По тротуару вдоль многоэтажного жилого дома шла пожилая женщина. В какой-то момент она решила поднять глаза вверх, устремив их в небо. То ли хотела обратиться к Богу не многословной молитвой, то ли просто вспомнила о чем-то, и в эти мгновения, когда память вернулась в прошлое, ей стало легче на душе, и что-то придало сил немного распрямиться и посмотреть ввысь. Мимо нее проходили люди, им некогда было заглядывать по сторонам. Асфальт будто прельщал их своей близостью и серостью.
- Там кто-то есть! Кто-то стоит на крыше! – внезапно воскликнула пожилая женщина и обхватила голову руками.
Люди начали по чуть-чуть останавливаться, но не резко, а как бы слегка опасаясь, осторожно. Стали задирать головы вверх. И в самом деле…
- И в самом деле на краю крыши стоит человек! – послышались голоса.
Несколько секунд, и люди уже озабоченно обсуждали, зачем на крыше кто-то стоит и кто бы это мог быть.
- Похоже на девушку… - не уверенно произнесли в толпе. Народ стал собираться.
- Надо вызвать милицию, скорую…
Пока ехали на место происшествия службы спасения, люди решили попробовать заговорить с девушкой. Они спрашивали у нее имя, причину подобного поведения, но в ответ была тишина.
Прибывшие спасатели уведомили людей, данный случай похож на попытку самоубийства. Они рассказали, что подобные версии сведения счетов с жизнью больше похожи на показные выступления. Так называемой жертве потребно большое скопление народа, обширное пространство, повышенное внимание. Но самое главное в этой постановке – будут всеми усилиями пытаться спасти жертву. Жертва – на самом деле. Это несчастный человек, одинокий и непонятый.
- Можно ли сказать, что она психически больна? – спросил кто-то.
- Можно сказать, что, судя по всему, она в отчаянии. Не стоит так сразу списывать человека со счетов. Ведь должны быть причины.
- Люди пошли какие-то… как их… а… не стрессоустойчивые, - проворчал подошедший старик и пошел дальше.
Один из спасателей средних лет отправился разговаривать с девушкой. С ним пошли еще три человека для оказания помощи в случае надобности. Остальные остались внизу, ожидая рокового момента.
Спасателя звали Михаилом. Работал он уже семь лет. Первое образование дало ему право называть себя филологом. Прочитано книг им было не мало, отличался пытливым, острым умом, рассудительностью. Сослуживцы отзывались о нем, как о толковом человеке. Эти качества позволили ему теперь, и в ряде случаев до этого, вести переговоры с пострадавшими, суицидниками. Не одну гибель Михаил предотвратил, не одному человеку помог встать с колен и уйти от смерти. Он гордился этим в тайне, но знал уже, что это – его призвание, его жизнь. Михаил не загадывал, но уже представлял, что сотни людей пройдут перед глазами, сотни судеб останутся в его судьбе, сотни переполненных горем, тоской и унынием глаз поделят его сердце вместе с любовью к близким его, родным, к жизни и к миру.
Михаил любил жить и умел жить, быть счастливым. Наверное, это чувствовали жертвы судеб, что придавало и им сил, уверенности.
А еще Михаил в душе был философом. Частенько думал он о смысле существования, заглядывал в прошлое цивилизаций и мечтал о прекрасном, разумном мире в будущем…
- Она оставила люк открытым. Ждала нас, значит, - проехидничал соратник Михаила.
Спасатели взобрались на крышу. Дул ветер, трепал им волосы.
- Ладно, оставайтесь здесь. Я пошел, - сказал Михаил.
- Удачи.
- Если достанет – спихивай вниз, - пошутил кто-то.
- Все нормально будет, - проворчал спасатель и повернулся в сторону девушки.
Она сидела на краю крыши, болтала ногами. Непокорный ветер развивал каштановые локоны, поднимавшиеся с воздухом и падавшие на плечи и спину.
- Привет, - сказал спасатель.
В ответ тишина.
- Меня зовут Михаил.
Он смотрел на ее спину, лица она не поворачивала.
- А как твое имя?
И снова молчание.
- Я пришел поговорить с тобой. Ты тут просто так сидишь или есть какие-то проблемы?
….
- Ты не хочешь разговаривать? Хорошо, тогда я сам буду делать выводы, - продолжал Михаил. – Ты не спроста сюда пришла. Я спасатель, если хочешь, можешь поделиться со мной наболевшим.
