Калькулятор

Владимир Сайков
– Здравствуйте, ребята! – Ирина  Гавриловна  Мымрина,  руководитель  камеральной  группы  объединённой  комплексной  экспедиции  номер 261,  внимательно  оглядела  двоих  зашедших  в  её  кабинет  оболтусов. – Подходите,  присаживайтесь.
Два  молодых  специалиста  придвинули  к  столу  стулья,  уселись  напротив  бригадира  и, приготовившись  слушать,  изобразили  на  лицах  неподдельное  внимание. 
– Анатолий  Михайлович,  ваш  начальник  партии,  рекомендовал  мне  вас  как  акку-ратных  и  ответственных  вычислителей. – Ирина  Гавриловна  начала  свою  речь  с  малень-кой  лести. – Иванилов  человек  серьёзный,  и  у  меня  нет  оснований  ему  не  доверять.
Двое  никак  не  отреагировали  на  лесть  и  продолжали  молчать,  показывая  всем  своим  видом,  что  пора  переходить  к  делу.
– Работа  срочная  и  большая. – Продолжила  Мымрина. – Нужно  посчитать  координа-ты  оползневых  реперов  в  Олёкме. Измерял  Бакланов,  вы  его  знаете.
Новые  вычислители  закивали  головами.
– Вот  вам  образец,  вот  полевые  журналы. Возьмите  в  библиотеке  таблицы  Петерсона  и  приступайте.
– У  меня  есть  таблицы  Вега . Я  думаю,  они  не хуже. – Сказал  один  из  новых  под-чинённых.
– Прекрасно! – Одобрила  руководительница. – Забирайте  материалы  и  приступайте. Кто  у  вас  будет  старшим?
– Глумов! – Скрябин  кивнул  на  коллегу.
– Скрябин! – Глумов  указал  на  Скрябина.
Возникла  пауза.
– Ты  инженер,  а  я  техник. – Мотивировал  Скрябин.
– А  ты  на  два  года  дольше  меня  работаешь. – Парировал  Глумов.
Но  оба  понимали,  что  это  пустая  формальность.
– У  тебя,  Володя,  институт,  у  Игоря  техникум. Значит,  ты  и  будешь  старшим. – Приняла  решение  Мымрина.
Глумов  пожал  плечами,  кивнул,  соглашаясь,  и  задал  вопрос:
– Каков  объём  работы?
– Почти  триста  засечек. – Ответила  Ирина  Гавриловна.
– Ого! – Изумился  Скрябин.
– А  нормы? – Это  был  самый  главный  вопрос.
– Нормы? Нормы  в  ЕНВ. – Это  был  самый  щекотливый  момент,  и  Мымрина  сосла-лась  на  нормативы,  показывая,  что  здесь  она  ничего  поделать  не  может.
– Посмотрим. – Глумов  поднялся  со  стула,  подошёл  к  подоконнику,  взял  с  него,  как  дрова,  огромную  стопку  полевых  журналов  и  спросил:
– Ну,  мы  начнём?
– Начинайте! – Благословила  Мымрина.
Скрябин  забрал  бланки,  вычислительную  бумагу  и  вторую,  но  не  последнюю,  стопку  журналов,  и  оба  вышли  из  кабинета.
Скорее всего,  суть  и  смысл  этой  работы  читателю  малоинтересны,  но  мы  всё-таки  сделаем  маленькое  пояснение.
Где-то  в  Олёкминске  есть  оползневый  склон,  причиняющий  беспокойство. В  тело  оползня  заложены  грунтовые  оползневые  реперы – стальные  трубы  с  марками.  Внизу,  в  отдалении,  заложены  такие  же  реперы,  но  называемые  опорными. Они  поставлены  вне  зоны  оползня. Посредством  измерения  углов  с  опорных  реперов  определяются  координаты  оползневых. По  изменениям  последних  можно  судить  о  подвижках  грунта  на  склоне,  их  величине  и  скорости. Вот  эту  вычислительную  работу  и  предстояло  выполнить.
Сначала  вычислители  заглянули  в ЕНВ – единый   сборник  норм  выработки. Но  чис-ла  пока  ничего  им  не  сказали – дело  для  них  было  новое.
