Химера...

Нарцисс Наркоз
Спасибо трагедия за то, что непоправима (с)

Пусто…темно…больно….
Пусто…темно…больно….
Темно…больно…
Больно…
Больно…
Больно…

Ничто не может ранить больнее…
Ничто не сможет болеть сильней кровоточащих обломков внутри…
И совершенно не требуется много времени и\или усилий, дабы понять это…
Шрамы,шрамы, шрамы…
Затянувшиесякривые послания… Ментальные увечья…

Слои холодных сплавов и растворов стен комнаты шершавы и неприятны на ощупь. Если дотронуться,они оставят на кончиках пальцев сотни гниющих царапин…В воздухе пахнет сыростью, запекшейся кровью и болью…
Перманентный коктейль ноющих воспоминаний \ не забытых ощущений, оставленных \ витающих в опустевших оболочках\ осевших везде, включая и кончики ресниц, истязает мое хрупкое существование…Мысли плавятся в истерических воплях эмоций. Приоткрытые глаза не способны различать действительность, судорожность витающих картинок, плавящихся в клубах сигаретного дыма.
Я сижу, прижавшись к стене и обхватив голову руками, увешанными нежной тканью бинтов, приятным холодом серебра, тонкими завитушками, словно сплетенными чернильными рисунками в еще одну кожу… Холод проникает в самую сердцевину,взбираясь вместе со страхом вверх по ощетинившимся шрамам на спине, по ссутуленным плечам и надломанному временем позвоночнику, упорно проникая всеглубже…глубже…глубже…
На мне отсутствует одежда. Я не знаю где я и почему… Обрывки воспоминаний, как рой надоедливых мотыльков, кружатся в пространстве моего формальдегидного забытья,касаясь своими шершавыми крыльями вскрытых нервов сознания, цепляясь тонкими щупальцами разомкнутых ран…Пустое пространство изрубленных эмоций… Выкристаллизовавшийся сон отсутствия тебя. Я мечтаю спрятаться в собственных ладонях, все еще помнящих ломкие недокасания, укрывшись в них целиком, словно в теплый кокон…Горький осадок, взболтанный ядовитым коктейлем в моих невидимых внутренностях,осел перманентно формалиновым покровом в районе солнечного сплетения. Мои нежные шрамы попеременно болят, как обычно это бывало при изменениях погоды или твоих бесчисленных уходах. Тонкие нити беспомощности неумолимо врезаются металлическими кольцами, обхватывая мягкую и податливую плоть, въедаясь таким привычным,болезненным и совершенно бессмысленным состоянием…

Как выблевать сотни вопросов, застрявших в горле соленым песком раскрошенных зубов,которые я так никогда и не осмелюсь задать…
Как стереть маячащий призрак надежды, когда шаги твои стали не слышны?…
Как снять ставшую вдруг совершенно ненужной кожу, все еще помнящую твои прикосновения?...
Всегда остаются лишь следы, шрамы и запахи, остывающие на коже и вещах…

Безысходность…безликость… безнадежность…
Она не оставит… Она будет преследовать опытной ищейкой, всегда зная где я сточностью на шаг вперед…
Она– моя иллюзорная мания, раскадрированный перфоманс с тысячей запахов иоболочек, но одним и тем же лицом… Моя беспомощная надежда… Мой болезненный кокон…
Она вошла в меня, смешалась с кровью, слюной, течет тонкими синими венками, сочится сукровицей изрезанной кожи, впитываясь в оставшуюся половину сердца, заставляя его вздрагивать и сжиматься, выдавливая раз за разом кровоточащие сгустки болии страха. Она меняет его ритм, искажая все незримые биомеханические клапаны и шестеренки, все упорней выводя выстроенную систему из строя…