….
- Ты не одна такая. Десятки людей по всей стране каждый месяц сидят вот так же или стоят на крышах домов. Могу заметить, что у вас есть много общего.
….
- Сколько тебе лет?.. Хотя, это не имеет значения. Знаешь, сколько взрослых людей в год сводят счеты с жизнью?.. Не мало. И я уверен, что твои проблемы не серьезнее взрослых.
….
- Ты молчишь, но что мне сделать, чтобы ты заговорила? Может быть, рассказать тебе анекдот?
….
- Я шучу. Не лучшее время для шуток. Давай серьезно, а? Ведь жизнь такая серьезная штука и не игрушка. Многое в ней не зависит от нас, это правда… Но кое-что мы все-таки можем сделать…
….
- Знаешь что? Эй! Я тебя спрашиваю, девушка!.. Постараться быть счастливым!
….
- И… я счастлив, можещь мне поверить. Слышишь? Я счастлив! Ура! – воскликнул Михаил с нотами радости и восторга.
Девушка пошевелилась. Повернула голову в сторону. Он успел заметить ее грустное лицо.
- А ты? – спросил спасатель.
- Мне плевать, что ты счастлив. Я знаю это. Мне плевать, - ответила она.
Поезд тронулся. С «пациентом» установлен контакт.
- Вот видишь, как все просто! Счастье – есть! Ты это знаешь! Тогда чего же ты сидишь? Тебя обидел друг?
- Я не умею быть счастливой постоянно. Меня всегда кто-то обижает, - сказала она.
«Это нормально, - подумал Михаил, все жертвы обижены и угнетены, чаще всего самими же собою».
- Хочешь, расскажи мне, кто расстраивает чаще всего? Или что?
- Это не имеет значение. Я никого не виню.
«Все так говорят вначале. Потом скажет, что это парень, или школа, или родители…».
- Ты сидишь здесь потому, что постоянно притесняют твои интересы, твою личность. Давай как-нибудь решим эту проблему. Я обещаю, что помогу тебе. Как тебя зовут?
- Марина.
«Теперь надо только узнать, что именно ее сюда привело».
- Марина, скажи мне прямо – что привело тебя сюда?
- Я хочу покончить жизнь самоубийством. Разве это не ясно?
- Но причины-то на это есть?
- Давно надо было это сделать…
- Эй, не грусти! Давай же разберемся в сути проблемы, будем зреть в корень! От чего тебе плохо?
Опять ответа нет.
Михаил обвел глазами пространство вокруг. Крыши соседних домов и их стены сливались в тонах с пасмурным осенним небом. Одно плавно переходило в другое. Осенью всегда такой свежий воздух. После лета это особенно заметно. Осень такое хмурое и такое бодрящее время года. Осень – это когда природа ложится спать, чтобы отдохнуть и проснуться обновленной.
- Осенью всем хочется грустить, - сказал Михаил, - Вот и ты не исключение. Просто мы, люди, подвержены влиянию природы, ведь мы ее часть, мы – это она. Тебе нравится осень?
- Нравится, мне все нравится.
- Я понимаю, видимо, ты любишь наш мир.
Спасатель понял, что она тоже осматривает панораму города и думает о своем, конечно.
- Я люблю жить, Михаил, - сказала девушка.
Он решил промолчать. Послушать.
- Я всегда любила все и всех. И сейчас люблю. Но мне трудно объяснить тебе, что со мной происходит, а точнее – всегда происходило. Только теперь я решила это прекратить.
Я тебе первому расскажу, что случилось на самом деле.
Иисус покончил жизнь самоубийством.
«Да тут дело глубже, чем я думал», - сказал себе Михаил.
Банально? Нет. Иисус сам абсолютно сознательно шел к смерти. Сам себя умертвить он не мог по некоторым причинам. Не все могут лишить себя жизни. Он просто хотел, чтобы все сложилось определенным образом и ему помогли уйти из жизни. Он уже ничего не боялся.
«Видимо, она много думала об этом…».
