Сорок первый километр

ГОРОД В КОТОРОМ БУДЕТ МЕТРО


Население – что-то больше двухсот тысяч. (Это больше населения Абхазии.) Четверть из них каждый день едет в Москву – учиться, работать. Пятьдесят тысяч человек (это почти население Абхазии) два раза в день штурмуют автобусы, электрички, такси. Основные станции отправления – Крюково и Площадь Юности. В новых районах уезжают около «Универсама» и на углу шестнадцатого. Вечно сонные горожане, вялые от недосыпа, стоят в очередях, отдают вяленые червонцы водителям или контроллёрам, спят всю дорогу, а потом шагают в метро.

Прожив в этом городе неделю – чувствуешь – отдохнул. Год – устал. Здесь нечего делать вечерами. Только пить или пить. Повтор? Пусть будет – это важно. Когда идут в единственный кинотеатр – одеваются, словно на элитарный приём.

Однажды Камышников сказал, что если станет мэром, то поднимет город на туризме. (Какой тут туризм?) Камышников велит окрасить все дома в зелёный. Все машины будут – зелёными. Столбы, мусорные баки, ограды, дорожная плитка – будут отливать разными оттенками зелёного. Зеленоград станет единственным в мире зелёным городом. Пока Камышников не пришёл к власти – пятьдесят тысяч человек два раза в день штурмуют автобусы, такси, электрички.

Мне странно называть Зеленоград – городом. Он хуже, чем спальный район столицы. Потому что нет метро. Кто-то обещал проложить ветку до Зеленограда ещё в конце восьмидесятых. Ждут до сих пор. Наверное, здесь когда-то будет метро.

Я ответил на мысль Камышникова, что когда приду к власти – опубликую тексты о Зеленограде. Напечатаю миллионными тиражами и прикажу изучать в школе. В город поедут туристы. Смотреть места, где мы пили. Представляешь, сказал Камышников, туристы приедут – а тут всё зелёное. Да! вот они удивятся!

Мы с Камышниковым любили прогуляться вечерами. Все улицы без имён исхожены нами. Мы знаем короткие дороги, забытые улочки и закутки. Тропинки через леса и парки. Всё знакомо здесь. Хотя мы не коренные зеленоградцы. В этом городе почти нет коренных жителей. Зеленограду всего пятьдесят.

Мы бродили и разговаривали ни о чём. Мечтали. Придумывали. Однажды мечтали стать алкоголиками. И стали. Как-то придумали быть наркоманами. И воплотили идею сразу. Я придумывал работать журналистом, а Камышников – найти девушку. Мы соображали собраться всем вместе и собирались. Хотели окончить школу и институт, не желали предавать друг друга. Думали делать, что хочется. Ходить по улицам пьяными и громко петь песни. Часто видится с друзьями. Однажды, Камышникову приснился мир «где никто не обламывается».

Все мечты превращались в реальность.

Зеленоград – город, где все мечты становятся правдой.

Наверное, и метро здесь будет.

Поэтому.


АВТО И ПИЛОТ


«Однажды я шёл по улице и вдруг вспомнил, что сегодня Новый Год.
Вот»

Обычно я езжу домой от станции метро Тушинская на маршрутке. Очередь на неё всегда тянется на сотню метров. Газели с нужным номером подъезжают редко, примерно раз в пятнадцать-двадцать минут. Рядом была очередь из маршруток на митинское кладбище. Они всегда пустовали – народ не спешил в означенный конечный пункт.

Уже стемнело, и я не знал чем занять себя в очереди. Плеера не было, а уличного света не хватало, чтобы читать книгу. Ко мне подошла девушка лет двадцати пяти.

- За пятьдесят рублей до Зеленограда.

Я согласился. Вскоре нашлось ещё трое согласных доехать на такси – все девушки. Мы зашли во двор и сели в новенькую девятку. Поехали.

Девушка вела неуверенно, подрезая и резко тормозя на светофорах. Я задремал и проснулся только в Зеленограде. Девчонки нашли друг друга – велась оживлённая беседа. Мы ехали по Зеленограду, девушки одна за другой выходили, и в конце я остался в салоне один. Справа на заднем сиденье. Девушка водитель как будто не заметила отсутствия пассажирок и продолжала.

- Я проверяю работу компании. Получаю двадцать восемь тысяч. На прошлой неделе попала в аварию – разбила свой «Порш». Это моя рабочая машина. «Порш» жалко – я всех на светофоре «делала». Просто жмёшь на педаль и все – сзади. На юг за десять часов доезжали. Ни одна машина не могла «сделать». Ну, если только «Ламборджини». Один раз на ленинградском проспекте гонялась с «Ламборджини»…

Я вышел возле «Столицы» и зашёл в супермаркет. Долго ждал пока бабушка примет сумку, а потом выбирал пиво. Взял шесть бутылок «Сибирской короны». Отстоял очередь в кассу и упаковал бутылки в пакет.

Возле подъезда Санька, я вспомнил, что забыл в супермаркете сумку. Позвонил Саньку с рабочего мобильного телефона и попросил спуститься и забрать пиво, а сам вернулся в супермаркет, забрал сумку и опять – к Саньку.

В квартире друга полным ходом шёл ремонт – ободранные обои и неровная плитка на полу. Санёк бил грушу в своей комнате. Я прошёл на кухню и поздоровался с его мамой. Она усадила меня за стол и накормила макаронами с мясом. Мне нравилась эта старая женщина. Спокойная, с тихим голосом.

- Что-то не заходишь к нам совсем, Гарик. Похудел – не узнать.
- Я бы рад, но очень много работы в последнее время.
- Мальчики когда-то вырастают в мужчин.

Я отчего-то расчувствовался. Поблагодарил её за еду и пошёл в комнату Санька. Теперь мой друг сидел за компьютером.

- Где твоя жена?
- С твоей женщиной в клубе.
- Да?
- Они договорились сходить в воскресенье, в баре, помнишь?

Я не помнил воскресенья. Я принёс сумку из коридора и оставил на полу в комнате. Мы оделись и вышли на улицу, сели в «девятку» Санька.

- Рыжова с нами хотела пойти.
- Звони.

Он набирал номер, а я включил магнитолу.

«Вот. К примеру – мои друзья нажираются водкой и падают под стол. Поэтому я считаю, что лучший выход нашёл. ЙЕЭЭЭ!!!»

Рыжова сказала, что, может быть, подойдёт в «Кружку». Санёк помолчал.

- Я Груздеву видел недавно. С её парнем…
- Груздеву? Давай ей позвоним!
- Он короче хотел тебя найти и морду…
- Какой номер?
- Погоди. Он хотел найти тебя и морду набить.
- За что?
- Там какие-то слухи…
- Давай номер.
Санёк сказал.

- Привет.
- Привет, а кто это?
- Это Гарри.
- Здравствуй.
- Ну, привет. А что такая кислая?
- Чему радоваться?
- Я звоню тебе раз в год, а ты не рада?

Я услышал эхо в телефоне.

- Выключи спикер, Мари.
- Я ничего не включала.
- Ясно. Как жизнь?
- Нормально. Ты как?
- Я нормально. Шу-шу амачи кудасай. Японцы, репортажи. У меня телефон прослушивают.
- У меня тоже.

Я ступил.

- Нет, у тебя прослушивают, когда я с тобой разговариваю.
- Ну да.
- Ты ещё замуж не вышла?
- Нет.
- Не собираешься?
- Нет.
- На следующей неделе тогда встретимся?
- Вряд ли.
- Почему?
- Потому что я не хочу тебя видеть.
- Понятно.

Я отключился. Мы подъехали к гаражу Санька.

- Что там с Груздевой? – спросил я.
- Ты спал с ней?
- Нет.
- Знаешь, всем известно, что у вас было, когда она начала встречаться с Пашей.
- И что?
- Я не знаю, кто кому что рассказал, но это кто-то рассказал Паше. Мы пили с ним, и он говорил о тебе. Говорит, хочу набить Гарику морду.
- Я всегда готов.
- Я ему объяснил. Предложил позвонить тебе. Он – отказался. Вот и сейчас он наверняка сидел у неё и слушал. Брат – не парься.

Мы сидели в машине и молчали.

- Знаешь, что меня раздражает в этом городе? Все типа всё знают. Какие-то слухи, козни, базары. Такой тупняк…
- Может, заедем за Бананом?
- Поехали.

Мы громко включили магнитолу. У Санька была музыка из «Форсажа» и «Need for speed». Приехали в тёмный район. Кажется, это был девятый. Я открыл пиво и курил в окно. Санёк поднялся и спустился вместе с пьяными Бананом и ещё каким-то парнем. Банан – бывший десантник. Высокий, широкоплечий и простой.

Года два назад мы были на мальчишнике у Санька, и братались там – я, Банан, Санёк и Камышников. Тогда я спьяну перерезал себе вену и залил кровью кухонный пол. Никто не знал, что нужно делать. Камышников зашёл в комнату к девчонкам, перепачканный в крови и сказал «Я убил Гарика». Банан разорвал тельняшку на лоскуты и перевязал мне руку. Я так и ходил несколько дней с опухшей рукой, перевязанной кусками тельняшки.

- Привет брат. – Сказал Банан, усаживаясь в машину. Мы поздоровались за руку.

Парень, пришедший с Бананом, как-то представился. Я незапомнил.

- Вызывай Камышникова. – Вздохнул я, глядя на Санька.

- Камышников!
- …
- Ты где?
- …
- У какого?
- …
- Гарри знает?
- …
- Мы будем через десять минут.

- Он возле подъезда Шевчука. Ты знаешь, где это?
Я показал на карте, и мы поехали. Я предложил пиво Банану, но у него оказалось своё.

