…показалось…
НА БОРДОВОМ ФОНЕ:
…люди, какие то сумасшедшие, они все сумасшедшие!...
БЕЗ ФОНА, КАК НА ДЕРЕВЯННОМ СТОЛЕ:
…хочется сказать, что что-то понимаю, нет, ничего я не понимаю, я катящийся металлический шар. Круглая часть громадного подшипника. Подшибника, подшибающего колеса. Кому это нужно – подшибать кого-то? Во рту вкус металла. Или крови.
НОЧЬЮ:
… Я…Йя…
ЧЕРЕЗ ТОЛСТОЕ, НЕРОВНОЕ СТЕКЛО:
…кий без начала протягивается и бьёт, подшибает, вылетевший из подшибника шар, побежал по зелёной, молодой травке кучерявый мальчишка, смеясь, взвизгивая от счастья, солнце слепит ласково, подслепливает, играет, так оно повизгивает от счастья. Оно тоже шар, раскалённый шар, раскалывающийся шар!
…Йя, куда ты, Йя, вернись!... обернись, кем? Вороной чёрной, червяком, серым волчищем, мудаком, белым листом, коричневой какой, рельсой, песком, отчётливым следом, усмешкой, ногой, диким вскриком в ночи, вглядом…
…взглядом того, такого человека, совсем не шара, у этого человека есть тёплые руки, единственный запах, цвет голоса, звук запаха, но… какое - но! Волосы, длинные волосы, от лютого ветра, колючего снега, маленьким носом в чёрную шубу…
НА НЕЖНО ГОЛУБОМ ФОНЕ:
… Йя падает спиной на невидимое ещё облако и облако как дельфин выносит его на самый верх, где он встречает заболотского волка. Они не говорят, они медленно плывут, купаясь в алых волосах заходящего солнца, Йя держится за волчий хвост. На берегу обрыва, жёлтой стеной упирающегося в непрозрачную заводь, образованную слиянием двух течений, старого и нового, на берегу поросшего соснами обрыва сидят на стульях два человека, смотрят на закат и запоминают. Один пытается немыслить, другой пытается понять, что здесь делает первый, они пьяны и расслаблены, скоро оба засыпают, падают с обрыва и их уносит течением вниз, они становятся рыбами и играют серебром чешуи в алых волосах заходящего солнца, где они как-то сразу, но одновременно постепенно, становятся золотыми пчёлами.
НАЛИТЫЕ КРОВЬЮ ГЛАЗА И КАПАЮЩИЙ ПОТ:
…в этих местах так тяжело, вот стоимость рождения, как он мог стать таким уродом, любителем издеваться, вечно в поиске жертвы, это его наслаждение, давайте его убьём!
Нас посадят в тюрьму, а там так плохо, немыслимо плохо. Мы сделаем так, что ни кто не заметит. Это нереально! Нереально терпеть все его домогательства! Что ты несёшь! Я ненавижу этого, эту сволочь! Они забыли о его смерти, он всего то – валет без масти. Истекает, смеётся и так смеётся, что бьётся в судорогах и замирает, всхлипывая, хватая ртом воздух. Сколько переживаний!
СОСНОВЫЙ БОР, ВЕЧЕР, ИЛИ НОЧЬ, ДВА ФОНАРЯ В СОСНАХ, СТУДЕНЧЕСКИЙ СПОРТИВНЫЙ ЛАГЕРЬ:
- Мутный, отстань, мутный… наливаешь?
- Что? Эссенцию тархунную.
- Так от неё язык потом синий.
- не хочешь?
- а, хрен с ней, давай банку.
- а ты зачем капаешь на косяк?
- блин, мне сказали, забористо будет.
- да?
- да, да.
……..
- дерьмо какое!
- да уж точно, ладно, другого нет.
- ну, что ты?
Молча протягивает косяк, глотает дым, выпускает из носа.
- как?
- да ни как!
Вбегает малый, джинсовая тёртая куртка вся в детском металлическом конструкторе, привинченном, с цепочками, тяжелая куртка – гордость металлиста.
- Йя, пойдём!
Оба утекают в другую комнату, там, на Йя, на уши Йя, одеваются наушники.
- это твоя любимая песня!
Звучит Гражданская Оборона, какая то военная песня, про лётчиков в тумане, из старого кино. Йя вдруг понимает, что действительно, это песня, его любимая песня. Йя выходит наружу. Две луны смотрят с верхушек сосен. Туманится и всё замедляется, всё тихое тихо кружится, крепко стоит невероятный запах сосен, трав, росы, девушек, они в другой комнате, спят, Йя проплыл к воротам, открыл калитку и замер в обрушившейся на него черноте лесной безлунной ночи. Пройдя немного вперёд, Йя спотыкнулся и полетел вниз с обрыва, кувыркаясь, разбрасывая песок. Жёлтый песок. Остановился, уткнувшись лицом в воду. Сразу сел и ни чего не понял, зажмурился и подождал, пока мир в голове совпадёт с миром вокруг. Тут ему потребовалось блевануть, на четвереньках он пробрался к осоке, сделал дело, поднял голову и вспотел – на него укоризненно смотрело прозрачное во тьме красивое, завораживающее девичье длинноволосое лицо, потом исчезло, в воде что-то шлёпнуло, раза два, и тишина…
ЗАМЕРЗАЯ
… Вы лаяли в дождь. Вы всё проклинали, так проклинает осень морковь, а осень бежит, так в стакан наливается чай в поездах, т.е. мгновенно… и, ничего за окном, Ничего! Все заоконные, быстробегущие виды (осень, не правда ли – осень), все фонари, провода, птицы, машины, дома, всё это ложь! Колёса стучат, дрожит книга в руках. И в этот момент – куда, зачем, почему, одним взглядом туда, где два зеркала смотрят друг в друга, все эти вопросы и многие мысли, становятся спичками коричнеголовыми. Из них забор, внутри забора домик, дорожка к домику и будка, без собаки. Кривое отражение пугает. Там пропадает протяжённость взгляда, всё плоское, всё наслоенье карт. И Вы, без масти дама, выпавшая из игры. С раскрытыми руками, без ума, бежит, пытаясь, осень уловить, от поезда отбившийся проводник. Когда он поднимается на возвышенье, его синие брюки сливаются с синим, вечерним, прозрачным, строгим небом. Видна белая форменная рубашка, прямоугольник, с рваными краями, парус маленькой рыбацкой лодки, плывущей в зелёножелтом море вдоль блестящего двойного следа длинного парохода, пахнущего чем-то, терпко и сглажено колюче. На носу лодочки сидят две золотые пчелы.