Самый-самый счастливый день

Виа Комбуста
Михе сейчас 10 лет. Первую и вторую атаку любознательности  я с честью отбила, ловко и достойно отвечая - почему вода мокрая, во сколько начинается новый день и по какой такой причине не бывает белых полярных жирафов.
Я была горда собой до безобразия – ещё бы, ни разу не села в лужу и не ткнула пальцем в небо! Только радовалась его комментариям:
– Землю держат не три слона,  а четыре – иначе один край обвиснет!
Ха – меня так просто, голыми руками, не возьмёшь:
– А они бегают по кругу, вот ни один край и не прогибается!
Миха – укоризненно:
– Мама, они же устанут скоро, вот они какие толстые...

Из-под третьей волны без помощи Википедии я бы уже никогда не вынырнула... То есть если устройство шлюза я ещё в силах изобразить, то назвать по имени правильно число из единицы и 33 ноликов – увы и ах! Это теперь я знаю – дециллион!
Но и это было совсем не страшно -  а даже приятно.
И когда пошли вопросы о добре и зле, смысле и бессмысленности жизни, жестокости и терпении, прощении и всепрощении, гармонии и красоте  - тут без Конфуция, Пеппи – Длинный Чулок, Гофмана, Винни-Пуха и Хармса мне бы пришлось неуютно!
И вот настал день, когда Михе совершенно необходимо было узнать  – а какой день был самым-самым счастливым в моей жизни?
Требовательный критик немедля отклонил общие рассуждения о том, что каждый день – это радость, что я была ужас как счастлива, когда он родился и проч. Я поняла, что ему действительно надо знать ответ.


Дача. Каникулы. Солнечное утро. Ещё по-сонному неторопливо я вхожу в огромную кухню – солнце нежно заливает половину комнаты сквозь белые полупрозрачные занавески, старая русская печь в тени. Звуки по-утреннему приглушённые, не разгулялись ещё по-настоящему, но восприминаются - именно поэтому - особенно чётко. Пахнет тёплым хлебом и кофе. На столе творог, простокваша, сыр, масло, яйца. Никого нет – но с улицы слышатся голоса - это дедушка, как обычно, подтрунивает над тётей Ниной, бабушкиной сестрой. Сейчас они войдут сюда – а минутой позже со второго этажа скатится с шумом Андрюшка – и мы усядемся завтракать. И впереди – бесконечный день, тысячи приключений  и путешествий (новый велосипед уже у крыльца, ждёт!), открытий, смеха и добрых дел.
Но пока – здесь никого. На солнечной кухне нас двое – я и счастье...

- Мамут, мамут - Миха укоризненно смотрит на меня (мамут – это я, приятно ведь, когда милый мальчик так вот запросто зовёт свою маму мамонтом, да ещё и по-французски?)  – Это просто детство – а оно у всех счастливое (спасибо тебе, мой зайчонок, за эту уверенность – значит, получилось - и я смогла в конце концов укрыть тебя от чёрного, липкого, гадкого, что лезло время от времени в нашу с тобой жизнь!) Ты просто была молодая (н-да, дружочек, опять же спасибо!) Но мне нужен один день – самый-самый, ну подумай!

Я думала. Не могла же я десятилетнему сыну рассказать, как силой своего нетерпения незамедлительно прижать к себе разгоняешь  самолёт до первой космической скорости, когда обнимаешь наконец – и мир осыпается и запросто исчезает в каких-то размытых неясных далях – и не дождаться, пока доберемся до дома, и, как подростки – прямо в машине, на первой подвернувшейся парковке – до головокружения, до обморока – ну вот, снова вместе...

Да и счастье ли это? Священное безумие...



И вдруг меня осенило!
- Ты помнишь, мы ездили в Граубюнден прошлым летом?