Подрагивающие мышцы, попеременно сводимые судорогами боли, приступы тошноты, дрожь в кончиках пальцев. Сжатые кулаки загоняют острые пластинки ногтей в мягкую оболочкуладоней. Выступающие капли пота, застывшей крови, выделений, смешались в еще одну оболочку.
Запах кокона…
Ментальный карцер…
Оледенелые останки прошлого, сковавшие незримыми прочными нитями глубоко в себе…
Я готов биться головой об стены, дабы хоть как-то высвободить болезненные воспоминания… Колотить, кататься по полу, вопить, рыдать, проклинать и молить…
Кажется, я готов стереть себя, если это единственный способ стереть также и все воспоминания о тебе, что так невежественно забрызгали хрупкие стены моего существования…

Твое лицо, запечатанное двойственностью сознания, прокралось в мой ненадежный панцирь, обрушившись ярким и безнадежным пламенем, обольстительным светом для глупой бабочки, врастающими нитями соблазна… Твои пальцы, холодные, скользкие,проникающие в мягкую оболочку, обжигающие, заряженные одиночеством \ злостью;проникающие раскаленными щупальцами нервов \ хребтов, в размозженную поверхность костных тканей. Сладострастная хрипота стонов, расширенные зрачки, осуждающее молчание взглядов. Они давали такую сладость, что, казалось, воздух пропитывается пряными ядами и звоном серебра старинных перстней, а вокруг распускаются прекрасные мрачные цветы. При каждом шорохе их полупрозрачных лепестков, сердце замирало, на вдохе, осторожно и неуверенно прислушиваясь к внутренним ритмам, как перед наступлением бури. Они словно носили в себе глухое эхо церковных колоколов, шум трепещущей ткани на ветру, жалобный всплеск опушенного в воду камня.Они были бы идеальны для плетения похоронных венков…

Постановки менялись одна за одной. Сигареты,взгляды, старые маски, воскообразные, припечатанные намертво на лицах,изъеденные собственными зубами. Привкус никотина, чего-то сладкого, чего-то,что обжигает горло, туманит взор. Я терялся в цепочке событий, иногда снова возникал. Реальность – как кадры неумело склеенной пленки. Их быстротечность и сумасбродность. Я реагировал на каждый взгляд, движение, замечал тонкие запястья, прозрачную линию бровей и мягкую улыбку, к которой, возможно, желал бы прикоснуться….Но… Можно сказать, что это была трусость, но я запрещал себе мечтать. Ведь доказательства, грехи и слабости не исчезают… Можно сказать, я и не думал мечтать. Отдаваясь течению, время от времени, я пытался спрашивать себя, но ответы так и повисали ненужным эхом на потрескавшейся побелке стен. Ощущения,словно змеи, обвитые вокруг смеси моего сознания, двойственности натуры, мягкий и теплый воск на податливом теле. Засвеченная пленка в негативе.Бесследность.
Я исчезал, растворяясь в бессмысленности постановок,рождался при каждом твоем прикосновении, и снова исчезал, словно пепел,осторожно сдутый с гладких поверхностей, при звуках шагов прошлого, приглушенных,но отдающих таким звонким эхом…
Больше никотина, еще выпивки, больше актов в театре абсурда, больше новых масок. Я не заметил, как и сам надел одну из них.Сознание содрано… Полет бабочки всегда направлен к свету… Еще пара беззвучныхшагов… Невесомость… Ощущаю прохладу твоих ногтей под кожей.
Сомнения, словно навязчивость бессмысленных песен,боьше не имели власти и\или значения...
Касания мягких улыбок… Гладкая поверхность кожи…Несмело дотрагиваюсь губами… они слишком приятны, чтобы захотеть повернутьчто-либо вспять… Вспышка… Полет бабочки всегда направлен к свету…
Но так ли приятны опаленные в итоге крылья?...

