В Бодайбо осталось мое сердце...

В Бодайбо осталось мое сердце
Мысль о том, что я должен рассказать  историю своей жизни, пришла мне в голову в 1957 году. Я впервые понял тогда, что, хотя в моей жизни не произошло ничего необыкновенного, она
отмечена неповторимостью, характерной почти для каждого из моих сверстников.
В.Каверин

Глава 1
Детство
Двор-маленькая страна или большая семья.
Первые университеты.
Пионерлагерь во дворе. Библиотека в сарае. Ночевки под луной.
Налет на фруктовые сады. Сторожиха баба Гуся.

Я выросла «на асфальте» в центре большого украинского города Днепропетровска. Наш дом был восстановлен после войны и в нем жили работники треста «Днепрогеология» и их семьи.
Наше «дворовое поколение» (1946-1948гг.) – одни девчонки, 12 человек. В соседних дворах тоже росли девочки. На два двора был только один мальчик – Юра Макаров. Его отец – бывший летчик. В доме, где жила их семья, селили семьи военнослужащих.
Пропадали у Юры на веранде. Он был большой фантазер, много рассказывал разных историй, а мы слушали, открыв рот. Позже их семья переехала в Харьков. Юра перед отъездом каждой девчонке сделал подарки из того хлама, что оставался. Кому-то достались вазочки, кому-то набор пустых красивых флаконов из-под духов. Мне повезло меньше – мне подарили пачку старых журналов «Радио», но я была очень довольна.
Коллектив двора был дружный. Летом те, кто не уехал в пионерлагерь, целыми днями резались в карты в беседке или готовились к игре в магазин – рисовали деньги, чего-то еще придумывали. Приготовления занимали уйму времени, но до «торговли» дело не доходило, всех звали домой.
Иногда в жару выносили тазы, наполняли водой – купались, загорали, обмазывались грязью. Как-то даже устроили дворовой пионерлагерь. В сарае, а их во дворе было много, устроили библиотеку, кто-нибудь «спал» на старой перевернутой ванне в «тихий час».
Все было как в настоящем лагере: утром-подъем флага, зарядка, днем-поход в кино или за шелковицей к горному институту. Там росли причудливые низкорослые шелковичные деревья, было чем поживиться.  В соседнем дворе была сложена печка и мы варили на ней яблоки и груши в сахаре.
Как только начинали наливаться зеленые яблоки и абрикосы в окрестных дворах, мы «обносили» все деревья, даром что девчонки. Наш двор граничил с садом детской больницы №5, там росли черешни, груши, яблони. Сторожихой у них была старушка из нашего двора, мы звали ее баба Гуся. Она нас гоняла нещадно. Бывало залезешь на яблоню, а баба Гуся тут как тут. Притаишься за веткой и сидишь, пока не уйдет. А белая черешня была «знатная», до сих пор черешню люблю больше других фруктов.
Когда народ возвращался из п/лагеря, начинались подвижные игры (штандер, жмурки, стрелы, «замри», «бояре»)Часто играли в испорченный телефон., слова.
Основные познания географии и биологии в моей жизни связаны тоже с дворовой игрой. Расчерчивали лист бумаги и надо было записать названия городов, рек, стран, животных, растений на какую-то букву. Эта игра была очень популярна среди детей. Мы листали детскую энциклопедию, словари, изучали географические карты, знали массу названий стран, городов, рек во всем мире. Никакие уроки в школе не дали мне столько знаний, как эта игра.
:Наши первые дворовые университеты!
Много играли в мяч, во дворе стоял теннисный стол, там я и научилась играть в теннис.
Еще был театр. В длинном коридоре Перепеловых или на веранде в соседнем дворе ставили спектакль «Синяя борода», вешали одеяло-занавес, наряжались, гримировались, все по-настоящему.
Зимой катались на санях по Крутогорной (теперь ул. Паторжинского) до ул. Гоголя, ложишься животом на сани и вперед! Машин тогда было мало и дети играли зимой на улице. Домой приходили промокшие, щеки розовые с мороза.
Коньки осваивали, лыжи. Когда стали постарше, ходили на каток в парк Шевченко.
Детство было очень интересным, дома никто не сидел. Вся жизнь проходила во дворе до поздней ночи, пока нас не «загоняли» домой. Как-то летом даже ночевали на сарае, принесли матрацы, затащили на крышу сарая (там теперь стоят гаражи) и лежали, глядя на звезды. Ночи были теплые.
Можно ли себе представить сегодня, чтобы дети ночевали на крыше сарая. Но раньше это была «наша» территория и почему-то никто не боялся нас ночью оставлять во дворе.
Еще мы играли в «ножичек». Рисовали круг на земле и бросали нож, стараясь воткнуть его на чужой части – «отрезали куски чужой земли», выигрывал тот, кто «владел» всем кругом.
Весной конечно играли в классики, только подсохнет асфальт – все изрисовано классами.
Иногда старались увековечить себя на стенах родного дома. Краской исписали всю заднюю стену «Леля Стовповая. 1960 год» и т.д. Надписи сохранились до сих пор.
На многих домах города остались надписи послевоенных лет «проверено. Мин нет». Еще в шестидесятые годы в Днепре стояли полуразрушенные здания. Я помню, мы лазили по корпусам мединститута, которые еще не были восстановлены. Корпус рядом с Севастопольским парком называли «анатомкой», видимо там когда-то был анатомический музей института. Там в развалах кирпича мы находили остатки музейных экспонатов.
Севастопольский парк был разбит на месте старого дореволюционного кладбища. Во время русско-турецкой войны в Севастопольскую кампанию в Екатеринослав привозили раненых. Погибших солдат хоронили на этом кладбище.
Никто из родителей нас «не пас», мы были предоставлены сами себе и путешествовали по своему району свободно..
Только на речку нас одних не пускали, туда ходили с моей мамой. Полные сумки провизии на целый день и вперед, на пляж Комсомольского острова. Вечером усталые и разморенные солнцем плелись домой.
Сейчас я не вижу, чтобы дети играли в классы, в подвижные игры …

Школа


6 подруг, 11 классов. Стенгазеты, КВН,
 ВИА, электрогитары из чертежных досок,
вечера поэзии, вечера во Дворце пионеров, во Дворце студентов.
Мечты 6 подруг о будущем, «Штаб-квартира» на 5 этаже.
Белые плащи. «Стоять, контра!».
Севастопольский парк. Мечты о Байкале.
 Радиостанция «Юность». Звуковой журнал «Кругозор».
Выпускной вечер, «летка-енька» на площади Ленина.

В школьные годы наиболее интересный период – с 8 класса.
Нас было 6 подруг. Я, Лариса Зайцева и Юля Пелюх учились в одном классе с начальной школы. Лида Олейник приехала из Эстонии. Лидин отец  летчик-испытатель вышел на пенсию и вернулся на родину. Алена Захарова приехала из Балтийска Калининградской области, тоже дочь бывшего военного.
Каждый год в классе появлялись новенькие, в основном это были дети военнослужащих. Приходя в сентябре в школу, мы ждали, а будут ли новенькие на сей раз.
Лидина семья получила квартиру в доме напротив школы. Пока там не было мебели, мы собирались у них, это была наша «штаб-квартира».
Лидина мама, Анна Александровна, всегда была нам рада. До самого окончания школы в 1966 году мы толклись у них дома. Анна Александровна любила рассказывать нам о своей юности, о Ленинграде, где родилась и выросла.
В 1963 году мы с Лидой и моей мамой ездили в Ленинград, там на Лиговке жила Лидина бабушка. Побывали на экскурсиях в Павловске, Петергофе, в Иссакиевском соборе, катались на лодке по Мойке.
Ленинград оставил неизгладимое впечатление в душе, он был совсем непохож на южные города, утопающие в зелени. Строгий, даже суровый пейзаж северного города…
Мы все учились неплохо, хотя все по-разному. Одни отдавали предпочтение точным наукам, другие - гуманитарным. Но учеба не была главным в нашей жизни, мы были творческим ядром класса: пели на конкурсах, занимались спортом, танцевали на вечерах во Дворце студентов .
Только появились первые записи концертов Битлс и мы все были ими увлечены.
Чтобы подростки были заняты, им в городе отдавали подвалы под творческие клубы. Был такой и у нас. Наша «шестерка» создала в школе ВИА. Мальчики делали электрогитары из чертежных досок, ставили на них звукосниматели, подключали усилители. Все это играло, гремело, пело. Мы с успехом выступали на школьных вечерах.
Спорт тоже был частью нашей школьной жизни. Я занималась волейболом и стрельбой. По стрельбе «дослужилась» до ІІІ разряда . Волейбольную команду школы, в которой мы тоже составляли ядро, тренировала учитель физкультуры Валентина Васильевна, женщина резкая и жесткая, как мужик. Мы ее очень любили, но она не прощала нам проигрышей на районной олимпиаде. Однажды, когда мы проиграли всем в районе, она устроила нам «выволочку», но «перегнула палку». И мы в свою очередь устроили ей бойкот – не ходили на тренировки. Все кончилось миром, слезами и взаимными извинениями.
Уже появился КВН. И во всех школах, в каждом классе были свои команды. Опять же мы были здесь впереди всех, все организовывали, участвовали в игре. Выпускали в классе очень интересные, юморные стенгазеты.
Конечно же влюблялись в ребят из старших классов, вздыхали, страдали. Наши мальчишки-одноклассники были для нас только друзьями. С ними мы пели в ансамбле, собирались в праздники у кого-то на квартире потанцевать. Они тайно вздыхали по каждой из нас, но…
По вечерам мы гуляли по пр. Гагарина, все в белых плащах, болтали, мечтали. А мальчищки шли сзади, как эскорт, кричали «Стоять, контра!» и иногда забрасывали нас фруктами. Таковы были знаки внимания. И так каждый вечер.
Потом мы с удивлением вспоминали, сколько времени убили на эти прогулки в белых плащах!. Под градом фруктов. Но это было.
В те годы на радио была популярна р/с «Юность». Все песни Окуджавы, Визбора, много другой информации было оттуда. Юлин отец доставал нам музыкальный журнал «Кругозор» с маленькими пластинками и мы постоянно его слушали.
Летом ходили на Днепр, плавали, катались на лодках по Днепру. Зимой – каток в парке Шевченко Самой спортивной из нас была Алена Захарова. Она прекрасно плавала, бегала на коньках, играла в волейбол. Юля занималась легкой атлетикой.
В 11 классе начали думать о будущем, у каждого была своя заветная мечта.
Выпускной вечер праздновали в школе. Потом к 12 ночи выпускники всех школ шли на площадь Ленина и там выстраивалась бесконечная лента танцующих модный тогда танец «летка-енька». В этом танце каждый кладет руки на плечи стоящего впереди, площадь наполняется ритмичной музыкой и все скачут друг за другом.

 раз, два, туфли надень-ка,
как тебе не стыдно спать!
старая, добрая, смешная «енька»
всех приглашает танцевать!

