Любимый мой, любимый

Ирина Ершова
                ЛЮБИМЫЙ МОЙ, ЛЮБИМЫЙ

В середине февраля, в самый разгул стретинских вьюг и морозов, Ирина Васильевна праздновала своё пятидесятилетие. От обилия тёплых слов, сказанных в адрес юбилярши, растаяла бы Снежная королева, а заздравные тосты, возвышенные и забавные, следовали один за другим. Подарок был только один, но какой! «Навороченный», новой модели, фотоаппарат, о котором женщина и мечтать-то не смела. Откуда они только узнали? Счастливая именинница тут же, на празднике, открыла сезон фотоохоты.
Через пару дней героями её фотосессий стали не только родные, друзья, соседи и любимая овчарка Линда, но и все  окрестные птички-кошки-собаки. Памятник погибшим в локальных конфликтах, прозванный в народе Скорбящим Ангелом, попал в объектив случайно. Мгновение – и со всполохом фотовспышки вдруг нахлынули воспоминания…

       В тот не по-осеннему теплый вечер они с внучкой выгуливали собаку. Промозглый сентябрь оттеснил «бабье лето» на начало октября. Природа, словно извиняясь за свои «выкрутасы», подготовила людям удивительный сюрприз. Пурпур и золото листвы соседствовали с пышной, ещё не тронутой увяданием роскошью цветущих клумб и плюшевой зеленью газонов.         
      Любимым местом окрестных собаководов давно стал старый, буйно заросший невысоким кустарником парк. Он вплотную подступал к отделанному декоративной плиткой оазису современного дизайна возле Скорбящего Ангела. Светло-серый контур крылатого человека возвышался на усечённой пирамиде постамента, тёмно-красной, как застывшая кровь. Серый бетон, бурый гранит…Если присмотреться внимательнее, полый проём –  тело Ангела –  вдруг оказывался контуром оплывающей  свечи с колеблющимся от ветра язычком огня… 
               
      Пока Алёнка и веселая «немка» Линда играли в догонялки, Ирина Васильевна удобно устроилась на скамеечке недалеко от памятника. Она мечтательно улыбалась, с удовольствием наблюдая, как последние солнечные лучи скользили по пёстрым ухоженным  клумбам и причудливо изменяли окраску растений.
      Букет бордово-красных роз, который положила к подножию памятника женщина в темном костюме, на мгновение вспыхнул алым.
– Любимый мой, любимый! – в тихом, бархатном, голосе незнакомки было столько страсти и боли, что Ирина Васильевна насторожилась.
– Я приехала, мой дорогой, я не забыла… Да, снова плачу, ничего не могу поделать. Столько лет прошло, а сердце все равно обливается кровью. Я часто думаю о тебе, представляю, каким бы ты стал, если бы вернулся…
Не замечая ничего вокруг, женщина коснулась рукою каменной плиты, словно ласкала её.  И вдруг опустилась на колени, прижалась лбом к отполированному до зеркальности граниту и горько-горько  заплакала.

– Любимый мой, любимый! – рыдания становились громче, речь – всё несвязнее. По спине Ирины Васильевны пробежал неприятный холодок, женщина нервно повела плечами и застегнула плащ.
– Не знаю, где ты похоронен на самом деле. Та кучка пепла не могла быть тобою, нет-нет. Двухметровый жизнерадостный мужчина – и горсточка  сероватой пыли…Всё, что от тебя осталось, мне так сказали… Там, на кладбище…Не хочу в это верить!  Я буду приходить сюда, к Скорбящему Ангелу…И в церковь… Молчишь? Помнишь, как в День Победы мы сами возлагали венки к мемориалу на старом кладбище? Я, наивная девочка, не могла понять, зачем некоторые старушки принесли на братские могилы конфеты и крашеные яйца. Ты смеялся, говорил, традиция такая. Не удержалась, спросила одну из бабушек. Она печально посмотрела на нас с тобой и сказала, что лютому врагу не пожелала бы кары –  не  знать, где похоронен самый дорогой человек. Они, вдовы – не знали… Как не знаю теперь и я. Любимый мой, любимый…

Быстро темнело. У памятника затеплились фонари,  постепенно разгораясь и выхватывая из темноты силуэты окружающих  предметов. Притомившаяся   Алёнка давно сидела на соседней скамеечке, увлеченно учила Линду подавать лапу и прочим, давно знакомым тактичной овчарке «премудрым» командам. А коленопреклоненная женщина не замечала ни течения времени, ни идущих мимо людей, не обратила внимания и на подбегавшую к ней собаку. Застыла в странном полуоцепенении, лишь глухо всхлипывала, вздрагивая всем телом. Ирина Васильевна поняла, что нужно вмешаться. Она решительно встала со скамейки, подошла, тронула незнакомку за плечо.

