Двадцать монахов и одна монахиня по имени Эсюн занимались медитацией у некоего дзэнского учителя. Эсюн была очень красивой, несмотря на то, что её голова была острижена, а одежда очень скромна. Несколько монахов тайно влюбились в неё.
Один из них написал ей любовное послание, настойчиво требуя встречи наедине. Эсюн ответила. На следующий день учитель проводил занятия с группой, и, когда они были окончены, Эсюн встала. Обращаясь к тому, кто написал ей, она сказала:
— Если ты действительно любишь меня, подойди и обними меня.
Дзэн-буддийская притча
Разговор, произошедший около года назад на кухне, был примерно такого содержания.
- Думаю вот, что делать с родительским домом, хороший сруб, пятистенный… - мать смотрела в окно мимо моего плеча и машинально жевала всухомятку купленную булку с маком. Я достал из шкафа стакан и плеснул в него кефир, поставил ближе к матери, чтобы она запила. Но меня проигнорировали, как всегда. Когда мать осеняло, она не могла воспринимать окружающих людей, включая меня, единственного «сынуличку-утютюличку».
- Продай и купи комнату в городе, будешь сдавать квартирантам, - предложил я, с показным аппетитом отхлёбывая кефир. Но мать оказалась непреклонна. Кефир пить не стала и дом продавать тоже отказалась.
- Будем заниматься экотуризмом, - сказала она как отрезала, и побежала звонить каким-то там бывшим партнерам по хлебопекарне, которая в прошлом году разорилась, прижатая конкурентами из столицы. Булочки, сделанные по домашним рецептам в мини-пекарне «с любовью», были, конечно, вкусны, но не дёшевы. Цена решила дело в пользу московского безликого завода со стандартным ассортиментом, но низкой себестоимостью.
- Чем? Каким туризмом? – я чуть не подавился кефиром. Продавать что-либо – это понятно, а туризм… Наши горожане только в Египет да в Турцию любят кататься. Кто поедет в деревню заниматься каким бы то ни было туризмом?! У всех при слове «деревня» сразу всплывают воспоминания о пашне-картошке, огороде-сенокосе. Мать явно сошла с ума.
- Эко! – радостно прокричала она из своей комнаты, и я подумал, что лучше бы она занялась ЭКО-оплодотворением - пользы было бы больше.
Вечером того же дня у нас уже был бизнес-план и согласие трёх маминых бывших партнеров поддержать её в этом безумном начинании на абсолютно фантастических условиях – беспроцентные кредиты, вся необходимая техника и даже дизайнерские разработки по расширению дома нашлись. У моей матери дар убеждения, чего всегда мне недоставало. Я вообще взял от неё, пожалуй, только худшее – упрямство, скрытность и пофигизм.
Ещё я не хотел учиться. Вот просто никак. Закончив школу с притянутыми за уши тройками, поступил на платное обучение программированию, с которым тоже не сложилось. Ну скучно мне было торчать в аудитории среди вечной праздности и нудных разговоров о том, куда пойти оторваться. Отрывались тоже уныло. Вообще, к своим двадцати годам, я взял от молодёжной жизни всё, что мог от неё взять, и остался в минусе – девушка меня бросила ради гламурного ди-джея, который оказался педиком в самый ответственный момент. Забросив университет и знакомых, которых у меня было не так уж и много, я уехал к матери в деревню - помогать в работе туристической фирмы «На природе». Состряпал симпатичный сайт с неплохой посещаемостью, разместил рекламу в интернете.
За полгода, что я провёл в Муралево, в моём характере произошли значительные изменения. Мне стало всё равно, во что одеваться. Дядя Матвей – наш сторож и по совместительству дворник-плотник-слесарь, наконец перестал смотреть на меня как на врага народа и принял за своего, такого же работящего мужика, обожающего природу, мать нашу. Отчего-то мнение дяди Матвея было для меня важным. Наверное, потому что в городе я таких умных и работящих мужиков отродясь не видал. Что называется: мужик сказал – мужик сделал. Он, конечно, был дремучим-дремучим в плане науки, зато в людях разбирался очень хорошо. Во мне, по крайней мере, разобрался в два счёта, сказал, что я лентяй и размазня. Знатно я тогда обиделся, а потом какая-то спортивная злость взяла, и я решил доказать дяде Матвею, что никакая я не размазня. И вроде бы получилось, ну месяца через четыре, не сразу… Ещё у нас повариха была - Катюша, красивая девчонка, вышедшая замуж не очень удачно в семнадцать лет и родившая сразу двух детей, тоже стала смотреть на меня с лёгким налётом романтической тоски. Своё «сильное плечо» она выгнала пинками после того, как он спёр из дома телевизор и продал какому-то приятелю за тысячу рублей. И не в дом понёс деньги, конечно, а тут же и пропил. Детишки её - Людочка и Ванечка – были послушными и серьёзными в свои пять лет и помогали матери на кухне. Я смотрел на их рвение и воспитанность и удивлялся, вспоминая себя в пять лет. Меня без долгих уламываний и обещаний пряников нельзя было заставить и шагу ступить, ну такой противный был.
Пару раз Катя более чем прозрачно давала мне понять, что не против устроить служебный роман, но я не откликался. Знаю, что стоит только начать, и уже не остановишься, а там и Людочка с Ванечкой станут называть меня папой. Да какой я папа?! Сам ещё как ребёнок глупый, только-только взрослеть начал. Дядя Матвей после этого зауважал меня, говорил, чтобы я Катюшу не обижал и в койку к ней не прыгал, раз не люблю. Такие как Катюша, однажды обжегшись, второй раз на воду дуть не станут, а просто возьмут топор и всё решат по-своему.