Потом встречали рассвет над Днепром.
И все, школа позади, хочется всех видеть, но уже негде встретиться, посидеть.
У всех одна забота – поступление в ВУЗ. Кто-то едет на Дальний Восток поступать в ИНЯЗ. Кто-то в Москву. Разбрелись кто куда.
Лида с Ларисой  поступили в строительный институт. Юля – в  ДГУ на исторический факультет. Лиля поступила в медучилище, Алла – в театральное. Я не прошла по конкурсу в ДГУ на мехмат…
Не всем планам и мечтам дано было осуществиться…
Сейчас мы все солидные дамы пенсионного возраста (60 лет). Спустя 40 лет после окончания школы всем нам есть о чем рассказать своим детям. Мы редко видимся, у каждого своя жизнь. Каждый занимался любимым делом, воспитали хороших детей, почти у всех уже есть внуки.
Каждый шел своим путем, но все стали хорошими настоящими профессионалами в своей работе. Алена Захарова стала заслуженной артисткой России, живет в Москве. Лидуша Олейник в Перми, они с мужем организовали фирму, Лида была в ней директором. Лариса Зайцева стала отличным экономистом – сметчиком в строительстве. Лиля  - прекрасная акушерка. Юля – профессор истории Украины в НГУ.
Я – старший геофизик – интерпретатор в отставке (геофизика при рыночной экономике в России и в Украине почти уничтожена), стала менеджером факультета довузовского образования, на подготовительных курсах НГУ.
Свою тягу к творчеству и увлеченность делом, которому служишь, пронесли через всю жизнь. Этому мы научились в школьные годы – жить интересно, узнавать новое, не унывать.

«Контра» по-прежнему в строю!

Я - студентка
Попытка поступить на физтех.
Чертежница в геофизической экспедиции.
Студентка – геофизик ДГИ. Учеба + скалолазанье
Дом ученых + дом техники + читальный зал.
Вечер авторской песни. Практики: Орловщина (на Самаре),
Крым, Кавказ, Белоруссия, Красноярский край.
Дипломирование. Распределение в Иркутск.

Мой брат закончил физтех ДГУ и работал в КБ «Южное». Дома никогда не говорили о том, чем он занимается в своем п/я, но все в Днепре знали  - если над автозаводом гул, значит испытывают очередной «холодильник». Физтех был элитарным факультетом ДГУ, многие мечтали поступить туда, в том числе и я. Но документы у меня не приняли, т.к. девчонок брали только отличниц, у меня же было 4 четверки в аттестате. Я с горя подала документы на мехмат и недобрала один балл на экзаменах. Горькое разочарование, чувство неловкости, когда у тебя спрашивают, поступила ли ты в институт.
Услыхала по радио, что в геофизическую экспедицию набирают чертежников и устроилась на работу. До лета немного «разобралась» с геофизикой и поняла, что это как раз то, что мне нужно. Поступила в ДГИ на геологоразведочный факультет,  специальность – геофизические методы поиска и разведки полезных ископаемых. Мы все тогда были романтиками, хотели ехать за запахом тайги, повидать далекие края.
Родители не возражали, отец работал в геологических партиях, мама тоже помоталась с ним по «полям».
Началась студенческая жизнь. К своему удивлению я закончила 1 курс на отлично, видимо с перепугу. Даже удостоилась похвалы от нашего математика Степанова, которому сдать экзамен было очень не просто. К тому же на первом курсе увлеклась скалолазанием. Тренировки были для меня сущим испытанием, особенно бег на выносливость по Комсомольскому острову. Я никогда не была настоящей спортсменкой, в беге тем более. Но так хотелось участвовать, мне нравилось то, чем мы занимались и я ходила на тренировки, превозмогая себя. Слава богу, меня не гнали, хоть я и не показывала особых успехов, чаще бывала в запасных.
Мы ездили в Крым, на гору Крестовую. Там собирались скалолазы со всего Союза. Это была особая порода людей, мужественных и отважных. Даже посмотреть на их тренировки было очень интересно.
Ездили со спелеологами в Крым, спускались в пещеру «Дружба» на Чатыр – Даге, на 30-метровую глубину. Я впервые увидела огромные залы, заполненные сталактитами и сталагмитами сказочной красоты.
При всем этом мы успевали отлично учиться, хотя и не сидели сутками в читальном зале. Мне вообще нравилось слушать лекции, готовиться к экзаменам. На четвертом курсе нас приобщили к научной работе.
Первая геологическая практика по окончании 1 курса проходила в Крыму (с.Мраморное). Начальником студенческого лагеря был Александр Павлович Каршенбаум, доцент кафедры структурной и исторической геологии. Очень колоритная фигура! Взъерошенный немец, весь в конопушках, страшно обаятельный, веселый, на лекциях постоянно шутил, но понять его речь было очень трудно и конспектировать лекции по «структурке» ухитрялись немногие.
« У нас в лагере полная демократия – как я сказал, так и будет!» говаривал Александр Павлович и хохотал, сотрясая животом, очень довольный произведенным на студентов впечатлением.
В лагере была железная дисциплина: утренняя и вечерняя  поверки. Чуть опоздал – в наряд на кухню, чистить картошку, пересек условную границу лагеря, влез на гору посмотреть вокруг – назавтра опять в наряд вместо интересного геологического маршрута.
Иногда нам удавалось попасть в маршруты, которые проводил доцент кафедры минералогии Максимович. Он обладал огромным интеллектом и даром интересного рассказчика.
История формирования Земли возникала перед глазами, следы ее были вокруг нас…На Кара-Даге мы увидели жерло вулкана, потухшего миллионы лет назад. Море было далеко-далеко внизу, лодки рыбаков казались крошечными…
На биостанции в районе п.Планерского было пустынно и тихо, в вольере плавали дельфины. Здесь я наслаждалась тишиной, море не отпускало.
Таких чувств, которые я испытала тогда, не было больше никогда. Ты – часть природы, все вокруг величественно, покойно и удивительно красиво! Душа ликует, растворяешься в этом блаженстве…
После практики в Крыму была двухнедельная геодезическая практика в Орловщине, на р.Самара. Все ВУЗЫ Днепропетровска имели свои базы отдыха в этом живописном месте, здесь же была база ДГИ «Горняк». Забегая вперед скажу, что она сохранена и сейчас, та же спортплощадка, лодки, река, только сосны стали значительно выше…
На геодезическую практику приезжали студенты-горняки, маркшейдеры, геодезисты, геологи, геофизики, «гидры», буровики, даже «экономки» - студентки экономических специальностей. Как сейчас говорят, тусовка была большая и многоликая.
Полдня с приборами на выжженном солнцем полигоне. После обеда «камеральничали» - обрабатывали результаты геодезической съемки в большом павильоне возле спортплощадки. Жили в четырехместных палатках, которые стояли в ряд там же.
Питьевая вода была газирована, иначе пить ее было невозможно – вода минеральная, солоноватый привкус, теперь это - вода «Днепропетровская».
По вечерам играли в теннис, волейбол, катались на лодках, купались в реке. Частенько были танцы до полуночи, потом ночной заплыв на Самаре. Комарам пищи было много …
Эти практики в «Горняке» вспоминаются как самое интересное время в студенческие годы. Работа и отдых одновременно.
Такие же, только уже геофизические учебные практики, были после третьего и четвертого курсов, в 1970-71гг.
Опять учебный полигон, жара, гравиметровая и магнитометрическая съемки. На четвертом курсе – сейсморазведочная практика. Мы колотили огромной кувалдой по земле, изображая взрыв. Ударная волна отражалась от различных слоев пород, находящихся под землей, маленькие сейсмоприемники принимали эти сигналы и передавали по проводам в сейсмостанцию, где все информация сложно обрабатывалась, фильтровалась. Результатом исследований были карты отражающих горизонтов горных пород, залегающих на разных глубинах.
В сейсмостанции могли одновременно находиться 1-2 человека. Остальные, в ожидании своей очереди, балдели от скуки под палящими лучами солнца, начинали соревноваться в сложных физических упражнениях, еще что-нибудь придумывали. Я впервые в жизни сделала «мостик», а Людочка Сокол подпрыгнув, сделала «шпагат» в воздухе, да так и приземлилась на твердую как камень землю. Еле собрали ее «по частям». Мы с Таней Дедушевой прыгали в воду с 4-х метровой вышки в соседнем пионерлагере.
После 4-го курса (1971г.) жили в коттедже, как «белые люди». «Горняк» благоустраивался.
Работали мы бригадами по 4-6 человек, отчеты писали вместе. Это приучало нас работать в команде.
Когда изучали радиометрию, произошел курьезный случай. Нужно было «прослушивать» почву вдоль тропы в лесу. Тропа упиралась в летний павильон, где продавали пиво и сушенную воблу. Народ бодренько шагал до павильона, закинув радиометр на плечо. Конечно же, измерений никто не делал, потому что везде были одни фоновые значения радиоактивности. А в павильоне за кружкой пива, да под воблу, заполнялись журналы липовыми данными. Всем это сходило с рук, так как никаких аномалий радиоактивности в лесу не было. Моя бригада состояла из 2-х человек – я и наш лучший студент-отличник Вовочка Шемет (он был младше всех в группе, умница и очень добросовестный человек). Конечно же я «уболтала» его поступить как все, но подделать записи мы не успели и попались.
В наказание нас отправили в «штрафной» маршрут вдоль крутого берега Самары. И здесь-то оказалось интересно измерять радиоактивность пород, выходящих на поверхность на берегу. Наши графики были наиболее впечатляющими. А в лесу все нуль да нуль!
Орловщину мы все любили и вспоминаем до сих пор…
После учебной практики в «Горняке» народ разъезжался  на производственную практику, кто куда. Так было на 3-м и 4-м курсах, в 1970 и 1971гг. В 1970-м я была в Белоруссии, а в 1971м – в Краснодарском крае.
После второго курса геологическая практика на Кавказе проходила в Карачаево-Черкессии. Лагерь стоял в ущелье, чуть выше п.Верхняя Теберда, у ручья Гидам.
Там были натянуты несколько армейских 25-местных палаток, в которых мы жили. Спали в спальных мешках на нарах, которые сами сооружали из толстых веток. Здесь же у ручья бала кухня. В баню ходили в поселок., а каждый день купались в горном ручье. К обеду нам из поселка привозили 2 фляги очень вкусного кислого овечьего молока «Айран». Не было ничего приятнее после долгого маршрута в горах выпить залпом кружку, а если повезет то и две этого холодного изумительного напитка. И сразу возвращаются силы.
В геологические маршруты нас водили каждый день, учили определять падение и простирание пород в «обнажениях» - местах, не заросших растительностью. Потом по этим измерениям строились геологические карты. Наши преподаватели показывали много интересного, возили нас на экскурсии.
В свои выходные мы бродили по окрестным местам, поднимались на альпийские луга, где кавказские овчарки пасли овец. Очень забавно было наблюдать поведение овец в стаде. Собьются в кучку и точно повторяют все, что делает вожак. Перепрыгнут через ручеек, опять- в кучку, постоят, затем прыгают в обратную сторону и так играют часами, пока собаки не погонят их дальше.
  Иногда, гуляя по горным лугам, попадали в туман, когда теряешь всякую ориентацию. Потом вдруг неожиданно туман исчезает, как говорят «садится», воздух вокруг прозрачный, краски яркие, ощущения новые, необычные.
Любопытно, что все цветы на этих лугах были в большинстве своем фиолетового цвета. Каждая травинка там цветет!
Самой интересной была поездка в Домбайскую долину, где как на ладони видны снежные вершины Центрального Кавказского хребта: Ушба, Эрцог и др. Воздух прозрачный, кажется, вот они рядом! Но это оптический обман, до них шагать и шагать. В Домбайской долине расположен альплагерь «Домбай», там же в долине – кладбище альпинистов, которые погибли при восхождении на кавказские вершины.
Был июль или август… Помню, что долина уже расцвечивалась в желто-красные тона. Небо синее-синее, снежные шапки на вершинах гор, рядом шумит горная река, а впереди – ледник Алибек. Потом – восхождение на Алибек! Лед вокруг нас, впереди, сзади. Лед голубой, зеленоватый, серый…Глубокие бездонные трещины, как будто на другой планете…
Какой-то фантастический пейзаж!
Самые экстремальные ощущения – заплыв в Турьем озере на леднике. Мы с Таней Дедушевой решили не отставать от мальчишек и поплавать в этом озере с ледяной водой. Когда прыгнули в воду и поплыли, только тогда до нас «дошло», почему никто из хлопцев не отвечал на вопрос «Ну как водичка?». Тут-то я поняла, что значат слова «дух захватывает». Прыгаешь в воду, глаза вылазят из орбит, молча плывешь метров 20 и скорее назад. На вопрос «Ну как?» ответить не можешь – немеешь от холода. А когда выходишь из воды, то она мгновенно испаряется с поверхности тела, ощущение - будто с тебя снимают тоненький слой кожи.
В конце кавказской практики – переход через Центральный Кавказский хребет. Северный приют, Южный приют, лунный ночной пейзаж, звезды рядом, огромная луна совсем низко. К вечеру – спуск в Сухуми. В темноте устроились спать в каком-то сквере, нет сил ехать до турбазы. Прямо на траве разложили спальники. Очень тепло, слышно как плещется море. Утром проснулись оттого, что рядом работает какой-то заводик, люди идут на работу мимо сквера и с недоумением смотрят туда, где мы лежим рядами в белых вкладышах. Картина еще та!
После третьего курса – производственная геофизическая практика в Белоруссии.
Мы с Лидой Чупряевой приехали в Минск. Город спокойный, красивый. Архитектура та же, что и в других городах. На улицах чисто, люди приветливы. Читаем вывески – вроде все понятно, но язык другой, смесь русского с украинским. Например в кинотеатре идет фильм «Новые пригоды кота в ботах» - «Новые приключения кота в сапогах».
Распределили нас в сейсмопартию, которую называли «банда Тарашова». Бандитов там, конечно, не было, но рабочих было много, народ разный – буровики, взрывники.
Геофизических рабочих кроме нас было четверо: два парня и две девушки. Жили на квартире в семье местного тракториста, семья – 4 дочери, жена, нас двое и сам хозяин дома. «Всех баб своих выстрою, и я при вас -  генерал!».
Леса в Белоруссии – ели да березы. Красота невиданная, особенно если вырос в степях Украины. Я впервые увидела белые грибы, познакомилась с колорадским жуком, на Украине его еще не было.
Выдали нам болотные сапоги 42 размера. Мы влазили туда прямо в кедах…Как в песне поется «В болонтых сапогах не по ноге».
Геофизические (сейсмические) исследования проводились для поисков нефти и газа. Сейсмостанции обычно монтировали на машине ГАЗ-66. Но в Белоруссии сейсмические работы приходилось проводить на торфяных болотах, куда машиной не заедешь. Поэтому сейсмостанцию снимали с колес и затаскивали на болото гусеничным трактором на толстом стальном листе и устанавливали в нужном месте.
Сейсмоустановка состояла из сейсмостанции и двух кабелей длиной 1,5 км, по 750 м по обе стороны от станции. Рабочие к кабелям подключали сейсмоприемники, втыкали их в землю. Буровики бурили в отдалении на сухом месте скважины, взрывники ставили туда заряд, взрывали, сейсмоприемники регистрировали приход взрывной волны от разных глубинных объектов в земной коре, с/станция записывала всю информацию на сейсмограмму. Все материалы для дальнейшей обработки увозили в Минск.
Кабель был толщиной 3-4 см, его сворачивали по 150 м в рулоны. Этот рулон надевали нам на спину и мы в связке, друг за другом шагали по болоту, разматывая кабель. Первое время мы учились ходить по лесу. На спине 150 метров кабеля (довольно увесистый рулон), ни отстать, ни остановиться нельзя. Ноги надо поднимать высоко, переступая через упавшие деревья или прыгая с кочки на кочку по болоту. Зазевался – и падаешь в воду в полный рост. Рабочие над нами ехидно посмеивались.
На ночь нас оставляли сторожить с/станцию, никто из рабочих не хотел ночевать в лесу. Для уверенности оставляли незаряженное ружье, как будто мы могли кого-то напугать. Дверь с/станции не закрывалась, поэтому перед тем, как устроиться на ночлег, у двери мы вечером ставили пустые ящики от аппаратуры, чтобы слышать, если кто попытается войти. Смех, да и только.
Когда утром рабочие приезжали на работу, то «сторожа» спали, уткнувшись лбом в тумблеры одного из блоков.
Работа была скучная, никто нас ничему не учил, результатов интерпретации мы не видели. Все оборудование было допотопное.
Пока с/станция несколько дней стояла на одном месте, мы собирали грибы. Там было море грибов, в основном грузди и лисички. Яркооранжевые поляны лисичек на зеленой траве. Мы каждый день привозили домой целую штормовку грибов (штормовками называют брезентовые куртки цвета «хаки» с капюшоном). У хозяев была чугунная сковорода невероятных размеров, на ужин жарили лисички в сметане – вкуснотища необыкновенная!
Рабочие учили нас белорусскому языку, на привале читали «Вожик» (это сатирический белорусский журнал «Ежик»). Зимой в общежитии мы с Лидой собирали в комнате всю студенческую группу послушать белорусские байки.
Один мой однокашник написал мне в письме «Как только ты столкнешься с бытовыми условиями жизни геофизика в «поле», всю твою романтику как ветром сдует». Да, после практики в Белоруссии потихоньку начало сдувать.
Надо сказать, что худших условий и такой бездарной организации работы и быта людей мне в жизни больше видеть не приходилось, слава богу.
После 4-го курса ( в 1971 году) нас послали на производственную практику в Краснодарский край. Геофизический трест «Краснодаргеофизика» был одним из передовых в Союзе. Работы проводились на современном обрудовании, для обработки использовались новейшие достижения науки и техники. Здесь было чему поучиться.
В тресте работали иностранные студенты, один из них – в нашей партии. Красивый высокий африканец из республики Чад. Он, конечно, не «вкалывал» как мы , а только наблюдал процесс работы. Но мы потихоньку и его привлекли к работе. Звали его Флобер Бангнай, он был студентом ленинградского горного института.
Рабочие опекали Флобера, после отгулов, начитавшись газет, информировали его о международном положении, о событиях в Африке.
Сейсмопартия базировалась в станице Тбилисская, жили на квартирах у местных жителей, условия работы были более цивильными, чем в Белоруссии.
На отгулы ездили в Краснодар. Город источал аромат винограда. Как и в Днепре в центре города были улицы Ленина и К.Маркса. Такое сочетание названий улиц, как я потом убедилась в Сибири, было характерно для многих городов СССР.
Зимой на каникулы летали в Карпаты покататься на лыжах. Билет до Львова стоил 10 рублей (по студенческому), стипендия – 40 рублей. Можно было недельку «проветриться» в Карпатах. От Львова путь лежал в Ворохту, где проходил чемпионат Союза по прыжкам с 90-метрового трамплина.
Во Львове бродили по городу, он поразил меня своей архитектурой, все было другое – язык, люди. Чувствовалось, что рядом Польша. Люди в сельской местности очень приветливые, сердечные.
В горах зимой чудно! Сказочно! Слов не хватает, чтобы описать восторг, который испытываешь, скатываясь на лыжах с горы.
Нам повезло – мы видели все соревнования лыжников, прыжки знаменитого спортсмена, чемпиона мира Гарри Напалкова.
За неделю посвежели, загорели и опять самолетом домой.