– Простите, я могу вам чем-то помочь?
 Ответом послужил глубокий – будто бы из глубины сердца – тяжелый вздох.
– Ох… Простите, простите меня… Что вы сказали? Помочь? Нет-нет, я сама…
Незнакомка с усилием поднялась на ноги, прикрыла ладонью заплаканное лицо. Сделала шаг, другой, пошатнулась.
– Посидите на скамеечке, успокойтесь немного. Может быть, «скорую» вызвать? Я сейчас внучку позову, у нее мобильник с собою…Вот сюда, осторожнее, обопритесь на меня. Валидол…
– Нет-нет, спасибо… Немного посижу, тогда мужу позвоню. Они с сыном не любят, когда я сюда прихожу. Считают, поступаю глупо: нужно идти в церковь и на кладбище, а не к городскому памятнику. Это же обычная груда камней… Придуманный кем-то символ…

Достав из кармана костюма платочек, незнакомка осторожно приложила его к глазам. Немного помолчала, потом тихо и жалобно спросила:
– Ничего, если я вам поплачусь? На душе наболело, нет больше терпения… Много лет назад в этот день мой первый муж погиб в Афганистане. За четыре месяца до вывода войск… Сказали, во время атаки в их БТР попал снаряд… Мне не было и двадцати пяти. Я любила Серёжу больше всего на свете, как никого и никогда потом…

Женщина вдруг задышала тяжело и часто:
      – Ох, воздуха не хватает…Нет, не беспокойтесь…Не помню, не знаю, что было дальше, не ела, не пила, не спала. Родные опасались, что с ума сойду или руки на себя наложу. Но молодая была, выжила. Замуж снова вышла. Через четыре года… Не поверите, жениха мне свекровь нашла. Написала в тайне от меня в какое-то брачное агенство…Так мы с Вилли и познакомились. Я теперь в  Финляндии живу. Хороший дом, свой бизнес. Второму мужу дочку родила, большая уже, красавица… Всё у нас замечательно.  Но забыть Серёжку никак не получается. Иногда такая тоска накатит: домой хочу, в родной город…Пока свекровь была жива, мы часто сюда приезжали, по нескольку раз в год. Она мужа и дочку как родных принимала. Женщина великой души... Да-да! У нее ведь кроме внука никого не осталось, свёкор ненадолго Серёжу пережил, а мне жениха в дальних краях нашла…Как мы с Вилли её не уговаривали, переехать в Финляндию  не согласилась, говорила, не брошу родные могилки. Поболела совсем ничего, я и месяца за ней не поухаживала. Угасла, как свечка…Теперь мы сюда выбираемся лишь в начале октября…Мама с папой и брат давно в Петербурге живут. К Серёже приезжаю…Знаю, за спиной говорят, баба с жиру бесится, чего ей ещё нужно, а у меня такая тоска… Поплачу здесь, вроде бы и полегчает…На кладбище плакать не могу.

      Резкий гудок мобильника заставил женщин вздрогнуть. Незнакомка что-то сказала в трубку  на непонятном языке, потом, улыбнувшись, объяснила:
– Вот и супруг  за мной приехал, не сидится ему в гостинице. Переживает. Нет, не ревнует, какая ревность к камням? Хотя кто знает…Но он добрый и понимает, что очень-очень мне дорог.  Сердечко стало пошаливать… Вот они с сыном и опекают меня, как несмышлёныша. Пора мне, всего вам доброго. Пойду, попрощаюсь с Сережей. Не скоро теперь приеду.

Дальше события развивались, как в замедленном кинофильме: женщина подошла к памятнику, присела на корточки, поправила роскошный букет, ласково погладила гладкий, почти чёрный в темноте камень основания, встала, склонив голову в прощальном поклоне, и заспешила к припарковавшейся у обочины иномарке.
Ирина Васильевна с необъяснимой грустью смотрела на огоньки удаляющейся машины. Услышанное и увиденное надо было осмыслить. Неужели – в циничном мире тотальной наживы и всеобщего потребления – ещё существует такая любовь? И не в слезливом глупеньком сериале, в жизни? А про афганскую войну женщине  рассказывать не нужно, помнит, сколько слёз пролили родные, ожидая вестей от двоюродного брата… Женька вернулся живым и здоровым. Живет теперь в Сибири,  пустил там корни, обзавёлся семьёй, депутатствует в местном поселковом совете. В родном городе давным-давно не появлялся. Они с Ириной Васильевной иногда созваниваются – и только. Много ли по межгороду наговоришь? Надо братишке письмо написать, напомнить о малой родине, рассказать о незнакомке. Может, он встречал на афганской земле её мужа? Неплохо бы фотографию памятника приложить, Евгению интересно будет, он ведь его ещё не видел.  Но…

По пути домой Ирина Васильевна пожаловалась внучке: 
– Был бы у меня хороший цифровик, я бы сфотографировала Скорбящего Ангела… А фотографию дяде Жене послала… Только не говори мне про мобильник и  Интернет, нет его в их посёлке! А если бы и был, как без фотоаппарата-то…
      …Укрытый снежной  пеленою памятник казался чище и строже. Раскинувший крылья Ангел словно парил, оберегая жителей древнего города от бед и невыносимых страданий.