Глава 15. Ложь во спасенье и правда как ложь
Основным делом Большого Имперского Сейма были выборы Императора. Но, поскольку по традиции Император сохранял титул до конца жизни, если ничего особенного не произойдёт, эти выборы сводились к ритуальным выступлениям глав делегаций, поддерживавшим кандидатуру монарха, и к представлению Императором блюстителя престола на случай своей смерти до нового Большого Сейма. Блюститель обязан был срочно созвать новый Сейм и сам не имел права баллотироваться на Императора. Поэтому его обычно назначали из принцев.
Комиссия по назначению делегации регулярно собиралась, но что-то у них не заладилось, и отъезд всё задерживался.
Ангтун дважды вызывали в Имперский Суд для дачи показаний по делу служанки из таверны, пытавшейся её сварить заживо. Первый из вызовов на всю жизнь запомнился рабыне.
— Дочь моя, расскажи нам, что случилось, когда ты оказалась ошпаренной кипятком? — задал вопрос судья.
— Я вбежала на кухню набрать горячей воды для мытья. По неосторожности я толкнула Артассу, и она, падая, опрокинула котёл в мою сторону.
Лица судей помрачнели, и вдруг Ангтун ощутила, что руки помощника палача прижали её к стулу, палач привязал руки к подлокотникам, судья сказал: «Только без внешних следов!» и ей вонзили иглы под ногти и в нервные узлы.
— Дочь моя, я вынужден напомнить, что мы ищем истину.
— Я сама в этом виновата! — закричала Ангтун, корчась от боли. — Я громко выражала радость от общения с хозяином и прибежала прямо с ложа вся сияющая. А она после отказа не находила себе места! Я её прощаю!
Палач постучал по иголкам.
— Дочь моя, меня интересует правда о том, что случилось. Вспомни и скажи всё как было.
Ангтун в слезах вымолвила:
— Она толкнула котёл прямо на меня, сказав: «Умри, тварь!». Хотела облить меня всю, но я успела отскочить.
— Вот теперь другое дело, дочь моя. На сегодня на этом допрос закончим, — сказал судья. Палач начал её отвязывать, дал болеутоляющее и намазал анестезирующей мазью раны.
— Дочь моя, даже покаяние, если слишком им увлечься, может ввести в смертный грех гордыни, — сказал оранжевый монах. — Ты не должна забывать, что ты должна каяться не только смирением страстей и прощением тех, кто на тебя злоумышляет. Нужно честно и всем сердцем выполнять все свои обязанности, даже если тебе хотелось бы ради спокойствия души ими пренебречь. Победители любят тебя и своевременно показали тебе опасности, связанные со слишком большим рвением даже в богоугодном деле.
— Дочь моя, — добавил серый монах. — Мой заблуждающийся брат сказал тебе правду, как и полагается. Помни, что ложь — второй по тяжести из смертных грехов, и что список смертных грехов идёт от самого Всевышнего, и поэтому он одинаков в обоих религиях. Даже Победители помилованы Господом, несмотря на их почти сатанинскую гордыню, лишь потому, что они не впали во грех лжи. И ныне они порою впадают в грехи гнева, отчаяния и гедонизма, что отдаляет час их полного очищения.
Примечание. Смертные грехи на Родине формулируются более обобщённо и чётко, чем у нас. Семь смертных грехов делятся на три группы. Самые тяжкие — три духовных греха: гордыня, ложь и вампиризм. Вампиризм — это использование духовных и жизненных сил другого для увеличения собственной мощи. Под вампиризм подходят и колдовство, и «любовные подвиги» йогинь, особенно йогинь-ведьм, и применение стволовых клеток для омоложения, и многое другое. В промежутке стоит извращение: превращение естественного желания в неестественное. В частности, неограниченная алчность капиталиста считается извращением. И, наконец, три естественных смертных греха: отчаяние, гнев и гедонизм. Гедонизм — это увлечение каким-либо физическим удобством или наслаждением сверх меры. Под этот грех подходят и чревоугодие, и сладострастие, и потребительство, и многое другое. Неумеренное стремление полководца к победам или артиста к славе и успеху также считается гедонизмом, пока эти люди не нарушают правил чести.
Оранжевый монах и двое судей с недовольством слушали, как серый практически агитирует Ангтун за единобожие, но иноверец не перешёл границ допустимого, возразить было нечего.
