Дневники I-8 Потерпи меня на земле, Иисус

Галина Ларская
Дневники I-8 Потерпи меня на земле, Иисус

                Из дневников давних лет

      эпиграф Ивана Алексеевича Бунина, цитирую по памяти: "Самое интересное - это дневники,  остальное - чепуха."

Никогда нельзя заслужить общения с Богом, Он приходит, когда захочет Сам.

Разговоры с моим другом Борей Талесником. Моя лёгкость, невесомость,  пронизанность светом. Боря поседел. С ним нелегко. Хожу и терплю. Хочу перед Богом быть ребёнком. У меня нет ничего, кроме слёз.

Приехала Эля (Элеонора) из Михайловского. Весь день мы вместе. Умна, наблюдательна, чутка. Были с ней у Али Куклес, у неё деревенская посуда, ложки, плошки. У Игоря, её мужа, за стеной весь день звучит музыка. Он меня тронул за живое. Лицо его состарилось, помягчело, взгляд открытый.

Не оторваться от книг. Как сознание греховности соединить в себе с радостью?  Любовь к Богу бесконечна. Надо быть к себе бесконечно строгой.

Я заочно отпевала свою бабушку Лидию Алексеевну Волынскую–Грибакину, маму моего отца.

Мама хочет выдать меня замуж. Какой человек даст мне то, что даёт Бог?

Мои именины. Вечером душу озарила радость. Исцеление души чувствую. Бог как будто говорит мне: “Вот жизнь, возвращённая тебе. Иди и больше не греши”.

Трижды Христос исцелял меня. Как благодатно одно только стояние в церкви, даже если я ничего сверхъестественного там не чувствую.
 
Олег Иванов, встреченный мной в Обыденской сказал, что детство и юность его были ужасны.

Марина Путова решила креститься.

Лена Гоголева об о. Владимире: “Он когда-нибудь будет святым, такое у него лицо”. Родное лицо. Вера в Бога бесценное сокровище. Я часто хожу в разные церкви.

У Лины сказочный, печальный, ожидающий света голос. О, моя милая, бедная.

Я сурова, нежна и спокойна – одновременно.

Вчера крестилась Марина Путова в день апостола Симона Зилота. Лицо её изменилось. Отец Леонид (церковь в Хамовниках) сказал Марине обо мне: “Держитесь Гали, она хорошая христианка”.

Боря Талесник подарил мне огромную книгу: “Галерея Уффици”.

Познакомилась с Наташей Романович, она мне понравилась. Она дочь художника Сергея Михайловича Романовича, Сергей Михайлович друг художников Михаила Ларионова и Натальи Гончаровой.

В семью Наташи приезжал брат мой Герман на новоселье, у него было удивительно светлое лицо. Оказалось потом, что это был день святого Германа.

У о. Владимира удивительный взгляд, худое бледное лицо, большие зеленоватые глаза. Покой в лице его. Улыбка светлейшая. Стараюсь быть тише воды, ниже травы.
 
Ольга Васильевна Поленова, дочь художника Василия Дмитриевича Поленова выступала на Кузнецком мосту на Поленовском вечере. Это было самое интересное.

Я поймала себя на насмешливом отношении к людям.

Мы с Борей Талесником шли по ул. Горького и в магазине “Хлеб” увидели моего двоюродного ленинградского брата Феликса, пьющего кофе. Мы приехали на такси ко мне. Феликс очень удивился, узнав о моём мировоззрении.

Мука моя – неверие брата, Лины, родителей, друзей. Уйти в монастырь?

Преподобный Серафим Саровский говорит о молчании, как о величайшем совершенстве. Да, я это теперь понимаю. Как много лишних слов мы говорим.

Душа рвётся к Богу, не хочется жить в этом мире – всё уже прожито. Хочется в монастырь до скончания века.

                Прибалтика

В местечке Сантаки тишина, покой, людей мало. Река Нерис.

В лесу на берегу реки стоит избушка из бревен, она крыта сеном. В ней живёт поляк Антоний, худой, с красивым добрым лицом. У него в своё время отняли владения, жена его оставила, ему позволили построить избушку на том месте, где жили его предки. Мы разговаривали с ним о простых вещах. Одет он в брюки, куртку с молнией, сапоги, на голове берет. Из-под берета висят длинные беспорядочные пряди волос. Лицо всё в лучистых морщинках, голос высокий, хорошая улыбка. Необычайную жалость вызывает этот человек.