Это был наш первый выезд в кемпинг вместе, втроём.
Накануне я закончила тот рассказ для Рашель и послала ей, как договаривались, чтобы она взглянула, можно ли сварганить из него удобоваримую историю. Утром получила от неё – отличная работа, практически готовый сценарий, через пару недель вышлю тебе свой вариант для проверки.
Вот и сбылось то, о чём мечталось...
Мишелик освободился пораньше, мы покидали палатки, спальники, всё что надо – и поехали!
Оба, и Мишелик и Миха – за меня по-своему радовались. А я, конечно, разволновалась, но рядом с моими медведями всегда накрывает спокойствие и уверенность, что всё ведь будет хорошо! Потому что всё уже хорошо!
Погода была не очень – почему и выбран был Энгардин – плато почти 2000 м над уровнем моря.
Пока мы по дороге закупали попить-поесть, пока искали кемпинг (который оказался просто огороженным куском леса – причём подножие горы, так что уклончик весьма ощутимый!) – уже завечерело и заморосило.
Поэтому, оставив Миху в машине, чтобы не вымок и под ногами не путался, мы жизнерадостно под дождичком раскинули палатку, стараясь выбрать не слишком покатое место!
Тот, кому доводилось это проделывать, знает, что не поругаться при этом довольно проблематично. Но мы не только не начали раздражать друг друга, дергая всё время не в ту сторону - а наоборот, веселились просто неприлично для таких вот обстоятельств!
Потом я устроила нам спальные места, Мишелик перетащил всё для ужина – и мы по мокрой траве по колено отправились в душ.
Мне там сразу стало так хорошо! Во-первых, имелся нагреватель – который я тут же включила и уже через несколько минут, приняв душ, нежилась в теплом и сухом. На полочке было всё, что может потребоваться, включая раствор для линз двух видов (!)  и мазьку от комаров (!!) – и хотя у меня всё своё всегда с собой – просто приятно, что кто-то о тебе вот взял и так подумал.
За стенкой Миха что-то воодушевлённо излагал Мишелику – и они оба хохотали, там было какое-то копошение и аж через стенку пробивалась  ударная волна безудержной радости! Надо же - всего несколько месяцев – а кто скажет, что Миха не родной сын?
Я так пригрелась, что даже не хотелось топать назад в палатку – но что делать – надо! На выходе меня ждала упоительная картина – мои медведи были в килтах из тонких пледов, которые у нас всегда в машине на всякий случай валяются -  и в полиэтиленовых мешочках на ногах! – им не хотелось влезать во всё мокрое!
Отсмеявшись и скинув мешочки, мы угнездились в палатке. Напялили на себя все имеющиеся свитера и сухие носки – и принялись трапезничать! Именно так – с накрыванием стола, выкладыванием живописно на тарелочки (ну и пусть пластмассовые, всё равно красиво!) всех вкусностей, прихваченных по дороге – и были там и маринованные маслины, и пармская ветчина, и сыров разных по крайней мере пять, включая конечно же грюйе и вашран, и паштет из утки – ну, достаточно для нас троих!
Разлив Кьянти по даже в походе стеклянным стаканчикам, Мишелик, приятно улыбаясь мне – за Мамута-писателя! - и никто не ругал Миху, когда он расплескал сок.
Потом был ореховый Энгардинский тортик и шоколад – и Мишелик с хитрой улыбкой занырнул в предбанник, где толпились сумки – и вернулся в положение сидя с маленькой фляжечкой коньяка! Сие было весьма кстати – всё ж холод, и дождяра усиливается!

По крыше палатки размеренно постукивает дождик, время от времени то ветка, то слетевший с дерева лист прошуркнет. Коровы где-то поблизости побрякивают бубенчиками – чем не колыбельная? Мы засыпаем. Слева Миха, длиннющие ресницы подрагивают, круглая, совершенно детская щёчка чуть смята подушкой. Уже засыпая – Мамут, дай ручку! – это в 10-то лет! Чувствую, как его лапа обмякла в моей руке...
Справа – Мишелик, уютно высунул свою милую физиономию из спальника, пристроив элегантную трёхмиллиметровую небритость поближе ко мне, улыбается – морщинки у глаз распространяют вокруг такое тепло...
Мы плавно съезжаем всё ниже и ниже – спальники скользят по склону – едем, едем - и упираемся ногами в перегородку палатки. Мы приехали. Мы засыпаем. Мы - все трое - счастливы даже во сне...