлагающимся трупом.
Лермонтов прожил 27 лет, Пушкин чуть больше тридцати, но какие это были жизни! Можно говорить о торжестве справедливости, как сказал устами Макбета Шекспир, кстати говоря, частенько вкладывающий собственные мысли в уста своих героев, но сказать можно все что угодно, но не все что угодно можно доказать! Поднесет, или не поднесет «справедливость кубок с ядом» - это всего лишь вероятность, бывало немало в истории злодеев-отравителей, умиравших собственной смертью от старости.
Древние евреи считали, что греховность наследуется до шестого колена. Буддисты, вообще считают, что колесо сансары подхватывает человека и только нирвана способна снять его с этого колеса, освободить от вековечной цепи причинно-следственной зависимости.
И опять же, ни кем ни когда это не доказано - это возможно, но так ли это на самом деле? Это вопрос не к знанию, а к вере. От того, что будущее вероятно, а незнаемо точно, человек склонен не только верить в предсказания о своей судьбе, но и к авантюрным поступкам.
Три ведьмы встречают полководцев шотландского короля Дункана: Макбета и Банко и приоткрывают двери в темную часть их душ и то, что ранее было заперто чувством долга, сковано нравственными законами и пребывало в состоянии дремотности, более того, что было уже написано «на роду» и являлось «родовой судьбой» – вошло в их сознание!
            «Они не к худу: в этих предсказаниях
            Скрывалась правда. Я кавдорский тан.
            Они не могут быть к добру: иначе
            Я разве мог внушеньям уступить
            Которых ужас волосы мне дыбит
            И заставляет сердце в ребра бить?»
Так размышляет и взвешивает Макбет услышанное, уже предчувствуя в какую пучину он погружается, ослепленный, так приятно греющим его сердце, пророчеством. Тревога, переходящая в страх - вот голос совести, тот самый «демон» Сократа, который ни когда не говорит, что нужно, что следует делать, а только предупреждающей об опасности деяния. На этом этапе, у человека, еще сохраняется свобода воли, еще есть подобие выбора, но дальше, дальше он, как Макбет - ведьмами, как Гамлет – «духом отца», уже уловлен в расставленные сети. Произошла смена роли и игра вступила в финальную часть.
Вот итог человеческой деятельности, финальные сцены Макбета и его запоздавшее раскаяние. Так и хочется предварить слова Макбета строчками из известной песни: "Если бы молодость знала, если бы старость могла».
Трагедия и глубинный, сокровенно таинственный смысл бытия человеческого, в том и состоит, что «знаю» и «могу» не совпадают ни в пространстве, ни во времени. В жизни раскаяние всегда следует за делами, а не впереди дел. Вот почему в христианстве грехом считается помысел, ведь от мысли до дела, как говорят, расстояния не больше чем от уха до глаза. Так что реплика Макбета обращена в пустоту: «Баба кается, а девка - собирается».
            «Не надо верить прорицаньям ада
            Проклятье им за их двоякий смысл!
            Слова их не обманывают слуха,
            Чтоб тем полней надежды обмануть.
            Я не дерусь с тобой».
Говорит Макбет, Макдуфу.
Но уже поздно непротивлением отвечать на зло! Расплата за злодеяний неизбежна, так уж устроен этот мир, что он на зло отвечает злом и тем самым продлевает в веках, грех Каина. Макбет в ответ слышит:
            «Так сдайся. трус!
            Останься жить диковинкою века.
            Твое изображенье на шесте
            Поставим мы, как выставляют чудищ,
            И выведем под вывеской, «Здесь
            Тирана можно видеть».
Макдуф убивает Макбета и надо полагать, что сам становится не меньшим тираном. Драконы власти не умирают, они обуздываются, но обуздываются только тогда, когда народ превращается в граждан. Это еще одно из самых загадочных превращений - поданных, в граждан.
Совершенно не исключено, что Шекспир не догадывался о своей роли - повитухи у родовой постели гражданского самосознания будущей, английской нации. И вот еще один парадокс, свидетельствующий о неуничтожимости духа тирании, он из единоличности переходит в институты гражданственности. Граждане становятся тиранами по отношению к самим себе. На смену деспотическому своеволию приходит деспотия законов.
Я чувствую, как поворачивается живой кристалл трагедии и передо мной открывается еще одна грань, и только что увиденное, начинает прочитываться чуть-чуть иначе. Возникает эффект "дополнительности" и она связана с другой трагедией Шекспира - «Гамлетом».