– Давай  сосчитаем  по  паре  засечек. – Предложил  Скрябин.
– А  куда  деваться? – Согласился  Глумов.
На  стене  была  развешена  длинная  и  путаная  схема,  на  столах  разложены  ведомо-сти,  рассортированы  журналы,  и  работа  началась.
Посчитав  засечку,  Глумов  расписывался  в  графе  «вычислил»  и  передавал  ведо-мость  Скрябину. Скрябин  в  свою  очередь  передавал  свою  работу  Глумову. Вычисления  проверялись  во  вторую  руку,  после  чего  следовало  расписаться  в  графе «проверил». Тут  возникал  великий  соблазн  поставить  подпись,  ничего  не  проверяя. Но  за  конечный  результат  отвечал  именно  тот,  кто  расписывался  последним:  в  случае  выявления  халтуры  греха  не  оберёшься,  – и  выговор  будет,  и  деньгами  накажут,  и  репутацию  подмочишь.
К  обеду  были  посчитаны  и  проверены  всего  две  засечки. Отобедав,  камеральщики  вернулись  за  свои  столы  и  опять  открыли  сборник  норм. Скрябин  стал  тыкать  пальцами  в  клавиши  калькулятора,  сбрасывал,  считал  снова,  опять  сбрасывал  и  потихоньку  раздражался. Как  ни  тыкай   в  клавиши,  а  получалось,  что  до  обеда  они  сделали  всего  четверть  дневной  нормы. Это  означало  одно:  чтобы  выполнить  норму,  нужно   работать  вдвое  быстрее,  а  чтобы  хорошо  заработать,  нужно    ускорить  работу  вчетверо.
Глумов  погрустнел.
– Зато  задницу  не  морозить. – Попытался  он  найти  хоть  что-то  хорошее  в  сложившейся  ситуации.
Действительно,  работать  на  улице  в  Якутске  в  декабре  месяце  занятие  малоприятное.
– Успокоил! – Ответил  Скрябин  и  тихо  обматерился. – Ещё  этот  калькулятор  грёбаный! Купил  на  свою  голову. Система  идиотская. Хотя,  полярки  на  нём  неплохо  можно  считать.
– Полярки?
– Ну, да! Вводишь  программу  и  считаешь.
– Программу? – Насторожился  Глумов. – Ну-ка,  покажи  это  чудо!
Скрябин  передал  пластмассовый  корпус  через  стол. Глумов  занёс  палец  над  клавиатурой  и  задумался:
– Клавиши «равно»  нету. Как  считать?
– Через  стрелочку. Вводишь  значение,  нажимаешь  стрелочку,  вводишь  другое,  жмёшь  на  действие,  получаешь результат.
– Любопытно… – И  Глумов  выполнил  классическое  действие,  умножив  двойку  на  саму  себя. – Получается! А  что  тут  ещё  можно? Жёлтенькая,  похоже,  функции  задаёт… Во! Даже  факториалы  считает! А  эта  кнопочка  градусы  в  радианы  переводит? А  как  про-грамма  вводится?
– Жмёшь  подряд «в/о» «F» «ПРГ»  и  вводишь  программу. А  программу  надо  заранее  на  бумажке  написать. Вот,  для  полярок. – Скрябин  порылся  в  столе  и  показал  Володьке  бумажку  с  программой.
Глумов  наморщил  лоб:
– Нет,  так  я  не  врублюсь. Описание  есть?
– В  общаге.
– Ладно,  посмотрим  вечером. – Володька  вернул  калькулятор  владельцу. – А  сейчас  сосчитай-ка… Ну,  вот  этот  тангенс.
Он  наугад  ткнул  пальцем  в  раскрытую  страницу  книги  с  тригонометрическими  таблицами  и  продиктовал  значение  угла. Игорь  понажимал   кнопки  и  назвал  результат.
– Надо же! До  седьмого  знака! – Восхитился  Глумов. – А  вот  такой  синус  посчитай!
Синус  вычислился  хуже,  но  Володька  не  расстроился:
– Угол  слишком  маленький. При  таких  углах  синус  быстро  меняется. Давай  вот  этот. – Он  пролистнул  несколько  страниц  и  опять  выбрал  строчку  наугад. Результат  полу-чился  великолепным.

