Знаете ли вы, ребята, отчего Восьмое марта женским праздником стало?
Всем вам, должно быть, дома или в школе рассказывали, или вы сами в книжках читали, что в этот день американские женщины на демонстрацию вышли – равных прав с мужчинами требовать, и поэтому Восьмого марта Международный женский день отмечать стали.
Наверное, эта демонстрация на самом деле была – в книгах по истории ведь, как известно, чего попало не пишут; но только я слыхала, что это уж потом люди женский день с выступлением американок связали, а на самом деле этот праздник совсем по другой причине появился. Правда ли то, нет ли – не знаю; за что купила, за то и продаю; а сама я так разумею, что эта история на правду вполне походит. Хотите узнать, как дело было? Ну, слушайте.
Когда эти события произошли, никто уже и не помнит – может быть, сто лет назад, может быть, триста, а то и еще раньше. Где они случились, тоже никому в точности не известно; однако ж полагают, что, скорей всего, было это на святой матушке-Руси, то есть на нашей с вами родной земле. А началась эта история вот как.
Февраль тогда к концу шел. По уму пора бы уже оттепелям да проталинам помаленьку быть, ан зима-то уходить и не думает – знай себе холода трещат да метели воют. Собрались тогда все лесные звери, какие в спячку не залегли, и все птицы, какие в теплые края не улетели, на совет и стали думу думать: как им зимнюю стужу прогнать да весеннее тепло в свои края залучить? Думают-думают – ничего дельного в голову не приходит. Наконец один старый Филин проухал:
– Оттого у нас до сих пор так холодно, что старик Мороз* в наших краях засиделся, уходить не хочет, а Весна про то и не знает. Отовсюду она его гонит, а к нам заглянуть забыла.
– Может, это и правда, да только что ты с этим делать предлагаешь? – спросил Заяц.
Молчит Филин, не знает, что сказать.
– Надо сыскать, где Мороз угнездился, и честью попросить его к себе на Север до следующей зимы уйти, – протрещала Сорока-белобока.
– А как мы его найдем-то? – пропищала Мышь.
– Надо определить, с какой стороны сильней всего холодом тянет, и туда пойти: в той стороне, значит, он и сидит, – нашелся опять Филин.
На том и порешили. Повертелись лесные жители несколько раз вокруг себя, разобрались, откуда больше всего холодом веет, и подались в ту сторону. Идут, летят и время от времени проверяют, не сбились ли с пути. И чем дальше, тем холоднее становится.
Наконец выбрались звери и птицы на большую поляну. Видят – посреди поляны большой сугроб, а на сугробе старик сидит: лицо белок, брови белые, усы белые, борода белая, только глаза голубоватые, будто две льдинки. Одет старик в белую шубу, белым поясом подпоясанную, на голове – белая шапка, на ногах – белые валенки, на руках – белые рукавицы, в правой руке белый посох. Весь белый старик, только в складках шубы голубоватые тени прячутся. А вокруг него снежинки кружатся, как в хороводе, да не обычные – какие в треть ладони размером, а какие и в половину. По большей части снежинки белые, некоторые голубым отливают, а иные – зеленым. И стоит на поляне холод такой, что у всех зверей зубы застучали.
Поняли звери да птицы, что это и есть Мороз, поздоровались и говорят ему:
– Мы на тебя, дедушка, в большой обиде за то, что ты у нас дольше положенного срока засиделся. Пора тебе и честь знать. Нам зима надоела. Хотим, чтоб снег растаял, деревья зазеленели, цветы расцвели, реки да ручьи потекли. Просим тебя добром: ступай сейчас к себе на Север, а зимой опять к нам в гости жалуй. Мы тогда тебе снова рады будем.
Отвечает Мороз зверям и птицам:
– Коли вам холод не по нраву, так и катитесь туда, где тепло, а мне и тут хорошо, я хочу в этих краях навсегда остаться и вечно над ними властвовать.
Сколько ни уговаривали звери и птицы старика – все без толку. Делать нечего, разбрелись, разлетелись все лесные жители восвояси, а назавтра опять собрались на старом месте и стали совет держать, как им Мороза со своей земли выжить, раз он подобру-поздорову не уходит.
– Надо нам всем собраться и проклятущего старика силой вон выкинуть! – прорычал отощавший за долгую зиму Медведь-шатун.
– Да ты что? – чирикнул в ужасе Воробей. – А ну как он нас всех до смерти заморозит?
