Я - гусь шадринский

Николай Морозов
«Я – последняя буква в алфавите».
                (поговорка)
               
    
   Конечно, случаи из моей жизни  – не похождения бравого солдата Швейка или приключения Электроника.
   Однако некие элементы судьбоносности в них тоже присутствуют.
 Не много ли беру на себя? Судите сами.
   
   …Рост детской преступности в стране продиктовал необходимость изучения специфики их причин и особенностей  расследования.
   
   Поэтому в Ленинграде при институте усовершенствования следственных работников прокуратуры СССР были созданы специальные курсы.
   
   Туда меня и командировали 8 августа 1964 года.
Поездка оформлялась в экстренном порядке, и билет на поезд я приобрёл в последний момент.
   
   На  перрон вокзала выбежал  после информации диктора об отправке состава и садился в вагон, когда его колёса уже начали вращение.
 
   Соседями по купе оказались трое.
Симпатичная блондинка пташкой щебетала о достоинствах её мужа Виктора, одновременно  флиртуя с чёрноволосым парнем-южанином.
   
   Третий пассажир, пенсионного возраста,  оказался заядлым курильщиком из Кургана.
С ним  мы сразу нашли общий язык и, спасаясь от купейной духоты, освежались в тамбуре вагона.
   
   Наутро проснулись поздно, когда наши  попутчики с нижних полок уже чаёвничали.
Парень угощал девушку домашним винцом. И она, раскрасневшись, рассказывала смешные истории из студенческой жизни, поминутно рассыпая блестящую пудру восхвалений  супруга:
   - Ах! Как Витечка любит меня! Витечка умеет делать – то, пятое, десятое. Витечка! Витечка!   
Чувствуя, что спутники тяготятся  нашим присутствием, мы с приятелем отправились в ресторан.
   
   Едва туда вошли,  меня кольнула оплошность: в карманах брюк ни копейки!
Стояла несносная жара!
   
   Покидая купе, я снял  пиджак, в котором хранился бумажник. И, вняв бабушкиному совету: подальше положишь – поближе возьмёшь, запрятал его  под увесистый тюк с пожитками.
   
   Спохватившись, оставил земляка исследовать меню и помчался назад, где одним духом  влетел в  ячейку  поездного приюта.
 
   Там  двое незнакомых мужчин, студентка и брюнет неистово резались в карты.
  - Когда только успели собраться? - мелькнула мысль.
На моё появление они никак не реагировали, и я ловко  заскочил на свою вторую полку.
   
   Лихорадочно обшарил верхнюю принадлежность моего новенького цивильного костюма и…
    - Тпру, лошадка!
 Ни денег, ни документов, включая направление в институт, в карманах  –  как ни бывало!
   
   В этот трагический момент явственно ощутил на собственной шкуре:  не метафорическое ухищрение авторов при употреблении  выражения «волосы на голове зашевелились».
   
   На моей макушке они не просто зашевелились – встали дыбом!
В мозгу роились ужасные мысли:
   - Обчистили растяпу-следователя! И я теперь – беспаспортный и нищий бродяга.
Как быть?
   
   Постарался обрести самообладание. Произвёл профессиональным взглядом осмотр публики и в горячечном поту… обледенел: нахожусь не только не в своём уме, но и не в своём купе!
   
   Я не я, и квартира не моя!
В спешке перепутал всё на свете и …обыскал чей-то чужой пиджак.
   
   Готовый  уничтожить себя самыми унизительными  извинениями, вдруг осознал: игроки на мою проделку   обратили   ноль внимания и фунт презрения.
   
   Для них ничто  не существует, когда фанатично дуются в преферанс.
      
   Преферанс, преферанс! Ты меня спас.
 
   Какое замечательное в прямом значении  французское словечко preference – предпочтение!
Слава Богу! Под гипнозом азарта картёжники  оказали предпочтение  не мне, а «предпочтению».
   
   И я, скользнув змейкой вниз, без эксцессов покинул беспечную компанию под мерный перестук колёс поезда и бешеный ритм моего сердечного пульса.
   
   На радостях рывком откатил  дверь, находящегося рядом, родного купе  и  …попал на сеанс мягкой эротики: «неверную деву лобзал армянин».
   
   Знаменитые пушкинские строки из стихотворения «Чёрная шаль» как нельзя лучше подходили к оценке происходящего между блондинкой и брюнетом.
   
   Философическое единство взамен борьбы белой и чёрной противоположностей!
Впрочем, участникам процесса  было не до меня, а мне не до них.
   