На  следующий  день  вычислители не  спеша  выполнили  до  обеда  дневную  норму. Настроение  поднялось,  и  после  обеда  была  сделана  ещё  одна.  Ещё  через  день  коллеги  вошли  во  вкус  и  сделали  три  нормы. Мымрина  изредка  заглядывала  в  камералку  и,  убе-дившись,  что  её  новые  работники  трудятся  в  поте  лица,  возвращалась  в  свою  коморку.
В  конце  недели  коллеги  подсчитали  объём  выполненной  работы:  было сделано  без  малого  шестьсот  процентов. 
В  понедельник  вычислители  пришли  на  работу  вялыми – сказывались  обильные  возлияния  в  выходные.
– Слушай,  Игорь, –  задумался  Глумов, – шестьсот  процентов  это  немыслимая  выра-ботка.  Нам  нельзя  столько  показывать.
– Нельзя, – согласился  Скрябин. – Хлеборезы из ОТиЗа  уцепятся  сразу  же! И  так  нормы  завернут,  что  мало  не  покажется.  А  нас  заставят   оформить всё как «рацуху»,  да-дут по червонцу  и  объявят  благодарность,  которую…
– …в  стакан  не  нальёшь. – Закончил мысль  напарник.
В  Предприятии  существовал  отдел  труда  и  заработной  платы,  главной  задачей  которого  было  обоснование  увеличения  норм  выработки  и  уменьшения  норм  времени,  то  есть,  попросту  говоря,  ОТиЗ  должен  был  заставлять  сотрудников  работать  больше  за  меньшую  плату.  Если  кто-то  и  где-то  на  каких-либо  работах  начинал  стабильно  вырабатывать  свыше  двухсот  пятидесяти  процентов,  тут  же  появлялся  кто-нибудь  из  этого  не-любимого  всеми  подразделения,  следствием  чего  был  пересмотр  норм  в  сторону  увеличения. Именно  об  этом  и  задумались  коллеги.
– Так,  Глумыч, – Скрябин  почесал  в  затылке,  – у  меня  там  бутылочка  коньячку  за-валялась. Может,  ну  её  на хрен  эту  работу? Отдохнём  сегодня?
– Не  хочу  огорчать  вас  отказом! – Глумов  был  не  против  такой  перспективы.

До  обеда  Мымрина  дважды  заглянула  в  камералку  и  дважды  не  увидела  за  рабочими  столами  своих  подчинённых. После  обеденного  перерыва  она  нашла  их  в  бильярдной,  пристроенной  к  тёплому  экспедиционному  туалету.  Ирина  Гавриловна  не  любила  читать  нотаций  и  руководствовалась  единственным  критерием:  либо  работа  делается,  либо нет.
– Володя, – бригадир  была  подчёркнуто  вежлива, – предъявите  мне,  пожалуйста,  ваши  вычисления.
– Непременно,  Ирина  Гавриловна! – Глумов  ничуть  не  уступал  в  вежливости  своей  начальнице. – Через  три  минуты  я  к  вам  зайду.
Он  положил  кий  и  вышел  из  бильярдной. Мымрина  последовала  за  ним.
Глумов  зашёл  в  бригадирскую  коморку  и  положил  на  стол  исписанную  цифрами  стопку  вычислительной  бумаги  и  пачку  полевых  журналов. От  него  пахло  табаком,  конь-яком,  лимоном  и  копчёной  колбасой. Локти  рубашки  были  измазаны  мелом.
– Это  работа  за  прошедшую  неделю. – Пояснил  он. – Наряд  в  конце  месяца  мне  самому  составить или вы  включите  нашу  работу  в  свой?
– Я  вас  включу  в  общий  наряд. Но  вы  напишите  мне  на  бумажке  объём  работ.
– Обязательно! – Согласился  Глумов. – Что-нибудь  ещё?
– Сколько  вы  сделали  за  неделю?
– Двести  с  лишним  процентов. Я  точно  не  считал. – Солгал,  не  краснея,  руководитель  группы.
– Неплохо! – Удивилась  Мымрина. – Девочки  у  меня  наверху  до  ста  не  дотягивают.