И вообще я собой очень гордился в то время. Матери рядом со мной и впрямь лучше работалось, надёжнее. После того как хлебопекарню прикрыли, она сильно переживала. Боялась начинать новый бизнес. А теперь прям расцвела вся. Снуёт по дому туда-сюда, контролирует, планы какие-то строит. С нашим водителем – Степаном – роман закрутила. Степан мне нравился меньше, чем дядя Матвей, потому что еврейские корни иногда давали о себе знать, всё Степан экономил: и время, и деньги, и чувства. До тридцати восьми дожил без семьи, всё выбирал. А мать моя ему сразу приглянулась. Ну ещё бы! Она у меня самая красивая и «хозяйственная». Что особенно нравилось Степану.
Нашими клиентами в основном были пожилые семейные пары из столицы, которые не могли позволить себе «домик в деревне», а природу любили. В санатории отдыхать как-то искусственно, а хотелось им пожить в дикой природе, в полях, так сказать. У нас же тут рай на Земле! Лес за пашней начинался сосновый, в нём озеро чистейшее, напротив дома – поле, по которому коровы гуляют из местного совхоза. Хочешь, за грибами ходи, хочешь, за ягодами. Дома молоко, каша, картошка из печи, пироги Катюша делает такие, что за уши от стола не оттащишь. И в доме, и на улице пахнет скошенным сеном, грибами, спиленным деревом и тем самым истинно русским раздольем, от которого по спине мурашки пробегают, и чувствуешь себя как дома, в согласии с собой.
Мне в деревне нравилось. И приезжие наши нравились, очень приятные люди, в основном. Иногда, правда, приезжали «семьи» из богемных. Обычно на выходные. После них в комнатах оставался полный хаос - рваные и грязные простыни, заляпанные половики и разбитая посуда. Мать тогда выставляла двойной счёт, и богемные платили, не споря. Видимо, нужно было им отрываться иногда «на природе», а то мозги закипят. Я много раз таких обдолбанных видел в городских клубах. Тогда мне всё пофигу было, а сейчас даже жалко. Несчастные они люди, покалеченные.
С богемными я общаться не любил, потому что видел в них свои дурные стороны. Да и они смотрели на работающих в гостинице как на мебель, а мы им не мешали пребывать в приятном заблуждении. Потом на кухне вечером, сидя за чаем с плюшками, обсуждали, смеялись как ненормальные каждый раз. Ну потому что они и впрямь смешные, такие утончённые - вилочка-ножичек, салфеточки передаём только по часовой стрелке, а блевали так, что стены дрожали, а уж матерились… Дядя Матвей говорил, что даже у него в сарае слышно, как пианист свою любовницу посылает далеко-далеко.
Весной у нас появилась новая девчонка, какая-то беглая монашка, как сказала мне мать по секрету. Очень набожная и печальная девушка с обрезанными под мальчишку волосами. Света, как она просила себя называть в миру, готова была выполнять любую работу, только бы мы оставили её ночевать и иногда кормили. Слово «иногда» она сказала, краснея до кончиков ушей, и сразу зашевелила губами, наверное, читая молитву.
Мать приняла Свету на работу без документов, ну от рабочей силы ещё никто не отказывался, а тем более такой фанатично настроенной. И стала Света у нас работать прачкой, творя по утрам молитвы в красном углу. Мать и такое место оборудовала, чтобы совсем в стиле деревенской избы было.
Мне Света нравилась. Именно своей ортодоксальностью и тем, что глаза у неё, обычно тусклые, мгновенно загорались, стоило мне только спросить её о том или ином церковном каноне. Сбежать-то из монастыря она сбежала, а вера в душе осталась. Я хоть и был атеистом, почему-то любил послушать про Светкиного бога. Он у неё был добрый и всем по заслугам воздавал. Да и здесь, в деревне, когда небо близко-близко, кажется, что всё может быть, для каждого – своё.
Это действительно был рай. Спокойный, тихий рай, где можно было просто жить, не думая о завтрашнем дне, потому что здесь казалось, что его не будет. Всегда будет сегодня.
В конце марта в нашу экогостиницу прибыли двое. Я точно помню их приезд, потому что работал администратором и оформлял документы за мать. Она отлучилась в город по решению вопроса с продовольствием, которое задержали на день.
Мужик лет сорока в распахнутом кожаном пальто мне сразу не понравился. Он был каким-то заносчивым и резким. Говорил отрывисто и чуть не после каждого слова добавлял «да». «Понял, да? Хочу, что всё было лучшее, да. Я вам деньги плачу немалые, да, и чтобы никаких проблем не было, понял, да?»
Я никогда не считал себя дураком, но рядом с ним вдруг что-то подумалось. Очень уж он подавлял взглядом. Пришлось кивать как китайскому болванчику и молчать.
С ним была худенькая девушка в больших солнцезащитных очках, закрывающих пол-лица, и коротком чёрном пальто с пышным сиреневым шарфом. Длинные стройные ноги обтягивали серые брюки. Ботинки на низком каблуке были испачканы в грязи. Я удивлялся, где она испачкаться успела, вроде бы у нас перед домом всегда чисто. Точно! Вчера же дождь прошёл, а я убраться не успел ещё на крыльце – проспал. Теперь даже стыдно стало. Девушка стояла около окна, и яркое весеннее солнце скользило по её высоким гладким скулам и распущенным по плечам русым волосам. Волосы у неё были длинные, до пояса, и слегка кудрявые, наверное, мягкие на ощупь и пахнут приятно.