Дипломирование

Весной 1972 г. началось дипломирование. Два месяца развлекались как могли. Месяц просидели в спортзале строительного института, на чемпионате Союза по волейболу. Поскольку вход был платным, мы заходили утром и сидели до вечера, болея за свои любимые команды.
Я везде таскала за собой племянника Диму, ему тогда было 8 лет. В детстве Дима был очень серьозным, худеньким мальчиком с копной золотых кудрявых волос. На закрытии чемпионата мы решили вручить цветы капитану ленинградской команды «Автомобилист», которая стала победителем. Конечно же эта миссия выпала Диме. Когда вручал цветы, капитан поцеловал его в щеку. Диму это очень озадачило. Идем домой, он и спрашивает
- Лора, а зачем он меня поцеловал?.
- Так принято, поблагодарил тебя за цветы.
Дима думал, думал, а потом говорит «Я все равно потом вытерся!».
Вообще ребенок выдавал массу «перлов» и я все их пересказывала в студенческой группе. Ребята постоянно просили рассказать что-нибудь про племянника. Перлы были из области «мама с папой копили, копили деньги на сестричку, а купили машину».
В городе была единственная детская секция фигурного катания – у нас в горном институте. Маленькие фигуристы выполняли разные сложные пируэты на роликовых коньках. Нашего Диму бабушка тоже водила в эту секцию. Вся моя группа ходила в спортзал смотреть на это милое златокудрое и кареглазое создание. Дима был этим очень горд. Какие бы упражнения не выполнял, а голова повернута на 180 градусов – «ну как вам я!»
К маю вплотную занялись дипломом и за один месяц все закончили, защитились на «отлично» и …прощай ВУЗ! Впереди новая жизнь.
При распределении я выбрала Иркутск. Мечта юности – побывать на Байкале начинала осуществляться.

