Из дневников давних лет
эпиграф Ивана Алексеевича Бунина, цитирую по памяти: "Самое интересное - это дневники, остальное - чепуха."
Разговоры с крёстной матерью Натальей Львовной о религии, потом до ночи разговор о том же с Борисом Пашковым* – в метро. Сыта по горло бесплодностью своих страстей и самоволием.
* Б. П. мой крёстный отец, замечательный художник.
Неужели на том свете я увижу Пушкина, Блока, Тютчева, Гоголя, Достоевского, Цветаеву, и в каждом из нас будет сиять любовь?
Как легко отходит дух от тела, едва тело начинает мнить себя главнокомандующим.
Приехала Галя Умывакина, она обо мне не спрашивает, я ей не интересна, должно быть. Она живёт реальностью, инстинктами, талантами, верой в себя. Мы на разных планетах. От прошлой моей любви к ней – ни тени. Виделась с ней. У неё была ссора с учительницей, которая грубо открыла Гале глаза на неё саму.
Чем я спокойней, тем Герман тревожней.
Мама не разрешает мне говорить с сестрой о религии. “Я не хочу, чтобы моя дочь верила в Бога”,- говорит она. Она боится, что вера их окончательно разъединит, они и так часто ссорятся. Как тяжело мне любить мою мать. Мы с ней встретились после её попыток увидеть меня только в мои 18 лет. Её попытки видеть меня до этого срока очень меня травмировали, бабушка, мать моей мачехи, сказала мне, что советует мне воздержаться от встреч с родной матерью до 18 лет, а там я всё решу сама.
Встреча была тяжёлая, мы обе плакали. Спустя какое-то время я год жила с мамой и сестрой, но не выдержала, уехала к отцу в город Жуковский.
От Салымова через Лютю большой привет, он просит, чтобы я не сердилась на него. Как я рада и удивлена.
От Гали Симакиной получила в подарок прелестный томик Пушкина и тёплые слова. О, мир, не обольщай меня.
Лину не вижу, это странно. Самый близкий мне человек дальше всех от меня сейчас.
Прошла мимо пьяного, не подняв его на ноги. Все люди и я – проходили мимо него. Как я слаба, и ничего не стоит моя жалость.
Дьякон Борис Петрович – мой ангел земной. Мы много говорили с ним в метро, он помог мне. Читает он мало, в присутственные места не ходит. Он занят только служением в храме и семьёй. Он весьма свободен в разговоре, не зашорен. Я чувствую к нему доверие. И в нём есть детское начало, так мной любимое в людях.
Лина была у меня. Она сказала, что нам всё труднее говорить, так как взгляды у нас делаются всё более разными.
Часто приходит чувство бессмертия того, что я вижу. Пугаюсь себя, когда оживаю и приходят желания.
Была у сестёр Дружининых, зашла к Наталье Львовне, она была приветлива и тепла. От неё не хотелось уходить.
Бог посылает мне слёзы, тогда я примиряюсь с собой и с миром, делаюсь теплее, мягче.
Б.П. дьякон говорит: “Ты меня избаловала",- так как я опять его провожала часть пути в метро. Я ответила ему: “Это я себя избаловала. Мне так интересно разговаривать с Вами”. Он рассказал о войне, о своих снах, о своей семье. Он спросил меня, какие новости. Хочу, чтобы в наших отношениях не было ничего лукавого. Он показывал мне фотографии своей жены и детей.
Счастье моё – в Боге, в любви. Тут ищи его. Всё больше люблю церковные песнопения.
Всю ночь проговорила с Линой на кухне. Тяжко ей без веры. Днём гуляли, снег, солнце, Яуза река, мы были веселы. Лина говорит, что я стала формальной, но она верит в меня, как в человека.
В гостях у Оли и Володи Харнас смотрели фильм о Грузии – дети, природа, кони, собаки – как хорошо. Я полюбила эту семью.
Старец Зосима Достоевского благодатно на меня влияет.
Зачем ты зовёшь меня, жизнь?