   Прыжок на полку, пиджак в руки и плюс  пожизненное кредо: отныне всё моё ношу с собой.      
…Московский вокзал Ленинграда!
Из него выход на Невский проспект и через десяток-другой минут поворот вправо на Литейный к дому № 44, где  учебная часть института. 
   
   Быстрое оформление прибытия с выдачей путёвки в общежитие на улице Савушкина.
Шофёр такси  в белоснежной рубашке с галстуком, молодой и элегантный, услужливо предложив место в чистеньком салоне машины, вежливо предупредил:
    - У нас не курят.
И проявил знание физиогномики –  искусства определения внутреннего состояния человека по движениям и мимике лица.
   - Вы нервничаете. Явно не в своей тарелке. Сейчас без валерьянки развеселю.
Весьма оригинально представился
   -  Евгений. Хоть и не Онегин, родился на брегах Невы.
 Его литературный приём обласкал приветливостью, и я отыграл в той же тональности:
   - Николай. Не Романов царских кровей –  Шадринский гусь с реки Исеть.
   - Вы – шадринец? - не сдержав эмоций, таксист ударил рукой по рулевой колонке, - я же там проходил  армейскую службу. Заправлял самолёты керосином. Про гуся знаю. Книжка такая есть.
   - Есть! Благодаря Петербургу.
   - С какого боку?
   - Автор Евгений Фёдоров за  основу взял исторический казус.
     В 18-ом веке пожар слизнул половину Шадрина-городка. И  воевода Голиков отправил в Сенат  депешу с предложением …сжечь уцелевшую часть.
   Зачем?  – Дабы уберечь  народ от повторного бедствия.
Донесение рассмешило императрицу  Екатерину Алексеевну, и она повелела:
   - Любопытно видеть сего шадринского гуся.

   Известие повергло  в шок городского голову: не сносить теперь головы собственной!
   
   Как выкрутиться?
Тёртый калач писец Епишка посоветовал  истолковать монаршую волю в  буквальном смысле:
   - Гуси Рим спасли! Спасут и вас.
И надоумил отправить в Санкт-Петербург обоз с  местным отборным гогочущим поголовьем.
   
   Инициатива наказуема!
Прохвоста и снарядили в столицу.
   
   Однако придворные сановники – стреляные воробьи. Их на мякине не проведёшь.
Хитрость раскусили, и шельмеца отполосовали розгами. А птицу отправили на царскую кухню.
   
   Дальнейшие события развивались сказочным образом!
Британский посол откушал на  дипломатическом приёме жареного шадринского гуся.
   
   И зело восхитился яством!

   Тут же министр коммерц-коллегии доложил Её Величеству:
   - Посольство Англии «строит решпект об открытии торговли сей птицей».
 
   Решпект – respect – слово французское: почтение, уважение.
  Императрица проворно распорядилась:
   - Открыть доступ шадринского гуся  гурманам из Лондона.
       И   грохнул заряд мудрого  изречения: не было бы счастья, да несчастье помогло.
 
   Пожаловали Епишке   сотню рублей, офицерский чин и наградили медной медалькой.
Исполняя волю самодержицы, полетели сибирские гуси-лебеди на туманный Альбион.
 
   Поведал я это легендарное событие новоявленному земляку и превратился в туриста.
 А он – в гида, попутно просвещающего о  достопримечательностях северной столицы:
 -  Михайловский дворец, Летний сад, Храм воскресения Христова, Марсово поле, Суворовская площадь, Кировский  мост, Петроградский остров, Каменный, вот и Новая деревня.
   
   Изумительный финал!

   За великолепную экскурсию с доставкой к самому крыльцу заветного места петербуржец, ни за какие коврижки, не принял чаевых, ограничившись оплатой по счётчику …80 копеек.
   
   Такого радушия при визитах в Москву испытать  не доводилось.
С распростёртыми объятиями встретила меня и комендант общежития.
 
   Предложила не келью под елью, а просторную  комнату вдали от туалета, где тишь да гладь и божья благодать.
   
   Вошёл в жилище и обустроился, первым делом водрузив  фотографию моих детей, Игорька с Леночкой, на тумбочку.
   
   Затем открыл шкафчик у кровати и …очутился в борделе.
На  обратной стороне  дверцы красным фломастером взывала к удовольствием секс-реклама: аккуратный перечень девиц с указанием Ф.И.О., дат рождения, адресов  и … прейскуранта.
   
