Часть 2
Внучка Софочка.
-Вот и до следующего дня дожила,-
подумала бабка, просыпаясь на рассвете от шума в коридоре. Она жила одна в комнатке, которая по замыслу строителей была детской для малышей детсадовского возраста. Окно было высоко расположено, чтобы ребёнок не мог даже дотянуться до подоконника, и тем более вывалиться из окна. Комнатка уютная, тёплая даже зимой, соседствовала с кухней той стенкой, у которой стоял бабкин диванчик. Лёжа на диванчике, Фейга вспоминала, как её тогда ещё живая дочь Таня собрала по крохам деньги, целых семьдесят рублей, купила раздвижной подростковый диванчик в Тираспольском мебельном магазине, а потом поймала левака, который подвёз этот диванчик к ним в дом, что построил ещё её отец Герш. Подрастала внучка Софочка, она тогда окончательно выросла из детской кроватки, и сразу присмотрела себе этот диванчик, который и так предназначался для неё. Она сразу бросилась на него, улеглась, и сказала, что не встанет с него, пока ей не пообещают, что теперь это её кровать. Софа сразу переставила диванчик в облюбованный ей угол, благо эта мебель была экспериментальная, лёгкая, состояла из прочного каркаса натурального кленового дерева, окрашенного в цвет ореха, да ещё лакированного. На каркас укладывался матрац, и две узкие подушки, обтянутые той же тканью, что и матрац. Каркас раздвигался, и подросток мог увеличивать длину дивана по своему росту аж до совершеннолетия. Чудо-диванчик, одним словом! А теперь этот диванчик служил сверхсрочную службу, подставляя свой матрац под лёгкую, как пёрышко, Фейгу.
Шум в коридоре создавала Софа, протиравшая пол тряпкой на швабре, спеша с утра навести чистоту в доме. Фейга позвала внучку слабым голосом, и та открыла дверь в детскую:
-Что тебе, ба?-
спросила Софа, выкручивая тряпку над ведром с водой. Бабка посмотрела на неё, и произнесла слабым голосом:
-Мне плохо, дай мне аспирин и тёплое молоко. И зубной протез дай… Я скоро умру. Мои ноги холодеют. Я вчера не могла попасть в туалет, так твой муж мне помог. А потом толкнул меня в арш. Сволочь он, гой, а ты с ним несчастна. Он не любит тебя, я вижу. Он же приходит домой только спать. Все приходят с работы в шесть, а он в десять вечера.-
Софа разозлилась, чувствуя, что её бабка права, и ответила не в меру резко:
-Я сама разберусь с мужем, ты не лезь в мои отношения. Мне хватает, что я его люблю.-
Она захватила стакан с протезом, молча помогла бабке встать, провела её в туалет, потом в ванную, сполоснула протез, отвела Фейгу в её комнатку, усадила на диванчик, и продолжила уборку, теперь в её комнате. Приходилось спешить, скоро надо было будить детей. Фейга сидела на диванчике, и тихонько качалась взад-вперёд, рассматривая внучку, как раз протиравшую пол в её комнатке возле окна, и склонившуюся под подоконником. Юбка натянулась на бёдрах Софы, и бабка прикипела взглядом к её круглому заду, не в силах отвести от него взгляда. При этом она перестала покачиваться, застыла, и Софа сразу почувствовала себя неуютно под этим взглядом старухи, резко обернулась, одновременно подняв голову, и сильно ударилась о подоконник затылком. Её сразу стало дурно, но она усилием воли удержалась на ногах, и крикнула бабке:
-Не смотри на меня так гадко, сколько раз я тебе говорила, чтобы ты оставила меня в покое. Смотри в другую сторону.-
Фейга отвела на секунду взгляд, но тут же её лицо вновь обратилось к внучке, убиравшей возле неё. Та молча вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Эта борьба длилась всю сознательную жизнь Софы. Фейга ничего не могла с собой поделать, ещё маленькой она учила свою дочь Таню, что у Софочки должен быть «хороший стул», и для этого самолично насильно раскладывала внучку на столе, запихивала ей в анус кусочек мыла, при этом с любопытством раздвигала ей наружные половые губы, жадно впиваясь взглядом туда, в это средоточие будущего эроса и материнства, и испытывала при этом наслаждение. Внучка изо всех сил сопротивлялась, жаловалась своей матери на нехорошую бабку, что та лазит ей в попу и писюльку, а та повторяла за своей матерью Фейгой:
-Ты сумасшедшая, Софа, бабушка хочет тебе сделать, как лучше,-
хотя была в этом не совсем уверена, но с детства привыкла к подобному обращению Фейги с собой. Впрочем, тогда ещё жив был муж Фейги, который не любил, когда мучили его Тубочку, так он звал ласково свою дочь.