— Дочь моя, — вошёл в разговор до сих пор молчавший судья. — Говорят, что бывает ложь во спасение, но ложь всегда ложь. Другое дело, что каждый грех всегда должен разбираться конкретно, и ложь может быть, как в твоем случае, чуть более простительной, потому что человек по недомыслию своему думал, что его добрые намерения искупают его отвратительные средства. Да и средства эти были направлены якобы на спасение другого человека. Но они вели в ад сразу две души: и твою, и ту, за которую ты хотела заступиться по неразумной доброте своей.
— А теперь, дочь моя, — сказал оранжевый монах, — подумай ещё раз и скажи правду, как же ты относишься к поступку Артассы. Помни, что на кону две души сразу.
Ангтун вздрогнула, подумала и сказала:
— Я действительно виновата в том, что выставляла напоказ своё незаслуженное счастье.
— Дочь моя, подбирай слова. Сам Патриарх признал его заслуженным. Оно неожиданное.
— Виновата и каюсь. Неожиданное счастье. Я действительно всем сердцем и всей душой простила Артассу и, если бы могла, просила бы о снисхождении к ней.
— Здесь ты можешь, дочь моя. В этом судилище нет ни принца, ни раба. Я могу сказать, что твоё прощение занесено в протокол, мы убедились, что оно искреннее, а не показное, и что ей будет дан выбор между смертью и другим наказанием.
Ангтун, шатаясь, со слезами на глазах от физической и душевной боли, вышла из зала суда. Снаружи ожидал Тук.
— Тебя опять пытали?
— Я была сама виновата. Я пыталась солгать, чтобы спасти Артассу. А получилось ещё хуже.
— Бедная, добрая, маленькая любимая моя! — проникновенно сказал Тук и вдруг поцеловал её. Ангтун вначале сжалась внутри себя, но чувствуя, что поцелуй чистый и продиктован лишь желанием помочь ей, вдруг нежно и искренне ответила, и ласка продлилась несколько минут. А потом счастливый Тук отвёл её домой.
Придя домой, Ангтун помылась, подкрасилась, надела свежий хитон и отправилась на занятия. Она твёрдо решила не давать себе спуску. Наставницы знали, куда она ходила, и почувствовали, что некоторые из упражнений причиняют ей боль. Илтун, одна из наставниц, очень красивая женщина лет тридцати, взяла Ангтун за руку и отвела в свою комнатку.
— У тебя не только тело болит, Ангтун, но и душа! Расскажи, в чём дело, насколько возможно, не нарушая клятвы о неразглашении.
— Сегодня я поняла и на своём теле, и на своей душе, что лжи во спасение не бывает. Что любая ложь — это ложь. И это было очень тяжело и больно. А потом, когда я вышла из суда, Тук так ласково встретил меня и утешил, что я не выдержала и ответила на его поцелуй. Это меня тоже мучает.
— Сестра моя! Вот это — не грех. Ты преступила формальные человеческие установления, но был бы тяжкий грех ответить неблагодарностью тому, кто искренне хотел тебе помочь, и тем самым ввергнуть его в отчаяние. Это был бы вампиризм. Так что ты ответила ему правильно, и даже обнять его в тот момент, если бы это было возможно, было бы тоже правильно.
— Спасибо, наставница! Ты меня немного утешила. И знаешь, в старой жизни я бы даже не засомневалась либо ответить неискренними объятиями на такое утешение, либо, наоборот, обдать его презрением и чувствовать себя выше его. А то и сделать обе эти вещи одну за другой... Насколько я все-таки была подлая и низкая! Сейчас я живу по-настоящему, но как же тяжело, оказывается, жить! — и Ангтун заплакала.
— Напомню тебе старое изречение: жизнь лёгкой не бывает, лёгким бывает только существование. То, что ты сейчас сделала, и то, что случилось с Туком ранее, когда ты его очаровала, сама того не желая, что ж поделаешь, это необходимое событие в твоей нынешней жизни. Может быть и хуже. Если почётный гость желает рабыню, то позор для хозяина не дать ему её ласки, если только рабыня не беременна. Если отличившийся вассал желает объятий рабыни в качестве награды, предпочитая их другой награде, то хозяин должен приказать рабыне, а рабыня должна всем телом и всей душой вознаградить героя. С Туком ты, по необразованности своей, допустила несколько ошибок. Расскажи мне, как у вас с ним было, и я объясню тебе, как надо было бы делать, чтобы он был не менее счастлив и вместе с тем не имел никаких надежд на будущее.
— Да кто на меня, такую уродину, польстится!