Сегодня час с пани Марысей загребали сено. Я вспоминала блаженные дни под Лугой в деревне Орехова Грива.

Все поляки приветливы. Мужья целуют руки женам. Здесь разнообразные по ландшафту места, много дорог. Попадаются змеи.

Весь день провела в Вильнюсе, приятное чувство свободы. Сколько во мне вожделений, как мало благочестия. Любопытство к людям после сельского безлюдья.

На именинах пани Марыси громко пели польские песни. Вечером в темноте с Францем, моей подругой Лютей и её дочерью Леной катались на лодке, пели русские и  цыганские песни. Душа тиха, когда страсти спят.

Дочь Люти Лена делит людей на красивых, некрасивых и нормальных. Себя она считает нормальной, Лютю – некрасивой, Лину – красивой. Я спросила о себе, она задумалась: “Куда Вас сунуть? У Вас простое тонкое лицо”.

Лена то послушна, мягка, нежна, доверчива, то строптива, жестока, мстительна,  подражает дурным образцам. Люте она говорит: “Ты от меня добиваешься чего-нибудь злом, а не добром”. Они часто ссорятся, мирить их невозможно, я молчу. Всё это отравляет жизнь нашу.

Излюбленное занятие моё ночью при свече читать или писать.

Был смешливый день. Лена пасла коров в платочке, эдакая деревенская девочка.  Лена говорит о массовике-затейнике: “Заигрыватель”. Лена мне кажется одиноким ребёнком. Смотрит пронзительными, всепонимающими глазами.

У меня метание от аскетизма к раздражительности, от бесстрастия к трепетности,  от скорби к веселью. Боюсь своих страстей, к чему бы то ни было. “Бес смеха,  оставь меня”. (Александр Блок)

Пани Марыся безмятежна, когда сын её пьёт с мужичками за амбаром. Поляки в разговоре часто говорят: “О, Иезус, Иезус”.

Лена говорит мне: “Что Вы так на меня смотрите? В Ваших глазах вопрос”. Я отвечаю: “Хочу знать тебя”. Иногда у неё ледяные глаза, и я пугаюсь её.

Франц вчера кому-то из домашних громким голосом читал статью о Жанне д’Арк.  Франц – новизна. Мне всё быстро приедается.
 
Лена вчера подмазывалась, хотела идти со мной на реку. Я посадила её на колени, обняла. Дети – чудо, даже тогда когда они подмазываются. Лена хитра.

Быт, кухня, еда – вот враги мои. В монастыре купила чётки. О, очаровательный внешний мир. Если я буду монахиней когда-нибудь, у меня будут соблазны пострашней.
               
Готика чужда мне. Гнездо аиста на голом дереве у станции.

                Москва

Внимательно смотрю на свою сестру  и начинаю жалеть её. Кто растил в ней тепло? Она не осознаёт свои бедствия.               

“С кем ты теперь?”, - спросила моя крёстная мама Наталья Львовна. С кем я,  Господи?

Как горящее вещество в груди весь день. Что делается вокруг нас в мире невидимом?

Если бы я могла так любить всех, как я люблю о. Владимира.

Саша Фрумкин блаженно улыбался, просил денег на вино. Не дала. Я не хочу быть его убийцей.

Потрясающее действие благодати после разговора с о. Владимиром. Таинственно и страшно пронизывает душу Божественная сила. Мне было сказано, что после соборования надо хранить особенную чистоту и даже изменить образ жизни.

Мне не о чем говорить с людьми. Всё вырождается. И монахи нынче не те. Найду ли истинных?

Когда я еду в поезде и смотрю на деревья, они мне кажутся храмами – самые высокие из них. А жизнь ещё дана мне.
 
В Вильнюсе – относительно небольшом городе очень много костёлов. Мир пугает меня своей материальностью.

Маленькая чумазая девочка пошла за мной. Мы смотрели друг другу в глаза и еле-еле улыбались. Страшная жажда любить всех. У здешних женщин очень холодные глаза. Где же тепло в людях, в монахах, в монахинях?