            III
Шекспир в отличии других драматургов начинает свои трагедии с постановки "конечных вопросов". Почему вопросов, а не ответов? А дело в том, что всё, решительно всё, что касается человеческих отношений, самого человека, как единичного существа, ответов не имеет. "Ответами" же: в прямом смысле этого слова, могут быть только такие утверждения, которые очевидны для всех.
Видный финансист и экономист Дж. Сорас в своей работе - "Алхимия финансов", убедительно доказывает, что "ответы" существуют только и исключительно в области естественных наук.
"Таким образом, - считает Сорас, - "термин "социальные науки" следует считать ложной метафорой. Мы должны отвергнуть доктрину о единстве метода и прекратить раболепную имитацию естественных наук. Конечная часть исторического процесса, в моем понимании, остается открытой».
Это значит, будущее нельзя предсказать так, как мы предсказываем траекторию снаряда, то есть – знаем, куда он попадет, будущее можно только угадать. Угаданное, становится достоверностью только тогда, когда угаданное произошло, а до этого любое предсказание неочевидно.
Мы действительно не знаем, "чем наше слово отзовется", а уж тем более - наше действие, или бездействие. Однако же, каждый из нас действует, более того, жизнь невозможна без деятельности.
Чем же мы руководствуемся в тех областях, где по определению царствует неопределенность и недостоверность? Импульсом чувств, целями, интуицией, ожидаемой выгодой и т.д.
Но вот вопрос, откуда, из какого источника к нам приходят эти импульсы деятельности? Очевидно, что человек в своей деятельности несвободен, над ним всегда стоит кто-то, начальник, нужда, влетевшая в голову идея, порочность, или напротив - добродетельность. Однако все это не отвечает на поставленный вопрос - откуда? Так вот - это и есть "конечный вопрос", далеко выходящий за "психологизм личности", потому как сам "психологизм" требует вопроса - откуда и почему?
В художественных произведениях "конечные вопросы" задаются самой тканью произведения, поэтому он, как бы разлит по всему тексту и нельзя точно сказать - в каком герое, в каком образе, в какой фразе он сформулирован. Его нужно извлекать из текста так, как извлекается радий из тонн уже обогащенной урановой руды, но в отличие от радия, каждый человек, каждая эпоха будет извлекать из этих текстов свой радиоактивный элемент.
Это не означает, что на "конечные вопросы" ни кто не пытается отвечать, напротив, люди только то и делают, что дают ответы, но эти ответы не общеобязательны, как это бывает в естественных науках. Шекспир видел ответ в парадигме христианства, но чутье гениального художника удерживало его от обычного, для религиозности, морализаторства.
Уже самим фактом появления духа отца Гамлета и его пространными монологами - задается вопрос и не столько, откуда, из каких областей явился этот дух, а какой волей он послан к Гамлету?
            "Гарацио считает это все
            Игрой воображенья и не верит
            В наш призрак, дважды виденный подряд». -
Говорит офицер стражи Марцелл, обращаясь к другому офицеру - Бернардо. Когда это известие о появлении призрака доходит до самого Гамлета, то следует незамедлительная реакция:
         "И если примет вновь отцовский образ,
         Я с ним заговорю, хотя бы ад
         Восстав, зажал мне рот».
Гамлет словно ждал появления чего-то такого, что ответило бы на его сокровенные чувства, точнее - на предчувствия. Он, в отличие от Гарацио уже был готов поверить не только в сам факт явления духа отца, но и в возможность узнать у него, то, что неясно, беспокойно и болезненно сидело в его сердце.
И вот тень, призрак, дух его отца появляется на крепостной стене родового замка. Это появление потрясло Гамлета: "Святители небесные спасите!" - Восклицает он, но уйти - это уже сверх его сил.
На все призывы к благоразумию, офицера стражи замка Марцелла и друга детства Гарацио, он отвечает решительным
- "Руки прочь!"
Хотя несколькими минутами раньше, Гамлет уже предчувствовал страшные последствия этой встречи:
            "Двойник отца в оружье
            Быть беде!"
Пророчествует Гамлет, но и он, как Макбет не в силах противостоять року. И вот беда грянула, призрак говорит:
            "Я дух родного твоего отца,
            На некий срок скитаться осужденный,
            Ночной порой, а днем гореть в огне,
            Пока мои земные окаянства
            Не выгорят дотла».
И как аккорд: "Отмсти за подлое убийство».
И всё, Гамлета, как самостоятельной, имеющей собственную волю личности - нет! Почему так? А это и есть последний, или "конечный вопрос", в ряду многих других самый главный и самый мучительный из всех вопросов, стоящих перед человеком - вопрос о том, где и когда, почему заканчивается собственная воля и начинается чужая, навязанная?