«Пр-р-р. Обычный Новый Год – это брызги шампанского и голубые сказки. А потом подпитые девушки начинают строить глазки тем, кто поближе. Потом ниже, ниже. И утром начинаются вопросы – Леночка! Что за слёзы! Ах, простите, вы не Леночка, вы – Катрин! И только я сижу за дверью один! ЙЕЭЭЭ!!»

Камышников одиноко стоял посреди тёмной улицы. В мешковатой коричневой куртке с высоким воротником. Мы вышли из машины и поздоровались. Завтра мы будем отмечать его день рождения где-то в Подмосковье. Камышников чиркал ручкой, объясняя как добраться. Он не ехал с нами в бар. Завтра он рано встаёт, собирает музыкальную аппаратуру и едет готовить дом к празднику. Нужно успеть закупить наркоты и алкоголя.

Недавно мне прислали два диска с КАZАНТИПА и я предложил поставить что-то с них. Камышников готовил реальную вечеринку с ди-джеями, сэтами и заранее готовой музыкальной программой. Ему нужно было заранее знать, что ставить. Мы поехали ко мне.

Остановились возле подъезда и поднялись на лифте. Я передал диски, сначала прокрутив пару треков. Камышников – одобрил и взял диски. Мы снова спустились. Камышников пошёл куда-то, а мы поехали в «Ниццу».

В «Ницце» не оказалось свободных столиков, и мы поехали в «Кружку», куда собиралась придти Рыжова. В огромном помещении «Кружки» было битком, и громко играла музыка. Я, пьяный, протолкался и занял один из столов. Мы долго ждали официантку и заказали на четверых восемь пива.

Когда мы допили, подошла Рыжова, и мы пересели за большой стол. С Рыжовой был её парень – тоже Гарик. Только что они были в «Электроне» и смотрели «Хроники Риддика». Мы заказали ещё пива.

Я вконец захмелел и пытался объяснить Рыжовой произошедшее с Груздевой. Рыжова не верила и говорила, что я спал с ней. Кто-то обменивался картинками на мобильниках через «Blue Touch». Меня начинало знобить и сводить локти, я пошёл в туалет, и меня стошнило. Вернулся и выпил ещё пару кружек.

Народу становилось меньше. Я попросил Санька позвонить жене и спросить где моя женщина. Телефоны у них были отключены.

Стало холодно – кондиционер во всех «Кружках» работает одинаково сильно. У меня разболелась голова и я начал чихать. Все признаки простуды.

Я попрощался со всеми и вышел на дорогу ловить машину. Остановилась синяя пятёрка. Я сел и назвал адрес. Внутри были трое подростков. Всю дорогу они обсуждали собственную машину. Я сказал водителю, что машина – никакая.

- Да? Я всех на светофорах делаю. Любую «классику» - порву.
- А «Мустанг» - порвёшь?
- Ну, кроме «девяток» и иномарок. Я о нашей «классике».
- Мы с приятелем собрали старую шестёрку пару лет назад. Мы делали на гонках «Форд Мустанг».
- Я говорю о незаряженных классиках. Послушай, какой мотор! Только послушай!
- Не слышу.

Водитель разошёлся. Остановился на одной из прямых улиц и стартанул со шлейфом, набирая скорость, проскочил через «лежачих полицейских» ломая ходовую, и с заносом остановился на перекрёстке. Машина была отстойной.

Я пришёл домой. Меня трясло и знобило. Было очень холодно. Я выпил «валейдола», съел шесть таблеток аспирина и выпил горячего чая. Покурил и лёг в кровать, закутался в одеяло и попытался уснуть.

«Но ничего. Скоро я вылечусь и стану такой, как вы – все. Буду ходить, улыбаться, говорить всем – «здравствуйте»! Садитесь, пожалуйста! Как Вас зовут? Вы знаете, меня зовут не Дима. С головой немножечко не дружу – сижу себе и сижу. ЙЕЭЭЭ!! СИЖУ НА ИГЛЕ!!»


СНЫ О БОЛЬШОМ И МУЛЬТФИЛЬМЫ


«Расшифруй наш стереосигнал! Тайны усиления – звук и электричество! Все ручки вправо! Задержи дыхание – мальчикам громче! Тише девочки красивые»

Я окончил школу два года назад, и «последний звонок» был для меня небольшим праздником. Мне вообще не нравился май. От мая быстро билось сердце и хотелось любви.

Мне не было и восемнадцати, но я пребывал в отличной форме – бритая голова и мускулистое тело. На городских соревнованиях по пауэрлифтингу я занял второе место. Соревнования были юношеские, но выступать на них было честью. Я долго готовился – два месяца ел таблетки метандрестиналона и колол ретаболин.

Нужно было готовиться к российским соревнованиям. Я собирался пробежаться вокруг четырнадцатого района, а потом лечь спать пораньше. В шесть вечера мне позвонил Санёк.

- Приезжай на Плешку.
- Чего делать?
- Тут последний звонок у Катюхи. Реально бухнуть на халяву.

Денег у меня не было – никогда. Я взглянул на кроссовки и спортивный костюм, надел ботинки, джинсы и футболку. Вышел из дома, дошёл до «Универсама» и сел на девятнадцатый автобус.

Скоро я доехал и отыскал на Площади Юности Санька, Катюху и её класс. Вокруг было полно пива и водки. На выпускниках были разноцветные ленточки «Выпускник 2001».

Ребята выпускались из шестьсот девятой школы. Я знал почти всех – этой зимой мы часто пили вместе. Катюха, как всегда, была с Груздевой. Они пили коктейли и сидели на фонтане. Санёк стоял рядом с Рыжовой, которая тоже решила вписаться на халявную пьянку.

Я подошёл и сильно ударил Рыжову в плечо – она даже не покачнулась. Ударила мне в живот – я не повёл ухом. Нас тренировал один и тот же человек. Только Рыжова стала чемпионкой, а я – нет.

Мы отошли с Саньком поговорить. По дороге он купил мне пива – у Санька были деньги. Он работал в автомастерской. Я нащупал в кармане таблетки.

- Блин, транки не выложил.
- Что?
- Андрюха вдовес витаминам подогнал транквелизаторы.
- Зачем?
- Сам не знаю.
- Ты пробовал?
- Нет.
- А что будет?
- Не знаю.
- Давай съедим?
- Давай.

Мы проглотили по три таблетки, прогулялись по Плешке, здороваясь со знакомыми. Зашли в магазинчик и купили три алкогольных коктейля «Red Devil». Начали пить.

Ребята потянулись с площади, и мы пошли за ними. Катюха сняла длиннополое пальто и отдала Саньку. Санёк отдал мне. Я – надел и накинул капюшон. Так и шёл дальше.

Мне нравилась Груздева. Или я был влюблён – не помню. Всю дорогу мы с ней на ходу пили пиво и коктейли на брудершафт, шутили и хохотали. Толпой прошли через третий район, миновали Третий Торговый, «Флейту», ДК и оказались на пляже «Ангстрема».

«Где моя романтика?! Слёзы и звёзды?! сопливые лунатики! Сломался мой магнитофо-он!»

Парни разложили выпивку. Когда начали разливать – мне не хватило стаканчика. Я вылил «Дану» из пластиковой бутылки и срезал горлышко ключами. Получился огромный стакан – мне наливали в него пиво с водкой.

На безлюдном пляже мы фотографировались и пили. Кто-то снимал всё на видеокамеру. Кто-то играл на гитаре, а девчонки танцевали стриптиз. Было весело.

У одной из выпускниц был парень с Москвы. Он приехал на машине – затюнингованой копейке. Не помню, как его звали. Какое-то дурацкое имя, вроде Виктор. Машина стояла тут же. Однажды я обернулся, разыскивая Санька. Он стоял напротив парня.

Я подошёл ближе, чтобы услышать разговор. Они заканчивали разводы, переходили к оскорблениям и готовились к драке. Им не дали подраться – расцепили. Спор вышел из-за Катюхи. Парень как-то не так на неё посмотрел. Они были тогда не женаты, и Санёк заводился по любому поводу.

Санёк не унимался. Вырвался и запрыгнул в машину «Виктора», которого держали трое парней. Мой друг оторвал что-то под приборной доской, соединил три провода и завёл машину, дал газу назад и погнал машину к воде. Его вовремя остановили.

«Виктор», освободившись, сел в машину и поехал на меня и рядом – Санька. Мы отскочили, но какая-то девчонка покатилась по капоту и упала на песок. С ней всё было в порядке, она разревелась, но слезами и отделалась. «Виктор» уехал.

Катюхе нужно было быть дома в девять, и мы с Саньком пошли провожать её. Остальные разбредались или шли к Рыжовой домой. Мы сказали, что тоже придём. Рыжова ответила, что не пустит нас в таком виде.

Катюха жила напротив остановки «Площадь Юности» в одной из старых пятиэтажек. Их сейчас снесли и построили огромную многоэтажку. Я отдал пальто, а Санёк проводил Катюху до двери. Оказавшись рядом с Площадью – мы не могли не зайти туда. Сначала купили пива.

На Плешке стало ещё больше народу. В глазах рябило от «выпускных» ленточек. Мы встретили знакомых и задержались. К нам подошли две близняшки-выпускницы, которые знали нас, но мы их не знали. Они пили с нами водку и лезли обниматься.

- Я хочу их. – Шептал иногда Санёк мне на ухо, - Тебе какую?

- Какая разница? – отвечал я. И так несколько раз.

Ещё несколько раз подходил парень одной из близняшек. Он спрашивал мобильный телефон, и мы каждый раз отсылали его в ближайшую толпу: «Вон у них есть!» Его девушка хохотала и прижималась ко мне.

Близняшки ушли в туалет, а мы перешли дорогу и пошли по Центральному Проспекту в сторону МИЭТа. Кажется, мы шли к Рыжовой. Мы решили подраться и приставали ко всем прохожим девушкам с парнями и без.