– Ничего с нами не случится, – отвечал косолапый. – Этот старый хрыч хоть силен, да один, а нас много. Стоит попробовать – хуже, чем есть, все равно не будет.
Решили звери да птицы послушаться медведя и опять отправились к Морозу. А старый сидит на том же месте, где вчера, и по-прежнему громадные снежинки вокруг него пляшут.
Закричали все звери и птицы разом:
– Убирайся, Мороз, вон из наших краев к себе на Север, а не то мы тебя взашей отсюда выкинем, да еще отколотим хорошенько, чтобы впредь тебе неповадно было нам жизнь отравлять!
А Мороз сидит как ни в чем ни бывало и только ухмыляется.
– Попробуйте, – говорит. – Узнаете тогда, почем фунт лиха.
Кинулись они на Мороза, да не тут-то было. Взмахнул старик руками им навстречу, и тотчас все звери и птицы так замерзли, что пошевелиться-то едва сил хватало, а уж о том, чтоб драться, и речи быть не могло. Еле-еле смогли они убраться со злополучной поляны до по своим жилищам расползтись, а Мороз им вслед только посмеивался.
Лишь к следующему утру смогли лесные обитатели отогреться. Собрались они тогда на совет в третий раз.
– Видно, самим нам с Морозом не справиться, – прокаркал с ели мудрый старый Ворон. – Надобно нам к Весне гонца послать и на помощь ее позвать – авось она злого старика одолеет и от нас прогонит.
– А кто гонцом-то будет? УЖ не ты ли? – спросил ехидно Клест.
– Рад бы, да не могу, – отвечал Ворон. – Слишком я стар, крылья меня уж плохо держат.
– Зря ты над Вороном насмехаешься! – тявкнула на Клеста Лиса. – Выход-то он дельный предложил: не его вина, что сам лететь не может. Старость не радость. Ты до его лет и вовсе не дотянешь.
Согласились все с Вороном и Лисой, стали выбирать гонца.
– А давайте кого-нибудь из Синиц пошлем, – предложил другой Ворон. – Синицы и летают быстро, и по дальним перелетам мастера, и еды им мало надо – стало быть, прокормиться в пути легко. Я слыхал, что Синицы от Москвы до Италии долетали.
– Я полечу за Весной! – тренькнула тут одна молодая быстрокрылая Синица. – Трудно будет ее сыскать, ну да я уж постараюсь.
– Лети по ее следам, – прорычала Волчица. – Где тепло, там, значит, Весна уже побывала; старайся вызнать, когда она оттуда ушла и куда направилась.
Тотчас снялась Синица с ветки и полетела во весь дух. Летела-летела и добралась до таких мест, где Весна уже свою власть установила, где все цвело-зеленело. Стала Синица местных зверей и птиц спрашивать, когда и куда Весна от них пошла, да вот незадача – мало кто из лесных жителей с Весной встречался, а тем более с ней беседовал. Несколько дней разыскивала Синица Весну и наконец дозналась, в каком лесу та сейчас остановилась.
Стремглав прилетела Синичка в тот лес, но, как на грех, сколько ни спрашивала у лесного народа, никто Весны и в глаза не видал. Пробовала птица над лесом летать и сама Весну сверху высматривать, да ведь синичьи глаза – не орлиные, с высоты птичьего полета ими много не углядишь.
Взлетела тогда Синица как можно выше и крикнула Солнцу:
– Видишь ли ты, ясное Солнышко, где сейчас Весна-красна?
– Вижу, – отвечало Солнце.
– Укажи мне, пожалуйста, где ее найти! – просит Синица.
Протянуло Солнце длинный яркий луч до самой земли, указало птице-Синице, где Весна остановилась. Поблагодарила Синица Солнышко и полетела туда, куда ей луч показывал.
Опустилась птичка в указанном месте на землю. Видит – цветущая зеленая поляна, вокруг поляны деревья, все сплошь цветами усыпаны, а на холмике посреди поляны сидит девушка: стройная да высокая, красивая да румяная, коса у нее белокурая до пояса, а глаза зелены, словно молодая трава. Одета красавица в платье почти до земли, обута в легкие туфельки, в косе лента, на голове венок и цветов – и все на ней розовое, точно персиковый цвет, а вокруг девицы крупные белые, розовые да малиновые цветки кружатся, будто вальс танцуют. Поняла Синичка, что это Весна, и обратилась к ней:
– Ой, Весна-Вёснушка, ты приди, пожалуйста, в наши края, прогони лютого Мороза! Не уходит старый от нас по доброй воле, хоть давно бы уже пора, совсем нам надокучил. Устали все звери и птицы мерзнуть да голодать, на и людям ненамного легче.
