Из вопосминаний моей мамы...
Прожорливая, кровопролитнейшая война, какую только знало человечество за всю историю своего существования, уползала с проклятиями в прошлое, оставляя после себя страшные последствия военных действий. Особенно пострадали территории двух главных противников всемирной бойни: Германии и Советского Союза.
Тысячи шедевров архитектуры стояли с сорванными крышами и смотрели пустыми обгоревшими глазницами в небо, как бы жалуясь на свою участь Богу или того хуже лежали в руинах, разрушая гармонию улиц прекраснейших городов мира.
Однако несравненно большее количество горя выпало на людей. Миллионы из них, погибших в смертельных схватках, уже покоились в земле, и многие миллионы, потеряв своих близких или получив физические увечья, добивали остатки своих жизней в алкогольном угаре, спасаясь таким образом от душевной боли или просто уходили в одиночество, перемалывая в сознании, вдали от людей свои гремучие мысли. Особенно грустное впечатление производили безногие фронтовики, которых было довольно много, ведь почти на каждом железнодорожном вокзале обитали эти несчастные люди, передвигающиеся на самодельных тележках, выставляя вперёд свои культяпки, прикрытые засаленными вонючими штанами с обрезанными и первязанными штанинами и пытающиеся любыми средствами достать «горючую» жидкость, чтобы залить нестерпимую боль сердца и, забывшись в хмельном дурмане, затянуть хриплым голосом жалостливо-вульгарную песню о жестокой судьбе...
Короче говоря война наследила много и повсюду, но надо было жить дальше и жизнь ещё пока медленно, но набирая обороты, стала возвращаться на пепелища. Ремонтировались разрушенные дома, паралельно строились новые и самое главное начали преображаться люди. На лицах стали зажигаться улыбки и глаза, совсем недавно изливающие тоску, или душевную боль, стали всё чаще лучиться светом и радостью жизни, то-есть страна оживала.
Пришла весна пятидесятого года, которая была особенной, ведь приближалась пятая годовщина дня победы над фашисткой Германией и праздничная атмосфера стала проникать даже в самые отдалённые уголки страны Советов. Наверное не было ни одного художественного коллектива в СССР, который не готовился бы к знаменательной дате.
Репетировал праздничный концерт к 9-му Мая также и колхозный хор, в котором пела моя мама. Было ей девятнадцать лет. Она обладала уникальным голосом и прекрасным слухом, и ей поручали большей частью исполнение ведущих сольных партий. Мало кто из зрителей мог предположить, что эта стройная, симпатичная девушка с русыми волосами и серыми глазами является Российской немкой. Лишь разговор с немецким акцентом, выдавал иногда её происхождение, но пела мама без акцента и колхозный хор был не мыслим без её участия.
Таким образом почти каждый день после работы, мама приходила в колхозный клуб и растворялась в мире музыки. В тот злосчастный вечер, мама также, как и все предыдущие дни, прибежала на репетицию и прозанималась с хором до поздней ночи.
Подруга Надя предложила ей переночевать у неё, неподалёку от клуба, иначе маме пришлось бы пешком, не менее часа добираться ночью одной до окраины деревни, где находился их дом и было это не безопасно в те времена.
«Оставайся ночевать у меня,- сказала Надя, -твои наверняка уже спят, переночуешь, а рано утром сбегаешь домой и расскажешь.., никто и волноваться не будет, что тебя не было».
Так мама и поступила.
Но каково же было её удивление, когда рано утром у них в доме она застала участкового, который строгим тоном допрашивал бабушку, требуя объяснить где находится её дочь. Вошедшая мама разрядила обстановку и всё могло закончится без последствий, но горячая искренняя юность живёт по своим меркам и мама, вместо того чтобы извиниться и смирённо выслушать наставления милиционера, начала отрицать свою вину и настаивать на том, что ничего плохого не сделала, что она просто готовилась к празднику и переночевала у подруги.