Этот вопрос нынче еще более актуален, так как технологии, воздействующие на сознание, уже не маскируются под приведения и ведьмы не прячутся в пещерах и пустынях, а выливаются, как из помойного ведра с экранов телевидения, красуются на глянцевых обложках журналов. Ведьмы стали самыми пристойными персонажами телевизионных программ и уже невозможно отличить, где собственная воля, а где навязанная, внушенная. Нормальный критический рассудок у современного человека расползается как гнилая ткань!
            IV
Гамлет соткан из противоречий и потому в нем больше человеческого, чем в любом другом из героев этой трагедии. Гамлет только то и делает, что размышляет и когда он размышляет, то в нем просыпаются сомнения, он раздвоен:
            "Быть или не быть, вот в чем вопрос.
            Достойно ль Душе терпеть удары и щелчки
            Обидчицы судьбы иль лучше встретить
            С оружьем море бед и положить
            Конец волненьям? Умереть. Забыться.
            И все».
Выбор Гамлета известен - погибли и друзья, и недруги: и даже невинное создание - Афелия, которой дано было чувствовать тот ад, из которого управлялся Гамлет и чувствовать куда сильнее, чем он.
Сердце знает, да речь человеческая неспособна выразить это знание словесно, тем более убедить кого-либо. Гамлет хотел добра и особенно справедливости, но месть, ни когда к добру не приводит и справедливости на этом пути не найти.
            V
Бессмысленные убийства Гамлета, бессмысленность действий Макбета, но что такое "бессмысленность", как не метафора нашего вопиющего незнания? И тут нужно остановиться на "бессмысленным" и "осмысленным". Обычно принято считать осмысленными действия, принятые по размышлению и "бессмысленными", - принятыми на основании чувственного импульса. Но в жизни это не так, часто долгие размышления приводят к результатам далеко не тем, что хотелось бы размышляющему.
И напротив - импульсивный порыв, приводит к ожидаемому результату. Макбет, повинуясь импульсу мужественности и дерзости, разбил неприятельские войска. Эпитеты данные Макбету раненым сержантом и таном Россом красноречивы. Отвечая на вопрос короля:
            "И что ж, скажи, он этим устрашил
            Командующих Банко и Макбета?"
Сержант отвечает: "Да, устрашил, как воробей, - орла
            И заяц, - льва! Сказать тебе по правде
            Они, как пушка мощности двойной,
            Удвоили решительность ударов».
Не размышление, нет, а импульс, порыв Макбета и Бланко решили исход сражения с изменниками и норвежцами. В жизни выигрывает не размышляющий, а действующий человек, такова природа жизни. Но каков выигрыш? Сбылось пророчество ведьм, но где счастье? Где цель, ради которой ни одно из преступлений не показалось бы чрезмерным?
А счастья и быть не может, Господом счастье, изгнанным из рая Адаму и Еве, не было обещано. Другое было обещание: "Проклята земля за тебя...
Царство Божие устроить на этой земле нельзя, вот почему все эсхатологические представления покоятся на "иной земле и ином небе". Таков, вывод из трагедий Шекспира, да и не только - вся сколь-нибудь серьезная литература свидетельствует об этом и эта невозможность - вызов и соблазн не только человеческому разуму, но и его свободной воле.
«Христианство, - по меткому выражению дьяка Кураева, - едва ли не единственное мировоззрение на земле, которое убеждено в неизбежности своего собственного исторического поражения. Христианская эсхатология гласит, что в конце концов силам зла дано будет “вести войну со святыми и победить их” (Откр 13:7).
Прогресс человечества и есть практическая реализация вызова «свободной воли», а итог этого деятельного вызова, сконцентрирован в поговорке "о благих намерениях" и в словах Иисуса Христа, о "волках в овечьей шкуре".
Воинствующее «добро» ни чем не отличается от воинствующего зла и то и другое раскачивает "весы жизни". Благородство Гамлета сослужило хорошую службу злу и порочная тяга к власти Макбета – все сошлось в одной точке.
И всегда, чтобы не делал человек, чем бы ни руководствовался, он приходит к своей противоположности. Вот почему так настороженно, так скрупулезно внимательно, я бы сказал - предельно ответственно относится православная традиция ко всяческим чудесам и, особенно к тем, что касается "святости" человека.
Нынче развелось много всяческих экологий и безмерное количество прав безо всяких встречных обязательств, но нет главных - экологии духа, и прав нравственности и морали. Но надо бы помнить, слова апостола Павла: "Пришел закон и принес преступление". Так что, если мораль и нравственность станут законом, то неизбежно появятся люди и учреждения, надзирающие за этим законом, а там, где человек, там всегда лож и противоположность.
            Прокопьевск 2006 год.