Мужчина сказал, что ему нужен лучший двухместный номер с раздельными кроватями, который надо оформить на него одного. За второго человека он доплатит «по левой», нужно было оставить имя в тайне. «Понял, да?»
Я, конечно, кивнул, чего тут не понять? Богемные часто приезжали с любовниками-любовницами, и практика оплаты «по левой» тоже была. На самом деле мне всё равно, чем занимаются наши клиенты в своих комнатах, от кого бегут и кого трахают. Было всё равно до сегодняшнего дня.
Я украдкой поглядывал на милое длинноволосое создание, пока заполнял документы, и не мог быть равнодушным, как ни уговаривал себя. Неужели этот уродливый кабан трогает её руками? Трахает её? От одной только мысли о том, как эта туша наваливается на хрупкое тело и грубо разводит стройные ноги, меня бросило в жар, и в желудке противно заныло. Может быть, она любит этого человека? Или… он платит очень много денег, а у неё дома больная мать и брат сидит на наркоте, нужно лечить его в клинике, и…
Я очнулся только когда мужик легко подхватил два чемодана «несчастной» девушки и вышел из предбанника, где у нас располагался стол администратора. Девушка ещё несколько мгновений постояла у окна, а потом вышла следом за боровом, ни разу не посмотрев в мою сторону. Ну ещё бы! Он же её шантажирует, угрожает, что расправится со всей семьёй, если она не станет с ним спать.
Жалость, замешанная на остром возбуждении, не дала мне ночью ни минуты покоя. Я вновь и вновь спасал прекрасную принцессу от злого гоблина и гладил её волосы первым делом, а потом уже мы целовались и предавались страсти, прямо там, где и была финальная битва. К утру мне полегчало. В конце концов, каждый живёт так, как хочет и не каждый хочет, чтобы кто-то посторонний вмешивался. Просто было очень неожиданно обнаружить в себе сопливого романтика и фантазёра.
«Милая», как я называл про себя нашу новую гостью, не появлялась в гостиной и «за столом» уже третий день. Я даже спросил у матери, не съехала ли она, потому что мужик её расхаживал по веранде каждое утро, курил дорогие сигары и вёл скучные беседы о политике с интеллигентного вида немцем, который приехал к нам на восьмое марта, чтобы подышать русским воздухом, и продлил своё пребывание на два месяца. Я невольно стал следить за кабаном, когда он сидит в номере, а когда нет, просто чтобы… ну мало ли. Оказалось, что в номере он сидит всё утро, в обед тусуется с немцем, потом опять уходит в номер с едой для «милой», а выходит только после пяти вечера, чтобы прогуляться с немцем по окрестным лесам. Ночью, понятное дело, сидит в комнате. Когда он после обеденного перекура на веранде поднялся на второй этаж, где была их с «милой» комната, я прошмыгнул следом и стал прислушиваться. Просто для того, чтобы иметь информацию и построить план спасения. Я был уверен в том, что моя помощь может понадобиться.
- Ну как ты сегодня? – тихо спросил мужик, и мне показалось, что голос его был даже нежным. От этого стало ещё паршивее. Значит, мои спасательские фантазии не имеют под собой обоснования. Никто «милую» не обижает. Кажется, она что-то ответила, но очень тихо, я не смог расслышать, и кабан продолжил нежничать: - Тепло на улице, я без пальто на веранде курил. Сходи в лес прогуляйся… там молодёжь гуляет, хозяйский сын твоего возраста, сходи пообщайся. Вчера вечером шашлыки жарили. Хочешь, устроим шашлыки?.. Ну полежи, полежи… я здесь рядом буду. Нет, пока не пойду.
Он не добавлял своё коронное «да» после каждого слова, и я больше не хотел называть его кабаном, потому что, судя по всему, он тоже хочет спасти «милую» и меня соперником не считает. Вот только теперь я не знал, от кого, и страшно завидовал её мужику, потому что он знает.
На четвертый день я увидел «милую» с веранды. Она стояла у озера с развевающимися по ветру волосами и фотографировала весенний хмурый пейзаж. Стал накрапывать дождь, и я решил, наконец, предложить ей свою помощь, хотя бы в виде зонта. Но на самом пороге вдруг затормозил, передумав. Вдруг у неё боязнь людей, и я спугну её своим появлением. И ещё на несколько дней запру в комнате. Да и дождь не такой уж сильный, и до дома недалеко. Если бы она хотела укрыться от дождя, вернулась бы в дом.
С кухни веяло теплом, Катька кашеварила гуляш. Людочка нарезала огурцы и помидоры, облизывала испачканные в сметане пальцы.
Я проскользнул мимо кухни, не хотел, чтобы Катька просекла мои метания с зонтом. И заметил в гостиной Свету. Она протирала пыль и что-то тихонько напевала себе под нос. Какой-нибудь псалом, скорее всего.
- А ты почему Саше зонт не отнёс? Я хотела было, но подумала, что сам отнесёшь…
- Саша – это кто? – удивился я, прекрасно понимая, кто такая Саша и, что ещё хуже, понимая, что за мной следили.