«Маленькая ремарка для незнающих читателей. Российские Немцы, переселённые перед войной в отдалённые участки страны, находились под «коменданстким часом» вплоть до 1954 года и не имели права отлучаться из дома в ночное время без разрешения властей»
Участковый, не привыкший к возражениям со стороны депортированных немцев, вдруг разозлился и стал кричать:
«Так ты ещё и отрицаешь свою вину. Вот получишь десять лет лагерей, будешь знать как нарушать предписания, ишь распустилась …твою мать. А ну собирайся. Сдам тебя в районное отделение, пусть там с тобой разбираются».
Он дал ей на сборы десять минут. Затем остановил попутку, заставил маму лезть в кузов, бросил в грузовик узел с вещами, который едва успела собрать причитающая, со слезами на глазах, бабушка и передал водителю записку, для начальника районного отделения милиции.
Ошеломлённая мама просидела всю дорогу окаменев, так и не придя в себя от случившегося. Бледная и дрожащая она кое как смогла преодолеть борт кузова, когда машина остановилась у районного отделения. Водитель передал записку дежурному милиционеру и тот отвёл её в камеру, заперев за нею железную, наполовину зарешетчатую дверь. В этот момент весь ужас от случившегося выплеснулся наружу и мама горько заплакала.
Через некоторое время, когда первая волна горя спала, она подошла к маленькому окну, перегороженному стальными прутьями, крест накрест, через которое виднелось голубое небо и, погрузившись в свои горестные мысли, тихо, почти машинально запела:
«С берёз, неслышен, невесом,
Слетает жёлтый лист...»
Мелодичная песня исполняемая грустным, но очень правильным, отстроенным голосом растеклась по коридорами отделения милиции и достигла слуха находящихся в здании людей. Находилась там самая разношерстная публика, от случайных дебоширов, до настоящих бандитов, но песни любили все.
«Эй певунья,- посыпались крики,- а вот эту можешь? А эту...?»
И мама, пытаясь приглушить душевную боль, начала петь, стараясь исполнить все посылаемые заказы. Репертуар у неё был огромный, она знала множество песен военных и послевоенных лет.
Были исполнены: «Давай закурим», «Синий платочек», «В землянке....», «Случайный вальс...» и многие другие.
В отделение уже не кричали, уже не отпускали шуточки, её просто слушали.
Неожиданно накатилась вторая волна горя и мама вновь заплакала. Она стояла у окошка, смотрела на синее небо и непрерывные слёзы стекали горькими ручейками к губам, и в этот момент мама, сама не зная почему, запела песню:
«Вставай Страна огромная
Вставай на смертный бой...»
Всю силу своего голоса вложила она в эту песню, всю свою обиду и горечь, все свои чувства. Когда она закончила петь, в здании стояла абсолютная тишина. Мама стояла перед окном и, ощутив наступившую тишину, вдруг испугалась.
«Господи, я опять что-то натворила...»,- подумала она.
Вытирая ладонью мокрые от слёз щёки, она обернулась и увидела стоящего в проёме двери седеющего мужчину в милицейской форме. Он держал в руках её вещи и смотрел на неё, грустно улыбаясь. В глазах у него тоже блестели слёзы. Он подошёл к маме, сунул ей в руки котомку и, взяв за плечо, молча вывел на улицу.
На улице он только сказал ей:
«Иди певунья, пой свои песни, - потом добавил, - С участковым я улажу, не волнуйся, - и в заключении спросил, - Доберёшься сама до дома?»
Мама, онемевшая от счастья, смогла только кивнуть головой в знак согласия.
Милиционер повернулся и ушёл в здание.
Много воды утекло с тех пор. Разное пришлось перенести маме в жизни, приходилось также переживать и жестокие унижения в связи с немецкой национальностью, но в такие моменты всегда являлся Русский седеющий милиционер, который увидел в маме прежде всего талантливую Российскую девчонку, по глупости попавшую в беду, и спас её от, возможно непоправимого, удара судьбы...
12.06.2010