Действовал сознательно, целенаправленно…
Почему не хотел жить? Был Иисус организации высокой и чувствительной. И все действия этого мира пропускал, как говориться, через сердце, через себя. Больше всего он любил Бога, своего Бога, который давал ему мудрость, открывал не открытое, указывал на не ясное, и себя, потому что был такой один в мире. Иисус это понимал. И никогда подобных не встречал. Он был одинок, только с богом мог говорить обо всем. Остальные дивились на него, кто-то ходил за ним, нищие, лентяи, не приспособленные к жизни, кто-то ненавидел его, кто-то презирал. Иисус знал это. Но он просто знал больше.
Он хотел, чтобы все было по-другому, действительность его не устраивала, пугала, обижала, делала больно. Он видел в ней предпосылки правильной жизни, мудрого развития, но лишь иногда, искрами добро и мудрость мелькали в этом мире. Он хватался за них и верил им, этим искрам. И шел к ним, как мотылек летит на огонь.
Иисус уже давно придумал сценарий своей жизни. Зачем она нужна ему здесь и сейчас? Все может быть иначе, мир может быть другим, он в это верил, он это знал! Иисус знал, как помочь миру. Хотел пролить свет на темное, согреть холодное, обнадежить отчаявшееся. Он хотел быть царем, потому что был мудр. Как Иисус мог жить в этом мире? Как он мог жить счастливо и благополучно, видя и понимая все мерзости и всю низость жизни?! Как он мог реагировать на происходящее иначе, если Бог, его Бог, создал его таким...
Иисус жил и всегда думал, каждую минуту, каждую секунду всегда думал о жизни, о людях. Он слушал голос в голове. Тот говорил ему знание. Иисус думал, что должно было бы быть, что есть на деле, где ошибки, где разум... Он хотел бы жить без боли и знал, как создать такой мир, тем не менее, любил жизнь. Он любил ее со всей ее болью, холодом, отчаяньем и ненавистью. Любил. И поэтому знал и понимал.
Иисус не мог быть черствым, не хотел забирать у мира силы и жизнь. Хотел отдавать и отдавал. Он знал, что если каждый начнет отдавать свою любовь миру, то будет счастье и воцарится царствие божие. Ударили по левой щеке - подставь правую - говорил он, потому что верил, если каждый примет эту мудрость, никто не будет бить. Иисус просто хотел, чтобы миром правило добро и мудрость. Он был один из первых людей, ставших большим, чем животное. Он стал предводителем тех, кто пришел слишком рано. Восстал против вампиров и они высосали его кровь. Иисус не держался за жизнь. Его ждал Бог, и он уходил с чувством выполненного долга, иначе не мог. Он умирал и верил, что умирает не зря, что это многое даст, так он давно придумал, так подсказал ему голос, так велел ему Бог. Иисус был новым человеком, был редким видом, не приспособленным к данным условиям и среде обитания.
До сих пор он не понят. И мы его словам уже не верим. И все же встречаются люди, уходящие в никуда, тихо, не видно, растворяясь, они возвращаются сами к Богу. Зачем уже что-то делать? Зачем биться и менять мир? Не лучше ли и в этом поверить Иисусу и самостоятельно решить эту проблему...
Михаил слушал внимательно. Он все понял. Но допустить гибель девушки не мог. Надо было действовать. Надо было заканчивать говорить о трагичном, о боли, о мире, и уводить ее с крыши.
По поведению Марины можно было сделать вывод, что она не собиралась еще прыгать. Сидела спокойно. Смотрела в никуда. И явно ждала каких-то верных слов, которые заставили бы взглянуть по-другому на проблемы.
- Послушай, девочка, я верю, что тебе тяжело, но не торопись отправиться туда, от куда дороги нет.
Посмотри, ты только посмотри, от сюда все видно! Ты видишь, какая красота у нас тут? Видишь, сколько разума и мудрости есть в каждом мгновении?
Слышишь, Марина, какая тишина? Зачем ты всю жизнь слушала грохот? Разве ты не знала, что тишина лечит?
И разве в нашем мире тесно, Марина? Здесь же раздолье, безграничное пространство! Ты же сама такая огромная, что тебя хватит, чтобы заполнить всю планету без остатка!
Где ты хочешь найти Бога, если не нашла его здесь? Да разве он зовет тебя?
Подумай, что ему время?! А что тебе время, Марина? Попробуй перестать считать его и ты удивишься!
Ты многое еще узнаешь о мире, поверь мне!
Доверься жизни, сохраняя себя.
Через пять лет у Марины появился первый, а через год и второй ребенок, оба мальчики. А муж тоже работал спасателем.