— Тук уже польстился. Ты расцветаешь прямо на глазах. Когда у тебя отрастут волосы и ты полностью разовьёшься как женщина, ты будешь того типа красоты, который мужчины называют «аппетитная и сладенькая». Они будут виться вокруг тебя, как мухи вокруг мёда. Так что я поучу тебя, как вести себя в случаях, когда ты должна уступить мужчине, быть при этом очень нежной с ним, оставить у него самые лучшие воспоминания и никаких ложных надежд.
И начался детальный разбор, как уже привыкла Ангтун на примере других рабынь, что она делала правильно, а что неправильно. Только обычно такой разбор был публичным, а здесь он происходил наедине, жалея чувства Ангтун, которая всё-таки не была рабыней в коротком хитоне.
— Я многое поняла, — сказала Ангтун наконец. — Но как же это противно: отдаваться страсти и ни на минуту голову не отключать, чтобы делать только то, что надо, и только тогда, когда надо!
— А гетера, более того, должна уметь отключить голову, полностью отдаться страсти, и вместе с тем в интуиции следить, когда же внезапно вновь включить её.
Ангтун, всхлипывая на груди у наставницы, почувствовала, что та искренне жалеет её, и не смогла удержать своё любопытство.
— Наставница, ты такая красивая, твои манеры такие благородные, ты такая мудрая и образованная, что я удивляюсь, как ты оказалась рабыней? Ты — гетера из неимперских земель и тебя захватили в плен на войне?
— Полноправных гетер даже на войне в плен не берут. Они ходят между враждебными лагерями, чуть опасаясь лишь разбойников и необузданной солдатни. Моя история трагичнее.
— Тебе не будет тяжело её рассказать?
— Тебе я рассказать могу. Я уже вижу, что ты перестала быть дамой, и сохранишь всё в своей душе, а не разболтаешь всем. — Илтун начала свой рассказ.
«Я воспитывалась в Имперской школе гетер, как и Толтисса. Я на год её старше. В той жизни я была Ангрисса Истоэру, третья дочь бедного дворянина из Линны. Знакомая гетера, посмотрев мои данные, рекомендовала родителям отдать меня в школу гетер, поскольку с их состоянием и моим положением найти достойного жениха было почти невозможно. В школе гетер по-разному относятся к кандидаткам. За некоторых берут деньги, особенно когда какой-нибудь принц либо король приводит свою возлюбленную-переростка для ускоренного обучения. За некоторых не берут, когда девочка подходящая и отдаётся вовремя. А иногда и платят, но не тем, кто их требует, а тем, кто кажется их достоин. Моим родителям заплатили деньги из уважения к их благородному поведению и бедности. Тем самым они утратили всякое право осведомляться о моей судьбе, и я даже не знаю, живы ли они».
«Я считалась одной из самых перспективных учениц, никто не сомневался, что я стану полноправной гетерой, а затем меня ждёт карьера Высокородной. Но в пятнадцать лет, когда нас лишают девственности, я втюрилась как кошка в своего первого возлюбленного: аристократа с великолепными манерами, очень тонкого и нежного любовника. Тогда-то я думала, что это любовь… и у него тоже. А с его стороны это была лишь утончённая куртуазность. Я чудом уклонялась от других любовников, а каждая встреча с ним разжигала мою неразумную страсть. И я провалила испытание. Я, дура, даже обрадовалась, когда дали новое имя и повели продавать в рабство. Мой избранник был второй сын очень знатной семьи. Как запасной наследник, он всё равно не имел права жениться, а тут я могла быть целиком его, как рабыня. Я была уверена, что он меня купит».
«На распродажу рабынь мой избранник явился и сразу назначил цену, когда дошла очередь до меня. Попытался было перебить цену моей первой любви хозяин публичного дома, но все уже знали мою историю и ему просто заткнули рот. Я была счастлива, когда шла с моим хозяином нагая, как и полагается рабыне с торгов, через толпу поздравлявших его людей. Но всё переменилось полностью, когда я пришла в его дом. Я получила каморку рабыни, и обращаться со мной он стал как с обычной рабыней, я уже не была в его глазах личностью. Он больше не ухаживал за мной, а просто приходил когда вздумается и грубо брал, и я ему скоро надоела. Осталось у него лишь одно желание: похвастаться мною — и он велел мне обслуживать его гостей. Я запротестовала. Он сообщил, что я не имею права возражать, поскольку даже наложницей не являюсь, так как сама прыгнула ему в постель, и выпорол меня. Я не покорилась. Тогда он продал меня за вдвое большую сумму, чем сам купил. Новый хозяин был содержатель дома терпимости».