Все было так легко и доступно, что сомнения казались лишь озвученными чужими мыслями. Мы молчали, я беззвучно созерцал тебя, временами останавливаясь, чтобы прикоснуться. Ты улыбался, мягко, непринужденно, я верил, что тебе хорошо, не пытаясь догадаться, что же находиться за этой улыбкой… Она, такая мягкая исладостная, твои незначительные фразы и театральные жесты, могли бы подсказать мне, что ты не способен полюбить…Твой взгляд, пустой, смотрящий лишь вглубь самого себя, казался мне таким светлым. Возможно, я просто грезил…
Я мог часами находиться рядом, пряча свой голос в твоем дыхании. Сквозь смелые стоны едва можно было услышать робкие признания, ведь случайно проронив их,смешав с сигаретным дымом, я бы лишь захламил и без того тяжелый воздух. Они были бы излишне озвученными репликами, сказанными не тем, от кого ты действительнохотел бы услышать подобное. Словно повешенная песня, звучавшая глубоко во мне,она так и осталась лишь смятенным и тревожным сном, заключившим в свои неистовые объятия холодными, липкими щупальцами.
Приукрашивая все, я превратил существование в безумство самосозерцания, где главное отражение всех зеркальных поверхностей – ты. Чувства самосохранения практическине осталось. Я прятал взгляды и жесты за сигаретным дымом и позерством, вместес ломкими осколками желаний, рассыпая их жемчужной нитью порванных бус и вновь бережно склеивая, но с каждым разом теряя все больше значительных в этой цепочке бусин.
Твои совершенные пропорции выдавали в тебе что-то не совсем человеческое. Кошачья порода с позабытой совестью. Ты с легкостью играл в наслаждение, с легкостью менял меня, внося коррективы в мою ****скую сущность. Все брошенные улыбки и гримасы проникали и надежно оседали, заставляя дышать лишь их водоворотом… Ты переворачивал страницу за страницей, возможно, даже не замечая оставленных тобой коррективов…
Тогда,они были приятны, как и тяжесть твоего тела на мне…
Но,знаешь, всегда не хватало самого главного…
Всегда не хватало каких-то деталей, забытых шестеренок искренности и\или истинности, всего пару, и я, оставшись один, с недоумением и разочарованием, не осознав, что именно мне не хватает, с заядлой настойчивостью продолжал поиски…