Ольвия. Раскопки лето 1972 года

После защиты диплома молодым специалистам был положен 2-месячный отпуск. Нам выдали летнюю стипендию, О, это было целое состояние!
После отпуска мы должны прибыть в «Иркутскгеологию», куда получили распределение.
Моя школьная подруга Юля Чекушина предложила мне и Ларисе Зайцевой провести время отпуска несколько экзотическим образом – поучаствовать в археологической экспедиции на раскопках древнегреческого города Ольвия в устье Южного Буга.
Это было необычно и очень заманчиво.
Организаторы экспедиции – киевляне, ребята из института археологии АН Украины набрали школьников из кружка «Юный археолог» и привезли их на раскопки. Мы участвовали в этой экспедиции как вольные туристы.
Жили в палатках на берегу залива, днем орудовали лопатами на раскопе. Настоящие землекопы, «набирай больше, кидай дальше!». Помню, как увлекшись процессом я не заметила, что лопата звякнула о камень. Это меня раздосадовало – копать стало невозможно. Тогда я поставила лопату вертикально и стала изо всех сил долбить злосчастный камень. Тут ко мне подбежал один из руководителей экспедиции с криком «Что Вы делаете?! Это же мостовая древнего города!» Теперь надо было орудовать щеточками, осторожно. И действительно вскоре раскопали целую улицу, мощеную булыжником.
Потом начали откапывать части домов, находить черепки посуды, амфор для хранения зерна и вина, старинные монеты. Раскопки шли на агоре – центральной площади древнего города.
На крутом склоне у залива были обнаружены фрагменты амфитеатра. Здесь много столетий назад под открытым небом ставились спектакли  «Медея», «Электра».
Только здесь, на раскопе начинаешь понимать, какой же это тяжкий и кропотливый труд – по крупицам восстанавливать историю человечества.
Профессии археолога, геолога и геофизика очень близки. Только геологи по образцам горных пород восстанавливают историю развития нашей планеты, а геофизики им в этом помогают.
В бытовом плане работа мало привлекательна, особенно для женщин. Но мне было не привыкать, все знакомо –и палатки, и отсутствие элементарных удобств.
Детвора, которую привезли из Киева, на свежем воздухе крепла, но постоянно хотела есть. По вечерам мальчишки разглядывали буклеты о вкусной и здоровой пище, при свете зажженного фонарика ловили бычков и поджаривали их на костре.
Пробыв в Ольвии пару недель, мы самолетом АН-2 полетели в Бердянск, где жила моя однокашница Аля Соколова. Немного покисли в Азовском море, потом – поездом домой.
На том путешествие на юг закончилось и надо было собираться в Сибирь.
Мой папа очень переживал предстоящую разлуку, это я видела по его глазам. Мама внешне была значительно спокойнее, не подавала вида. Только сейчас, когда выросли свои дети, я могу понять, как тяжело расставаться с детьми надолго. Но в юности так хочется посмотреть мир, так жаждешь новых, интересных впечатлений, что больше ни о чем не думаешь. Наверное это нормально, так было всегда и во все времена – дети разлетаются из родного гнезда.
Родители оставались одни…Думаю, они надеялись, что я скоро вернусь, но путешествие затянулось на 13 лет.
В Сибири я вышла замуж, родила детей, стала опытным специалистом, полюбила этот край всей душой – это мой второй дом. Люди, с которыми много лет рядом жили и работали, растили ребятню, дороги и по сей день.


Я в Сибири!

Лето 1972 года. Отъезд. «Водка в чемодане».
Мы в Иркутске.Ссемья Колесниковых.Землетрясение на Байкале.
Розовые помидоры, арбузы дольками.
Распределение в Мегет  Ю.В. Белугин.«Алмазная партия» в Братске.
Девиз партии – «тильки для себе».
Братское море, Братская ГЭС. Ангарская тайга.
Женщина на борту… Второй пилот объелся грибов.
Борт-инженер В. Захаров. 33 несчастья.
День рождения на Братском море. Яблоки с Украины. Восточно-сибирская лайка.
Чета Житковых.Пашковы. Зубарев, Плетневский, Кампф и другие.

Путь в Иркутск лежал через Москву. Алена Захарова с мужем Сашей Пашутиным провожали меня с центрального аэровокзала. Пашутин (известный российский актер театра и кино, сейчас, по-моему, Народный артист России). Работал тогда в театре Гоголя, участвовал в спектаклях для «горшошников», так он называл детей.
Саша любил розыгрыши. Вещи сданы в багаж, я в автобусе, Саша стучит в окно и громко кричит «Водка в чемодане! Ты слышишь, водка в чемодане!» Я обалдела – «Ничего себе, что обо мне народ подумает!»
Кроме нас с Верой Петрий распределение в Иркутск получили двое ребят с красными дипломами – А.Ермолов и В.Заикин. Ребята были семейными людьми, поехали работать на Север в каротажный отряд в круглогодичной партии (п.Кропоткин Бодайбинского района). Там шел северный полевой стаж – год за два. Мы встретились с ними через год, когда я в составе Бодайбинской партии приехала работать в Кропоткин.
Наконец мы с Верой в Иркутске. Август, прекрасная погода. Иркутск мне напомнил Краснодар. Те же не очень высокие дома – «сталинки». Те же названия центральных улиц – Ленина и К.Маркса. Чуть дальше от центра много деревянных домов старой постройки.
Иностранцы с фотоаппаратами любуются «деревянной архитектурой». На меня она произвела удручающее впечатление. В Днепре тоже были дворы, наполненные такими же деревянными домами и пристройками, где без всяких удобств в страшной тесноте жили тысячи семей. Никакие наличники и причудливая резьба по дереву меня не восхищала. Я знала как убого живут люди в этих домах.
Тайгу мы видели из иллюминатора самолета, теперь увидели Ангару, о которой так много слышали. До Байкала пока не добрались…
Все дышало свободой, в аэропорту было много людей, все куда-то летели с рюкзаками, звучали экзотические названия городов – Усть-Илим, Братск, Бодайбо.
В Иркутске мы бродили по базару, удивляясь бледно-розовому цвету помидоров (таких мы не видели никогда), впервые увидели как арбузы продают дольками (у нас это называется «скибочки»). Цены на овощи и фрукты были заоблачными, мясных продуктов в магазинах не было вообще. После Днепропетровского изобилия, разница в снабжении продуктами сразу бросалась в глаза. Потом, зимой, мы впервые увидели как продают круги замороженного молока. Приятно удивило то, что в Сибири зимой прямо на улице все лопали мороженое.
В Иркутске мы остановились в семье Колесниковых, родственников жены моего двоюродного брата Славы. Нас встретили очень радушно. Зоя Моисеевна Анисимова и ее муж  - очень известные в Сибири геологи. Их сын Сергей стал нашим гидом по Иркутску.
Однажды ночью мы проснулись от необычных ощущений, на Байкале ( в 70 км от Иркутска) случилось землетрясение. Байкал находится в рифтовой зоне и землетрясения здесь обычное явление. Байкал – самое большое в мире пресноводное озеро. «Брат – близнец Байкала – озеро Танганьика в Африке.
Из объединения «Иркутскгеология» нас отправили в Мегетскую комплексную геофизическую экспедицию (п. Мегет в 30 км от Иркутска). Нас это очень устраивало – летом работа в полевых партиях в тайге за тысячи км от Иркутска, но зимой все-таки хотелось жить рядом с большим городом, столицей Восточной Сибири.
Наконец мы в Мегете. Попали на прием к главному геологу экспедиции Белугину Ю.В. Очень колоритная фигура! Узнав, что мы «специалисты широкого профиля», долго раскатисто хохотал.
Юмор у него был своеобразный, свойственный скорее врачам, чем геологам. Фразой «Проходите, садитесь, раздевайтесь!» он как бы постарался шокировать скромных девчушек и наблюдал за нами из-под кустистых черных бровей.
Потом нас с Верой разлучили: она поехала в Железногорск, а я - в аэропартию, в Братск. Для нас это были города – легенды, мы столько слышали о них по радио.
И вот я в Братске. Все это было как во сне, все казалось и было другим : люди, природа, атмосфера общения. Братск – молодежный город.  Запомнила искусно выполненное настенное панно из бересты в аэропорту Братска. Мне много пришлось полетать по Союзу, все здания аэропортов очень похожи, но нигде я не встречала ничего более красивого, чем это панно.
Приятно удивило расположение отдельных микрорайонов города. Автобус идет по таежной дороге и  вдруг вырастает современный жилой массив, очень красивый и удобный, с развитой инфраструктурой. Все, что нужно для жизни людей было рядом: дома, школы, ВУЗЫ, стадионы, магазины, рестораны, театры. Жизнь кипит, детворы полно, народа старше 40 лет я не видела. Дальше автобус опять едет по тайге…и опять жилой район.

 Аэропартия, куда меня направили, базировалась на ж/ст. Братское море. До самого моря было еще далеко…
Все сотрудники партии жили и работали в здании бывшего детского сада.
Съемочный самолет с аппаратурой летал из аэропорта Братск, куда операторов каждое утро возили автобусом. Материалы аэросъемки обрабатывали сначала в «камералке» на Братском море, а потом уже для дальнейшей «увязки» везли на базу геофизической экспедиции в Мегет. «Камералка» - на сленге геологов это значит офис (по – нынешнему).
Партия наша называлась «алмазной», шли поиски алмазоносных территорий в Иркутской области. Здесь работали геофизики, геологи, была даже обогатительная фабрика со своим директором. Народу было много, народ интересный, творческий (известно, что каждый первый геолог – поэт, каждый второй – охотник).
Чувство юмора у «членов партии» было обязательным профессиональным качеством. Девиз партии меня очень удивил: «Тільки для себе!» Я никак не могла понять, почему здесь, за тысячи км от Украины и вдруг… Оказалось, что в коллективе фамилии десятка сотрудников были украинскими: Божко, Фиошко, Петренко, Петриченко и др. И я тоже. Многие «владельцы» фамилий родились и выросли в Сибири, Украины не видели никогда.
В столовой висел плакат «Ешь чаще, но помногу!».
Коллектив был дружный, молодой, веселый. Многие полевики  после окончания сезона оставались в тайге поохотиться, у них были охотничьи собаки. Здесь впервые увидела, насколько красива восточно-сибирская лайка. У меня тоже появился щенок, он зимой жил у нас в общаге, но потом заболел лишаем и его пришлось пристрелить.
Здесь на ст. Братское море я отпразновала свой первый в Сибири день рождения.
Ко дню рождения из дома прислали посылку с яблоками. Аромат «снежного кальвиля» наполнил всю камералку, где мы работали. Ребята подарили открытку со стихами – «Посвящение в «алмазники». Ее я храню до сих пор. Там подписи всех наших геофизиков и геологов, кто тогда был на базе партии, легко вспоминаю, где чья.
В следующем году, когда я уже работала в Бодайбинской партии (за тысячи км на север от Иркутска) в день моего 25-летия получила телеграмму из Братска от экипажа съемочного самолета аэропартии – ребята обо мне не забыли. Я была очень тронута.
О каждом человеке, с которым встречалась, можно написать целую главу.
В геологии и геофизике все работали семьями – такова специфика работы. Старшими геофизиками в аэропартии были Люся и Алексей Житковы – выпускники Казанского университета. В Алексея мы все были влюблены – умнейший мужик, специалист – высший класс!. Люся – умница, спортсменка, стрелок, охотник и т.д. Оба  - личности творческие, «горящие на работе», умеющие создать коллектив, сплотить его как единый организм.
Когда я летела в Сибирь, мечтала о том, чтобы попасть к хорошему старшему геофизику, чтобы было у кого учиться. И мое желание сбылось. В последующем я убедилась, если чего-то очень хочешь, это всегда сбывается.
В Мегете все старшее поколение геофизиков –это «корифеи» - выпускники Томского, Казанского университетов, Иркутского политеха. Было у кого учиться.
Первые 5 лет мы читали только спецлитературу, проводили много времени в кабинете техинформации, заказывали по межбиблиотечному абонементу любые статьи, даже переводные, штудировали все, что могли по своей специальности. Так было принято в экспедиции – быть в курсе новейших достижений науки и техники. И мы очень старались дотянуться до высокой планки наших корифеев.
Но вернемся на станцию «Братское море»…В выходные дни я ездила посмотреть Братск, легендарную ГЭС, само Братское море. Ангарская тайга – глухая и дремучая, огромные деревья вокруг и только звезды над головой.
Не хватало простора для глаз, я – дитя степной Украины. Но когда попадаешь на скалистый берег Ангары, здесь уже глазу есть где отдохнуть. Бескрайняя тайга и спокойная величавая ширь Ангары.
Забегая вперед скажу, что в Сибири я чувствовала себя очень хорошо, это был мой дом. Когда самолет приземлялся в Иркутском аэропорту, душа ликовала - «Я дома!». Но когда меня спрашивали, чего мне не хватает в Сибири, я отвечала «Большой, теплой реки и черного хлеба!». Я выросла на Днепре, любила воду, любила плавать в реке до изнеможения. А черный ржаной хлеб в Иркутске продавался только в одном месте – в киоске напротив вокзала. Мегет славился своим белым хлебом, его возили в город как деликатес – «мегетский» хлеб! Моя душа тосковала по горбушке черного…