Странно, но никто не хотел драться с нами. Однажды мы не уступили дорогу четырём парням. Просто расставили локти, и пошли на них. Они обогнули нас, и пошли дальше. Странно.

- Ты когда-нибудь ссал здесь?! – заорал Санёк.

- На Центральном Проспекте?! – кричал я.

- Да! На Центральном!

- Не ссал! Ни разу!

Естественно мы поссали на Центральном Проспекте. Шли мимо людей и ссали на асфальт центральной улицы города.

Санёк хлопнул по заднице длинноволосого парня возле «Океана», приняв за девчонку. Какой-то мужик с двумя женщинами пытались нас урезонить. Мы опрокинули мужика на бетон. Я разбил бутылку с пивом, когда прыгали по мраморным бордюрам около «1000 Мелочей». Санёк пару раз падал на землю, пачкая кожаную куртку.

«Сторожили у дверей школьниц с букетами! С секретами! У-у-у!»

Мы пришли к дому Рыжовой и позвонили по домофону. Она не брала трубку. Мы стали орать «Рыжова! Выходи!» под её окном. Зажигался свет в окнах – нас поносили со всех этажей. С какого-то балкона выглянула женщина.

- Чего орёшь?! – Крикнула она Саньку. – Тихо! Ребёнок спит!

- Да пошла ты! Мы к девке пришли!

- Сейчас к вам мужики спустятся, суки!

- Тихо!

- Чего?! – удивилась женщина.

- Ребёнок спит!

Рыжова открыла дверь, и мы поднялись к ней. Четверо парней встали в дверях, а Рыжова вышла на лестничную клетку. Она долго читала нотации и говорила, что к ней сегодня уже приходила милиция. Если мы не уйдём – повяжут всех. А у них дома – два стакана травы.

Рыжова проводила нас до улицы. Вела под руки обоих. Дверь подъезда захлопнулась, и мы с Саньком остались одни. О чём-то поговорили, сидя на бетонных ступеньках. Мимо проходили четыре девчонки с ленточками выпускниц, воздушными шариками и бантами.

«Школьницы придут если отпустят родители. Если не перегорят все усилители! Слёзные мелодии мальчиков с гитарами. Смотрите все! Слушайте! Слушайте все зрители!»

- Привет! – Сказала нам одна, самая пьяная. Другие улыбнулись.

Скоро мы вместе шли по Парку Победы. Меня обнимали две девушки и две – Санька. Самая пьяная оказалась его соседкой. Но он не знал, как её зовут. Девчонки охотно целовались и вели нас в «Ночной Экспресс».

Возле клуба, на фейс-контроле, оказалось, что у Санька денег осталось только на один вход. Мы сказали девчонкам ждать нас в клубе, а сами пошли в первый район, к Саньку за деньгами.

Поймали возника и скоро были у Санька. Тот зашёл и вышел с деньгами и блестящим пистолетом. «Братов. Берета» Деньги он швырнул в меня, а сам достал из кармана куртки обойму и щёлкнул ей в рукоятке. Передёрнул затвор и направил пистолет себе в рот. Улыбнулся.

Я подошёл и выломал пистолет из его руки. Отошёл шаг и приставил к своему виску, придавив курок. Тоже улыбнулся. Хотелось смеяться и мы долго хохотали, передавая друг другу оружие. Потом Санёк бросил пистолет в коридоре и закрыл дверь, приставив зачем-то палец к губам.

Мы купили пива на Плешке и пошли в «Ночной Экспресс» пешком. Дорога заняла около двадцати минут. Проходя дворами, мы увидели открытую ракушку. Я предложил закрыться и сделать девчонкам сюрприз – приползти в клуб внутри ракушки. Санёк поддержал идею. Мы так и не сдвинули её с места. Решили оставить.

Чтобы срезать, мы шли по газонам. Вывеска ночного клуба уже была видна, когда Санёк согнулся в спазмах, а потом упал. Я дотащил его до мраморных ступеней и усадил. Скоро я устал уговаривать его подняться и заснул рядом.

Мы очнулись днём на кроватях. В квартире Санька. Болели коленки, а кулаки были в ссадинах и крови, как будто мы дрались. Мы не помнили, как добрались до дома. Всё произошедшее казалось сном.

Куря на балконе, щуря глаза солнцу, мы улыбались. Напротив был угол школы. Среди дня двенадцатилетние дети открыли форточку и лезли внутрь. Выходной – в школе никого не было. Санёк принёс духовое ружьё и навскидку выстрелил в малолеток. Один из них упал в траву, вскрикнув. Остальные озирались, не понимая, что произошло.

Санёк передал винтовку мне. Я зарядил, приложился щекой к прикладу и прицелился.

«Расшифруй наш стереосигнал!»


ЛЕСНАЯ


Лесная жила у меня дома уже с неделю. Родители всё лето пребывали на даче, и трёхкомнатная квартира пустовала. Мне было шестнадцать, а ей тринадцать. Я тогда не знал сколько ей лет. Думал около шестнадцати. Она выглядела намного старше, чем была. Носила откровенные наряды, красила веки синим и подводила губы ярко красным.

Родители Лесной уехали в отпуск, когда она была в двухдневном загуле. Ключей от дома не оставили. Точнее не передали – я уверен, что если бы Лесная прошлась по соседям или поискала под ковриком – обязательно их нашла. Но ей неплохо жилось у меня.

Мы были лучшей парой в мире. Оба не желали работать, спали до пяти дня и ночами напролёт пили водку с приятелями на Плешке. Придя ко мне, мы принимали душ, трахались, смотрели телевизор, принимали душ, снова трахались… Никакой любви – обычный секс.

Лесная спокойно относилась к звонкам моих подружек, которых в то лето было десятки. Я не запоминал голосА (тем более имена) и над определителем телефона висел внушительный список номеров – напротив имён. Иногда я оставлял Лесную одну, а сам уходил «по делам». Встречаться с подружкой.

Когда я возвращался – ничего не происходило. Мы принимали душ, трахались, смотрели телевизор…

Ко всему я был влюблён в Ирку. Иногда я звонил ей и приглашал прогуляться. Ирка всегда отказывалась. Она не любила меня и тогда всё наше общение сводилась к редким телефонным разговорам. Звонил – всегда я.

Я часами рассказывал Лесной об Ирке. Она покорно слушала и даже что-то спрашивала. Ей не было интересно, и я не тешил себя иллюзиями на этот счёт. Просто мне некому было рассказать это кроме неё. Камышников с Шевчуком висли на дачах. Диман уехал на море, а с Саньком я должен был познакомиться только через пару месяцев.

Однажды Лесная предложила мне записать мысли об Ирке, и я последовал совету. Это был мой первый опыт писания вне уроков литературы и русского. Я исписал тетрадный лист предложениями о любви и ночных прогулках по центру Москвы. Я стеснялся показывать, что получилось кому-то кроме Лесной, но писал ещё.

Лето продолжалось. Вечером мы выходили во двор, пили портвейн и водку с дворовыми приятелями и пели песни под гитару. Потом ехали на Плешку и там напивались до бессознательного состояния. На Плешке тогда вечерами собиралось до тысячи человек. Удивительно, но все были, так или иначе, знакомы.

Мы добирались до дома с кем-нибудь на такси, а иногда ходили пешком. Плешка была далеко от моего дома, и шли час или полтора. Но нам нравилось. Ранним утром небо начинало светлеть и на улицах пахло свежестью. Мы шли, держась за руки. Хмель быстро выветривался из молодого организма, оставляя чувство пустоты. С Лесной мы прыгали по бордюрам, целовались и смеялись.

Я казался себе прожигателем жизни, и думать так было романтично. Любовь, которая никогда не будет со мной и сотни доступных прелестниц. Сигареты, водка и масса вредных привычек. Денег не было, но я особо в них не нуждался. Я не хотел работать в будущем и на полном серьёзе собирался стать порно актёром или ди-джеем эМТиВи. Иногда думал пойти в бандиты, что было реально с моими знакомствами и послужным списком скинхэда и футбольного хулигана. До сих пор не пойму, почему не стал, кем хотел. Беспечная жизнь чересчур молодого человека. Безумно романтично.

Вместе с Лесной мы прожили две недели, а казалось – вечность. В одну из ночей мы потерялись в толпе на Плешке и больше не встретились.

От знакомых я слышал часто про Лесную ещё года два. Она бросила школу и связалась с «зелёными». Мы делили молодёжь на два типа – «синие», кто пьёт и «зелёные» - наркоманы. Сначала рассказывали, что она даёт каждому, как покурит травы. Потом появились слухи, что Лесная сидит на игле и совсем опустилась. Больше слухов не было.

Через несколько лет, уже работая в газете, я возвращался с области на электричке – делал репортаж в Тимоново для «Берегов». Я был одет в светлые клешёные джинсы, футболку-стреч и чёрную бейсболку. За спиной был модный рюкзак с диктофоном, фотоаппаратом и бутылкой минералки. На глазах – солнцезащитные очки.

Когда подъезжали к Крюково – я вышел в тамбур. На полу, свесив головы на колени, сидели Лесная и какой-то оборванный парень. Белые волосы Лесной были заляпаны грязью, а одежду не стирали, кажется, много месяцев. Она выглядела истощённой и битой. Парня я побоялся разглядывать – его лицо было сплошным синяком.

- Привет, Лесная. – Сказал я, смотря сверху вниз. Она подняла голову, и устало взглянула на меня.

- Привет, Гарик.

Я вышел из электрички. Двери захлопнулись, и я обернулся. Лесная провожала взглядом, прислонившись к стеклу двери. Электричка тронулась и поехала.

Я набрал номер Санька на мобильном телефоне.

- Привет. Хочешь напиться?
- …
- Да.
- …
- На Плешке.
- …
- Прямо сейчас.


