Он сидит неподвижно. Остальные дети бегают по многочисленным комнатам, играя в свои шумные игры, иногда ненадолго затихая. Это было немного похоже на море – исчезает одна волна, надвигается другая. Он сидит неподвижно.
Когда приносят торт, гвалт поднимается и вовсе невообразимый. Каждому хочется занять местечко получше и поскорее получить свой, несомненно, самый вкусный кусочек. Он садится за стол последним, и ему, конечно же, достаётся меньше остальных, да ещё и со сломанным шоколадным вензельком. Он съедает торт молча и остаётся сидеть. Дети, жадно и громко чавкая, срываются со стульев и снова устраивают забег по комнатам.
Включается, гундя, телевизор. Кричащая детская толпа сминается в огромный клокочущий ком перед плоским, во всю стену экраном и слегка приумолает. Показывают нарезку со съёмок новых серий «Нашей Раши». Ему не нравится этот сериал, но он сползает со стула и прислоняется к дверному косяку.
Два дебиловато лыбящихся актёра блуждают по странному многоэтажному подземелью, изредка перебрасываясь тарабарскими репликами. Проходит минута, за ней другая, третья. Гастарбайтеры продолжают бродить по полутёмным катакомбам, и дети начинают недовольно ёрзать, но тут актёры оказываются в какой-то комнате с кучей гудящих железных шкафов, из которых вылетают искры, и Джамшут – ох, уж этот неловкий Джамшут – задевает ногой один из них. Дети хохочут, когда перепуганный байтер отскакивает от грохнувшегося шкафа и принимается быстро-быстро лопотать тоненьким противным голоском. Равшан, выкатив глаза, утаскивает незадачливого напарника из злополучной комнаты. Кто-то из ребят тычет пальчиком в экран и важно объясняет про электричество. Внезапно в упавшем железном шкафе что-то замыкает, комната озаряется яркой вспышкой, и начинается пожар. От огня остальные шкафы немедленно раскаляются докрасна и начинают гудеть всё громче и громче. Искры из них сыпятся уже бесперестанно. Девчонки визжат.
Горе-байтеры, наконец, находят выход, через разрушенную стену выбираются наружу и оказываются на втором этаже ужасно ветхого здания, похожего на домик Барби. Навстречу идёт невесть как оказавшийся рядом бригадир и ещё издалека начинает костерить их на чём свет стоит. Детки с удовольствием повторяют незнакомые слова. Тут в подвале взрываются оставшиеся шкафы, и домик разламывается пополам. Его половинки отъезжают друг от друга, как бы от взрывной волны, здание трясётся, с него падает шифер и листы фанеры, всё в дыму и пыли. Детскому восторгу нет предела, они заливаются колокольчиками, глядя, как Равшан и Джамшут с одной стороны и их начальник с другой осторожно подходят к провалу, бригадир достаёт какие-то бумажки и начинает говорить, но нелепо взмахивает руками и проваливается в дыру. Следом, кувыркаясь, летят байтеры. Ползут титры. За бегущими жёлтыми буквами актёры, дурачась, раз за разом прыгают в провал – то так, то эдак.
Телевизор выключается. Ребятня разочарованно гудит, раздаются звуки неумелых тумачков, и куча-мала постепенно расползается – вновь по комнатами.
Из-под стола, из-за свисающего почти до пола угла скатерти, испачканной тортом и компотом, выглядывает большой оранжевый кот. Кот одноглаз с рождения и потому кажется, что он постонно жмурится. Кота зовут Пур-пур, и детишки уже знают – а кое-кто из них и очень-преочень хорошо – что тот их недолюбливает. Дети к коту не пристают.
Вечером Пур-пур, как обычно, ведёт всех на прогулку. Пока его малолетние подопечные носятся со своими жестокими играми, он, задрав голову к небу, неподвижно сидит на большом камне у старого высоченного клёна, и в его единственном янтарном глазу начинает что-то поблёскивать – может быть, его маленькая кошачья душа, которая никак не научится быть счастливой на этом необитаемом острове, вне стен выцарапанных на камне очертаний кабинета и большого жаркого камина.