***
Зима 1972 года.Общежитие, снег в сентябре.
Поездки в Иркутск: в театр, филармонию на концерты Анны Герман, Пита Сигера.
Замерзшие хризантемы, «нос белый»
Спортзал, съеден комсомольский билет…

Полевой сезон 1972 года затянулся до 7-го ноября. Летом из-за аварии съемочного самолета не смогли выполнить очень важные повысотные полеты над большой магнитной аномалией, чтобы оценить масштабы объекта на глубину. Самолет упал на марь, в болото, слава богу никто не пострадал. Осенью полеты все откладывались то из-за непогоды, то по техническим причинам.
Однажды мы ждали вылета в аэропорту, все было отлично: и погода «звенела» - легкий морозец, техника в порядке, но…второй пилот отравился грибами, а заменить его было нельзя. Все шутили, что это я виновата – увязалась в полет, а как известно женщина на борту приносит несчастье. Так и не долетали, а полеты были очень важные, решающие. Нужно было ответить на вопрос, есть ли на месте аномалии трубка взрыва или нет, с ними связывали поиски алмазов в Восточной Сибири.
На поверхности геологи находили много пиропов (спутники алмазов), но этого было недостаточно, чтобы однозначно утверждать – «искать здесь».
Аэромагнитную съемку проводил бортинженер Володя Захаров – классный радиоинженер и очень интересный тип. На него в этом сезоне свалилось 33 несчастья. Во-первых – падение самолета, слава богу все остались живы. Потом еще пара случаев на грани жизни и смерти…
Осенью они с женой планировали ехать в отпуск к теще, куда-то за Урал. Володя шутил: «К теще пойду пешком, по шпалам».
Итак осенью мы опять в Мегете. Живем в общежитии, я и Вера Петрий. Взахлеб делимся впечатлениями лета. Уже лежит снег, красота вокруг!
По вечерам часто ездим в Иркутск то на автобусе, который возит сотрудников из города на работу, то на электричке. Бывали в филармонии, в театре. Попали на концерт Анны Герман и американского певца Пита Сигера.
Днепропетровск как центр ракетостроения был закрытым городом, поэтому туда иностранные артисты не приезжали. А в Иркутск приезжало много знаменитостей, культурная жизнь «била ключом». Только хризантемы, которые мы купили перед концертом, слегка примерзли.
Зима 1972 года в Сибири была морозной, до 40 градусов. Бывало идешь на электричку, а встречный прохожий кричит тебе вслед «нос белый!». Я однажды обиделась «белый так белый, тебе какое дело!» Но человек вернулся и объяснил, что надо срочно тереть снегом щеки и нос, не то будет ожег. Потом у меня кожа на кончике носа долго шелушилась, точно обгорела на солнце.
В Мегете рядом с экспедицией находился спортзал, где взрослые и дети проводили все свободное время  зимой. Теннис, волейбол.
В марте, когда солнце поворачивало на весну, многие бегали на лыжах. Каждый год проводились экспедиционные спартакиады.
Не обходилось без казусов. Как-то ребята топографы, уезжая в отпуск, оставили нам в общаге свою собаку. Мы ее кормили и выгуливали.  Однажды приходим домой на обеденный перерыв и (о ужас!) везде валяются куски картона. Оказывается, собака съела наши новенькие удостоверения по технике безопасности, пахнущие клеем, и изгрызла мой комсомольский билет. В то время менять билет, который грызла собака…это было чревато исключением из комсомола. И я махнула рукой, так как через несколько лет комсомольский возраст истекал, билет был никому не нужен.
Так мы прожили первую зиму в Сибири.

***
Лето 1973 года.
Таборов – новый начальник экспедиции. Новая партия на золото – «Бодайбинская»
Бодайбо. Реки без воды. Корабли-драги. Вечная мерзлота.
Полная иллюминация. Семейные обеды в ресторане Бодайбо.
Лето- 2 месяца. Помидоры в августе – по з рубля.
Кропоткин. Навигация, баржис водкой и арбузами.
Р.Нундромич. День рождения, море фруктов, арбуз весом 12 кг – лучший подарок к 25-летию…
.Молодежный коллектив партии, теннис, футбол, «кинг» на банку персикового компота…
Медведи с Бама. Лошадь на кухне. Последняя «десятка».
месторождение «Сухой Лог», москвичи.
Осень, сопки, лиственница в кружевах, «женская погода» в сентябре.
Бичи. «Вино, фрукты и женщина»…
Грибы, ягоды, Юрий Алексеевич Нагулин
Р. Радостный. Все «моют» золото по выходным, варят варенье, солят грибы.
«38  золотников». Семейная палатка на р. Нундромич. Ю. Хородов – «махнем не глядя…»

Строится БАМ и разработка месторождений в зоне БАМа уже не мечта отдаленного будущего, реальное «сегодня».
Месторождение «Сухой лог» посетил примьер-министр СССР Косыгин. Выделяют большие деньги на доизучение территорий и доразведку месторождения и более мелких рудопроявлений. Планируется проведение железнодорожных веток, соединяющих БАМ с месторождениями Восточной Сибири и Дальнего Востока.
Начинаются геофизические исследования на золото в Ленской золотоносной провинции, где еще в конце ХІХ века Обручев открыл золоторудное месторождение «Сухой лог».
В 1973 году мегетскую экспедицию возглавил новый руководитель – Таборов. Он работал в ИПИ и многие «экспедишники» его хорошо знали, так как были выпускниками этого ВУЗа.
Организована новая партия «Бодайбинская». Из других коллективов сюда перевели много молодежи. Возглавил ее приглашенный Таборовым старший геофизик, Кулаков Александр Романович. Он был одним из лучших геофизиков Бурятии, участвовал в открытии флюоритового месторождения в этом регионе, работал над кандидатской диссертацией.
Теперь в Мегете геофизические работы на золото на долгие 10 лет становятся ведущим направлением.
В июне сотрудники вновь сформированной партии вылетают в Бодайбо, столицу Ленского золотоносного района. Этот регион приравнян к Крайнему Северу. С вечной мерзлотой и белыми ночами. Места эти далеко на севере от Иркутска, южнее – Байкал, севернее – Патомское нагорье.
Опять новые земли, новые впечатления.
 Вера Петрий в это время работала в п.Маме, севернее Бодайбо.