ДАЧА ПУГАЧЁВОЙ И ЗЕМФИРА


«Позвони. И я буду ждать, я буду знать: кому из нас верить. Расскажи: куда идти, зачем идти, если заперты двери?»

Сунув руки в карманы джинсов, я пинал сигаретную пачку по мокрому асфальту. Пачка норовила скользнуть под припаркованные авто или попасть в лужу. В два часа ночи удары и шубуршание мятой пачки по асфальту были слышны, наверное, на другом конце города. Вокруг – никого.

На мне – солнцезащитные очки, лёгкий свитер, джинсы и кроссовки с оранжевыми шнурками. (Оранжевые шнурки! – что за убожество!) В ушах – наушники, а на поясе – плеер. Я слушал «Мачо» Земфиры. Альбом с песней только появился, и я слушал его постоянно.

Возле ночного магазина на углу четырнадцатого района ко мне привязался бездомный щенок. Ему было не больше пары месяцев, он так сильно вилял хвостом, что вместе виляло всё тело, а хвост ударял по бокам. Я играл с щенком – дразнил и убегал от него. Мы носились друг за другом и били по пустой сигаретной пачке лапами и ногами.

Я зашёл в магазин купить сигарет, и щенок остался на улице. Внутри были приятели – Андрюха и парень по кличке Удав. Андрюха был низкий и толстый, всегда носил кожаную куртку, грязные джинсы, а на голове – тюбетейку. Удав был наоборот очень высоким и худым. Чтобы скрыть худобу он надевал просторные вещи. Сейчас он был в пуховике и широких штанах. Андрюха и Удав покупали водку и приглашали выпить с ними.

- Там такая хата! – чуть не подпрыгивал Андрюха, - Нет, ты видел, какая там хата?! – обращался он уже к Удаву.

- Хата зашибись!

- Гарик, поехали с нами?

Я пожал плечами: поехали. Мы вышли из магазина и уселись в разбитую шестерку Удава. Мои приятели спереди – я сзади. Когда выходили, щенок увидел меня и снова забил хвостом по бокам. Я захлопнул перед ним дверь машины. Он начал тявкать и бегать вокруг. Машина тронулась, и щенок побежал за ней. Я смотрел на него в заднее окно, пока меня не тронул за плечо Андрюха.

- Там такие тёлки! – он показал, приложил ладони лодочкой к груди, - Ты видел этих тёлок?! – Андрюха толкнул Удава в плечо.

- Тёлки зашибись!

Эти двое напоминали мне мультяшную парочку. Не помню какую. Может, Пяточка и Вини-Пуха. Или нет – Астерикса и Обеликса. Или Бивиса и Бадхеда? Наверное, Астерикса и Обеликса с голосами Бивиса и Бадхеда. Было бы интересно взглянуть мультфильм с такими персонажами.

- А есть музыка? – я удобней устроился в кресле.

- Неа. Магнитолу вырвали, - мы свернули на просёлочную дорогу, - Тинейджеры, бля…

- ТАМ есть музыка! Ты видел, какие там здоровенные колонки, а?!

- А выпить есть чего-нибудь?

- Водка. Будешь?

- Буду.

Андрюха достал из пакета бутылку и два пластиковых стаканчика.

- Сколько тебе?

- Сколько не жалко.

Андрюха налил полный стакан и протянул мне. Было заметно, что водки ему не жалко целый стакан.

- А больше – жалко?

- Упейся. – Он протянул открытую бутылку, и я отхлебнул из горла. Тогда я ещё пил водку не запивая и не закусывая. Даже голова с утра не болела.

«Проводи. И я буду плыть. Я буду стыть под слишком шумные воды. Перестань. В твоих глазах, в моих глазах – в них просто разные коды»

Я посасывал водку. Мы тряслись по ухабистой неосвещённой дороге. Всегда удивлялся водителям, которые разбирали путь в темноте только с помощью света фар. В боковое окно я ничего не видел – ночь. Становилось весело, что я куда-то сорвался, всё бросил. Это похоже на приступ скрытой истерики. Всегда распирает веселиться, когда видишь, что – всё, конец! Я толкнул в плечо Андрюху и криво улыбнулся.

- Так что там за тёлки? – заранее знал, что он ответит. Тупой.

- Там такие тёлки!..

Двухэтажный дом стоял на берегу Истры. Большой и красивый. Мы въехали в открытые металлические ворота и остановились напротив парадной.

Где-то на втором этаже играли из колонок «Prodigy». На ступеньках перед входом сидели четверо парней. Я их не знал. У одного по лицу текла кровь. Чёрная струйка начиналась в волосах, текла по лбу, носу и капала на землю.

- Чо такое? пацаны?

- Лысый – мудак, обожрался, бутылкой ёбнул.

Со второго этажа доносился женский визг. Из открытого окна на улицу веяли белые занавески. Ещё там была музыка. Я не понимал, чего мы застряли в дверях. Мне хотелось на второй этаж. К музыке и женщинам.

- А где Лысый?

- Где-то тут.

- Лысыый!! Иди сюда кхазёл!!

Андрюха зашёл в дом и вытолкал на улицу парня. Видимо это Лысый. Хотя лысым он не был. Он закрывал голову руками от ударов и оплеух, которыми выпроваживал Андрюха.

- Сюда, сука, смотри!! Чоты скажешь?! Чоты мне скажешь?! Ты разбил?!

- Я разбил.

Хлесткий удар в лицо и Лысый упал на землю. Андрюха стал давить его ногами. Топтать по рукам, ногам, почкам. Лысый закрывал голову и дёргался после каждого удара. Все молча смотрели. Иногда Андрюха бил и попадал в такт музыки – казалось, что он так танцует. Избиение прекратилось, когда Лысый не шевелился.

- Всё, пацаны. Пойдёмте к тёлкам.

Кто-то из сидящих на ступенях швырнул пустую пивную банку в лежащего. Удав лыбился, с восхищением глядя на друга. Я зевнул и чтобы взбодриться хлебнул из бутылки.

По лестнице мы поднялись на второй этаж, и зашли в большую комнату. Посередине танцевали три девчонки. На одной были только лифчик и трусы. В руках у неё была бутылка мартини, у двух других – наполненные бокалы. На длинном диване сидели три парочки и целовались. Один парень спал в дальнем углу дивана. Этот диван был по настоящему длинный. Он огибал три из четырёх стен. Отличный диван.

Меня представили всем. Я вяло поздоровался за руку с парнями и улыбнулся девчонкам. Имён не запомнил ни одного. Три танцующие девчонки потянули меня к себе. Мне пришлось танцевать с ними. Парни разлили водку по стаканчикам и выпили. Всё только начиналось.

Через час или полтора мы были в комнате на первом этаже с той девчонкой, которая сначала была в лифчиках и трусах. Сейчас на ней ничего не было. Мы лежали в постели, раскинув руки, и смотрели в потолок. Над нами топали ногами и громко орали. Танцы. Девчонка была сексуальна телом, но с некрасивым лицом. У неё были волосы окрашенные в чёрный. Жгучая брюнетка.

- Ты веришь в судьбу? – спросила брюнетка. Имени я так и не знал. Помолчав, ответил.

- Не знаю, - с потолка посыпалась пыль, кто-то упал, и наверху засмеялись, - Я не верю, что судьбу нельзя изменить. – Она тоже помолчала.

- Если можно изменить – это уже не судьба.

- Можно обмануть.

- Как?

- Как-нибудь.

- А в Бога веришь?

- В Бога?..

Мы замолчали и больше не говорили на эту тему. Оба были трезвы – после секса всегда трезвеешь.

- Тут дача Пугачёвой недалеко. Хочешь посмотреть?

- Хочу.

Мы быстро оделись. Когда я надевал кроссовки, брюнетка улыбнулась: «Оранжевые шнурки». Я пожал плечами. Она не стала надевать лифчик и трусы – накинула на голое тело джинсовый комбинезон и клетчатую рубашку.

Вышли из дома, и пошли к воротам. Она ненадолго замедлила шаг возле скрюченного на земле Лысого. Тот спал, всё ещё закрывая голову руками.

- Что с ним?

- Напился.

Мы шагали по неосвящённой дороге, вдоль бетонного забора, ёжась от ночного холода. Очень холодно не было, просто до этого мы были в доме, где тепло и натоплено. Акклиматизация. Через километр мы свернули на асфальтированную дорогу и начали спускаться к реке.

- Дача. – Сказала брюнетка.

К огромному дому вела дорожка, вдоль которой стояли фонари. Они не горели. В окнах тоже было темно.

- Там кто-нибудь есть?

- Не знаю. Пугачёва ездит на лимузине, сегодня я его не видела.

- А там твоя дача?

- Родичей.

Мы пошли обратно по дороге, мимо бетонного забора. Над ним была колючая проволока, а за – виднелись вышки без караульных. Наверное, часть ракетных войск. Вдоль Истры много военных баз. На заборе были надписи распылителем или углём. «Катя Петухова ты сука» «Жизнь дерьмо, все бабы ****и, а я живу в Зеленограде» «Рыжий Петя чтоб ты сдох» «Зеленоград погиб, теперь мы тусуемся здесь» «Истра говно». Надписей было много, а читать их было неинтересно.

«Полюби. И мне осталось жить ровно девять слов, а после – вечное солнце. Проводи. И я буду плыть, если хватит крон и если память вернётся»

С брюнеткой мы пришли в дом, и выпили чаю. Мы были одни. С реки доносились крики и плеск воды – остальные пошли купаться. На улице светлело. Мне хотелось домой и не спалось.

- Я не хочу спать. Пойду домой. – Брюнетка пожала плечом, допила чай и пошла в кровать.

Около ворот я встретил Андрюху. Он шёл голый и вытирал полотенцем голову.

- Ты куда?

- Домой.

- Пешком? Тут пилить километров двадцать!

Я махнул рукой и пошёл мимо него.