Тишина…Осязаемое надмение безмолвных криков, вздыбленных до предельно высоких нот… Как скрежет стекла по ржавым и пустым оболочкам… Как после звона колоколов, или пронзительного вскрика ребенка…Остается лишь напряжение, устойчиво повисшее в воздухе… Эти звуки всегда рождали во мне неприятные ощущения, скользившие по телу пронзительной и рваной дрожью…
Дыхание прерывается, застывающими судорожными рыданиями, хрипя, словно выблевывая сквозь стоны твое имя. Словно булькающий вой зверя с неизбежно и точно вспоротым горлом при помощи опасной бритвы. Тот же лезвие перманентно скользит вдоль оставшейся половины сердца. Неумолимая тоска. Не оставленный мне выбор. Память, иссушенная болью, словно выгоревшая пустыня, забывает все выходы; лабиринты смыкаются,страх, скользит по стенам и обесточенным внутренностям, марионеточные нити повисают на шее удушающей пуповиной.
Руки соскальзывают вниз, опадая безжизненными кусками плоти, лишенными костей, каркасов,силы сплетения мышц. Кожу ласкает холод выкривившихся поверхностей. Ноздри подрагивают, замечая витающее в воздухе, что-то очень знакомое, болезненно знакомое…
Постановка внезапно меняется: зрачки вновь оседают в глазницах, раскадрированная пленка складывается замысловатым пазлом, пульс стремиться к прежним внутренним ритмам.Я наблюдаю совершенство стен, их изгибы, совершенную мраморную утробу, сотворенную из оледенелых осколков прошлого, вроде застывшего кокона.
Руки скользят по полу, ощупывая его влажную поверхность. С одной стороны, кокон истончался и тает, оседая скользким и липким осадком, вроде следа улиток на камнях…
Другие две стороны зеркальны… И в каждом замысловатом узоре, в каждом движении,отражении, звуке, я ощущаю твои черты, их незримое присутствие, вытянутое тонкими нитями моего сознания. Возможно, это можно было бы считать вестником… Я чувствую твое дыхание слишком близко, опасно близко, опасно – потому что болезненно, потому что твое присутствие в долях пространства от меня, всегда меняло все внутренние ритмы и убеждения, разрушая все сложенные \ настроенные с таким трудом механизмы. Сомнений быть не должно – ты где-то рядом…
Поверхности продолжают таять, ожидание тебя, словно какого-то торжества, внезапного и удивительного, заставляет время позабыть о спешке, остановиться, потеряться,застыть…
Границы истончены, призраки возвращены в могилы, зеркала сокрыты, болезненная пустота заставляет вздрагивать, словно в ознобе, а взгляд восхищенно скользить по твоему силуэту, проявившемуся в нескольких шагах…
Твой облик напоминает образ театра теней, ведь имеет лишь слабое сходство с тем, что считают правдоподобным…
Ты словно где-то далеко, с взглядом, как и прежде, опущенным внутрь своей черепной коробки. Твое тело изящно изогнуто, тонкие, аристократичные пальцы поддерживают полуистлевшую сигарету. Ты грезишь, лениво прищуривая глаза, перед тем, как в очередной раз затянуться. Сползшую к глазам светлую прядь ты отбрасываешь небрежно, и слегка театрально. Во всем, к чему ты прикасаешься, сквозит небрежностью. Особенно, это касается людей… Впрочем, это не имеет особого значения…
Ты слегка прикусываешь нижнюю губу, думая о предстоящем свидании, или одноразовых радостях, насыщающих твою жизнь. Я почти с точностью могу сказать,кто сегодня вечером будет тебя ждать… Чьих губ будешь ты касаться… Твоя игра почти всегда остается честной, увы, я вряд ли когда-нибудь стану в ней игроком.Всего лишь зритель…
Недосказанность…Незавершенность… Я захочу проткнуть нагноившиеся раны…
Я протяну к тебе руки, наткнувшись на холодные прозрачные стены. Тонкий лед, либо прочное стекло, я чувствую сквозь них тепло твоего тела, призрачную, очередную возможность касаний…
Удар,еще один, прочные субстанции сотрясаются неистовым, глухим эхом. Я сокращаю расстояние между нами, превращая кости и кисти, тонкие пальцы и запястья в кровавое месиво, застывающее пламенными витражами на остывших поверхностях,живыми, кровоточащими цветами. Размозженные суставы хрипят, сблевывая кровавые слезы, кожа лопается на соединениях марионеточных нитей, пространство гудит их металлическим звоном, треснувших, повисших в воздухе.
Насажденные на ребра, ключицы, подведенные к икрам, векам и запястьям, они стонали серебряным эхом. Запах, испускающийсяпри этом, был запахом отчаяния. Его ни с чем не спутаешь. Безразличный и терпкий.
И тонкий, едва уловимых сухой треск. Лопнувший по швам кокон….
Сгустившиеся тени рванули к трещинам, наполняя пространство могильной тишиной, незримым, но отчетливым спокойствием. Остановившееся мгновение дало возможность коснуться взглядом твоих прекрасных линий, совершенных черт. Ты отрешенно, слегка с удивлением наблюдаешь за развернувшимся действом… Ментальные поцелуи так и остывают натонких пальцах, пропитываются твоими нежными губами …
Я делаю шаг, но протянутая рука так и повисает в пустоте…
Ты– не больше, чем картинка, образованная углами света и тени, не больше чем призрак моих собственных снов…
Все иллюзии рассыпаются, скользя сквозь пальцы серебристо-багровым песком. Корабли терпят крушение, рукописи съеживаются и самовозгораются, раны наполняются солью…
Пустота\тишина \боль…Старый перфоманс,заполнивший все сакральное…Как и прежде….Что и всегда…

Прихожув себя, среди обломков собственной драмы, завернувшись в складки печальной истории, сотканных из собственных надежд…Через внешнее проявление отчаяния,через видимый трагизм, через болезненные осколки памяти, не было возможным разглядеть иллюзорность собственных видений…

Двоякость,химерность и истинность…
Пока не оглянешься, ведь ничего не поймешь…

09.08. 2010