“Сгинуть, испариться, стать росою” (Гамлет) – но не самоубийство. Иной жизни хочу. Красота страшна. Что бы я делала в эпоху Данте?

                Печоры.

Печоры. В  автобусе знакомство с Анной Владимировной. Я сняла  у неё комнатку. А.В. и её муж любят выпить. Тёмный дом. Не хочется ночевать в нём. Очень интересные лица монахов.

Работала в монастыре 2 недели. Молчала почти всё время, работала на разных работах-послушаниях. Чистила нужники уличные, таскала тяжёлые камни, чистила картошку. Чего только не делала...

Беседовала с отцом Иоанном Крестьянкиным. Он дал совет не спешить, быть осторожней с духовенством, всё делать постепенно. Я спросила, можно ли принять монашество. "Не всем надо идти в монастырь, кому-то надо монахов рожать... Не бросайте свою работу, может быть, Вы будете регентом.”, - ответил он. (Я была регентом под Тамбовом в большом селе месяца два много лет спустя после слов старца Иоанна, от священников некоторых пострадала, даже в больницу попала из-за послушания отцу духовному - Бог попустил ему так со мной поступить, я сильно заболела, а духовник сказал, что я падаю, я собрала все свои силы и продолжала петь в церкви, но организм этого не выдержал, начались обморочные состояния. Дело кончилось страшными днями в больнице.)

Устала от постоянной борьбы с демонами. Раньше у меня такого не было. Отец Иоанн сказал, что сейчас возможен только внутренний монастырь. Масса больных и несчастных людей. Вообще все больны, все, но не все это замечают. Меня швыряет в разные стороны, то обольщение внешнее, то внутреннее.

Видела бесноватых людей, они ужасно кричат дурными голосами, бедные, вернее духи нечистые, в них сидящие, кричат.

Я видела людей сильной веры, смиренных, кротких, терпеливых. Как бы и я хотела этих сокровищ.

На каких только послушаниях я не была –  глаз ни на кого не поднимала, молчала, молилась.

                Пюхтецкий монастырь.

Знакомство с матушкой Силуаной. Она была когда-то богатой светской дамой.

В монастырях тяжёлый крестьянский труд. Я в смятении. Вера говорила мне, что её мучит дух томления, так и у меня. Я не помнила ни о чём земном, когда работала в монастыре. Как горела душа в Печорах, как хотелось всё бросить и стать послушницей монастыря.

Все кругом друг друга ругают и это не остановить.

                Москва

Пришла в Обыденскую и заплакала – вот моя истинная жизнь, вот моя отчизна. Драгоценную жизнь свою на что трачу?

Виделась с Линой перед её отъездом. В слезах обнимала её, молясь за неё.

Видела племянницу Юлю, она всё взрослей и грубей. Они с Катей Демиденко шли мимо церкви. Катя говорит Юле: “Научи меня молиться”. Юля смотрит на Катю: “Молись”.
 
Каждый человек создание Божие, его надо беречь, чутко дотрагиваться руками, глазами, мыслями. Каждого человека принимать, как посланного Богом. В каждом человеке Христос.

Временами ужасающий холод входит в сердце. Всё теснее смыкается вокруг меня что-то тёмное. Душа моя побывала в аду.

Чаша жизни передо мной, и всю её надо выпить, чтобы познать Тебя. Сладость и горечь заключены в ней. Сладость предчувствия жизни в Тебе и горечь оторванности от Тебя.

Я только что родилась на свет Божий и ничего не умею. Господи, возьми меня за руки и помоги в темноте и тесноте мира сего найти путь к Тебе.

В стихах Тарковского сквозит чувство вины перед Богом, сознание истраченной даром высокой судьбы. Самые прекрасные стихи остались в душе Арсения Тарковского, это – молитвы.

Всякую мысль очистить, всякое дело, всякое творчество, всякую встречу посвятить Богу. Вернуть Ему себя преображенной Им. Всё вспоминается прежнее зло, которое раньше казалось добром. Приходит прозрение.

Володя Поветкин был в Пскове, в Печорах, Изборске, Михайловском.

Снилась змея, белая змеиная живая голова. Снилась церковь и в ней Боря Талесник.

