В фойе гостиницы появился слегка полноватый, лысеющий мужчина, на вид лет 40 – 45, подошёл к стойке с табличкой «REСEPTION». За стойкой - никого. Мужчина остался ждать возле стойки.
Внутри салона кругом кожа, хромированные лампы, подвесные потолки, стеклянные столы на гнутых ножках, круглые ракушки-кресла, в углах кадки с искусственными деревьями, цветами и километры ковролина.
Буквально через минуточку появилась блондиночка в чёрном костюме, заговорила с вновь пришедшим на иностранном языке, затем рассмотрев его документы, стала оформлять иностранца в гостиницу. Интеллигентный макияж, безукоризненный маникюр, приветливая улыбка, обнажающая ровные белые зубы, знание нескольких иностранных языков - всё это теперь присуще работникам гостиниц, обслуживающих иностранцев.
Так появился впервые в России, в Москве господин Гропп, арендовал помещение для фирмы, нанял сотрудников и стал продавать оборудование из Германии.
Вечером в фойе гостиницы господин Гропп заметил простоватую светловолосую девушку, которая каждый вечер сидела в кожаном кресле-ракушке.
Для того, чтобы изучить иностранный язык, надо много вращаться среди аборигенов и использовать каждую имеющуюся возможность, чтобы поговорить на языке той страны, где ты живёшь, а тем более работаешь. А девица была словоохотливой, с виду добродушной, искренной, открытой. Они стали общаться, и скоро Лариса, так звали валютную проститутку, очутилась в постели немца за тысячу долларов, как хвастала она позже сотрудникам офиса в ресторане, изрядно выпив всевозможных алкогольных напитков. Но это будет много позже, а пока она сумела обаять, завлечь немца, не зная немецкого, (в белорусской школе когда-то она учила английский язык).
Фрицу, так звали господина Гроппа, было выгодно, что девушка не стремится изучать другой язык, это ему необходимо расширять словарный запас разговорного языка для работы с русскими, вот он и расширял с ней в кровати. Оба они были очень любопытные, болтливые, любили вкусно поесть и изрядно выпить, особенно на дармовщинку. Немцы жадные по своей природе, а Лариса потому, что хлебнула с детства шилом патоки. Лариса переводила ему, разъясняла обычаи, хотя никакого образования, кроме семи классов, не имела; русского языка хорошо не знала, все смеялись, когда она с серьёзным видом говорила безграмотно, с ошибками, а болтать научила Фрица моментально. Но это была огромная заслуга и самого господина Гроппа – он говорил по-немецки чётко, красиво, с правильной лексикой и грамматикой; короче, имел способности речевого аппарата к любому языку. Английским он уже давно владел. Тембр голоса имел красивый, напевный. Фриц поставил перед собой задачу изучить русский язык без акцента и благодаря Ларисе преуспел в этом.
Немцы – известные чистюли, вот Лариса и наводила везде порядок и чистоту, где бы они ни появлялись: орднунг мус зайн! Единственное, что было положительное в этой Ларисе. Да, и плюс к тому ещё, если это является положительным для стареющих мужчин, она была лет на пятнадцать моложе Фрица. Но красотой Лариса не отличалась: глазки голубые, мелкие и невыразительные, нос и рот портили всё лицо. Тонкие вытянутые, как у лягушки, губы обрамляли рот. Жиденькие обесцвеченные краской волосы свисали сосками по плечам - приходилось мыть их ежедневно. Единственно, что нравилось в ней иностранцам, она заливисто и искренне смеялась, много рассказывала, создавая ощущение полнейшей правды и осведомлённости в любом деле. С ней как-то все считались, вероятно, потому что она, фантазёрка, находила выход из любой сложной ситуации.
...В командировку на неделю в Берлин господин Гропп взял с собой Ларису впервые. Остановились они в его собственном двухэтажном особнячке, где жила его первая жена с сыном. Тогда немецкая пара ещё не была разведена. Нахальная Лариса, нимало не краснея, спускалась со второго этажа вниз в аппартаменты первой жены, в столовую попить кофе, пока «муж» был на докладе у начальства. Лишь в Германии она была поставлена перед фактом, что у Фрица есть первая жена, поэтому Лариса прямо говорила немке: «жена – не стена, можно и подвинуть, надо уступить место и другим».