Ангтун зарыдала и стала обнимать Илтун.
— Какой ужас! — только и смогла вымолвить Ангтун.
«Толтисса была моей подругой в школе. Как только она стала полноправной и накопила достаточно денег, она выкупила меня и сделала своей первой рабыней в коротком хитоне, а когда стала Высокородной, — наставницей рабынь».
— Почему она не отпустила на свободу? — спросила Ангтун.
— А ты бы хотела сейчас, чтобы Тор тебя на свободу отпустил? — вдруг резко спросила Илтун. — Она меня много раз хотела отпустить, но я сама не хочу. Моя жизнь потеряет смысл.
— К тебе приходили мужчины. У тебя есть возлюбленные?
— Да. Кое-кто из втюрившихся, ещё когда была в коротком хитоне, так меня и не может забыть. А с моей стороны было бы подло им отказывать, хотя внутри всё уже перегорело… Я ко всем им хорошо отношусь… А, значит, ни к кому из них — очень хорошо… — с горечью завершила Илтун.
— Ты ведь могла бы стать наложницей любящего тебя человека и рожать ему детей, — наивно сказала Ангтун.
— В доме терпимости первым делом рабыню лишают способности иметь детей.
— Ой! — воскликнула Ангтун, и обе женщины расплакались друг у друга на плече.
Поплакав, Илтун сказала:
— Гетеры знают, что каждое правило имеет исключения, но лишь высоко натренированная интуиция может подсказать, тот ли это редчайший случай, когда можно допустить исключение, или всё-таки нужно следовать правилу, как бы страшно и противно это ни было. Надеюсь, что сегодня я имела право поплакать. А ты слёзы можешь не маскировать, пусть все знают, что я довела тебя до слёз своим разбором.
И, когда Илтун убрала все следы своей слабости, женщины вышли в общую залу.
***
А взаимоотношения Тора с возлюбленной перешли в другую форму. Теперь уже не было бешеных порывов страсти. Они спокойно общались, понимая друг друга с полуслова. Мастер выяснил много любопытных для себя вещей. В частности, он узнал, что самый худший исход двойной тантры — когда уходит в небытие лишь один из пары. В этом случае оставшийся живым, уже не может обрести покой, испытывает страшные душевные муки, а душа ушедшего страдает в своём пространстве, пытаясь найти свою половину. Даже после смерти оставшегося в живых эти половины не могут найти друг друга.
— Наверно, для тебя была бы почётной смерть в тантре? — неожиданно спросил Тор любимую.
— Столь же лучшая смерть для гетеры, как гибель полководца от раны после выигранного им сражения. О нас сложили бы песни и написали бы пьесы, и, конечно, отчаянно врали бы в них. Впрочем, и смерть Эстайора тоже прекрасный конец для художника. Так красиво уйти на глазах у изысканного общества ценителей! О нём уже складывают песни.
Тор понял, что, возможно, любовница завлекала его в смерть. А вернулась она потому, что уйти в одиночку было невозможно.
— Я немного завидую твоим жене и сыну. Они вернули тебя в наш мир из высших сфер. И меня с тобой тоже вернули. Меня-то уже ничто не держало: дочь в школе гетер, и отпустили её не по моей просьбе, а по просьбе отца, всего на две недели. Я сама не имею права просить её отпустить, разве что на собственные похороны, — иронично добавила Толтисса.
Тор благоразумно промолчал, кто на самом деле вернул его. Но после этого начал чувствовать некоторый внутренний холодок к возлюбленной и ощутил, что она тоже несколько насторожилась. Сильная взаимная тяга осталась, и размолвок пока не было. А кто отец, слово которого имело вес даже в школе гетер, было ясно. Чуть больше десяти лет назад Толтисса прославилась тем, что отвергла предложение Императора о браке.
— Глядя на дочь твою, я не могу поверить, что ты не любила Императора, — сказал Тор, намекнув, что он понял, кто отец, и вместе с тем не желая явно это говорить.
— Любила, — вздохнула Толтисса. — Я была его открытой любовницей, и самое противное испытание на Высокородную было мне засчитано. После моей коронации он предложил выйти за него. Но народ закричал: «Не покидай нас, жемчужина наша!», я поддалась жажде славы и эффектно отвергла его предложение, оставаясь ещё некоторое время его возлюбленной. Заодно я понимала: окажусь в герцогстве Императора на положении третьей жены. Детям моим достойное будущее не будет обеспечено. Умрёт Император (а я желаю ему жить долгие и долгие годы), и сын окажется скорее всего в изгнании. Да и дочери несладко придётся.