Я узнала, что Лина крестилась 7 августа (день смерти А. Блока). Они с Олегом решили это никому не говорить, даже мне. А почему?

Нападения от тёмных сил в сферу разума не кончаются.

Ночью снился святой Иоанн Богослов.

Взгляд мой на мир стал острей. Знак, указывающий на неверное поведение – горячность, страстность. Бог живёт в тишине.

Ночью снилась бабушка Нина Владимировна мать моей мачехи, она говорила молодым низким голосом, произошло примирение между нами.

То, что Лина крестилась – чудо, к которому трудно привыкнуть. Как-то мы встретимся?

Любовь надо выстрадать. Мир полон чудес.

У меня вчера была Лина. Лицо её просветлело. 

Перетрясти душу надо. Какая-то маленькая душа, голосок, стебелёк во мне тихо молится: “Господи, помилуй”.

Каждую секунду смотреть на себя глазами Бога.

Любви прошу – жизни!

Я чувствую, что попала в плен к Царю Небесному. Но бывают  страшные минуты богооставленности.

Вечером заезжал ко мне Володя Поветкин проездом в Курск. Подарил свою картину, написанную маслом, и детскую книгу.

Я чувствую всю временность этой жизни. Многими слезами и терпением надо заслужить Богообщение. Бесконечно хочу всех любить. Любить всех – блаженство.

Снился человек, будто с нерукотворного образа оживший, прошедший мимо и скрывшийся в толпе людей. Меня поразило его лицо, но оно было старым и мрачным.  Может быть, это был антихрист?
 
Вчера поздно шла домой, входя в подъезд, видела тень головы человека, идущего за мной. “Господи, помилуй этого человека”, - мысленно подумала я, вытирая ноги о половик, вдруг чьи-то руки обхватили меня за шею и стали душить. Я молча стала освобождаться, пытаясь разжать пальцы незнакомца. Первая мысль была: “Господи, погибаю...”. Вторая: “Серафим... Я вспомнила о Серафиме Саровском.

Не успела я обратится к преподобному Серафиму, (я всё рвалась на улицу, ногтями впиваясь в руки человека, пытаясь отодрать их от горла, а он шипел: “Если – закричишь, придушу”), как руки нападавшего ослабли, и я оказалась ближе к двери на улицу. По двору шло двое мужчин. Человек быстро шептал свои угрозы. Я,  наконец, вырвалась  и пустилась от страха бежать. Придя в себя немного, я вспомнила, как Серафим Саровский молился о людях, напавших на него. Я стала молиться об этом человеке, чтобы Господь простил его. У меня никакого зла в сердце к нему не было. Я плакала и молилась. Я долго боялась идти в свой подъезд. 

Меня часто пронизывает страх смерти. После церкви душа взята в плен покоя. Жизнь возможна только в плену Бога. Чтобы узнать волю Божию, нужна особая чистота души. Сердце уже не на Земле, тонкая тоска, что ещё живу здесь.

Во Фландрии на деревянном кресте среди песчаных дюн есть слова: “Я – свет, а вы не видете Меня. Я – путь, а вы не следуете за Мной. Я – истина, а вы не верите Мне. Я – Жизнь, а вы не ищете Меня. Я – учитель, а вы не слушаете Меня. Я – Господь, а вы не повинуетесь Мне. Я – ваш Бог, а вы не молитесь Мне. Я ваш лучший Друг, а вы не любите Меня. Если вы несчастны, то не вините Меня”.

Бог открыл мне, что путь страданий ведёт к блаженству, что любовь святая - кровью покупается. После душевных мук, нападений вражеских – так хорошо. Ветхий человек умирает действительно, происходит обновление или возрождение. Все мои мысли под контролем Бога, ничто не укроется от Его взора. Это – богобоязнь,  сказали мне.

Еду в Ригу. Изменения в душе происходят непрестанно. Душа учится распознавать вражеские действия. Самое трудное – поставить себя ниже всех. Помнить о значительности каждой минуты, подаренной Богом. Только плакать и отрекаться от себя. Господь выше, роднее, нужнее всего.

Когда проходит страдание, приходит такой благодатный покой, что страдание полностью окупается, забывается, душа исцеляется. Я чувствую себя монахиней.

Мой рисунок - царевна в поле, это моя фантазия.