...Трудно сказать, чем взяла Фрица эта разбитная девица, но он сразу же попал под её пяту. Герой домашних тапочек, как говорят немцы, он разрешал этой Ларисе командовать и в офисе. Она совала свой любопытный нос туда, куда не следовало, и, что удивительно, слабохарактерный Фриц, подчинялся и докладывал ей первой по телефону обо всём происходящем в бюро.
А его супруга могла приехать на казённой машине с водителем в бюро в любое время, чтобы отчитать молоденькую секретаршу за счета, которые сама же и сочиняла, то вдруг поздравить сотрудников с праздником, с днём рождения. Подарки она делала сама за счёт фирмы, купив, к примеру, шапку или ремень на черкизовском рынке, а сказав, что от Версачи, Гуче, Прада или Дольче Каббана. Часы или тонометр, если они сами себе купили бракованные, тут же передаривала сотрудникам, завернув в блестящую разноцветную бумагу и перевязав яркой ленточкой с бантом. В конце каждого месяца с секретарём собирала - подкрепляла все чеки за проезженный с водителем в Белоруссию бензин и на затраты для офисных сотрудников: торт, печенье, чай, кофе и плюгавенькие подарки, делая всевозможные приписки.
Она проматывала деньги фирмы, говоря: «Промоушен – главное слово. (promotion) Вы должны так продвигать – рекламировать наше оборудование, чтобы все захотели его купить.» А сама покупала для дома щётки, вёдра, швабры, - за все эти мелочи и немелочи собирала чеки, а фирма оплачивала расходы семьи Гроппа на всё, поднимая цены на оборудование. Получалось, что Лариса проматывала те денежки, которые наше государство переплачивало за дорогое оборудование. Сотрудники не смели и слова сказать – каждый после перестройки трясся за своё рабочее место, тем более, что платили чёрным налом. А за глаза так и звали Ларису «промотальщицей – от слова промоушен».
Всего чаще семья Гропп меняла секретарш и водителя, так как те знали всю их подноготную и могли рассказать в офисе, как эта сладкая парочка упилась в каком-либо ресторане, гуляя до полуночи, а супруге было всё мало; пьяная, она выходила на Арбате из машины, требуя от водителя поехать в казино или ночной бар, позоря немца. Муж, снова силой усадив её в машину, начинал щипать свою Ларочку, зная что под одеждой синяки не видны, и та не пойдёт жаловаться из-за жадности потерять богатого мужа. Она втягивала своего Фрица в многодневные попойки, и часто они заканчивались побоищем.
Но Ларочка не разменивалась на щипки, она уж если и ударяла, так вазой или подсвечником, в общем, чем-нибудь тяжёлым. Зачастую шеф заявлялся в офис с синяками под глазом, с глубокими царапинами на подбородке или с кровавыми шрамами на лысине. На работу господин Гропп почти всегда приходил к одиннадцати часам: якобы был в банке, в посольстве, да мало ли где ещё, прекрасно понимая, что если ты шеф, то всегда умный, а подчинённые будут молчать.
Однажды утром в день зарплаты шеф прошёл в свою комнату, недолго пробыл там, потом вышел к сотрудникам, белый как мука, раскрыл свой дипломат, показывая всем содержимое, и дрожащим голосом стал рассказывать:
- Вчера вместе с герром Эверсом из Австрии мы зашли в банк, я снял семь тысяч долларов для бюро и две тысячи евро, положил их в конвертах в мой дипломат. Затем мы поехали в ресторан покушать, пробыли там около часа, не выходя ни в туалет, ни в раздевалку – тепло на улице. Никого подозрительного около нас не вертелось. Нас быстренько обслужили - дипломат всё время стоял у моей ноги. Поев и выпив бутылочку вина, мы вышли к машине. Водитель Сергей взял дипломат и положил в багажник. Мы поехали домой. Дома я не дотрагивался до дипломата. А вот здесь сегодня открыл его – всякие документы: мои портмоне и кошелёк живы, а конвертов с валютой нет.
Все подчинённые, кроме водителя, (тот был внизу, в машине) слушали с большим вниманием, не решаясь высказать даже предположения. Бесцветные, выпуклые, как две большие стеклянные пуговицы, глаза Фрица бегали туда-сюда, с одного сотрудника на другого; в голосе из-за волнения появился сильный акцент, он вставлял немецкие слова, иногда просил переводчика переводить.