Тор заметил, что Толтисса одну за другой рекомендует клиенток на высокородных. Он спросил, в чём дело? Гетера ответила, что чувствует себя уже замужней женщиной, а Тора своим мужем по обряду тантры, и готовится формально закончить карьеру. Тогда она должна продать дворец своей преемнице. А клиентки и ученицы — свободные полноправные гетеры, их передать нельзя.
Ещё через день гостем гетеры был Император. Это был прощальный вечер: завтра дочь возвращалась в школу. Видно было, что ей страшно и не хочется, но уже выработанная дисциплина заставляла её улыбаться, шутить и очаровывать.
Тор продолжал изучение дворца гетеры. Роль учеников в цеховой мастерской здесь исполняли рабыни. Его наложница тоже посещала занятия и исполняла обязанности рабыни в длинном хитоне: обслуживала гостей, но не услаждала их. Рабыня в коротком — по первой просьбе гостя должна были идти с ним. Выяснилось, что рабынь своих гетеры готовят тоже где-то с восьми лет. Их развивают физически, эстетически и даже немного (как сказала Толтисса, сравнивая это с тем, что было в школе гетер) умственно и духовно. Они должны быть симпатичны и в общении, а не только в постели. В отношении профессиональных качеств рабынь учат, прежде всего, внушать мужчине спокойствие и преодолевать его страх. Обращение гостя к рабыне означает, что он страшно не уверен в себе и боится ухаживать за свободной женщиной, либо же что его ухаживания оказались отвергнуты. А из школ рабынь выходили машины для удовольствий, ничего не знающие и мало что умеющие, как первая наложница Мастера Имир. Рабыни же Высокородных гетер часто становились и любимыми наложницами, и вольноотпущенницами. Гетера на глазах у Тора продала одну из них гостю, убедившись, что его намерения достаточно серьезные. Но наедине с Тором она прокомментировала это иронически:
— Совсем голову потерял! Втюрился в эту девчонку, боюсь, она в конце концов женит его на себе. Но это уж не моё дело.
В старкском языке два совершенно разных по эмоциональной окраске глагола для любви: любовь между равными и любовь между неравными либо очевидно друг другу не подходящими, что обычно называют «втюриться».
Ангтун очень обрадовалась, когда Тор приласкал её и сказал, что она остаётся его наложницей. На Толтиссу она глядела широко раскрытыми восхищёнными глазами, как на существо высшего порядка, с которым соперничать невозможно. Из коротких разговоров хозяин понял, что рабынь гетеры учат намного основательнее, чем девушек из дворянских семей. Ангтун призналась, что порой немного плачет от страшных нагрузок, но сразу добавила, что она счастлива: будет теперь интереснее для хозяина и сможет ему лучше служить. Мастер спросил, как ей понравился Тук. Рабыня смиренно ответила, что она всегда готова выполнить приказ хозяина самым лучшим образом, но думать может только о хозяине. А охранник был с ней очень ласков и, как она боится, совсем потерял голову. Впрочем, это было видно и по парню. Даже гетера обратила внимание на такое положение дел и сделала небольшой выговор любовнику:
— Надо было думать, прежде чем давать ещё две ночи! За три ночи хорошая женщина может влюбить в себя мужчину полностью, либо же он сам втюрится по уши! Теперь Тук жаждет ещё отличиться, и попросит опять твою наложницу! Хорошо хоть, что он останется здесь, ты не сможешь взять его с собой. Наёмник он очень неплохой и парень хороший. Когда ты уедешь, я велю одной из своих рабынь утешить его как следует, чтобы он забыл твою прислужницу.
— Виноват, не подумал. Теперь вижу, что получилось. И Ангтун, оказывается, о нём не думает, она просто всей душой выполняла мой приказ, — ответил Тор.
Мастер не заметил, что последняя часть ответа Толтиссе не очень понравилась: оказывается, это ничтожество на самом деле верно хозяину. Гетера задумалась: уж очень красиво и эффектно Ангтун кается.