***
Бодайбо столица горняцкого края. Россыпное золото здесь добывали еще в середине ХIX века, были шахты, старательские артели. Из учебников истории мы знали о Ленском расстреле рабочих (1912 г.), которые восстали против нечеловеческих условий труда.
В моем представлении это был глухой «медвежий угол», как и у всех, кто дальше окраин родного города нигде не бывал и не видел ничего, кроме проспекта К. Маркса.
Самолетом летели до Бодайбо. Перед нами раскинулся небольшой город на берегу р. Витим. В нем было достаточно развита инфраструктура: дом культуры, школы,стадион, даже ресторан, куда горожане по воскресеньям ходили обедать всей семьей.
Население – шахтеры и их семьи. Доходы у людей были высокие, поэтому одеты люди добротно, модно, особенно молодежь: мини-юбки, модные сапоги, золотые украшения.
Частных машин в те времена было немного – доставлять их сюда баржами хлопотно и дорого. Но уже в 1978 г. в каждом дворе стояла машина.
Что меня удивило – это большое количество теплиц в частном секторе. В августе цены на овощи здесь были не выше, чем на рынке в Днепре. Арбузы, фрукты доставляли из Средней Азии до глубокой осени. Цены были сносные.
Как только открывалась навигация, первые баржи шли со спиртным. Так было всегда с царских времен. Потом везли вкуснейшие среднеазиатские арбузы!
От Бодайбо в сторону пос.Кропоткин, где нам предстояло работать, ехали на машинах вдоль р.Ныгри. Река была каменной, сплошь валуны и крупная галька. Воды не видно. Дорога вилась по склонам сопок. Обзор отличный. Бодайбинская тайга, на первый взгляд не такая дремучая, как ангарская – лиственница и багульник…
Вдруг из-за поворота появляется «корабль» высотой в многоэтажный дом, весь залит множеством огней. Это драга – огромная обогатительная фабрика, идущая по реке и перемалывающая речную гальку. Так добывают здесь россыпное золото. Все вокруг скрипит и скрежещет…
На севере меня особо удивило, что в любом далеком поселке, где приходилось бывать, везде было электричество.
База партии располагалась в нескольких км от пос.Кропоткин, вверх по ручью Нундромич. Десяток капитальных палаток с утеплителями, печками, столами, кроватями. Отряды геофизиков-операторов развозили дальше, они базировались непосредственно на участках работ или рядом.
Партия большая и молодежная – человек 100 вместе с рабочими. Рабочих набирали в Мегете, а потом самолетами везли в Бодайбо. Среди них бывшие зэки, много лет отсидевшие, теперь выброшенные из общества. И только в геологии их брали на сезонную работу, здесь люди находили нормальное к себе отношение, жилье, пищу.
Здесь я впервые услышала слово «бич». Эти люди много работали, были приучены к дисциплине, очень уважительно относились к женщинам. Во всяком случае, за сезон я ни разу не слышала от них мата. Всегда , в любой ситуации первыми приходили на помощь.
Но! Стоило им выдать деньги за работу, их тут же «сдувало ветром» в поселок – пока не пропьют все до нитки, не возвращаются. Потом просят взять обратно. Несмотря на то, что денег у них не было, а поселок был не так далеко и палатки не закрывались, случаев воровства не было. А ведь мы выезжали в тайгу – «поле» надолго, хотелось хоть небольшого комфорта, везли приемники, магнитофоны.
Иногда появлялись воры, но не на двух, а на 4 ногах. Однажды на базе партии остались одни женщины, все разъехались по отрядам. Где-то под утро со стороны кухни услышали грохот посуды – кто-то исследовал содержимое кастрюль.
В этом году в бодайбинской тайге появилось много медведей, которых спугнули при строительстве БАМА. Наведывались они и в наши отряды поживиться продуктами. Я решила, что на кухне орудует медведь. Страх и богатое воображение подсказывали, что это именно он. Что делать? На базе одни женщины, оружия нет. Спустя некоторое время любопытство взяло верх, влезла на стол, выглянула в маленькое окошко под потолком. Оказалось – на кухне орудует стреноженная лошадь! Поселковые жители отпускали лошадей пастись вдоль дорог в тайге, а чтобы далеко не ушли, спутывали им ноги. Вот она и прискакала в наш лагерь, гремела нашими кастрюлями. Я облегченно вздохнула. Не зря говорят: «у страха глаза велики!».
Я уже упоминала, что коллектив был молодежный. Когда народ в конце месяца собирался на базе для закрытия нарядов, то играли в теннис, футбол, «кинг» на персиковый компот в железных банках – самое большое лакомство в полевых условиях. Этот компот завозили на базу партии в огромном количестве.
По субботам спускались в поселок, чтобы сходить в баню, обедали в столовой, бродили по магазинам. Там можно было купить красивые сапоги, ткани и другие вещи. Мы как бичи выпрашивали у начальника партии немного денег и шли «развлекаться».
Однажды «на последнюю десятку» обедали в столовой и тут наблюдаем картину: заходит один из наших рабочих, который накануне уволился и получил расчет. В новой куртке, с аккордионом (видимо только купил), а с ним наша поварихи – Романовна. Несут шампанское и фрукты –виноград, азиатские груши, яблоки.
Мы потеряли дар речи…Потихоньку «клевали» вермишель в своих тарелках. Когда опомнились, стал душить дурной смех: надо же, как гуляют бичи - «вино, фрукты и женщина!».
Через неделю этот же рабочий пришел на базу в каком-то тряпье, без копейки денег опять наниматься на работу – пропил все, в том числе и аккордион…Тихонечко отзывал нас в сторону и показывал горсть кристалликов пирита. Он думал, что это золото и хотел продать подешевке. Обычная история…
Наши ребята во время работы в тайге отмечали прямо в журналах ягодные места. В выходной мы ехали туда на вездеходе и собирали бруснику, чернику, грибы. Потом варили варенье или просто засыпали сахаром. Чернику и голубику очень вкусно есть со сгущенкой, которой у нас было полно. Мариновали и сушили грибы. На сопках собирали маслята, грузди, волнушки. Кое-кто находил даже белые грибы, это была настоящая удача. Грузди мы засаливали в небольших бочонках из-под маргарина, за ними выстраивалась очередь, ждали когда же освободится «дефицитная» тара. Засаливали грибы со всеми специями и листьями смородины.
Соленые грузди со сметаной да под водочку, в душевной компании… Что может быть вкуснее и приятнее!
Находили и сушили золотой корень, потом настаивали на спирту, но как-то срок настаивания никому не удалось выдержать…
Здесь на Севере такие же белые ночи, как в Ленинграде. Лето короткое, жаркое. Оттаивает вечная мерзлота, всюду вдоль дорог текут ручьи. Все живое старается вырасти и созреть в это короткое лето.
Осень приходит в августе. Сопки одеваются в разноцветные причудливые узоры. Лиственница желтеет, ее нежная золотистая хвоя напоминает тончайшие кружева.
Красота местности завораживает. Жаль, что тогда не было у нас с собой такой фототехники, как сейчас. Словами это не возможно передать!
Зима приходит внезапно. В начале сентября выпадает первый снег, легкий мороз по утрам, но вскоре снег тает и так весь сентябрь. «Женская погода» - так называют эту пору бичи, видимо имея ввиду переменчивость и непредсказуемость женской натуры…
Работать в это время очень неуютно, ноги и одежда у людей все время мокрые, только вечером у печки можно все просушить, а наутро опять та же история.
В сентябре отпраздновали мое 25-летие. Мне подарили 12-килограммовый арбуз. Такого обилия фруктов я даже в Днепре не видела.
Устойчивая, морозная и сухая погода устанавливается только в октябре.
Здесь у ручья Нундромич мы с Саней поставили свою семейную палатку…Здесь же при ревизии сашиного вьючника я выбросила пробирку с золотым песком, который он намыл на ручье Радостный. Наш старший геолог Ю.А.Нагулин (Саня его называл Юань) никак не мог мне это простить, «там было 38 золотников!».
Все ручьи в Бодайбо «золотят». И наши ребята по выходным от нечего делать мыли лотками песок из ручья, чтобы намыть немного золота. Этот золотой песок нельзя было продать, а только увезти с наперсток в качестве сувенира.
На месторождении Сухой Лог, неподалеку от Кропоткина, работало много заезжего ученого народа из Москвы, Ленинграда, иркутяне. Вся союзная наука съезжалась летом в Бодайбо. Тут были геологи, геофизики, геохимики.
В Бодайбо на полевых работах я побывала еще дважды в 1975 (на Ваче) и 1978 году на прииске Весеннем. Та самая Вача, о которой пел Высоцкий «Я на Вачу еду плача, еду с Вачи – хохочу…».
С 1972 года начались новые веяния – обрабатывать материалы съемок на базе экспедиции в Мегете. И все интерпретаторы почти не выезжали в «поле», летом оставались в Мегете, дома, с детьми. Осенью каждая ждала, вот-вот прошуршат шины у подъезда – это такси из аэропорта привозят отцов домой наших мужчин, обветренных, с рюкзаками гостинцев – грибов и ягод. Затаив дыхание ждали этого дети.
В 1983 году Кулаков «со товарищи» обобщили результаты геофизических и геохимических исследований всех партий, работавших в Бодайбо за 10 лет. Были изданы карты геофизических полей и геологические карты масштаба 1: 100000 на огромную территорию.
Когда смотришь на них, вспоминаешь, что все это пространство исхожено ногами наших ребят (Ю.П.Хородов, Л.Толстиков, Кахальников, В.Вороженков, В.Михалев, Н.Соснин, А.Денисов, С.Зубарев, В.Перфильев, В.Зацепина, А.Сенотрусова) с приборами и рюкзаками… Это огромный, кропотливый и часто неблагодарный труд. Неблагодарный, потому что все месторождения на поверхности Земли давно открыты, а то, что осталось, лежит глубоко…
Но геофизики очень помогали геологам в доразведке месторождений и рудопроявлений, сокращая затраты на бурение скважин. Геофизические работы по затратам бюджетных денег занимали всего 6% от тех средств, что выделяло государство на геологоразведочные работы, а экономия на бурении скважин была значительная. Бурение скважин по коренным породам (граниты и т.п.) – дело дорогостоящее.
За многолетние и важные для государства исследования и к 100-летию геологической службы в России Сашу наградили медалью «За заслуги в разведке недр».
Мы жили в Мегете своим кругом, все друг друга знали, дружили, вместе растили детей, сажали картошку, встречали Новый год и День геолога. День геолога – наш профессиональный праздник.
В этот день на праздничных столах в спортзале всегда были свежие огурцы и розы, выращенные в экспедиционной теплице.
Только теперь понимаешь, какое счастливое было время!…Когда кто-то из геофизиков, кажется Каган, прилетев из Бодайбо, приносил Саньке набор «Юный электрик» - подарок от папы ко дню рождения.
В 1972 году в экспедицию прибыло много молодых специалистов – выпускников разных ВУЗОВ страны. Мы с Верой Петрий, Ермоловы и Заикины из Днепра, Сергей Зубарев – из Казани, семья Кампфов (Люба и Георгий), Плетневский, Денисовы( Надя и Алексей), Пашковы (Валентин и Антонина) – из Иркутского политехнического.
Вычислительный центр экспедиции возглавлял Геннадий Францевич Баймеев. ОН был очень горд своим назначением, т.к. стоял у истоков автоматизированной обработки геофизической информации в Мегете. Прежде всего оборудовал свой кабинет, приемную с секретарем – все как положено большому начальнику. Мы в шутку прозвали его «маленьким фюрером».
В 1972 году в аэропартии я подружилась с семьей Пашковых. Очень разные по характеру, они как бы дополняли друг друга. Тоня – яркая, экспрессивная личность, Валя – спокойный, рассудительный. Как и все геофизики они носили домой рулоны миллиметровок с графиками. По ночам и в выходные дни, развернув все это хозяйство на обеденном столе, продолжали увязку и обработку исходных материалов.
Так было и у нас в семье – всюду рулоны, рулоны миллиметровок . Даже дети у нас играли в геофизиков, сворачивали рулоны из остатков обоев, чертили что-то, воображая, что это «работа» как у папы, фломастерами отмечали на них месторождения золота …
Рулоны с графиками мы брали с собой в отпуск в Днепр. Развернув их на пляже Комсомольского острова, Саша продолжал интерпретацию графиков естественного электрического поля и магниторазведки, чтобы потом в Мегете строить окончательную схему интерпретации геофизических данных.
Семья Садовниковых работала  в партии, занимающейся поиском редкоземельных элементов. Ребята были выпускниками Казанского университета, творческой элитой экспедиции.
 Надя – спортсменка, лыжница, прекрасно пела, на профессиональном уровне писала стихи, была фактически редактором экспедиционной газеты. Газета всегда была очень острая, красочная и интересная. Главным редактором назначали главного геолога экспедиции, чтобы контролировать фонтан эмоций молодежной редколлегии.
Леша Садовников увлеченно занимался фотографией, возглавлял фотоклуб. Его работы, представленные на фотовыставках – настоящие произведения искусства.
Надя приезжала в Днепр в 80-е годы в горный институт на курсы повышения квалификации, гостила у нас дома. Напамять оставила несколько своих стихотворений. Надеюсь, что она все-таки выпустила сборник стихов.
Семья Кампф (Люба и Георгий) работали на железорудном направлении. Георгий (его все мы звали Гошей) – умница, красавец и жизнелюб, вырос в большой дружной семье, закончил с отличием ИПИ, стал одним из лучших геофизиков « младшего поколения» нашей экспедиции. Любаша ему не уступала, была активным и знающим специалистом. Все годы работы в Мегете провела в полевых партиях, «на передовой». Стройная, подтянутая и элегантная женщина была очень сильной личностью, умела организовать работу и жизнь целого коллектива в полевых условиях. Любочку любили коллеги, очень уважали рабочие.
Осталась в памяти ее неповторимая искрящаяся, задорная улыбка, морщинки в уголках смеющихся глаз…
Сергей Зубарев приехал в Мегет после окончания Казанского университета. Родился в Удмуртии, в суровом краю. Еще в студенческие годы проходил практику в Мегетской экспедиции. Начинал работать оператором в полевой партии. Мне пришлось в Бодайбо немного поработать с ним в одной электроразведочной бригаде. Будучи хорошим спортсменом, он задавал такой темп работы, что угнаться за ним было очень трудно – ходил как танк. Сергей был одним из лучших лыжников экспедиции, закален и вынослив с детства, когда приходилось ходить в школу за 9 километров.
Зубарев тоже работал на золоторудном направлении, стал одним из ведущих геофизиков в этой области. Благодаря своим лидерским качествам сделал успешную карьеру и возглавил Мегетскую экспедицию в 80-е годы. Ниночка, его жена, одна из нашей компании не работала в геофизике, была инженером связи.
Семьи Зубаревых и Плетневских очень дружили. Саша летом работал оператором на гравике, а осенью оставался на охоту в тайге. Он был спортсменом и заядлым охотником. Надюша – его жена растила наших детей в детском саду.
Семья Денисовых. Надя и Алексей – выпускники ИПИ. С ними свела судьба  в той же Бодайбинской партии, она же Кропоткинская, она же Кадаликанская.
Алексей - один из тех редких людей, чье самое высокое человеческое качество – порядочность. Начинал геофизиком – оператором, вырос до руководителя коллектива, знающий профессионал. Надюша, как и все мы, женщины – геофизики занималась обработкой и интерпретацией геофизической информации.
Иногда у нас дома устаивались «мальчишники». Приходили ребята, меня отстраняли от кухни – «готовить мясо - не женское дело», там колдовали мужчины, Володя Зинаков (главный инженер ВЦ) и Валера Перфильев (наш геолог, занимался геохимией в Кадаликанской партии).
Потом были долгие разговоры за столом и все о работе, только о ней родимой.
Кулаков рекомендовал Алексея Денисова для поездки за рубеж. Несколько лет ребята работали в Алжире. Надя писала из Алжира очень интересные письма, живо представлялась картина их тамошней жизни. Переписывались мы регулярно до тех пор, пока не грянула эта идиотская перестройка. Письма не доходили до адресата по нескольку месяцев. Потом вообще стало не до писем.
На 20 лет прервалась связь с Сибирью, а в 2003 году через Интернет я связалась с иркутянами -  Кампфом и Зубаревым, Денисовыми. Теперь благодаря сайту «Одноклассники» восстановила связь со многими своими знакомыми.
Однажды, это было уже в Днепре, к нам, будучи в командировке, заехал в гости Гоша Кампф. Как мы все были рады встрече! Особенно Саня, он все-таки больше всех нас тосковал по Сибири, это же его родина… Почти сутки они с Гошей проговорили о многом. Что любопытно, выпито было много, но водка их не брала.
Сколько еще геофизиков, о которых можно писать и писать! Галя и Валерий Власовы – красивые, умные, спортивные. Галя и Александр Борисович Семенченко. Она – красавица с полотен Рембрандта, он – кумир всех геофизиков-железорудников, корифей электроразведки в МКГЭ. Большой шутник и даже хулиган, несмотря на внешнюю солидность. А на самом деле – где-то внутри очень грустный человек…
Ю.П.Хородов, А.Толстиков, Ю.А.Нагулин…Сколько ярких, неповторимых людей! Каждый человек, каждый характер остались в памяти навсегда. Наверное со временем идеализируешь прошлое, все-таки это юность…