- Погодь. Ща прокатимся.

Он сел за руль машины Удава и завёл её, резко сдал назад.

- Седай.

На заднем сиденье я нашёл собственный плеер.

- А вообще классно гульнули. Чинно, бля! Ты Петухову-то трахнул? Она ваще с головой не дружит… - Я вспомнил про надписи на заборе.

- А как её зовут?

- Катька, вроде… Короче два года сидела на белом. Мать таскала по клиникам, потом отправила в Италию. Она вернулась без башки. Вроде вылечилась…

Андрюха вёл машину и говорил, говорил. Я сидел на переднем сиденье и смотрел в окно. Лес, дорога, дачи. Было отчего-то легко.

- …теперь зато бухает. Мы всё лето здесь тусим. Денег у неё куча. Башки только нет. Как начнёт про судьбу, да про Бога. Ваще без башки!

Я включил плеер.

«…Пьяный мачо! Лечит меня и плачет! оттого, что знает – как хорошо бывает!»


ЭВОЛЮЦИЯ И ДЕГРАДАЦИЯ


Я проснулся раздетым и сказал себе – хватит! Я деградирую!

В квартире – разгром. Повсюду неживые тела голых женщин и парней, жёваные сброшенные одеяла и недопитое пиво в стеклянных бокалах. Торчащие попы голых людей смотрелись не вульгарно, но живописно среди хаоса. В животе пусто, а в голове – тесно. Есть не хотелось.

Я прошёлся по комнатам, пиная окурки, мятые лифчики и трусы. Другой одежды на полу не было. Как будто все пришли в лифчиках и трусах. Интересно, есть ли среди спящих мои знакомые? Бардак. Мне придётся убраться в квартире.

На кухне горы немытой посуды. Осколки тарелок и разбитые бутылки. Три сморщенных бульбулятора. Кто курил траву? Я не курю траву. (Всё это придётся убрать.) На полу лежала кривая сигарета. Я подобрал её и сунул в рот. Вяло похлопал себя по голым бёдрам – зажигалки не было. Зато я понял, что очень худой.

На балконе начиналось летнее утро. Я пошёл к лету и сел на перила, свесив ноги. Утро начиналось вяло, и было противно воскресным утром смотреть на сонно шагающих людей внизу. Я делал недовольное лицо и жевал фильтр кривой сигареты. Даже идиоту понятно, что – хватит! Всё! Завязывать!..

Я так и не нашёл третью комнату. Балкон чересчур высоко для шестого этажа. У меня застеклённый и без перил. Я не дома?

ЗАБЫЛ

Убираться не пришлось.

Все проснулись к трём часам дня, но всё равно выглядели не выспавшимися. И я никого не знал.

Никто не думал одеваться – я тоже. Кто-то орал – «идёмте на пляж!» Девчонки щеголяли голыми сиськами и допивали кислое пиво. Двое парней раскурились. Ещё один пристал ко мне с расспросами. У парня были выпуклые мокрые глаза, некрасивый нос боксёра и тонкие губы. Он напоминал гусеницу.

- Ты Пин? Тебя, что? так зовут?

- Зовут.

- И так прям говорят? – Пин?

- Ага.

- Не может быть! Что? Так и зовут?

- В точку.

Две девчонки согрели кипяток в кастрюле и высыпали в воду пачку кубиков со вкусом курицы. Все сели обедать бульоном. На некоторых появились шорты или футболки. Начали знакомиться. Парни знали друг друга почти все (кроме меня). Девчонок не знал никто. Начали вспоминать, кто с кем трахался прошлой ночью. Ясности не было. Сошлись на том, что неплохо развлеклись.

Все шли на пляж. Я сказал – хватит! – и собрался домой.

- Ты чего? Домой?

- Мне пора.

- Пойдём на пляж! Выпьем!

- Нужно писать статью.

- Типа кинешь? Бухнул за наш счёт и «пока», друзья-приятели?

- Мне, правда, надо идти…

- Эй, Лерка, тебе нравится Пин?

Стройная блондинка Лерка окинула взглядом. Прижалась и схватила рукой за яйца. Я подпрыгнул и хотел улететь, но она крепко держала. Тащила за собой и шептала в ухо.

- Я глотаю…

- Статья! Чёрт, больно! Пусти!

Парни ухмыльнулись.

- Забей!

ЗАБИЛ

Мы сели в маршрутку и приехали на Школьное озеро в одиннадцатом районе. Кто-то купил водки и пива. Напились и по очереди бегали в кабинки для переодевания – трахаться стоя. Когда я трахал Лерку - её голова болталась над кабинкой и была видна всему пляжу. Лерка смеялась и театрально стонала. Я тоже смеялся – на нас смотрели маленькие дети и взрослые.

Завтра мне нужно было идти в УВД на пресс-конференцию и сдавать рекламную статью. Мне не хотелось срывать новую жизнь, которая началась со слова – хватит! – сегодня утром. Приходилось.

Водку наливали в пластиковые стаканы. Заполняли их почти целиком. Запивали – томатным соком или водой «Дана», которую делали рядом – на восточной промзоне. Я ничего не соображал. Мне хотелось зарыться в песок и исчезнуть. В тайне от всех я начал копать левой рукой подземный ход. В правую – суки сунули очередной стакан.

- Пей!

ЗАПИЛ

Я возвысился.

Превратился в совершенное существо.


СЕКС БОМБЫ И БИ-2


«После трудного дня приходит усталость, и теперь только нужно чуть-чуть отдохнуть. Нам от прошлых побед ничего не осталось, и ушедших обратно уже не вернуть»

Было начало сентября. Ло приехала в пятницу и позвонила мне на мобильный телефон. Начинались выходные и я знал, что не скоро появлюсь дома. Поэтому взял рюкзачок, куда покидал кошелёк, диктофон, фотоаппарат, очки и шапку.

Однокомнатная квартира Ло была в высотке в одиннадцатом районе, рядом с МИДА. Я поймал возника в четырнадцатом, купил пива в киоске и скоро обнимался с Ло. Она изменилась за последние полгода, что жила в Петербурге. Заплела дреды, сбрила ресницы. Одевалась во всё чёрное и обильно подводила глаза тушью. Готика.

Мы прошли в квартиру. Там ничего не изменилось за два года, когда я был тут в последний раз. Когда жил здесь. На двери в комнату как прежде висели «Правила пользования квартирой в отсутствии хозяйки». Типа «кровать сломана – осторожней», «гитару не трогать», «презервативы есть в тумбочке», «приятного отдыха». Пыль обильно покрывала тумбочку и экран телевизора. Кровать – не заправлена.

Ло приехала по делам. Мы выпили пива на кухне и разговорились. Как дела? Понятно. Неплохо. Пишу для местной газеты. Деньги – мусор. Не хватает. В Зеленограде тухло, и делать нечего. Щербак? Не спрашивай. Скоро я возьму пистолет и подкараулю её за углом.

В дверь позвонили и вошли. Ло редко запирала входную. Зашла Аринка. Она жила в соседней квартире. Аринка пригласила в «Бамбулу» или «Полином». Я сказал, что лучше уж в «Бамбулу».

Мама Арины имела собственное ателье в Москве, а папа продюсер и владелец телевизионного агентства. Аринка высокая. Бывшая модель «Red Stars». Потом её выперли, какое-то время она работала секретаршей, а сейчас ничем не занимается. Мне нравилась Аринка. Мне вообще нравятся высокие тётки. Выше меня. Наверное, потому, что я тогда не думаю, как бы переспать с ними.

Мы выпили ещё пива. Аринка принесла из дома мартини, и мы выпили и его тоже. На улице стемнело. Ло сыграла что-то на гитаре, потом включила Джима Моррисона на старом магнитофоне, я взял послушать диск «Nightwish» и убрал его в рюкзак. Скоро мы поехали в «Бамбулу».

В ночном клубе было людно, но мы устроились в «VIP» комнате. Заказали пива и водки. Настроения ни у кого не было. Я о чём-то спорил с Аринкой и что-то рассказывал Ло.

Я пошёл заказать пиво в бар и встретил троих знакомых девчонок. Они были пьяны и радовались мне. Я тоже был бы рад видеть их, но настроения вправду не было. Мы выпили с ними абсента, поговорили сидя за стойкой, и я испортил им настроение своим. Вернулся за столик к Ло и Аринке. Они пили Текилу и смеялись.

Оказывается, их приятель работал здесь официантом. Я знал этого парня – когда-то он учился со мной в техникуме на параллельном факультете. Он заглянул к нам через пару минут и сел за столик. Мы выпили с ним водки – девчонки ещё текилы. Засобирались домой. Я сказал, что останусь в клубе и приду позже.

Одному стало ещё хуже. Сколько бы я ни пил – настроение не поднималось. Ко мне подходили здороваться знакомые. Все удивлялись, какой я пьяный и пытались разговорить. Я только пил и коротко отвечал на все вопросы «да» или «нет».

Мне понравилась девушка бармен, и я заговорил с ней. Она училась в институте и подрабатывала в клубе. Было бы удивительно, если бы запомнил её имя. Я протянул ей визитку и сказал, что напишу про «Бамбулу» лучший текст. Она написала свой телефон на салфетке. Я поблагодарил, сложил салфетку и сделал вид, что кладу в карман джинсов. Я скомкал её и бросил под ноги. Бармен не видела.

Ло вернулась за мной. Они с Аринкой сидели в «Ницце», ужинали и пили пиво. Я был очень пьян. Ло помогла выйти на улицу, и меня долго тошнило. Я не помню, как оказался у неё дома. Проснулись в одной постели.

Я опаздывал. Нужно было идти в краеведческий музей и делать сопливый репортаж о его бедственном положении. Голова раскалывалась. Я собрался и доехал до Андреевки на такси. Музей занимал первый этаж четырёхэтажной школы. Последние два занимал негосударственный институт.