– Хорошо, – отвечает Весна, а голос у нее звонкий, точно ручеек. – Силен Мороз, мудрено будет его прогнать, коли добром уйти не согласится, ну да я попробую.
Встала она с пригорка, взмахнула руками и оборотилась белой Лебедью: крылья снизу серебряные, поверху позолоченные.
– Ну, лети вперед меня, дорогу кажи, – говорит Весна птице-Синице.
Взмыли они в воздух и полетели: впереди – Синичка, позади – Лебедь-Весна, и спутники ее – цветы от хозяйки не отстают. По знакомой дороге добираться быстрей – за два дня долетели они до родного Синичкиного леса, малиновой зарею третьего дня сели на той самой поляне, где Мороз поселился. А все звери и птицы уж поблизости дожидались Синицы с Весной. Увидели они Весну-красну, обрадовались, стали просить ее, чтоб Мороза прочь прогнала.
Подлетела Лебедь-Весна к Морозу, опустилась опять на землю, приняла свое настоящее обличье и говорит ему:
– Засиделся ты тут, дед, сверх всякой меры. Здешний народ на тебя жалуется, хочет, чтобы ты до следующей зимы к себе на Север ушел, мне мое законное место уступил.
– Ишь чего захотела, – отвечает Мороз. – Мне тут хорошо, я здесь на веки вечные останусь, а коли лесным жителям, да и людям тоже, это не нравится, пусть убираются отсюда на все четыре стороны. И тебя, девка, я не боюсь. Раньше я с тобой связываться не хотел, перед тобой отступал, а теперь понял свою силу, понял, что ничего ты мне не сделаешь. Остальную землю, так уж и быть, забирай себе, а отсюда тебе меня не выжить.
Разгневалась тогда Весна на старого и говорит:
– Коли так, вызываю я тебя, злой Мороз, на честный бой.
Мороз в ответ только усмехнулся в усы.
Стали они биться. Весна тепло напускает, а Мороз – холод-стужу. Весна Мороза теплым дождем хлещет, а он ее – колючей метелью.
Тут показалось из-за дальних гор ясное Солнце, залило весь лес своими золотыми лучами. А у молодой Весны от его света силы прибыло. Начала она Мороза одолевать. Потекли сугробы ручейками, стала метель водяной моросью исходить, в воздухе теплом повеяло.
Однако ж за один день всего снега и льда не растопить, земли и воздуха не согреть. А как Солнце село и пали на землю голубые сумерки, стал Мороз Весну побеждать. Намел сугробы выше прежнего, проложил через реки ледяные мосты еще крепче, чем были, зимнюю стужу по новой напустил да еще наслал такую метель, что в двух шагах стало ничего не видать. А все ж совсем над Весной верх взять и прочь ее прогнать не хватило у старого сил.
Так бились они три дня и три ночи. Днем Весна одолевает, ночью – Мороз. Уж оба из сил почти выбились, а все ж ни один верх взять не может. На заре четвертого дня (а было тогда как раз восьмое марта) поняла Весна, что не победить ей старого Мороза силой – противники они равные, да и некогда ей долго с ним бороться, есть еще другие места, где ее, Весну, до сих пор ждут. И сказала тогда молодая упрямому старику:
– Ты, Мороз, верно, решил навечно эти места в снег да лед заковать и свои прядки здешним жителям навязать? Думаешь, что так, как сейчас, тут всегда будет? По-твоему, теплое время всему живому лишь для забавы нужно? Неправильно думаешь! Весна и лето зверям и птицам необходимы, чтоб самим после голодной зимы отъесться и потомство вывести, деревьям и кустам – чтоб листья выпустить, питанием на следующую зиму запастись и семена дать, а травы и цветы зимой вообще расти не могут. Понимаешь теперь, что будет, если ты сей же час восвояси не уйдешь? Только звери, птицы и люди хоть смогут от холода в теплые места уйти, а деревья, кусты и травы от голода погибнут! Вот теперь и решай, что тебе больше по нраву: сейчас на Север уйти, а на будущую зиму опять желанным гостем сюда вернуться и смотреть, как белые зайцы по снежку прыгают, как клесты птенцов высиживают, как дети в снежки играют да с горок катаются, или навеки одному в мертвой снежной пустыне остаться?