Я желаю всем им много добра и сил, чтобы жить, не сдаваться!

***
Зима 1974 года. Начало семейной жизни. Старая замерзшая изба.
Квартира Шманкевичей. Летом – рождение Саши.
Я в Днепре. Саня в «поле» в Бодайбо, на Светлом. Письма из Сибири.
Осень. Мы летим домой в Мегет. Вынужденная посадка в Чите.
В плаще и на каблучках по морозу в аэропорту Читы. Приземление в Иркутске!
Детский восторг «Ура! Дома! Воздух свободы!»
Наконец мы дома. Мегет зимой, множество детей, ледяные горки.

Наша семейная жизнь в Мегете начиналась в старой промерзшей избе, где мы жили на квартире у одной местной старушки. Саня развесил спирали для электроплитки по стенам, так мы обогревались, рискуя сгореть. Печка не держала тепло. С вечера натопишь, к утру вода в стакане замерзает.
Но вскоре нам повезло, семья Шманкевича А.Ю. уезжала на работу в Монголию и оставила нам свою 2-комнатную квартиру. После их возвращения мы так и остались в ней жить до 1982 года, когда были выстроены новые дома и мы получили 3-комнатную квартиру в пятиэтажке.
Летом 1974 года мы полетели рожать в Днепр. Саня познакомился с моими родителями и улетел в Бодайбо. В этот раз адрес – пос. Светлый. Я бродила по Днепру до 15 июля, когда родился Саша младший.
Осенью Саня забрал нас и мы возвращались в Иркутск уже втроем. В Днепре в это время было тепло, я летела в босоножках и в легком плаще. Но непредвиденная посадка в Чите, за бортом -15 градусов! Наконец приземляемся в Иркутске, на такси до Мегета, «ура, мы дома!»
Как много в Мегете детворы! В каждой семье по два ребенка. Зимой «птичий гомон» во дворах – это народ скатывается с горок, кто на санках, кто просто на шубе. Всеобщий балдеж!
***

1976г. «Усе Саше»
1977г. Отпуск в Днепре. Курсы в Москве…Саня – отец –«одиночка».
1978г. – опять сезон в Бодайбо.
1979г. – рождение Кирилла. Два богатыря.
1980г. – поездка в мае в Абан Красноярского края, на родину Сани. 1000км черезИркутскую область и Красноярский край.
Записи из автомобиля. Ночевки в лесу.33 брода.
Наводнение в Тулуне.На пароме через Бирюсу.
Восточный Саян. П.Лермонтово, «Орбита». Абан.
Летом – поездка в Днепр с детьми и Верой Петрий.
Дни рождения детей.
1981г. – Саша идет в школу. 80 качанов капусты!
Поездка в цирк. Концерты в первом классе. Сашины первые зароботки – сбор листьев брусники.
Поездки в Ангарск. Кафе-мороженое, магазин «Филателия».
1984г. Переход на работу в ЦВ. «Маленький фюрер – Геннадий Францевич Баймеев».
Зима 1985 – в Днепре умер мой отец. Я в Днепре. Суровые морозы на Украине.
Мама осталась одна. Сборы к переезду в Днепр.
На этом счастливое время нашей жизни заканчивается…

1976г. В феврале я привезла из Днепра Сашуню. Он гостил у моих стариков 8 месяцев.
Вырос,очень хорошо разговаривал,. В нашем околотке все его знали, приветствовали, а он удивлен, откуда столько людей его знает.
Летом 1977г. мы с Сашуней полетели в отпуск в Днепр, потом на море в Бердянск, ребенка надо было оздоравливать. Этот отпуск я называла «24 дня на больничном». Каждый день в 6 утра мы шли на море, я заплывала подальше, набирала в бутылку морской воды и Саша полоскал горло. Потом окунала его в воду, заворачивала в полотенце и несла домой. После завтрака мы уже чинно щагали на наше место с кульком фруктов. Народу было полно, ступить некуда, но наше покрывало никто никогда не сдвигал. Строили крепости из песка у кромки воды, кисли в воде подолгу, загорали . И так до обеда. После обеда сон, потом игры во дворе, а вечером ходили в порт смотреть на корабли и ловить на «донку» бычков. Назад домой я несла его на плечах. И так изо дня в день – один и тот же режим. После этой поездки ребенок два года не болел ангиной, которая раньше его одолевала.
Не успели приехать из отпуска, как меня послали на курсы программистов в Москву.до Нового года. Я очень скучала, едва дотерпела до конца курсов, чтобы не уехать раньше. Домой везла полчемодана мандаринов, фильмоскоп и Сане очередной галстук в подарок.
Пока я была в Москве, мои мужчины хозяйничали самостоятельно. Все бы ничего, но в детском саду попросили родителей сшить одежду для кукол и поскольку наш папа был в этот период «одиночкой», ему разрешили принести готовую одежду с куклы, что была у нас дома. Кукла Маша осталась совсем голой, но делать было нечего.
Летом 1978г. мы собирались на полевые работы в Бодайбо, поэтому Саньку на лето увезли уже к другим старикам, в Красноярский край.
Осенью опять были вместе. Санька после поездки в Абан вырос, цитировал нам целые страницы из Малой советской энциклопедии. Сашин брат Толя читал ему энциклопедию, потому что детских книг не было.
Зимой 1979 года мы ждали второго ребенка. Сашуня все не мог дождаться, когда же мама освободится от «колобка». «Ешь свой витамин Д» говорил он, веря, что чем больше я съем витаминов, тем быстрее все кончится.
Кирилл родился 12 февраля 1979г. Он был спокойным ребенком, все время в хорошем настроении. Ночью спал крепко.
Дети у нас были крупными, закаленными, зимой спали в коляске под окном (жили на первом этаже).
В мае 1979 годаСаня купил машину (ВАЗ-2102). Теперь мы ездили в лес, на озеро. Я шутила, что у нас - трое детей.
Летом 1979г. мы с Верой Петрий и детворой ( дочь Веры Марина и мои хлопцы) летали в отпуск на Украину.

***
Поездка в Абан. Летом 1980 решили съездить машиной в Абан к сашиным родителям. Это районный центр неподалеку от г.Канска Красноярского края в 1000 км от Иркутска. Было очень тепло, мы поехали налегке вместе с детьми.
Я впервые путешествовала по Сибири на машине, до этого все больше самолетами летала. Трасса Москва-Владивосток в пределах Иркутской области больше походила на проселочную дорогу. Асфальта очень мало. По пути встречалось много ягодных и грибных мест, но мы не останавливались, надо было спешить. Все эти «злачные» места заносили в тетрадь - каких животных видели, какие ягоды и грибы. Все эти записи пригодились на обратном пути, уж тогда мы отвели душу – собрали много лесной клубники, малины, черной смородины, жимолости.
Маршрут проходил по Восточному Саяну, пересекли на пароме р. Бирюсу, очень красивая река!. Добрались до перевала, где в п. Лермонтово был построен огромный ретранслятор телевизионной сети «Орбита». По всему Союзу была выстроена эта сеть для того, чтобы жители В.Сибири и Дальнего Востока могли смотреть программы центрального телевидения.
Спутникового телевидения еще не было. В Лермонтово жили и работали специалисты, которые обеспечивали бесперебойную работу этой сети.
Здесь в горах нас неожиданно прихватила непогода, пошел снег… Приходилось разогревать пищу прямо в багажнике сухим горючим.
За перевалом начинался Красноярский край. Тут обстановка на трассе значительно более «цивильная», наконец дорога стала соответствовать своему названию - трасса.
Широкая, ухоженная, сплошь асфальт хорошего качества, стоянки для машин, эстакады для текущего ремонта, беседки, где можно отдохнуть, спрятаться от дождя и пообедать.
Дорога от Канска до Абана тоже была приличной.
В Абане нам были очень рады. Роман Гаврилович Кулаков, санин отец рассказывал много интересного о прошлом, Татьяна Николаевна – мать стряпала вкуснейшие пирожки с черемухой, Толя – брат показывал свой маленький огород, где он выращивал овощи. Нина тогда жила и работала в Алуште в Крыму.
Отец звал нас переезжать в Абан. Поселок большой, две средних школы, 2 музыкальных школы, парк для детей… Но наш дом был в Мегете…
Погостив у сашиных родных неделю, тем же путем мы вернулись домой. Дорога домой всегда короче…