Директор музея не дождалась меня и ушла. Я поговорил с ней по телефону и попросил вернуться. Газета делала ей бесплатную рекламу перед властями. Директор отказалась и я плюнул на всё и позвонил Щербак.

- Привет, Ласточка. («Я ползу к тебе на брюхе»)

- Привет. («Я знала, что приползёшь»)

- Чем занимаешься? («Где ты шлялась всю неделю?»)

- У меня капустник. Пьём с девчонками чай. («Берегу здоровье, алкоголик»)

- Я приду? («Опущусь на колени и поцелую твои ноги»)

- Давай. («Привязался»)

Ирка жила в четырнадцатом районе. Когда я позвонил в дверь, она улыбнулась и впустила. Сегодня, оказывается, День Города. Родителей не было дома, и они с подругами решили собраться. Подруг было двенадцать и ни одного парня. Ну, может, меня можно было считать им. Ирка представила всех девчонок, но я не запомнил ни одного.

Девчонки мило беседовали и пили чай. Я уселся на Иркину кровать и слушал женское щебетание. Когда одна выходила в туалет – все принимались обсуждать её недостатки. Алкоголя не было.

«Остывающий город в холодную вечность собирает и строит свои корабли. Всё случится опять и новые песни как начало дорог в продолженье пути»

Я налил себе кружку чая и предложил девчонкам выпить алкоголя. Некоторые не пили пива, некоторые – водку. Кто-то не терпел мартини и покрывался аллергией от коньяка. Абсент не пробовал никто. Все скинулись и отправили меня и какую-то девчонку в «Универсам» за абсентом.

Когда принесли бутылку, и я научил готовить абсент – все развеселились. Ирка ушла на кухню, когда девчонки пролили подожженный напиток на скатерть. Все обнимались и хохотали – я только улыбался. Праздник удался.

Одна из девчонок знала Ло. Я сказал, что она сейчас в городе. Девчонка позвонила ей и долго разговаривала. Один раз я взял трубку и попрощался. Ло уезжала ночью.

- Так это ты, тот самый Гарри? – Спросила девчонка после разговора.

- Это я, тот самый Гарри. – Ответил я.

Ирка не участвовала в веселье. Она рассердилась и выпроводила всех кроме меня. Когда мы остались одни, я подошёл и поцеловал её в щёку, потом шею. Она не противилась. Я опустил футболку и поцеловал в плечо. Ирка оттолкнула. «Ты мне просто друг!» Я сказал «извини», напялил ботинки, куртку и ушёл. Она не провожала.

На улице надел шапку. Было холодно. Дул сильный ветер. В соседнем доме жил Диман, и я решил зайти.

У Димана тоже никого не было дома. Всё было готово к празднику. Скоро придут Камышников и Шевчук и принесут пива. Хорошо, что я пришёл сам.

Я сел за Диманов компьютер и скачал из сети Боба Марли «No woman, no cry». Сидел и слушал песню. Пришли незнакомые девчонки. Я уже знал, что одну из них Диман собирался трахнуть сегодняшней ночью. Какую именно я не знал.

Потом пришли Шевчук и Камышников и принесли три ящика «Клинского Светлого». Мы начали пить. Камышников нашёл в сети Пола Окенфолда и включил «Eishair». Мы все любили эту песню. Под неё прошло безумно много пьянок, которые были дороги нам.

Пришли ещё парни, которых я не знал, и принесли водки. Один был толстый с запоминающейся внешностью. Зимой он собирался баллотироваться в муниципалитет «Крюково». Кандидат пил водку из бутылки и заедал варёной картошкой.

Было четыре часа утра. Камышников увидел в окне знакомых, крикнул, что сейчас спуститься. Они сказали, чтобы вынес пожрать. Камышников взял дуршлаг с только сварившимися пельменями и понёс кормить приятелей. Мы набирали любой номер на телефоне, будили и говорили, что «в семь вашего сына ждут с вещами возле военкомата». Я одетый лежал в ванне и читал Гамлета.

Шевчук прыгал на диване, а мы с Камышниковым стояли рядом. Жаловались на нелюбовь.

- Я вчера купил Ленке огромный букет. – Говорил Камышников, - Специально не звонил, что приду. Я пришёл, а у неё дома был тот хач.

- Вот сука. – Сказал Шевчук.

- Сука. – Подтвердил Камышников.

- А я сегодня был у Щербак и хотел её поцеловать. А она сказала, что я ей просто друг.

Парни молчали, ожидая продолжения.

- Вот такие они суки! – закончил я.

- Да это ваще… - не растерялся Шевчук.

- Они все такие, - подтвердил Камышников.

Я лёг спать в одной из комнат. Через минуту ко мне легла незнакомая девчонка. Я сказал, что влюблён. Ей было всё равно. Мы поцеловались. Вошёл Камышников. Он искал девчонку. Я сказал, чтобы он свалил. Камышников не уходил. Я попытался выставить его.

Сначала мы боролись, а потом дрались. Девчонка лежала в постели и хохотала. Мы прекратили драку. Я вышел на кухню курить, а Камышников в ванную умыться.

Потом он пришёл на кухню и что-то виновато сказал. Я не разговаривал с ним, собрался уходить домой. Камышников извинился и просил остаться. Я ответил, что не обижаюсь, но уйду. Он заплакал и начал с силой (или от бессилия?) бить дверь. Камышников тупой боксёр. Камышников транжира и пьяница. Камышников принимает таблетки и курит траву. Камышников – лучший друг.

Вдвоём мы поехали завтракать в Макдональдс у ленинградского шоссе. Посетителей не было. Зал пустовал. Мы сидели одни за дальним столиком, смотрели в никуда и жевали чизбургеры, купленные на последние деньги.

Тогда я захотел подумать о женщинах и друзьях. Но не мог думать ни о чём. Хотелось спать. Я не знаю, о чём тогда думал Камышников.

«Мой друг! Никогда не грусти! Перепьёт эту ночь! вместе со мной! Мой друг…»


ЛЮБИТЬ ВЛАСТЬ И БОТАНИКУ


«Под Луганском родился, в Бухаре простудился. Значит так! – в Копенгагене напился, дымом грелся в АмстердАме. Было дело в Варшаве и жарко было в Египте. Значит так! – мне не жалко одиноких, преждевременно седых»

Мы с Дёсом заявились в редакцию днём. Сонные и уставшие. Вчера ночью мы были в «Дебаркадере» в четырнадцатом. Дёс стоял за ди-джейским пультом и крутил пластинки. Я танцевал и пил много абсента.

Мы не ложились спать. Из клуба добрались электричкой на Комсомольскую, и два часа спали на металлической крыше Министерства Путей Сообщения. За это платили хорошие деньги. Мы делали вид, что покрываем деревянный чердак противопожарным составом, а начальник, что подвозит состав и оборудование. Завхоз получил откат и покрывал. Платило государство. Все были довольны.

В редакции было людно. Мы прошли за свои столы. Я включил компьютер и запустил «Word», а Дёс достал бумагу и карандаши – он художник. Нас позвали к главному редактору. Она спрашивала, почему юные дарования пришли так поздно? Номер готовится к вёрстке – нужны рисунки и две рекламные статьи. Почему юные дарования небритые и неухоженные? Одному из юных дарований идти к рекламодателю на днях и на три пресс-конференции, а ещё брать эксклюзивное интервью. Юное дарование ответило, никаких проблем. Мы позволяли себе многое, потому что замены нам не было. Денег платили мало.

На кухне сидели Андрей-сан и Щербак. Ирка готовилась защищать курсовую по управлению муниципалитетом. Андрей-сан чиркал на листах с докладом и разъяснял ошибки. Он второе лицо в журнале «Менеджмент в России и за рубежом». Правит статьи директоров крупных компаний и высоких чиновников без объяснений.

Я поздоровался, навёл кофе и присел рядом слушать. Я любил Андрей-сана за ум и дельные мысли. Ирку – просто так. Пришёл Дёс и Андрей-сан спросил всё ли у нас в порядке? Мы не производили впечатления людей, у которых всё в порядке. Андрей-сан закончил работу и предложил выпить правильного коньяка. Все согласились.

Главный редактор ушла по делам, и мы пили не стесняясь. К нам присоединились дизайнер Якуб, ответственный секретарь Александр и менеджеры Катя и Алёна. Я так и не приступил к работе в тот день.

Ирка сказала, что хочет домой, и я ехал с ней. Коньяк был допит, рабочий день сорван и все остальные шли в бар. Мы с Иркой шли пешком через Берёзовую Аллею. Я потягивал пиво, а она ела мороженое. Я говорил какие-то глупости. Всегда становился дураком рядом с Иркой. Я сказал ей об этом, и она согласилась. Подумала и сказала, что рядом со мной становится прагматиком. Я до сих пор не знаю, кто такие прагматики.

Возле кафе «Лесное» мы поймали машину и поехали в четырнадцатый через новый мост. По дороге на мобильный телефон позвонил Камышников. Вечером у Соловьёва дома была вечеринка. У Соловьёва были лучшие вечеринки в новом городе и их нельзя пропускать. Я пригласил Ирку, но она отказалась.

«А на-куда тебе совесть? И по душе простотевной, значит так! – не опаздывай на поеЗд! и возьми с собою деНги»

Я проводил Ирку до дома и пошёл к Камышникову. От него мы звонили Шевчуку, Диману и Саньку. Они должны скоро придти. Мы встретились и купили пару ящиков пива. Долго сидели у Камышникова и пока сидели, выпили один. Когда стемнело – пошли к Соловьёву.

Музыка была слышна издалека. Когда мы поднялись на лифте, обнаружили на лестничной клетке человек двадцать. Парни и девчонки. Мы никого не знали, и никто не знал нас.