- На озере гуляет, я думала, ты тоже туда пошёл.
Света всегда говорила бесцветно и ровно, иногда казалось, что она робот. Набожный робот. Но смеяться по этому поводу не хотелось, всё-таки мне Светка нравилась.
- Хотел отнести, да боялся помешать, она и так три дня в комнате просидела, вдруг меня испугается и опять засядет. Свет, слушай, у меня к тебе вопрос есть один.
Света вытянулась в струнку, лицо сделала сложное-сложное, и глаза загорелись. Красивые у неё глаза – карие, глубокие, добрые. Ей можно было обо всём рассказать, как на исповеди.
- Я страшно завидую одному человеку, даже спать спокойно не могу, постоянно думаю о том, как этого человека уничтожить… Что мне делать, Светик?
Света глаза отвела, вздохнула и перекрестилась.
- Зависть твоя от незнания идёт. Ты хочешь то, чего у тебя нет, а тот, у кого это есть, ни в чём не виноват. Если ты его уничтожишь, то зависть не пропадёт. Всё от тебя самого зависит.
- А как получить то, чего у меня нет? – спросил я по инерции и тут же смутился, понимая, что спрашиваю какие-то глупости. Ну а вдруг Света мне поможет, направит. Она же связь с космосом имеет, где по легенде уже всё давным-давно известно.
- Терпением и трудом, - ответила Света прописную истину, которая, как мне казалось, абсолютно не подходила к моему случаю. Я не мог терпеть. Я спать нормально не мог, всё видел «милую» во сне в непотребных позах. Сам себя успокаивать начал. Я с четырнадцати лет этим не занимался! Дядя Матвей сказал бы, что мне пора жениться и дурью не маяться. Мама бы сказала, что это нормально, и всему своё время, что хочешь сыночка, то и делай. Катюшка бы сказала, в чём проблема? Давай помогу, я давно по тебе сохну. А я сам себе сказал бы: заткнись и слушай Свету, она же с тобой всё ещё разговаривает. И что-то такое говорит, от чего мороз по коже пробегает и мысли обрываются.
- Ты бы поговорил с Сашей, и зависть бы прошла. Он понимающий.
- Саша - это который? Мужик?
- Нет, это Вадим. А Саша с ним приехал, у него несчастье с семьёй произошло, никак оправиться не может. Но говорит, что у нас ему лучше стало, это всё потому что место намоленное. Раньше на этом месте церковь стояла…
Света ушла в разглагольствование на излюбленную тему, а меня как гвоздями к полу прибило и ещё парочку в голову всадили для верности, в самый затылок. Стою как дурак, соображаю, как же так получилось… «Милая» - это получается уже «милый». Мужик?! Нет, какой там мужик… мальчишка. Тощий и волосатый парень! А я-то с ума сходил, планы по спасению строил. Трахал чуть ли не каждую ночь во сне. Себя баловал, думая о нём. Ну вот и всё. Прошла любовь, завяли помидоры. И зависти больше не будет и фантазий. Спасла меня Света, как я и думал. Только не был я готов к пустоте, что мгновенно осталась на месте трепетного чувства.
- Всё от тебя зависит, каждая мысль твоя, - прорвалась Света к моему сознанию и вздохнула печально и обречённо. – И зависть твоя не настоящая. Сама собой пройдёт. Убираться буду, а то скоро обед – на стол накрывать.
Конечно, пройдёт! Как я могу ревновать мужика? Когда думал, что он девушка, вот тогда и была ревность, вернее, мне казалось, что была.
Саша сегодня, как назло, не ушёл в комнату обедать, остался со всеми за общим столом. И что я в нём нашёл? Лицо-то мальчишеское, пусть и гладкое, какое-то серое, осунувшееся, под глазами синие круги от недосыпа, губы бледные, сам весь тощий, как скелет, ещё и в обтягивающий чёрный свитер упаковался. Если бы он продолжал быть девушкой, я бы мог подумать, что он несчастный и жизнью замученный, пожалеть бы захотел, заставить улыбнуться. Провёл бы рукой по волосам и прошептал на ушко, что теперь я рядом и всё будет хорошо. А так… сам мужик, пусть сам и справляется.
Саша словно услышал мой внутренний диалог и поднял глаза, посмотрел вкрадчиво и слегка удивлённо. А глаза у него прозрачные, светлые-светлые, только зрачок чёрный, как бусинка блестит. Меня в жар от стыда бросило от этого взгляда – он впервые в глаза мне посмотрел.
- Саш, вот ряженки попробуй, вкусная, из печки, не та гадость, что мы в Москве едим, - Вадим суетился, сюсюкал, рад был, что его дружок оклемался и выполз на свет божий. Интересно, они педики? По Вадиму, конечно, не скажешь, вроде нормальный мужик. Даже не богемный, а вполне себе обычный. Да и в моих фантазиях он очень даже со вкусом занимался сексом с девушкой.
- Спасибо, я потом, - ответил Саша. И голос у него оказался тоже женским – высоким, жалобным и кокетливым. Приятно ему было внимание Вадима и моё тоже, очевидно. Я поспешил отвернуться и вообще убраться от стола, чтобы не смущать «милого». Теперь при слове «милый» на лицо непроизвольно просилась глумливая улыбка. Гадко мне было от этого и обидно очень. Словно Саша предал меня, оказавшись вдруг не девушкой. Да и вообще возмущение моё было оправданным! Зачем он волосы такие отрастил и шмотки женские надевает? Специально чтобы мужиков разводить, а потом вот так жестоко обламывать. Он явно мстит. Наверное, какой-нибудь ухажёрчик-мажорчик бросил и решил Сашенька на всех других мужиках отыграться. Получается, чего уж там скрывать. На мне вот и отыгрался.