***
Мы и наши дети в Мегете.
Осенью 1981г. Саша идет в первый класс. Учительница начальных классов Лидия Федоровна была строга, Санька боялся ее как огня и сидел на уроках тихо, как мышь.  Миша Арсентьев сказал, что она может и «пинка дать, если что..»
Учился Саша легко и успешно. «Культурная жизнь» в классе била ключом – устраивались какие-то чаепития с концертами, ездили в Иркутск в цирк.
Наши экспедиционные дети были поселковой «золотой молодежью», элитой, интеллектуалами, выросшими в демократичной среде. Но бывало, что и они участвовали в погроме пришкольного огорода, где сшибли 80 качанов капусты, стоило учителю оставить их одних. Правда директор школы отнесся к этому на удивление лояльно. Возможно сам в детстве был «грешен». Саша с другом Мишей записались в музыкальную школу по классу баяна. Но на долго их музыкального рвения не хватило.
Ко всем новогодним праздникам шили карнавальные костюмы, готовили стихи.
Под елку ложили подарки и утром когда дети просыпались, их ждали то лыжи, то новые игры от мальчика - Нового года. Саша долго верил в то, что подарки приносит Новый год. Как-то говорит «никак не могу понять, как этот пацан (Новый год) проникает в квартиру, если форточки закрыты».
Встреча Нового года в Мегете проходила очень интересно и красиво.
Без одной минуты 12, когда звучали последние удары кремлевских курантов, все дети были уже в шубах и валенках, чтобы после двенадцати помчаться во двор, где начинался настоящий праздничный фейерверк. Весь экспедиционный народ высыпал на улицу, люди поздравляли друг друга, стреляли из ракетниц. Такого фейерверка не было тогда нигде, кроме геологических поселков. В магазинах петарды не продавались. Дети рано утром 1 января опять мчались во двор собирать разноцветные крышечки от ракет, соревновались у кого их больше. Сколько администрация экспедиции не боролась с этим «злом» (в целях безопасности ракетницы после полевого сезона надо было сдавать), изжить эту традицию (фейерверк в новогоднюю ночь) не удавалось. Да и пожаров не случалось.
Еще кто-нибудь из мужчин наряжался Дедом Морозом и носил подарки по домам. Иногда дети чувствовали, что это кто-то знакомый, выдавал голос или глаза. Однажды к нам пришел дед Мороз с глазами дяди Вали Пашкова и Санька чуть было его не узнал. Когда подрос Кирилл, тот сразу разобрался, что к чему. «Дед Мороз не настоящий, «потому что он под тулупом в джинсах».
Кирилл в детстве был очень забавный. Саня в шутку научил его говорить не «папа», а «батя». Потом, когда ребенок пошел в ясли, пришлось переучивать, потому что в раздевалке детсада дитя начинало хныкать «где мой батя?». У Кирилла в детстве было два кумира – «батя» и машина. Он по звуку мотора различал марки машин, вырос в машине, вечно крутился возле отца, когда тот ремонтировал нашу «двоечку».
В детском саду Кирилл был молчалив, сложит ручки за спину и ходит важно по двору детсада. Настоящая «VIP-персона», как сейчас принято называть солидных людей!
Дети в Мегете росли вольно. Весной бегали с банками в зону радиостанции собирать березовый сок. Летом поляны в «зоне» покрывались цветами. В лесу распускались жарки. Эти сибирские лесные пионы как маленькие солнца желтели повсюду. Я не знаю лесных цветов более красивых.
Летом все время пропадали в «зоне». Вечером бывало бежишь за ними, уже сумерки, темнеет, а они тихохонько сидят у костра, жарят на палочках кусочки колбасы или грибы – сыроежки, которых там видимо-невидимо. Пахнет дымом, щеки детей перемазаны сажей…Остановишься, чтобы не нарушать эту идиллию.
Осенью всей семьей после работы ездили в лес за грибами. Саня скомандует «чтобы через 20 минут были готовы!», бросишь несколько кусков хлеба в пакет и с детьми в лес.
Сашуня находил грузди чаще, чем все мы. «Мама, я их чувствую по запаху в лесу» говорил он.
Кирилл сразу же мчался по тропинке вперед, не успеешь его высадить из машины.
А рыжики! Как красиво они смотрятся на розоватой хвое под соснами…
Грибная эпопея – счастливые часы!

***
Наша семья в Днепре. Начинаем с нуля. ЦГЭ «Днепрогеофизика»
Саня – от старшего геофизика партии к главному экономисту ЦГЭ.
1990г. – Дом в селе. 77 фруктовых деревьев. Дачная эйфория.
1992 год – обвал жизни…, работа без зарплаты, нищета…
Поиски дополнительных зароботков. Выживание.
Село – луч света в этот период. Счастливые «сельские» трудовые годы

Зимой 1985 года в Днепропетровске умер мой папа. Мама осталась одна. На семейном совете мы приняли решение о переезде в Днепр. Так начинается днепропетровский период нашей жизни.
Переезд в Днепр летом 1985 года. Работа в «Днепрогеофизике».
В Мегете Саня работал главным инженером экспедиции. Здесь пришлось все начинать сначала. Мне было проще, геофизик – интерпретатор «он и в Африке интерпретатор».
Сане предложили возглавить тематическую партию. Но благодаря своему огромному опыту, обширным знаниям , высочайшей квалификации, умению работать с людьми, умению работать в команде, через два года он стал зам. генерального директора экспедиции по экономике.
Любую проблему Саня умел изучить досконально. до мелочей, быстро и квалифицировано принимал решения по любым вопросам. Когда документация стала поступать на украинском языке, лучше коренных украинцев освоил «ділову українську мову». Он сумел объединить корифеев геофизики, которые были ассами каждый в своей области, но работать в команде не умели (или не хотели) – не позволял «профессиональный гонор».
Самые трудные для нашей семьи годы начались где-то с 1989-90 года. Много болел Саша – старший сын. Начались экономические негаразды: работа без зарплаты, безденежье, поиски дополнительных  заработков.
Я устраивалась убирать в частной фирме, санитаркой у частного стоматолога и зарабатывала больше, чем на своей «инженерной работе». Конечно же было тяжело физически. Но сидеть сложа руки и скулить о плохой жизни, не предпринимая никаких усилий – это было не по мне.
Потом так стали рассуждать многие.
Мы всей семьей подрабатывали ремонтами в частных квартирах. Мальчики быстро научились клеить обои, красить стены, стелить линолеум.
Я горжусь своими детьми. Они с детства знают, что такое труд, многое умеют делать своими руками и головой.

***

В 1990 году мы под дачу купили дом в селе Чернетчина  Магдалиновского района, в 90 км от Днепропетровск, на границе с Полтавской областью.
Вся семья была в восторге от покупки. Тогда мы и не подозревали, что именно этот дом, это село с его природой и людьми спасет нас в тяжелые годы выживания.
Дом был огромный, под черепицей, при нем большой, но запущенный сад. Мы называли эту усадьбу «родовым имением». Каждую пятницу после работы мы быстро усаживались в машину - и в село. Надо было засадить огород, расчистить сад, привести в порядок дом. Саня сам подвел под дом фундамент, обложил его кирпичом, внешний вид дома стал отличным. Привести в божеский вид все внутри руки уже не доходили, хотя привезли туда 2 письменных стола, кресло, холодильник, книжные полки, много книг и журналов. Из остатков нашей мебели Саня смастерил шкафы.
Кириллу тогда было 11 лет. В одно лето мы с ним хозяйничали на даче вдвоем. Очистили сад от лишней поросли, даже раскопали траншею через дорогу, чтобы проложить трубу под газ. С помощью местных жителей нашли трубу и через день все было заложено и засыпано землей. После этого мы с Кириллом день лежали не поднимаясь, так навкалывались, до тошноты. Кирилл переделал стойки у колодца, наладил забор.
Сейчас даже страшно вспоминать, какая была эйфория, сколько сил угробили и здоровья, все пытались привести в божеский вид. Начали комнаты оклеивать обоями, да так за 15 лет и не закончили.
Особенно рад был дому в селе Саня. Он вырос на земле, в Сибири, но никогда не видел такой богатой земли, такого количества фруктов. А земли-то вместе с садом и подворьем было 0.5 га!!!
Мы очень любили этот дом. В саду восстановили душ, летнюю кухню обложили кирпичом – получился прекрасный гараж, развалили старый сарай, построили небольшой новый. Мальчики работали вместе с отцом, учились класть кирпич, штукатурить стены, корчевали старые деревья. На огороде чего только не выращивали! Однажды вырастили 0.5 тонны дыни! Такого количества даже я никогда не видела. Бабушка Оля (моя мама) удивлялась «это все это наше?». Угощали всех соседей, родственников. Фруктов тоже было море, гнали соки, консервировали, сушили. Выращивали все по науке, заслужили похвалу местных жителей.
С 1992 года, когда начался обвал денег, не было зарплаты, все это нас очень выручало, дети росли на своих витаминах.
Люди в селе нас любили и уважали, много нам помогали, да и мы в долгу не оставались.
Весной в первый приезд надо было сначала всем нанести визиты, со всеми повидаться, обменяться информацией, никого не забыть, иначе – обида и ревность к соседям.
«Ну как в городе?», «А как вы пережили зиму?»…И за работу. Потом печку натопим – тепло и уютно в доме…
Когда Саня ездил в село один, вечером в воскресенье мы усаживались вокруг с вопросами «Ну что там, в селе?» И начинался рассказ обо всех соседях, у кого какие дела, кто болеет, кто умер, кто женился. Возвращался из села с полными руками гостинцев.

1996год. Переход на работу в ДГИ. Кафедра геофизики. 1996г. – Сашуне сделали операцию на почке… Кирилл закончил школу, поступил на электротехнический ф-т в ДГИ.
1998г. – смерть моей мамы. Переход на работу в МИНО НГУ на довузовское образование.
Саня уходит из экспедиции  на пенсию.
Я заведую подготовительными курсами. Эта работа мне очень по душе. Работать с людьми оказалось очень интересно. У нас работает много молодежи, среди молодых сам молодеешь душой.

***

2000г. – стало чуть полегше жить. Саня  - главный экономист нашей семьи.
2003г. – старшему сыну Саше удалили почку.
2004 – жизнь стала стабильнее, налаживается, делаем ремонт,  виден свет в конце туннеля..
Весна, апрель 2005г. - мы все вместе, дружны как никогда.
Кирилл купил тренажер. Саня по телефону приглашает меня с работы «за небольшую плату» в домашний спортзал… Кот Рудичка – любимец всей семьи.
Нам хорошо… ничто не предвещает беды…
25 апреля… Внезапная смерть Сани… инфаркт…все оборвалось…
Пусто в доме… пусто на душе… Будто солнце семьи закатилось…
Учимся жить без него…надо выдержать…Мы держимся вместе…дети очень внимательны…
Прошло уже три года, боль притупляется, но кажется, что это случилось вчера…

Днепропетровск, 2005 – 2008гг.