Дьякон и Василий посетили нас с Германом. Вышло всё очень суетливо. Говорить Б.П. с Германом было не легко. Больше они наверное не приедут. Была спешка. Обидно. Б.П. уверен, что оставил о себе плохое впечатление в глазах Германа. Ну, что же, разлуки продолжаются.
Хочу жить, бежать по траве. Пронзительная жизнь зазвенела, а чем жить? На место стихов пришли слёзы.
Начался Великий пост. Священники в Хамовниках пали на колени перед людьми. Волосы о.Владимира взлетели и опустились. Я плачу от любви, когда я вижу его – благодатного. Как же я буду плакать от любви, когда я увижу Бога.
Успела в Обыденскую к концу. Подошёл дьякон, поклонился мне низко, поцеловал меня крепко, а я его, попросили друг у друга прощенье. Сегодня след духовной любви, о которой мечтаю. Небесная гостья показалась и улетела.
Внимательно смотрю на сестру и начинаю жалеть её. Кто растил в ней тепло? Она не осознаёт свои бедствия.
К концу службы (читали Покаянный канон Андрея Критского) в душе началась боль. Как будто нож воткнули в душу и он торчит. Терпеть.
Эдвин Фишер играет Баха – как будто Бог стучится в сердце.
Письмо от Гали Умывакиной, я ответила ей, ломая своё сердце. Хочу всё ей простить.
Как горящее вещество в груди весь день. Что делается вокруг нас в мире невидимом? Если бы я могла так любить всех, как я люблю о.Владимира.
Приехали Володя Поветкин и Белла. Она боится, что не сможет жить, крестившись, так как не уверена, что не будет грешить. Говорит, что креститься будет перед смертью.
В больнице ночью умерла Линина мама. Я была с Линой, которая всю ночь была спокойна. Вид умирающего человека ужасен. От страха билось сердце. Я была в сильном напряжении, молилась о Зинаиде Михайловне. Она умерла без сознания. Потом к нам с Линой пришёл покой.
Видела Толю Салымова – бледен, стар, худ. Лукавство усилилось. Говорить нам не о чем. “Прощай”, - сказал он.
Саша Фрумкин блаженно улыбался, просил денег на вино. Не дала. Я не хочу быть его убийцей.
Все люди мужественнее меня и добрее. Володя Поветкин очень хороший человек. Поэзия меня покинула.
О, быт окаянный, но неизбежный. Мне хорошо было в церкви, ходили туда с Володей Поветкиным. Чудо воскресения и исцеления души происходит незаметно. Володя познакомил меня с Ларисой Акимовой. Она продаёт пластинки. Мы долго разговаривали с ней.
Л.Н. Толстой и Церковь – ещё одна тайна.
Вчера испытала в церкви блаженство и покой – после соборования. Дьякон Б. П. сказал мне: “Ты пропала, не знал, как тебя поминать, в живых или мёртвых”. В глубине моей покой, а сверху суета и какая-то дрянь. Это мучительно.
Потрясающее действие благодати после разговора с о.Владимиром. Таинственно и страшно пронизывает душу Божественная сила. Мне было сказано, что после соборования надо хранить особенную чистоту и даже изменить образ жизни.
Отец Владимир шёл к иконе лёгкой походкой, почти летел, руки крестом на груди, глаза опущены, волосы летят за ним. Какое чудо, что я могу видеть его и говорить с ним. Откуда в нём эта дивность, эта красота, это “не от мира сего”? Береги его, Господи.
Рядом со своим знакомым Владиславом Св. стояла я на коленях перед Плащаницей с горящей свечой в руке, мы по его молитвеннику читали молитвы. Было время, когда он угрожал мне... Могла ли я думать, что лев и лань будут рядом? Чудо.
Пасха. Полночи мы в Обыденской со Стасом, Витей Мамоновым, Асей, Аллой, Мариной Путовой. В незнакомом доме, куда меня привезла Алла, я познакомилась с Михаилом Самуиловичем Агурским. Я пригласила Марину Путову к себе. У неё интересный ход мыслей, она нервна.
Прикасается к сердцу и опять покидает любовь. В том доме вслух все молились, читая “Отче наш”, я оторопела, не привыкла к такому.
Рисунок Паши Петрова, моего ученика.