Тут Мороз юной Весне в ноги поклонился:
– Прости ты, красная девица, меня, дурня старого! И вы, лесные звери да птицы, простите! Хотел я навсегда здесь полновластным хозяином остаться, а теперь вижу, что никому, и мне самому в том числе, от этой затеи добра не будет. Негоже порядки, от века Самим Богом установленные, в угоду своему властолюбию нарушать. Всему должно в свое время быть: мне – в мое, а тебе – в твое. Сей же час ухожу я на Север и тебе, Вёснушка, власть над этими краями на положенный срок передаю, да пред Господом клянусь впредь сего установления не нарушать, а все звери и птицы, что здесь собрались, пусть в том свидетелями будут.
– Быть посему, – молвила Весна-красна ему в ответ. – Со своей стороны, обещаю зла на тебя на эту провинность не держать и раньше положенного срока тебя тоже ниоткуда не гнать. Будем бы с тобой, дедушка, отныне и на веки вечные добрыми друзьями.
Сказала она так, руками взмахнула, и тотчас опять теплом повеяло, метель стихла, сугробы подтаивать начали, а там, где стояла Весна, проталина шириной в пару шагов появилась.
– И мы тебя, дедушка, тоже прощаем, – вторят ей звери и птицы. – На следующую зиму приходи к нам опять – мы тебе рады будем.
– А в знак того, что я пред тобой покаялся, – говорит Мороз, – и что мы с тобой на вечные времена помирились, принимай, дочка, от меня подарок.
Ударил он несколько раз посохом по оттаявшей земле у ног Весны, и тотчас на проталине цветы выросли: белые, голубые, красные и даже, говорят, зеленые. Были они совсем простые, незатейливые, но такие нежные и красивые, что не только сама Весна, а и все лесные звери да птицы на них загляделись.
– Тебе ведь, девица-красавица, по роду занятий цветы любить положено, – улыбнулся старик. – Вот я и решил тебя цветочками порадовать.
– Большущее тебе спасибо, дедушка, – так и просияла Весна-красна. – Прости и ты меня, коли я тебе худое слово сказала.
Попрощались они, точно родные, и пошел Мороз вместе со своими снежинками с себе на Север. А когда шел, еще обернулся и молодой Весне на прощанье рукой помахал.
Весна ему тоже помахала и сразу же принялась за работу: снег-лед растапливать, тепло нагонять, на ветвях почки раскрывать, травы-цветы из-под земли выпускать, зверей от зимней спячки будить, перелетных птиц в родные края зазывать.
В скором времени не осталось в тех местах от зимы ни следа, ни памяти. Зазеленел лес, зацвел, зашумел быстрыми речками и ручьями, зазвенел птичьими голосами. Стали все лесные жители досыта есть, стали поскорей потомство выводить. Потекла жизнь по-старому, по-хорошему.
А Мороз с той поры извечного хода времени больше не нарушал и начал на каждое восьмое марта Весне в память об их примирении подарки дарить: то фейерверк из падающих звезд устроит, то наколдует птиц с разноцветными перьями и чудесными голосами; но чаще всего дарит он ей, как и в первый раз, невиданные цветы, которые по его велению на проталинах вырастают. Однако ж Весна те места, где дареные цветы растут, от чужого взгляда своим волшебством скрывает, чтоб жадные, злые люди их не посрывали да не повытоптали. Только изредка, говорят, удается человеку красоту тех цветов увидеть, да и то лишь тому, кто душою чист.
Но не зря говорит народ, что слухами земля полнится. Много ли, мало ли времени прошло с тех пор, а только узнал постепенно весь белый свет, как Мороз с Весной поссорились, как она его образумила и как заключили они меж собой на вечные времена нерушимый договор, чтоб отныне каждому из них в свое время быть, а на чужое не зариться. И в память об этом стали мужчины восьмого марта женщин одаривать, как Мороз – Весну. Женщина ведь для семьи что Весна: и накормит, и порадует, и теплом своей души согреет. А самым частым подарком к тому дню стали, опять же по примеру Мороза, цветы. Когда же подзабылась история о Морозе и Весне, тогда стало Восьмое марта просто женским праздником, каковым и поныне остается.
Вот и вся история. Хотите – верьте, хотите – нет, дело ваше; а по моему разумению, если это и неправда, то хорошо придумано.
* Здесь Мороз – суровый повелитель Севера, зимней стужи, снега и льда, не тождественный Деду-Морозу – персонажу новогодних сказок, игр и поверий, хотя и несколько сходный с ним внешне.