Однажды утром, когда Ангтун прислуживала за завтраком, хозяйка подозвала её к себе и стала расспрашивать, чему и как учат дворянских девушек. Потом она с ужасом сказала Тору, что она не подозревала такого вырождения и примитива. Она знала, как беспощадно тренируют аристократок и родовитых девушек (из женских родов). А тут, кажется, даже крестьянки в некоторых отношениях более развиты, чем дамы. Толтисса, как и большинство гетер, презирала общество светских дам, признавая лишь высший свет, но никогда этого не показывала явно, а теперь чувствовалось, что она будет презирать его ещё сильнее. Но одна фраза Ангтун (что перед свадьбой девушка хотела сбежать в театр и стать актрисой) насторожила гетеру, и, приглядевшись к рабыне ещё пару дней, она сказала Тору:
— Мой муж в тантре! Твой подарочек не столь прост, как ты думаешь, и как я думала вначале. Ангтун на самом деле обладает незаурядными способностями актрисы.
— Но она ведёт себя совершенно искренне! Я бы почувствовал игру! — ответил Тор удивлённо.
— Я же сказала: незаурядными! Ей выпала возможность сыграть эффектную роль кающейся грешницы перед большим и блестящим обществом, да что там — перед всей Империей! Она играет её всем сердцем и душой. И пусть Ангтун живёт в этой роли дальше. Беда может случиться, если теперь, с уже частично раскрытыми способностями, она вздумает играть другую роль.
Тор не до конца поверил, но призадумался. Вообще, если сначала суждения Толтиссы он воспринимал как откровения, то теперь он относился к ним гораздо более спокойно и порою критически.
***
Через пару дней после возвращения произошёл случай, который приоткрыл Толтиссе суть её дара в тантре. Соитие теперь служило для Тора и Толтиссы способом установить ещё один канал духовного общения и гармонизации чувств. Поэтому порою они даже засыпали соединёнными, поскольку страсти в соединении больше не было. Такой ночью Толтиссе приснился необычный сон.
Она вновь соединена с Эстайором, как в ту их последнюю ночь. Они вместе карабкаются по ступеням к тантре, но дальше художник поднимать её уже не может, и Толтисса продолжает тащить его. Наступает тантра у Эстайора, гетера чувствует острейшее наслаждение, соединённое с разочарованием, что самой подняться не удалось. Желая погасить разочарование, она полностью отдаётся наслаждению, и вдруг оно становится ещё намного сильнее и глубже. Она неистово ласкает любовника, пока тот не обмяк в её объятьях, полностью потеряв силы. Тут она его отпускает, и певец умирает с улыбкой на губах, в последнюю секунду сменившейся гримасой непередаваемого ужаса. А гетера чувствует колоссальный прилив сил и энергии, всё её тело омолодилось.
В её голове раздаётся спокойный, несколько ироничный голос:
— Приветствую тебя, самая сильная ведьма этого мира! Твой приход ко мне — великая радость для меня.
Толтисса видит чёрного красавца, воплощение мощи и силы.
— Князь Мира Сего, Кришна, Чёрная Благодать! — с восхищением и некоторым страхом восклицает она. — Как ты прекрасен и силён!
— Назови ещё «Владетель Двух Валгалл»,— сыронизировал Лучезарный. — И ты прекрасна и сильна, моя посвящённая Избранная Толти! Настолько, насколько может быть прекрасен и силён человек.
Толтисса отметила, что Кришна отбросил суффикс «сса». Это могло истолковываться двояко. Теперь он считает её либо своей рабыней, либо сестрой. Сама мысль о том, что Князь Мира Сего может считать её рабыней, возмутила гетеру.
— Отец Лжи, я свободная женщина, а не рабыня твоя!
— Зачем же оскорблять меня, свободная и могучая Толти! Ты действительно теперь свободна, полностью свободна. Ведь у жриц этот суффикс отбрасывается, а ты теперь выше жриц. Ничтожные людишки прозвали меня отцом ничтожного явления. А я на самом деле отец Свободы.
— Но ведь свободу дал нам Творец!
— А научил пользоваться ею я. Почувствуй, наконец, всю красоту свободы, Толти. Примитивные люди думают, что мне угодны злодейства и кровавые жертвы. Они полезны лишь моим низшим прислужникам, подпитывая их энергией. Я же поднимаю разумные существа до свободы, так же как ты поднимаешь их до тантры. У тебя не все выдерживают подъём, и у меня происходит то же. Невозможно поднять суетного и мелкого душой. Если он пытается подняться до призрака свободы, он заслуженно поступает на растерзание моим слугам. А ты сумела выдержать подъём полностью и достойно.