Мать вся загруженная последнюю неделю ходила, какой-то разлад у неё со Степаном вышел. Кажется, он приревновал её к дяде Матвею. И правильно сделал. Дядя Матвей стоит десяток таких Степанов. Вот только он жениться второй раз не собирается, всё свою покойную жену вспоминает. Мне постоянно про неё рассказывает. Если ему верить, то жена у него была самая-самая, небесная и прекрасная. А мать моя не очень небесная, она «хозяйственная», от этого и характер сложный и рука тяжёлая.
Хотел я со Светкой обсудить, как матери помочь в её горе. Сам я в женских печалях не очень разбираюсь, а помочь хочется. В бане, где Светка печь растапливала для особых гостей, которых к вечеру ждали, она оказалась не одна. Саша, наше бледное оно и моя вчерашняя «милая», сидел на лавке и смотрел на огонь, разгорающийся в печи, слушал, как Светка молилась. А потом она покрестила его и в лоб поцеловала. Вот так запросто наклонилась и поцеловала в высокий бледный лоб. А Саша глаза закрыл, улыбнулся и, обняв Светку за талию, прижался к её груди щекой, заплакал.
Я попятился из предбанника и ушёл от них. До самого вечера перед глазами стояла эта сцена. Ничего более чувственного и глубоко-трагичного я в своей жизни не видел. Ни в одном фильме, вообще никогда. И у самого в носу постоянно чесалось, и дышать становилось трудно от воспоминаний.
- Дядь Матвей, что ты думаешь об этом длинноволосом Саше из пятой комнаты? Он вчера тебя фотографировать приходил.
Мы сидели с дядей Матвеем в дровнике, половину чурбанов разрубили, осталась ещё половина. Вдали синел голый ещё лес, но солнце уже пригревало по-весеннему, и я скинул с себя куртку, остался в одной тонкой рубашке, пропитанной потом и холодящей распаренную кожу.
Дядя Матвей курил свою вонючую «Приму» и катал под ногой тощий берёзовый чурбан.
- Жалко его, что тут ещё скажешь, - пожал он плечами и сильнее затянулся.
- Светка сказала, у него с семьёй какое-то несчастье произошло. Ты не знаешь, что случилось?
Дядя Матвей повернулся ко мне всем корпусом и смерил строгим взглядом. После такого коронного его взгляда обычно следовала фраза типа «сопляк» или «рас****яй ты, Серёжка, ух, я бы тебя выпорол!»
- Как был размазнёй, так и остался, - вздохнул дядя Матвей и отвернулся. А я покраснел как маков цвет и замолчал, неловко поправив прилипшую к спине рубаху. – Отец на Новый год мать из ружья застрелил и дочку свою шестилетнюю, а потом и себе пулю в лоб пустил. Сашка в это время у друзей был. Утром пришёл, а тут подарки… Он не верит, что это отец сделал, говорит, что были у него враги, которым выгодно… Ну ты понимаешь, чем больше денег, тем страшнее жить. Но тогда бы и Сашку пристрелили, если враги отца виноваты. А ему даже никто не угрожал, да и следствие установило, что действительно отец сам семью уложил. Почему он это сделал, теперь никто уже и не узнает. Я одно только могу сказать – большой город из людей зверей делает, потому что они там как в клетках вынуждены жить друг с другом. А что произойдёт, если диких зверей в одной клетке запереть? Вот и убивают друг друга сами. Детей только жалко… Дети ни в чём не виноваты.
Я сидел, словно разделённый надвое. Одна моя часть рвалась к Саше, чтобы вновь спасать или хотя бы как-то дать понять, что он не один остался, что то, что он выжил – это уже счастье. А другая часть боялась. Боялась всего на свете, дурацкая, трусливая часть меня. Боялась ответственности, боялась того, что Саша оттолкнёт мою руку помощи, боялась, что не оттолкнёт и тогда… тогда я вновь буду думать о нём как о милом создании, которое так и хочется прижать к себе и поцеловать, но не так, как Светка, а по-другому.
И словно ответом на мои страхи этой ночью приснился мне Саша, опять спасённый мной и мною же раздетый. Но на этот раз я знал, что он не девушка и ласкал я его, как себя ласкал. И ему нравилось, и мне нравилось. И ничего не останавливало, всё получалось. Моё подсознание больше не сопротивлялось мысли о том, что «милая» - это не девушка, а сам я гомосек, причём неизлечимый.
Я не знаю, что на меня так подействовало. Может быть, рассказ дяди Матвея, может быть, приснившийся сон. Но собираясь на рыбалку, я вдруг понял, что хочу взять с собой Сашу. Показать ему наше озеро с плота, половить ротанов и бычков для соседских котят, просто так побыть на свежем воздухе. Тем более что денёк сегодня выдался отличным – солнечным, тёплым и без ветра. Весна рвалась в центральную полосу России, и я был рад ей как никогда. Саша был похож на весну, раннюю, которая обещала расцвести, когда снег сойдёт.
Дверь мне открыл Вадим в одних спортивных штанах. Я уставился взглядом в волосатую грудь и промямлил, что хотел бы поговорить с его соседом.