   «Сокамерниками» оказались: 59-летний  Иван Трофимович Ходенёв из Серебряных Прудов Подмосковья, 57-летний Константин Григорьевич Маргиленко с Камчатки и ровесник из Перми Пётр Туганов.
   
   Их шкафчики тоже содержали банк данных о не слишком щепетильных особах.
Очевидно, высоконравственные предшественники, опробовав «товар» по качеству и количеству, позаботились  о будущей смене коллег, склонных к экстазу вдали от любимых жён.
 
   Честно скажу, кое-кто быстренько воспользовался услугой и, посетив вендиспансер, бесславно (вернее  – с дурной болезнью и такой же славой) отбыл восвояси.
   
   Об этом с нескрываемым негодованием на первом же общем собрании нас  проинформировал директор курсов Александр Петрович Филиппов.
 
   Он же ознакомил с планом повышения квалификации по новейшей тематике, который кроился на  ходу, и лекторское ассорти отличалось приятной свежестью.
   
   Академиков и  учёных НИИ  сменяли практики, искусствоведы, известные артисты и деятели.
О многочисленных экскурсиях по историческим местам нет необходимости даже упоминать.
   
   Учёба  шла великолепно! Но не без приключений.
Привыкнув по утрам приобретать свежие газеты в киоске на Литейном проспекте,16 октября 1964 года не обнаружил  в нём никаких признаков СМИ.
 
   В чём дело?
В разгар занятий всех собрали в актовом зале и объявили о том, что Пленум ЦК КПСС, мягко говоря, дезавуировал уважаемого Никиту Сергеевича Хрущёва.
 
   Французское desavouer – отказаться, разоблачить, выразить неодобрение.
В кулуарах звучало проще – попросили генсека закрыть дверь кабинета  с другой стороны.
   
   В ноябре курсы удостоил приездом заместитель Генерального прокурора СССР Маляров.
Подумалось, в связи с политическими перестановками.
 
   Но, анонсируя  встречу курсантов с высокой персоной,  директор курсов  предупредил:
   - Не задавайте набивших оскомину вопросов о повышения зарплаты. Мероприятие носит альтернативный характер. Явка не обязательна.
   
   Действительно, генералы изрядно поднадоели.
Посещали нас часто и без видимой пользы. В период «хрущёвской оттепели» перед ними мы уже не робели в высказываниях.
   
   Упомянутый мной выше Иван Ходенёв, с порога маячившей ему пенсии, осмелился заявить:
   - Нас держат, как голодных псов, чтобы злее были!
Вряд ли руководство пользовалось мыслями Бернарда Мандевиля из его трактата  1714 года  «Басня о пчёлах»:
   - Слишком низкая заработная плата доводит …до малодушия и отчаяния, слишком большая – делает наглым и ленивым.
    
   Зная о парламентских способностях (английское parliament  – говорильня) навещавших нас московских начальников, предложение администратора пойти на вольный ветер, мной было воспринято  с превеликим удовольствием.
   
   Куда рвануть?
Может, пообщаться с Н.А.Некрасовым, который писал: «Бывали хуже времена, но не было подлей».
Неплохо пойти и элементарно подремать  в  «общаге»: поздно ложусь спать и раненько встаю.
   
   В душном и переполненном трамвае с нудным и долгим дребезгом от Новой деревни добираюсь до Инженерного замка, в котором  грохнули табакеркой по темечку в 1801 году императора Павла-первого заговорщики «по заказу» его супруги.
   
  Потом мимо цирка, с лицом Юрия Никулина на афише, бреду через мост Белинского на Фонтанке.
 
   Нет, вариант негодный. Недопустимо проспать свидание с любимой Северной Пальмирой!
Увижу ли  ещё когда-либо её прелестный лик в этой короткой земной жизни?
    
   Лучше пешочком продефилирую по закоулкам мегаполиса.
В его урбанистической структуре немало интересных уголков, где тоже совершаются  … убийства.
   
   К примеру,  Фёдор Михайлович Достоевский в «Преступлении и наказании» увековечил  деяние, изгнанного из студентов, мещанина Раскольникова.
 
   Сей умник топором отблагодарил,  выручавшую его ссудами,  старуху-процентщицу. И сделал это с высокой благородной целью – осчастливить свою мать и сестру, а потом жить честно.
   
   Нет, опять нет.
Много полезнее в тридесятый раз увидеться с ансамблем Зимнего дворца  В.В.Растрелли и других зодчих, пообщаться с богатейшей коллекцией памятников искусства со всего света.
   