Глумов  пожал  плечами:  я,  дескать,  причин  того  не  ведаю, – и  вышел  из  помещения.
Ирина  Гавриловна  быстро  просмотрела  ведомости  и,  отложив  их  в  сторону,   занялась  другими,  более  неотложными,  делами. Она  пока  не  придавала  значения  тому,  что  два  бездельника  сделали  работы  больше,  чем  все  остальные  вместе  взятые  занятые  той  же  работой.
Наступил  вторник. До  обеда   Глумов  и  Скрябин   работали  за  своими  столами,  но  после  перерыва  Мымрина  опять  не увидела  своих  вычислителей  на  рабочих  местах. То же  повторилось  и  в  среду. Четверг  прошёл  так  же.  В  пятницу  утром   бригадирша  потребовала  отчёта,  и  Глумов  предъявил  ей  увесистую  стопку  ведомостей. Пенять  было  не  на  что,  и  Мымрина  ничего  не  стала  высказывать  по  поводу  длительного  отсутствия  вычислителей  на  рабочих  местах.
Следующая  неделя   была  предновогодней.  В  экспедиции  начались  разброд  и  шатания:  все  запасались  спиртным   и  продуктами,  надолго  покидая  рабочие  места  для  стоя-ния  в  очередях. Контроль  ослаб  по  всей  вертикали  экспедиционной  власти:  даже  от  представителей  верхов  сладко  попахивало  закуской.
Скрябин  уселся  за  светостол  и,  высунув  язык,   стал  рисовать  поддельные  талоны  на  водку – это  перед  праздником  было  самым  важным,  а  Глумов  бегал  за  припасами  по  магазинам  и  продолжал  упражнения  на  бильярде.  В  день  подачи  нарядов  он  положил  Мымриной  на  стол  очередную  порцию  ведомостей   и  листок  с  объёмами  выполненной  работы.  Бригадир  внесла   числа  в  наряд,  не  особо  вникая  в  их  суть.  Она  думала  о  дру-гом:  удался  ли  холодец? Наряды  были  подписаны  партийным  и  экспедиционным  началь-ством  и  ушли  в  бухгалтерию.  По  всей  этой  цепочке  никто  не  задумывался  о  соответствии  зарплаты  трудовым  усилиям.  Впрочем,  даже  если  бы  кто-либо  и  попытался   проанализировать  начисление  зарплаты,  это  ничего  бы  не  дало:  процент  выработки  не  превышал  среднего  по  экспедиции.  Это  могла  сделать  только  Мымрина,  которая  знала,  сколько  действительно  времени  потребно  на  выполнение  этой  работы. Но  ей  было  недосуг. 

Прошла  похмельная  посленовогодняя  неделя,  и  жизнь  экспедиции  вновь  вернулась  в  рабочее  русло. 
После  того,  как   Глумов  в  очередной  раз  принёс  на  стол  Ирины  Гавриловны  увесистую  пачку  исписанной  вычислительной  бумаги,   она   положила  перед  собой  часы,  за-секла  время  и  вычислила  пару  засечек.  Как  ни  крути,  выходило,  что  два  бездельника  должны  были   работать  по  шестнадцать-восемнадцать  часов  в  сутки,  не  отвлекаясь  на  еду,  перекуры  и  даже  на  отправление  физиологических  нужд.
Мымрина  почувствовала  себя  одинокой.  Логика  рассыпалась  в  прах:  с  одной  сто-роны   немалый   объём  работы  свидетельствовал  о  том,  что  два  оболтуса  считают,  не  отрывая  задниц  от  стульев  и  высунув  языки  от  усердия,  с  другой  маячил  факт:  подчинённые  большую  часть  рабочего  времени  проводят  в  бильярдной  или  пьют  кофе. Сначала  она  подумала,  что  они  каким-то  образом  получили  доступ  к  ЭВМ  информационно-вычислительного  центра  Предприятия:  в  общежитии  жили  два  программиста,  которые  могли  бы  это  устроить.  Однако  эту  мысль  сразу  же  пришлось  отбросить – предыдущий  опыт  показал,  что  подготовка  данных  для  машины  занимает  в  полтора-два  раза  больше  времени,  чем  вычисления  вручную. Других  идей  не  было,  но  неоспоримо  было  только  одно:   есть  какой-то  секрет,  немыслимый  прорыв  в  технологиях. 
