Солженицын и Шаламов

Фома Неверящий Кутышев Евгений
Солженицын и Шаламов.

(субъективное мнение).

Читал «Архипелаг…». Проник…
Да, Александр, ты, воистину Велик…
Шаламова взял том… - из книг…
И как-то незаметно весь Великий сник…

***

Остыл… И охватили вдруг меня сомнения со смятением…
А что же скажет - «Первый…», «…круг»? – общественное мнение…
Там стрелы остры полетят… Знать, горькая наука…
Да как посмел, ты, - окрестят. – поднять перо и руку…?
Припомнят Красно «…колесо.»… Под молохом – страдания…
Нет, не шельмую ничего… Не в этом оправдание.
Сошлюсь, мол, личное оно, субъекта возражение.
Возможно, даже и грешно, наивно рассуждение.
«Олимп» без спора отдаю и «первенство», и «лавры»…
Философ он – гимн запою, и бью во все литавры.   
Я преклоняюсь перед ним, с его железной волей…
Мысль воссияла словно нимб. ГУЛАГ же - тяжкой долей.

***

Ты не серчай, Исаич наш, нелепо приключилось…
Но у Варлама, баш-на-баш, мощнее получилось.
Здесь не о сути говорю, заспорю лишь о «форме»…
О чувствах… Боле не корю… Не требую реформы…
Один – титан, пророк! Ого! Божественный нектар.
А у Второго есть талант – литературный дар.
Нам Солженицын, как Толстой. Сравнения очень вески…
Шаламов тоже непростой, условно, Достоевский.
Не разобрать сильнее кто: «Лев»? «Соловецкий СЛОН»?
На «Мамонта» поставить флаг иль выбрать «Эталон»?
Могучий Первый - Прометей, страданья ему «сладки»…
Варлам – Огонь, дотла сгорел, до самого остатка.
Полуслепой, больной, разбит, предчувствуя беду,
Он в муках тяжких умирал, в горячечном бреду.
Ту «чашу горькую до дна» испил с двадцатым веком,
Боль, унижения перенёс, оставшись человеком.

***
 
Эмоций бьющих – через край! – «Колымские рассказы».
Узрел я ад – совсем не рай, и - гром! - повержен сразу.
Строкой он совесть, душу жжёт, России сердце раня…
И кровью в палачей плюёт, - Шаламову вручаю «Знамя»!