Двери в квартиру были нараспашку – музыка играет очень громко. Везде пустые пивные бутылки и пакеты с чипсами. В квартире было много людей. Все пили и танцевали. Я заглянул в спальню – на кровати занимались любовью. Около стены трахалась ещё парочка. Соловьёв танцевал в комнате с музыкой, держа в руке большую сигару. Парень и девушка сидели на полу и курили косяк.

Соловьёв тепло приветствовал нас. Когда-то мы все учились в одном классе. Сказал, чтобы располагались и делали что хотим. Мы поставили принесённый ящик к дюжине других и знакомились с девчонками.

Мы выгодно устроились на кухне. Когда кто-то приходил за пивом – знакомился с нами сам. Понравившихся девчонок мы заставляли выпить водки и сидеть с нами. Ко мне подсела растрёпанная и вспотевшая девчонка с большой грудью и красивым лицом. Кажется, это она была у стены в спальне. Разговорились. Она пришла одна и никого не знала. Просто проходила по улице и зашла на музыку. Мы долго говорили о прозе, поэзии и публицистике. Она училась в литинституте.

Пришёл Санёк и уселся с нами. Он был сильно пьян, но продолжал напиваться водкой. Санёк с Катюхой пришли раньше нас, потом он проводил свою девушку домой, а сам вернулся.

Мы танцевали и знакомились. В одной из комнат парни накрыли шикарный стол. Я медитировал в коридоре вместе с незнакомыми девчонками и парнями. Одна из девчонок взяла меня за руку и сказала, что знает обо мне. Ей рассказывала Щербак, что я классный журналист и верный влюблённый. Я ответил, что ни то, ни то – не правда, а Щербак нельзя верить вообще.

В незапертую квартиру вошли три милиционера с автоматами. Командовал ими майор. Приказали собираться, глушить музыку и прекращать пьянку. Все смеялись под дулами автоматов, пели «владимирский централ» и выходили из комнат с руками за головой. Среди нас, я знал, трое парней тоже были милиционерами. Работали в угрозыске старшими следователями.

Сначала хотели забрать всех. Майор ходил по квартире и выпроваживал. Другой спускал на лифте. На улице принимал третий. Мы смеялись и пили пиво. Майор округлил глаза, когда спустился вниз. В толпе было не меньше пятидесяти человек. Половина из которых дико ржала, а другая размахивала всевозможными «ксивами», лично я – журналистской. В итоге всех отпустили.

Когда мы кучей пошли по дороге милиционеры шли за нами. Никто не заметил, как пропал Санёк. Потом мы узнали, что он мочился за углом дома, его забрали и всю ночь держали в КПЗ. Не отпускали даже за деньги.

«А мне не надо другого. А у меня самый лучший – самый! Не обламывайся догма – у тебя такой же точно. Попридержи свои неРвы, а то пойдёшь за 101-ый киломеТр. Ну а впрочем, знай, как хочешь! и не будь такой манерной…»

Своей кампанией мы пришли к Камышникову. С нами пошла девчонка, которую все звали Гайка. Она училась на архитектора и была старше нас на пару лет. Гайка была замужем или что-то в этом роде. Кто-то сходил за пивом, и мы долго болтали на кухне. Шевчук ушёл домой, и мы остались вчетвером. Диман с Гайкой укладывались в большой комнате, а нам с Камышниковым не спалось.

Сначала спели в караоке Кирпичей «Друг всегда с тобой». Потом съели по десять йогуртов. Танцевали, пили и звонили Щербак. С ней разговаривал Камышников. Было три часа утра, и моего друга невежливо послали. В наши головы, наконец, закралась интересная идея.

Мы разделись и голые пошли в комнату, где спали Диман и Гайка. Уронили с кровати спящего Димана и стали не больно пинать. Гайка проснулась и не понимала происходящее. Никто не понимал. Мы Камышниковым, виляя задницами, прошли на балкон курить и нас заперли там.

Мы оделись в бельё, которое висело на балконе, и прислонили к окнам голые задницы. Диман открыл дверь. Он не сердился на нас.

Зашёл Шевчук с соседом Новожиловым. Они ехали в институт сдавать зачёт и просто зашли посмотреть как дела. Камышников вспомнил, что ему тоже нужно сдавать зачёт, и мы поехали с ними.

Шевчук с Новожиловым учились в Педагогическом в четвёртом районе, на учителей младших классов. Сначала мы поехали туда. Мы прошли вахту и поднялись в аудиторию, где уже принимали зачёт. Я и Камышников устроились на задних партах и начали выкрикивать на вопросы преподавателя.

- Жопа! – тянул руку Камышников.

- Транстенденциально! – вторил я тоже на всё.

Меня один раз подняли с места, задали вопрос, и я защитился на зачёт.

- Фамилия? – спросил препод.

- Новожилов!

- Давай зачётку.

Новожилов встал, подал зачётку, дождался росписи и ушёл.

- Нет, ну это какая-то жопа! – Громко сомневался в моих знаниях Камышников.

- Молодой человек! Ваша фамилия?

- Шевчук! – не растерялся Камышников.

- Вы придёте в следующий раз.

- Суки! – сказал Шевчук, поднялся и мы вместе вышли из кабинета.

По дороге из Пединститута мы встретили бывших одноклассниц. Они похорошели и выглядели развратными. Поехали в МИЭТ, где учился Камышников. Оказалось, что сегодня сдают не зачёт, а курсовую. Камышников махнул рукой и дунул травы с приятелями из группы, которые тоже не знали расписание. Я выпил пива с Шевчуком.

«За здравие свечку. Отче наш – как проснёшься, значит так! – будешь делать то, что должен и не спрашивать, что дальше!»

Мы вернулись домой к Камышникову. Я повязал на голову мокрое полотенце и сел играть в «CS» по сети. Иногда я отрывался и выпивал пива, которое стояло рядом. Позвонила Ирка, и я долго говорил с ней. Мне хотелось, чтобы она пришла. Она не согласилась, сказала, что уезжает из Зеленограда по делам, и повесила трубку.

Я вышел из игры и начал писать рекламную статью магазину «Электроника». Ничего не получалось. Я решил, что высплюсь сегодня и напишу статью за ночь. Скачал фильм «Другие» и позвал всех смотреть. Никто не пришёл – все пили пиво на кухне с очередными девчонками. Я лёг на кровать, укрылся пледом и закрыл глаза.

Я помнил, что когда мы возвращались из МИЭТа – ехали через станцию Крюково. Напротив остановок, где всё время полно народу, стоял зеленоградский торговый центр.

- Зырь! – ударил меня локтём Камышников.

На огромном экране торгового центра крутили агит ролик кандидатов «Единой России» в муниципалитет нового города. На экране появилось улыбчивое и красивое лицо Иры Щербак.

- Как думаешь, сможет? – Спросил мой друг.

Я затянулся пивом. Ира Щербак иногда могла довести меня до приступа апатии, переходящим в затяжную депрессию.

- Думаю, - я ткнул Камышникова в грудь горлышком бутылки, - Сможет!

Мы пошли дальше – маленькие, серые и убогие. А с высоты экрана нам улыбалось лицо Иры Щербак.

«По низине пошёл, повисел да и сел. Встал руками вперёд, а меня не берёт! А меня не берёт! – мне всегда хорошо! А меня никогда! не берёт если чТо!»


ТРУДНЫЙ ВОЗРАСТ И БЕЗ МУЗЫКИ


В пятницу вечером я сказал на работе, что появлюсь во вторник или среду. Вышел из офиса и оказался на Кутузовском проспекте. Странно начинать рассказ из цикла «41» повествованием о Москве, но так – надо.

Давно стемнело. Гостиницу «Украина» освещали жёлтым прожекторы. Напротив троллейбусной остановки, через дорогу, светился разноцветными лампочками вход в игровой дом «Лимон». Я долго ждал сорок четвёртого троллейбуса и, дождавшись, поехал на Новый Арбат. Я разглядывал яркие вывески, и удивлялся центру столицы словно турист.

На остановке «Дом книги» я вышел. Возле был торговый центр, я поднялся на второй этаж – где «Ёлки-Палки». Меня ждали Челси, Хипарка и Алексей. Первые две были моими подругами, Алексей – другом и бывшим начальником в «Удобной газете». Мы шутили и смеялись. Иногда выходили курить на улицу. Ждали Андрей-сана и Федоса.

Федос появился через минут двадцать. Жутко пьяный, взъерошенный и возбуждённый. Мы сели за столик в «Ёлках-Палках» и закурили. Федоса уволили с высокооплачиваемой работы – не по его вине. Челси говорила, что беременна от Федоса. Хипарка рассказывала, что её скоро выпрут из журнала. Я собирался уходить из японского TV через пару месяцев и не знал, где буду работать дальше. Алексей слушал всех и показывал пилотный номер журнала «Офис», в котором работал уже полгода. Все пили пиво из литровых кружек.

Пришёл Андрей-сан, и вместе с Федосом они заказали водки. Андрей-сан был в модном костюме и при галстуке – он вернулся с переговоров. Собирается делать корпоративную газету для «Coca-Cola», но пока ничего не получается. Все были с собственными проблемами, и от этого каждому было приятно видеть чужие. Мы с Федосом пожалели, что нет Херца. Он где-то пропадал эту неделю. Херц никогда не говорит о своих проблемах – зато решает чужие.

Федос орал, чтобы ему принесли еды и пил водку с Андрей-саном. Крик Федоса исчезал в моём левом ухе и не долетал до официантов. Я не знаю – работают ли где-то официанты отвратительнее, чем в «Ёлках-Палках» на Новом Арбате. Нас усадили за самый отстойный стол возле входа на кухню и постоянно динамили с заказами.