- Мамка попросила что-то передать, да? – опять он давил на меня взглядом и шириной своей груди. Я при неплохо сформированной мускулатуре выглядел на его фоне цыплёнком. По крайней мере, на меня так смотрели.
- Нет, хочу с ним поговорить, - пытался я противостоять бульдозеру.
- Со мной говори, - не унимался бульдозер и пёр напролом. Мой настрой быстро истощался, буквально в считанные доли минуты.
- Хочу пригласить его на озеро порыбачить, - меня осенило, как мою мать, которая говорила – если заказчик требует от тебя правды, так скажи ему правду!
Вадим расслабленной рукой почесал рыхлый животик и промычал нечто нечленораздельное, захлопнул дверь. Я растерянно уставился в хаотический узор на гладких досках и хотел прислониться к нему лбом, чтобы ощутить вкус унижения и проигрыша. Но дверь открылась вновь, и на пороге стоял уже не Вадим, а Саша, в тёмно-синем шёлковом халате до колен и с распущенными по плечам волосами. Я опять подумал, что он явно мстит мужикам своей внешностью. И моё взбесившееся сердце, и не только сердце были тому свидетелями.
- Здравствуй, - начал он говорить первым, потому что я не то что говорить боялся, а вообще дышать боялся. Вдруг себя выдам! – Что нужно с собой взять на рыбалку?
Я мысленно дал себе затрещину, так, что даже голова разболелась на самом деле. Собрался с духом и решил, что буду смотреть на Сашу как на товарища, как на дядю Матвея, как на Степана, на… Вадима того же, на крайний случай! Потому что Саша, по сути, такой же как все они, и скрывающаяся под личиной мальчика в синем халатике моя «милая» - это всего лишь плод моей прорезавшейся фантазии. Я мельком осмотрел его тощие бледные ноги, костлявые плечи и широкие для девушки ладони, раз и навсегда понимая, что он парень! И стало чуть спокойнее.
- Куртку надень, штаны какие-нибудь потемнее и резиновые сапоги лучше… У тебя есть?
Он помотал головой, и я устыдился своего вопроса. Ну какие у него могут быть резиновые сапоги? Он же городской мальчик. – Хорошо, мои наденешь. Удочки у меня есть, червей накопаю. Не боишься?
- Червей? – он поморгал белёсыми ресницами и слегка улыбнулся, словно не мог, но понимал, что ситуация обязывает. Не хотел я его ни к чему обязывать, даже чтобы мне улыбался. Лучше пусть как со Светкой – плакал, а я бы его утешал. – Нет, не боюсь. Я учусь на биолога.
- Ну и отлично. Я буду ждать тебя на задах минут через пятнадцать, успеешь собраться?
Он кивнул, больше не пытаясь улыбаться, и закрыл дверь. Я немного помялся на месте, прислушиваясь к тому, что происходит в комнате, но ничего не услышал. Всё-таки не любовники они. Может быть, Вадим старинный друг отца Саши, который тоже не верит в его внезапное помешательство, и они вместе ищут виновных или скрывают Сашу от убийц. А может быть, он вообще Сашин дядя или ещё кто-нибудь, но уж точно не любовник. Любовники так себя не ведут, обычно они нервные и каждого шороха боятся, уж на рыбалку с молодым свободным парнем точно бы не пустили.
Себе удочку я нашёл быстро, у меня она модная, с барабанчиком и прочной леской. А вот второй такой же модной удочки у меня не было. Пришлось просить у дяди Матвея его самодельную кривую, но «счастливую». Он этой удочкой раза в два больше моего обычно ловил и всё приговаривал, что молодёжь учить и учить надо, как рыбу ловить. Вообще я бы хотел, чтобы дядя Матвей забыл свою покойную жену и обратил внимание на мою мать. Ей он тоже нравился, не зря Степан бесился.
Саша не опоздал. Пришёл только в своих ботинках, которые для рыбалки на плоту не подходили.
- А почему резиновые мои не надел?
Я Светке поручение дал отнести резиновые сапоги и передать из рук в руки.
- Они мне велики, ходить неудобно, - объяснил Саша и вытащил изо рта волос, который прилип к губам. Красивые у него всё-таки губы, девчачьи, и уже не бледные. Я опять растерялся на миг, отвернулся, чтобы не заметил он моего смущения.
- Ну ладно, пошли так. Постараюсь плот не заливать водой.
А вот это я пообещал зря, потому что, когда мы с дядей Матвеем ловили – обычно по колено в воде стояли. Ну пусть Сашка не такой тяжёлый как дядя Матвей, но ботиночки намочить всё равно придётся. Да и в конце-то концов, мужик он или кто? Или кто, подпевал внутренний голос и ещё много чего пел, про глаза как незабудки, например.
- А далеко идти? – Сашка плёлся сзади, сунув руки в карманы дутой короткой куртки и спрятав покрасневший в нос в меховой воротник. Хоть на улице и была официальная весна, всё равно ночью случались заморозки и утром ещё холодило.
- Через этот лес пройдём, а там под горой будет то озеро, которое нужно. Ещё минут десять идти.
- А ты здесь всегда живёшь или только иногда приезжаешь помогать?
Я не ожидал, что меня буду расспрашивать о жизни. Думал, что замкнутый на вид Саша так и будет замкнутым по натуре. Но видимо, я в очередной раз ошибся с выводами.