— Ты говоришь правду, Отец Лжи. Я не перестаю тебе удивляться.
— Теперь ты чувствуешь, что ты вольна использовать твои колоссальные силы Посвящённой на всё, что угодно. Ты вольна творить добро, вольна причинять зло вызвавшим твоё недовольство или просто неугодным. Ты вольна отдаваться любой страсти до конца и всей душой, и вольна этого не делать. Ты вольна верить в Бога или не верить в него. Я не тупой Свободомыслящий, уверенный, что служит мне, запрещая упоминать даже имя Бога. Я-то сам в Бога верю, но тебе этого не навязываю. И не называй меня больше Отец Лжи. Ложь — частный случай одной из высших свобод: свободы мнений. Если ты высказала что-то, оно должно быть принято, поскольку его высказала ты, свободная личность, свободная душа, ценность которой абсолютна. Ты всегда права!
— А как же законы природы и общества?
— Я не могу изменить законы, и даже Творец законы природы и законы души не меняет. Ты свободна и поэтому ответственна за все проявления своей свободы, в том числе и в обществе. Рассчитывай свои силы и свои действия. Расчёт не противоречит твоей свободе, он лишь помогает тебе её сохранить и проявить в полной мере. Забыл тебе сказать ещё одну мелочь. Ты действительно омолодилась. Теперь ты можешь прожить лет до трёхсот, сохраняя молодость и очарование, если будешь правильно рассчитывать действия и вовремя пополнять свои силы.
— Я очарована тобой, Кришна, Отец Свободы! — И Толтисса попыталась обнять Князя.
— Не стремись к недостижимому. Ты один раз прорвалась ко мне, и почти невероятно, что ты прорвёшься ещё раз. Я намного выше даже ваших Победителей, а ты немного не дотянула до их уровня и дотянуться не сможешь, так же как этот дурачок Клин не смог дотянуться до твоего и до своего подъёма. Пользуйся своей свободой мудро, Посвящённая Толти, не замахивайся на невозможное!
Князь Мира Сего исчез, оставив после себя аромат красоты и силы, очарования, прелести и своих речей.
В восторге от своей вновь обретённой силы Толтисса выскочила из своей комнаты и помчалась к своей лучшей подруге, наставнице рабынь Илтун. Она чувствовала в себе силы исцелить её от того ужаса, что сотворили над нею в публичном доме. Она обняла её, не совсем проснувшуюся от неожиданности, и влила в неё маленькую часть своих сил.
— Госпожа, что с тобою и что со мной? — сказала Илтун.
— Илтунисса, больше не называй меня госпожой. Я твоя подруга, и я тебя освобождаю, не слушая больше никаких возражений. Я исцелила тебя, пользуясь вновь обретёнными способностями, теперь ты сможешь иметь детей. Да, кстати, дурачок Клин переоценил свои силы и умер в моих объятьях. Жаль его, но это не худшая и почётная смерть. Вели рабыням убрать его тело получше.
Илтун как-то странно посмотрела на госпожу и выскользнула из комнаты. А в комнату ворвались две самых худших из её рабынь. Они упали на колени перед госпожой и заплакали:
— Госпожа, мы виновны перед тобою в тупости и нерадивости, но не наказывай нас так страшно!
Толтисса почувствовала, что они теперь лишены способности иметь детей и ощущают страшную боль. Ну что же, законы природы и души не меняются даже Богом, за все нужно платить.
— Я позову лекаря и вам дадут болеутоляющего.
Про себя она подумала, что всё равно теперь ей распродавать своих рабынь, разгонять свою свиту и удаляться подальше. Продать рабынь легче и дороже всего в публичный дом, а за этих двух негодниц можно будет взять ещё дороже: они полностью подготовлены.
***
Толтисса проснулась и ощутила, что она и Мастер сжимают в объятьях друг друга. Она с неистовой страстью ласкает Мастера, а тот с величайшей нежностью отвечает ей. Толтисса ещё не вышла из образа Великой Посвящённой Кришны и с восхищением подумала:
— Какая мощь! Надо кровопускание ему устроить, чтобы принять эту силу до конца! — и неожиданно для самой себя впилась зубами в ярёмную вену Тора. Но в этот момент она вышла из образа той, кем могла стать ещё так недавно, и успела удержаться, не прокусив вену. Тор воспринял это просто как исключительно страстный, хотя и болезненный, укус. Завершив соитие так, чтобы Тор не заметил ничего необычного, Толтисса нежно поцеловала его и сказала:
— Мой возлюбленный! Я сделала свой выбор раз и навсегда. Но как был прав Патриарх! Насколько опасна моя профессия. Я была, оказывается, у самого края пропасти. Если бы я убила в своих объятиях этого любящего дурачка Эстайора, я бы стала ведьмой-йогиней! И ещё я поняла, насколько примитивны обычные представления о Дьяволе. Он действительно может лгать правдой.