Затем шеф снова побежал в свою комнату и доложил по телефону Ларочке.
Лариса вскоре подъехала на машине с растрёпанными волосами – тут не до причёски. Её лицо напоминало по окраске абстрактное полотно сине – зелёно – жёлто – белого цвета, остатков вчерашнего макияжа: глаза с тёмно-зелёными веками и слегка размазавшейся тушью казались большего размера, чем обычно; щёки пожелтели; остатки вчерашней помады темнели в уголках рта; в довершение всего волосы стояли дыбом, словно их хозяйку шандарахнуло током. Сильно нервничая Лариса начала базарить, прикрываясь словоблудием:
- Эти же деньги предназначались и на зарплату… Вам,- говорила она эти слова, явно приглашая всех присутствующих к жалости, авось, да кто-либо вдруг скажет:
«Ну ладно, мы в этот месяц проработали бесплатно, надо же выручать бедного шефа».
Шеф стал звонить о случившемся в Австрию и Германию, слёзно умоляя помочь. На том конце провода помочь отказывались, дескать деньги пропали не на работе, дали ему какие-то ценные указания насчёт водителя.
А «промотальщица» в это время болтала всякую ерунду, которую жене шефа и говорить не следовало бы:
- Мне так эти деньги совсем не нужны, у меня своих сорок тысяч дома лежит («своих» - а сама нигде же не работала). Если Серёга взял, так можно проверить на детекторе лжи.
Выйдя снова к сотрудникам, Фриц рассуждал вслух о вариантах пропажи:
- Так неужели мог взять герр Эверс? – не поверю… А водитель?… положил дипломат в багажник за какие-то десять секунд – он не успел бы открыть дипломат за это время.
Так получалось, что бледный и почти плачущий, потный господин Гропп вёл диалог только со своей женой. Остальные не хотели участвовать в этой разборке – как обвинять кого-либо, если они сами при этом не присутствовали. Лишь менеджер по продажам, который предложил кандидатуру последнего водителя, защитил Сергея:
- Если бы у Сергея был шестой пальчик, то он давно бы проявил себя. Водитель же больше всех нас у Вас в квартире тусуется – ремонт делал. Что же он за два года ничего не взял – и вдруг – на тебе, украл!
Когда позвали водителя, молодого парня, то тот в полном ступоре, как будто из-за угла пыльным мешком ударенный и получивший сдвиг по фазе, как-то уж очень спокойно, не рассердившись, что его подозревают, промямлил:
- Я не брал чужих денег, мне работа важнее.
Через день проверили Серёгу на детекторе лжи, который не подтвердил, что водитель украл деньги.
Спустя некоторое время начальство из Берлина успокоило господина Гроппа, что украденные деньги восстановят, перешлют снова.
А когда страсти поутихли, в бюро никого из начальства не было, водитель Серёга, сидя в вертящемся кресле, сообщил по секрету, что у «промотальщицы» есть внебрачная дочь - грех молодости, пригулок, «промотальщица» ещё чище матери:
- "Такая фифочка! Эта девица ничего не упустит. Такой надо и костюмчик от «Лагерфельда» или от «Хуго Босс», и золотые серьги от «Тиффани», и часы купить у «Картье» - вся в мамочку. Они мне все уши прожужжали, хвастаясь своими фирмами. Причёску делать – летают в Берлин. Лариса уже и себе дом и квартиру дочке в Берлине приобрела и валит в дочь, как в помойную яму, так что никаких денег не наберёшься. Пока Фриц спал, она конверты с валютой умыкнула для своей дочери, заведомо зная, что муж выклянчит по новой у своего начальства. А вид создавала, что ей деньги не нужны. Фриц же ей деньги даёт с выдачи, жадный. Недвижимость покупает сам, а Ларочка для своей дочери и многочисленной родни в Белоруссии должна крутиться и доставать где-то. Вот она и смекнула, как их достать, не смотрите, что для виду простодушная. Заболтает всех, а зубов полный рот на штырях сделала, каждый зубок по тысяче долларов и больше. Денег никогда не бывает много. Некоторые думают, что по три платья сразу наденут, будут есть в три горла – и дольше всех проживут… Богатые тоже плачут, что денег мало."