   В Эрмитаж!
Ermitage – место уединения. Это по-французски. Только там не уединишься – всегда аншлаг.
   
   А  шагреневая кожа сжимающегося времени не позволяет его транжирить, спринтом мчась мимо сокровищ, каждое из которых завораживает.
   
   Завораживает, притягивает магнитом познания  неспешно прочувствовать редкостный шедевр  живописца или, одухотворённый ваятелем мрамор.
   
   По зрелом размышлении направил свои стопы к монументу, о котором к 300-летию Северной Пальмиры излил  кровавую боль в стихотворении:
               
                Балтика

Я в Санкт-Петербурге! Покинув вокзал,
Пришёл на Сенатскую площадь.
У Медного всадника вижу: вандал
Нутро модным пивом полощет.

«Жарища, Петруха! За тридцать в тени», -
Кощунствует пьяный оратор, -
Не к морю – за «Балтикой» руку тяни,
Плесну и тебе, император.

Привстал в стременах возмущённый седок,
Конь бронзовым цокнул копытом.
- Да что ты о Балтике знаешь, щенок,
Сивушным отравленный бытом?

Про Гангут, Гренгам, где заносчивый швед
Понёс боевое фиаско.
И миром Ништадским признал наш сосед
Россию на море Варяжском?

Железный орешек мой грозный Кроншлот
Не раз показал зубы с блеском!
Здесь создан был мною Российский Балтфлот,
Которому славы умножил полёт
Подводник-герой Маринеско.

Вовек не померкнет за давностью лет
Викторий неслыханных диво!

Запомни, что Балтика – доблесть Побед!!!
…А ты приравнял к ней штоф пива.

    Воспетый Александром Сергеевичем Пушкиным Медный всадник – конная статуя Петра Великого – творение скульптора Э.М.Фальконе.
 
   На «гром-камне» весом 1600 тонн он производил на меня ошеломляющее впечатление.
Общение, живое общение с ним  мистически воздействовало в тот день на мою судьбу.
 
   Едва поздним вечером переступил порог общежитского пристанища, как меня  с загадочным видом ухватил за рукав плаща  коллега.
 - Тебе привет от Генерального прокурора СССР Романа Андреевича Руденко.
 - Не понял розыгрыша, - устало отмахнулся от юмориста.
А он, давясь смехом, нарисовал картину потрясающего конфуза с моим виртуальным участием:
  - Взойдя красным солнышком на трибуну, заместитель генпрокурора Маляров обратился в зал:
  - Морозов здесь?
  - Здесь, - говорю.
  - Выйдите к сцене.
Вышел, трепеща от страха: что и где натворил, а он зычно провозглашает:
   - Почётной Грамотой Генерального прокурора СССР и ЦК профсоюза награждается старший следователь прокуратуры города Шадринска…
   
   Аплодисменты заглушают попытку выражения протеста о происходящем, а Маляров поражён моему нежеланию  принять из его рук награду.
   
   Зал затихает от недоумения, и тогда при возникшей тишине  признаюсь:
   -  Я – из Костромы, однофамилец шадринца.
Конфуз!
   
   Смеху в зале, ироничного – вагон и маленькая тележка! Федот да не тот.
Артистически разыграв пережитую им ситуацию в лицах, однофамилец сокрушается:
   - Начальник – дурак. Не предупредил, кто ему был нужен. Ты – дурак, так как смылся некстати. Я вместе вас взятых почище – дурак дураком.
   Надо бы промолчать. Взять Грамоту и вручить её тебе сейчас  …за бутылку коньяка.
Пришлось коллегу успокоить:
   - Русские  таких называют: крепок задним умом. Французы – толкуют об остроумии на лестнице после ухода из гостей.
    
   4-го ноября 1964 года, на вечере, посвящённом очередной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, вслед за прочтением доклада состоялось  вручение мне Грамоты   в обстановке  гремучей смеси хохота и рукоплесканий.
   
   Такая очерёдность абсолютно не соответствовала отмечаемой дате: я же не участник штурма Зимнего или гражданской войны.
   
   И незаслуженно стал знаменитостью курса.
Вплоть до окончания ученья нет – нет, да кто-нибудь совершенно незнакомый, заметив меня, дружески похлопывал по плечу и улыбался.
  - Морозов! Тот самый! Шадринский гусь!
А ведь никто из них слыхом не слыхивал об упомянутой повести Евгения Фёдорова.   


На фото: автор на тех самых курсах, прогулка по Ленинграду.