- Год назад бросил учёбу и приехал сюда работать.
- А почему бросил?
Я пожал плечами. А что на это ответить?
- Скучно учиться. Надоело.
- Понятно, а мне нравится.
- Чем нравится-то?
- Отвлекает.
Я хотел что-то нелепое и банальное сказать, но передумал. Саша и без меня знает, как ему жить дальше, одному…
- А вот мы уже и пришли. Вон тот большой не наш плот, это местные мальчишки сделали, а наш мелкий, но им управлять проще.
Сашка с сомнение посмотрел на хлипкий плотик и глубже зарылся в свою куртку. Я его прекрасно понимал. Сам, когда первый раз увидел это чудо кораблестроения, думал, что никогда в жизни на него не встану. А потом дядя Матвей посмеялся над моей трусостью, обозвал «нежной девочкой» и я запрыгнул на плот как самый опытный плотоводитель. Рыбы в тот день мы наловили много.
Сейчас Саша должен был пройти боевое крещение на плоту, чтобы стать настоящим мужиком, если он им ещё не был, конечно.
- Я первый залезу, а потом ты. Вставай сразу на середину, и главное, не паникуй, а то потонем оба.
- Я понял, - он опять улыбнулся мне, но уже не так вымученно. Мне понравилось. Мне вообще всё нравилось, и то, какое небо было чистое и прозрачное, и то, как с поверхности озера веяло сыростью и прохладой, и моя бывшая «милая» словно бы и не делась никуда, и трепетное чувство осталось, грело изнутри, но теперь как-то по-другому, более предметно.
Я протянул Саше руку с плота и тот легко запрыгнул на середину, подался ко мне ближе по инерции, когда плот чуть накренился. И до меня дошёл запах его волос, я словно бы окунулся в него с головой. Всегда знал, что это будет потрясающе. Запах прогретого песка, лета и детства.
Я, отталкиваясь от дна двумя длинными шестами, выплыл на открытое от остатков плавающего льда пространство и стал разматывать удочки.
- Я могу и самодельной ловить, - сказал Саша, когда я протянул ему свою модную удочку. Как-то неприлично было приглашённому гостю предлагать кривую удочку дяди Матвея, пусть она и «счастливой» была.
- Эту бери, на самодельную больше клюёт, - усмехнулся я. Саша взял мою удочку и больше не спорил. Нанизывал червей он тоже умело, словно уже бывал на рыбалке. – Ты умеешь ловить?
- Да, в лагере ловили карасей.
- Круто. Ну тогда я тебя учить не буду. Давай закидывать.
«Счастливая» удочка всё-таки оказалась и впрямь счастливой. За тот час, что мы катались на плоту по озеру и пробовали новые места, я наловил около двадцати разнокалиберных бычков, а Саша только одного глазастого ротана размером с мизинец.
- Желудок у котёнка не больше напёрстка - должно поместиться, - сказал он, снимая ротанчика с крючка и кидая его в наш общий пакет, где уже ворочались пойманные мной рыжеватые белобрюхие бычки.
- Суть рыбалки не в количестве пойманной рыбы, - подбадривал я своего напарника. Хотя тот вроде бы и не очень унывал.
- Жаль, что фотоаппарат не взял, небо сегодня очень красивое. В городе не такое.
- Тебе здесь нравится?
Саша смотрел мне прямо в глаза, не моргая. Он был чуть ниже меня, поэтому поднимал голову. И так это эротично у него получилось на этот раз, что я даже забыл, о чём спрашивал.
- Я бы хотел здесь остаться навсегда.
- Ну так оставайся.
Он опять улыбнулся и спрятал нос в воротник.
- Нельзя. Меня ждут в городе.
Вот это уже точно про любовника. Таким томным голосом только про любовников и говорят. Почему-то про девчонку я даже не думал. Он же сам как девочка, в хорошем смысле, конечно. Он всегда только в хороших смыслах рассматривался.
- Вторая половина? – забрасывая удочку далеко, спросил я как можно развязнее. Не больно-то и хотелось вообще. Но что-то внутри кололось неприятно, словно мне было не всё равно, с кем спит этот парень.
- Билл Гейтс говорил, что вот уже который год его второй половиной является адвокат. С ним он проводит больше времени, чем с женой.
Я обернулся и посмотрел на Сашу, он, закусив губу, аккуратно натягивал извивающегося червяка на крючок, как художества творил – вдохновенно.
- Значит, второй половины нет?
И что я никак не угомонюсь?! Но вот прямо сейчас мне нужно было выяснить: есть ли у него кто-нибудь там, в Москве, кто-то, кто может о нём позаботиться, поддержать. Вадим в расчёт не брался. Слишком он был подавляющим и заботливым, словно ему за эту заботу деньги платили.
Саша неопределённо повёл плечом и потом мотнул головой, продемонстрировал, как он насадил червяка. Замечательно. Я бы пятёрку поставил, если бы вёл курсы молодого рыбака.
- А у тебя девушка есть? – спросил он и закинул удочку. Поплавок два раза дёрнулся и замер.
- Нет, была, когда я ещё в городе жил.