Мымрина  понимала,  что  спрашивать  Глумова  или  Скрябина  об  этом  бесполезно.  Они  пьяницы  и  бездельники,  но  не  идиоты:  никто  не  станет  расставаться  по  доброй  воле  с  подобной  синекурой.  Идти  с  вопросами  к  начальству  ей  не  хотелось:  она  сама  работала  сдельно;  докладывать  об  этом  выше  было  равносильно  самодоносу.
«К  Леповой  их  надо. – Подумала  Ирина  Гавриловна. – Впрочем,  что  Лепова  может  сделать? Выговоров  у  них,  как  блох  на  собаке,  этим  не  испугаешь. Их  даже  уволить  нельзя –  молодые  специалисты».

Надежда  Лепова – презлющая  якутка – была   руководителем  второй  вычислительной  группы  и  славилась  авторитарно-жёстким  стилем  руководства,  хотя,  и  у  неё  случались  досадные  проколы.  В  её  бригаде  работали  два  старика-пенсионера,  бывшие  страстными  почитателями  выпивки.  Однако   поймать  их  за  употреблением  горячительного  никак  не  удавалось.  Не  удавалось  даже  обнаружить,  где  они  прячут  напитки. А  то,  что  они  прячут  бутылки  в  камералке,  сомнений  не  вызывало.
Однажды  Лепова  заподозрила,  что  спиртное  стоит  на  подоконнике  за  занавеской,  и  втихаря  позвала  главного  инженера. Кабацкий,   которого  за  глаза  звали  Жоржиком,  пришёл  в  камералку,  ни  слова  не  говоря  направился  к  окну  и  отдёрнул  занавеску. Девки  прыснули,  прикрывая  ротики  кулачками,  Лепова  позеленела,  а  шея  Жоржика  стала  пунцовой,  как  подбой  королевской  мантии:  к  оконной  раме  канцелярской  кнопкой  был  при-колот   лист  бумаги,  на  котором  тушью  был  изображён огромный  кукиш.  Причём,  нарисован  он  был  не в  профиль, а  в  фас,  и  как бы  упирался  большим  пальцем  в  нос  главного  инженера.
– Вы  что-то  потеряли,  Георгий  Иванович? – Спросил  один  из  пенсионеров,  Илья  Михайлович,  ехидно  прищурив  за  очками  и  без  того  узкие  якутские  глазки.
– Да,  нет,  ничего,  –  злобно  пробурчал  Жоржик  и  под  девичье  хихиканье  быстро  вышел  из  камералки.
На  самом  деле  водку  они  прятали  там,  где  Лепова  и  предположить  не  могла:  в  её  собственных  унтах. Приходя  утром  на  работу,  было  принято  переобуваться:  находиться  целый  день  в  помещении  в  столь  тёплой  обуви  было  весьма  некомфортно. Спиртное  употреблялось,  когда  бригадирша  покидала  комнату  по  производственным  или  физиологическим  нуждам,  а  к  концу  дня  пустая  тара  извлекалась  и  издевательски  опускалась  в  мусорную  корзину  так,   чтобы  Лепова  непременно  её  увидела. Она  и  предположить  не  могла,  что  целый  день  сидит  в  полуметре  от  винного  погреба,  коим   являлись  её  собственные  унты. 

Ирина  Гавриловна  была  умной  женщиной. В  этой  ситуации  она  приняла  единственно  правильное  решение. На  следующий  день  она  забрала  у  ропщущих  на  идиотские  нормы  девиц  все  журналы,  вызвала  Глумова  и  отдала  всю  работу  ему. Глумов  возражать  не  стал,  да  и  не  мог.

Через  два  месяца,  к  началу  апреля,  все  засечки  были  вычислены.  Славно  отдохнувшие  за  это  время  Глумов  и  Скрябин  уехали  на  полевые  работы,  а  Ирина  Гавриловна  так  и  осталась  в  неведении. Но  в  утешение  она  получила  небольшую, но  приятную,  премию  за  быстро  и  качественно выполненную  работу.
2010 г.