— Рад, что ты удержалась на краю, моя возлюбленная! — И Тор последний раз в это утро поцеловал свою жену по тантре.
Когда Толтисса подошла к Илтун, та попросила хозяйку пройти в её комнатку и неожиданно бросилась на колени:
— Госпожа, не становись ведьмой, чтобы исцелить меня!
— Это был сон, Илтун! Этого теперь не может быть! А я тебя освобождаю, поскольку надо распускать свою свиту. Ты поедешь в мой новый дом как домоправительница.
— Тогда подожди с отпуском на волю, пока мы не пристроим всех моих учениц — сказала Илтун, которая, как теперь было видно, восприняла часть её сна.
— Конечно же, мы с тобой позаботимся о них наилучшим образом. Да, кстати, как и было во сне, я запрещаю отныне и навсегда называть меня «госпожа». Называй меня «подруга».
— Хорошо, госпожа-подруга.
Толтисса поняла, что на дальнейшие уступки Илтун не пойдет, найдя компромисс между требованиями этикета и требованиями госпожи, и молча согласилась. А в гимнастическом зале перед Толтиссой бросились на колени те самые две негодные рабыни. Они в слезах каялись в своих ошибках и нерадении и обещали исправиться, лишь бы хозяйка не продала их в публичный дом. Толтисса с улыбкой их простила.
***
Ещё через день за ужином Толтисса сказала:
— А сейчас, уважаемые сёстры, гости и мой возлюбленный, я спою свою новую песню. И она запела.
Гимн Свободе
Наследье разумных от Бога —
Свой выбор самим совершить.
Ты сам выбираешь дорогу,
Ты сам выбираешь, как жить.
Рассудком размерь жизни годы,
И в Бога хоть верь, хоть не верь.
Свобода, свобода, свобода —
Ты к чистому разуму дверь.
Коль цель и душа совершенны,
Твой путь озаряет успех.
Сполна заплати его цену,
Отбросив понятие «грех»!
Пройти униженья, невзгоды
Безгрешность заставит сполна,
Свобода, свобода, свобода —
К успеху дорога одна.
Достойным прорваться к успеху
Мешают сословья и честь,
Отбрось их, гнилую помеху,
На бунт поднимись и на месть.
Оковы привычны народу,
Но гнев его их разорвёт.
Свобода, свобода, свобода
На копья народы ведёт.
И, сбросив ярмо предрассудков,
Встаёт человек-великан.
Убив все сомненья рассудком,
Сметает границы всех стран.
Покорность нужна для народа
Но в рост совершенный встаёт.
Свобода, свобода, свобода —
Всем тёмные силы даёт.
Распять нас на раме законов
Мечтают попы и князья,
Разрушив оковы канонов,
Их свергнут свободы друзья!
Стремленье к священной свободе
Не выжгли столетья расправ,
Ведь если ты прав, то свободен!
А если свободен, то прав!
— Да, страшная песня, — задумчиво сказал Тор.
— Госпожа-подруга, а ведь её чуть-чуть переделают и возьмут себе друзья свободы, — заметила Илтун.
И правда, гимн свободе запели революционеры. Они лишь чуть-чуть переделали его, заменив «всем тёмные» на «громадные», последние две строчки на
Свобода, свобода, свобода —
Источник всех благ и всех прав!
и сделав ещё несколько косметических изменений. При этом они утверждали, что восстановили подлинный текст гимна, который сама Толтисса исказила из страха перед Имперским Судом. А консерваторы заменили последние две строчки на
Свобода, свобода, свобода —
Что значит, что ты всегда прав!
«копья» на «колья» и сделали ещё несколько подобных же изменений, приписывая эту редакцию Тору. Так что перехитрить Дьявола человеку невозможно, человек при этом перехитрит сам себя. Всё, что Дьявол ни даст, он даст так, чтобы получить от этого выгоду.
Словом:
Ложь во спасенье —
Всё та же наглая ложь.
Тень милосердья
Часто скрывает
Худшую Дьявола кознь.