Мы молчали до тех пор, пока у меня клевать не начало. Я резко дёрнул удочку на себя, нечаянно толкнул засмотревшегося на плавающий вокруг плота лёд Сашку. Тот неловко переступил ногами, и мы оба оказались на одной половине плота. Край мгновенно нырнул под воду, а вместе с ним и мы опустились в воду чуть ли не по колено. Я обхватил Сашку за пояс, чтобы оттолкнуться и переступить на противоположный край. Нужно было восстановить равновесие. Поймал шокированный испуганный взгляд Сашки и потерялся в голубоватой дымке. Один шаг, и я восстановил равновесие плота, но внутри меня что-то нарушилось безвозвратно. Сашка крепко держался за мои плечи и хватал улыбающимися губами холодный апрельский воздух, не отстранялся. И я тоже не хотел отпускать его, но отпустил, потому что ещё чуть-чуть, и я бы его поцеловал. Но во сне или в моих бесконечных фантазиях Саше это бы понравилось, а в жизни всё до ужаса казалось натуралистичным и неправильным. Я смотрел на его покрасневшие от волнения скулы и нервно подрагивающие губы и дружелюбно сжал плечо, чтобы успокоить. Отчего-то мне стало страшно. Я не хотел отпускать его плечо, вообще не хотел отстраняться и думать о том, что делать, если он поймёт. Испугается? Посмеётся? Ответит тем же?
- Бывает и такое, - голос мой звучал настолько ровно и беспечно, что даже мне самому поверилось в то, что ни о чём непозволительном я не думал. – Говорил же, что нужно надевать резиновые сапоги, теперь плывём к берегу.
Я посмотрел на промокшие до колена брюки Сашки и стал скручивать свою удочку. На крючке не было рыбы, да я и забыл про неё уже.
- Да, плывём, - тихо ответил он, отводя глаза в сторону. Тоже стал скручивать леску. – Вода холодная.
До дома мы дошли быстро, Сашка шмыгал носом и трясся всю дорогу, пряча нижнюю половину лица в мех. Поговорили о какой-то незначительной фигне, и я понял, что совсем слетел с катушек. Фантазии фантазиями, но всё-таки пора бы уже прийти в себя. Я же абсолютно нормальный парень! И ещё я хотел взять его за руку и погреть тонкие пальцы в своих ладонях. Просто так…
До середины ночи я провалялся, глядя сначала в потолок, потом в окно. Ругал и оправдывал себя. Обдумывал дальнейшую стратегию поведения. Решил пока придерживаться нейтралитета, познакомиться поближе и, если влечение не пройдёт, то я уступлю ему. Я бы и сейчас уступил ему, если бы не заснул. А утром меня ждал большой сюрприз, решивший все мои затруднения.
Светка, традиционно убирающаяся в гостиной по утрам, сообщила своим напевным божественным голосом, что Вадим и Саша уехали в Москву. Собрались, оплатили счёт и уехали.
- Саша передавал тебе привет, просил в следующий раз быть осторожным на плоту.
- Ага, учту… - ответил я, выходя в коридор и плюхаясь на лавку. Я опёрся руками о колени и опустил голову. Потом забрался на чердак и просидел там до вечера – не хотел никого видеть или не хотел, чтобы меня видели.
Вот и всё. Прошла любовь, завяли помидоры – часть вторая. По противоположной бревенчатой стене ползала большая чёрная муха. Сонная, весенняя. Я вспомнил Сашкин взгляд, когда плот накренился, его губы, его заторможенность и смущение. Он ждал моего поцелуя, а быть может, я опять всё придумал. Я стал таким сопливым романтиком, что даже от себя противно. Или не поэтому противно, а так просто… Я бы хотел, чтобы он вернулся. Но я знал точно, что у Саши не было ни одной причины возвращаться сюда. И от этого было особенно грустно.
В августе у нас проводила свой отпуск семья эзотериков: две сестры Изотовы и их двоюродная племянница – Эля, увешанная фенечками, всякими оберегами и прочими побрякушками. Они зажигали по всему дому ароматические палочки, всех, кроме Светки, научили заниматься йогой и рассказали об основах медитации. Каждое утро мы выходили на берег озера и слушали свою «внутреннюю природу», следили за течением воздуха, времени и энергии. Дядя Матвей недоверчиво хмыкал, но под влиянием моей матери присоединялся к занятиям, называя эту процедуру «зарядкой». Я тоже медитировал в позе поникшего лотоса - досматривал пятый сон и свято верил, что это и есть медитация. Видел Сашку, я постоянно видел его во сне. Мы с ним сидели на берегу этого самого озера, и я брал в руку его волосы, подносил к лицу и просто вдыхал запах горячего песка. Я скучал по нему. Ждал возвращения каждый день, и знал, что сам он не вернётся.
Автобус в Москву отходил в пять утра. Ночью я не смог уснуть, да и не старался особенно, опять фантазировал, и ничего путного так и не надумал, всегда на какие-то мелочи отвлекаюсь, а о главном забываю. Светка перекрестила меня и сказала, что будет молиться за удачное разрешение моей проблемы. Я ей верил. Если даже Светкин бог будет на моей стороне, значит, у меня есть шанс победить дракона и спасти милую принцессу.
Мать сказала, чтобы один не возвращался. И я в очередной раз удивился тому, что в нашем доме даже муха не проползёт незаметно. Но я был не против, абсолютно не против. Всё-таки мы с матерью ладили - я ж её сыночка любимый, и, по всей видимости, она не будет против и второго сыночки в доме. Дядя Матвей напутствий никаких не дал, просто похлопал по плечу и сказал, чтобы возвращался к сентябрю - копать картошку.
Хорошо бы ещё вспомнить, куда я билет положил… А, вот он, родимый, нашёлся!