Федос накричал на Челси. Он говорил, что она встречается с мужчинами без его ведома. Челси возражала не активно. Федос позвонил приятелю и уехал. Как потом оказалось – в Питер. Хипарка тоже засобиралась, и уехала тоже. Как оказалось – домой в Ясенево. Принесли счёт. За палёную водку и разбавленное пиво нам предложили заплатить две тысячи.

- Рублей?! – спросила Челси зачем-то.

- Ну, мы же в России живём, - ответил Андрей-сан, - Естественно долларов!

Платить две тысячи стало веселее. Мы пошли к метро «Арбатская». В переходе играла концерт какая-то группа. Было много народу, а из колонок доносилось регги. Или ска. Я их не различаю. Мы не остановились послушать.

Возле метро купили много пива, и пили его возле мусорного бака. Челси долго стеснялась писать на Арбате, но мы уговорили её не терпеть до дома. Однажды ночью, я писал даже на Красной Площади. Алексей и Андрей-сан были по духу зеленоградцами и тоже не стеснялись.

Вчетвером нам было что обсудить. Каждый в разное время работал в «Удобной газете». Я уволился в тот день, когда на работу поступила Челси. Сейчас газета закрылась. У меня в комнате до сих пор висит логотип «Удобной». Покойся с миром – нам было весело работать там.

Выпив немеренно пива, мы спустились в метро. Я ехал продолжать пьянку к Андрей-сану, а Алексей ехал провожать Челси до дома.

Андрей-сан живёт на метро «юго-западная» в двухкомнатной квартире. Когда мы поднялись в город – купили много пива. Дома отварили пельменей и поужинали. Разговаривали без конца. Андрей-сан рассказывал, как студентом проиграл бывшему министру Геращенко 22-24 по женщинам в комсомольском лагере. Я рассказывал о японцах и работе в японской телевизионной компании. Ещё о своём решении уйти.

К середине ночи пришла девушка Андрей-сана и стала рассказывать о работе бухгалтером или кем-то в этом духе. Скучно. Я знаю, что она будет читать это и прошу прощения. Но у неё действительно скучная работа.

Я не спал вторую ночь, и меня скоро уложили в большой комнате. Самое интересное, что было там – десятки настенных часов и светильник. Яркость света регулировалась вождением пальца по чувствительному элементу. Потёр – светит ярко. Потёр ещё – тускло, ещё – погас. Я прикалывался со светильником недолго – уснул.

Андрей-сан разбудил в час дня. Его девушка давно ушла на работу, а сам он после душа выглядел свежим и бодрым. Мокрые волосы были зачёсаны назад. Я оделся, и мы сели завтракать.

Осталось пиво и мы выпили, слушая Джима Моррисона, Цоя или Хендрикса. Оделись и сходили в метро за новыми бутылками. Вернулись в квартиру, и пили пока с работы не вернулась девушка Андрей-сана. Было распито всё пиво, обсуждены все волнующие вопросы прозы и публицистики. Мне успели подогнать стопку правильной литературы. Среди книг был Илья Стогоff «Десять пальцев», романы Михаила Веллера и сборники Цоя и Рыбы. Также обсудили Иру Щербак. Я сказал, что моя вечная любовь умерла – покойся в мире.

Андрей-сан предупредил, что Стогоff опустился и пишет про католического Бога. Андрей-сану скоро за сорок и он примет буддизм. Мне едва за двадцать, но я не собираюсь отрекаться от православия. Мы считали западло писать о Боге, тем самым – проповедуя. Бог – не фраер.

Андрей-сан позвонил Ире Щербак и передал трубку мне. Я был рад слышать подругу. Мы договорились о свидании в Зеленограде около девяти вечера.

В семь Андрей-сан с девушкой шёл на рок концерт у «Динамо». Я ехал до «Речного Вокзала» и нам было по пути. В метро мы пили винтаж и много смеялись.

На «речном» я сел на четырёхсотую маршрутку и по дороге читал Стогоffа. Он действительно опустился. Книга «Десять пальцев» напоминала отповедь. Или проповедь. Я их не различаю.

Вышел на «Площади Юности» и хотел поймать возника. Подъехал девятнадцатый автобус, и я решил добираться на нём. По дороге читал.

Ирка открыла дверь и вышла на лестничную клетку. Она была в розовой пижаме с обвисшими коленками. Пару месяцев назад она хвасталась этой пижамой, когда я был у неё в гостях. Она переоделась в неё тогда и вертелась передо мной и зеркалом. Ирка улыбалась и говорила, что рада видеть – сейчас. Переоденется, и мы куда-то пойдём. Я тоже улыбался и говорил, что рад видеть. Чёрт! мы миловались, словно пара влюблённых подростков!

- Ты пьяный? – спросила Ирка.

- Нет. – Ответил я. Хотя не пил только последние два часа.

Сначала нужно было зайти ко мне домой, и оставить книги. Потом собирались в «Кружку». В другом месте вдвоём было бы скучно.

Дома была моя сестра. Она рассекала по квартире в одних чулках и лифчике, болтала по мобильному телефону. Я оставил книги в комнате, а Ирка сказала, что моя сестра выглядит повзрослевшей. Я ответил, что она танцует стриптиз в «Полиноме». Ирка не верила.

- Маш! – Позвала моя подруга.

- Что? – оторвалась от телефона сестра.

- Чем ты занимаешься в «Полиноме»?

- Танцую. – Пожала плечиками и вернулась к разговору.

- А сколько тебе лет?

- Мне? Семнадцать… - И снова телефон.

Ирка округлила глаза. Я улыбнулся. Криво.

Мы шли к «Универсаму» и обсуждали мои рассказы. Ирка говорила, что я описываю её сукой. Что она во времена, о которых речь, старалась никогда не обижать меня, а в описанных телефонных разговорах она кидает меня постоянно. Я ответил, что в моих текстах – правда. Она не спорила. Я сказал, что обязательно опишу её с положительной стороны, но она должна будет выйти за меня. Ирка улыбнулась (но ведь не рассмеялась!)

Последние месяцы она в очередной раз изменилась. Ирка стала покладистой и спокойной. Если сравнивать с животными – львица и лань. А я типа африканский охотник-алкоголик? Во мне ничего не менялось год от года – разве что зарплаты немного прибавилось. Я пишу этот текст о себе теперешнем и сравниваю с прошлым. Что изменилось во мне за последние пять лет? Ничего! Ирка, работа, алкоголь, друзья, женщины. Ирка меняется, я – нет.

Когда я закончил «Хайк» и разослал всем знакомым – она не разговаривала со мной полтора месяца. Я сказал ей «Пошла ты на..!» когда выпускались из школы, и она не разговаривала со мной полгода.

А на последние рассказы даже не обиделась. Наверное, понимает, что «повязана». Как «повязаны» я и Камышников, Санёк, Диман и Шевчук. Что я не смогу обидеть, даже если захочу. Мы как семья. Идиотская шведская семья.

Мы даже выше семейных и дружеских отношений. Я не смогу предать никого из перечисленных. Потому что легче – не жить. Мы срослись. Мы знакомы бОльшие части жизней. (И это не пафос. Кто против – будет иметь дело с боксёром Камышниковым)

Ирка поняла это, наконец. Или мне казалось. Но за все года нашего знакомства сегодня я не был с ней дураком. Или мне казалось. Во всяком случае, от меня ничего не зависело – я остался прежним.

Полночи мы пили в «Кружке». Я пил примерно в три раза больше Ирки. Мы обсуждали что-то, спорили и выглядывали в баре знакомых. Никто не догадался взять очки – у обоих «три» близорукости. Мы щурились, словно кроты на свету, но никого знакомого не находили. Я щурился из приличия – мне не хотелось видеть никого кроме Ирки. А её я видел, даже обладая плохим зрением.

На следующий день мы встретились снова в центральном отделении «Единой России». Шестой район. Ирка проводила там занятия со школьниками. Она позвонила с утра, разбудила и пригласила рассказать ученикам, как готовить ток-шоу на телевидении. Я приехал помятый, местами не выбритый, и что-то рассказывал. Надеюсь, мои советы пригодились.

Напоследок дети спросили, какие книги я посоветую читать. Я показал «Десять пальцев», которую притащил с собой. Сказал, чтобы близко не подходили.

А потом мы с Иркой поехали домой, поцеловались в щёку около её подъезда и расстались на неделю. Или на две. Может, на месяц. В любом случае жениться – стрёмно. Нужно тянуть лет до сорока.

Я написал этот рассказ не для того чтобы показать Иру Щербак «с положительной стороны». У неё нет положительной стороны. Потому что нет – отрицательной.


ПРЕКРАСНОЕ И ТЕКИЛА


«Ищи меня бродящим под дождём среди седых дворов. Ищи меня в экранных новостях и в цифрах номеров. Ищи меня, когда пройдёт пол дня, как завтрак был готов»

…я вошёл в кабинет снять чертежи.

- Давайте поставим ему пять! – говорила Валентина Михайловна комиссии. – Читали, что он про МИЭТ написал? – Она положила на стол последний номер «Зелёного града» с заголовком на первой полосе «Ума нет – иди в МИЭТ». Я криво улыбнулся, забрал чертежи и вышел.

В кабинете нашей группы я расстегнул тугой воротник рубашки, швырнул пиджак в сторону, плюхнулся на стул, закурил и откупорил банку «Балтики №7». Диплом – есть. Вечное счастье. Теперь никаких курсовых, инженерных график и полугодовых практик в автомастерских.

Я позвонил Шевчуку, и мы договорились встретиться через пару часов и пойти на гонки. За шестнадцатым районом проходил всероссийский этап «ЛУКОЙЛ Street Racing». На гонки пригласила Ирка, которая работала там в пресс-центре. Если бы не она – я бы не пошёл на сверх популярное в Зеленограде мероприятие. Всегда терпеть не мог разговоры о машинах. Смешно – я только что получил специальность автомеханика.

Час или два я болтался по улицам восьмого района. Заходил в бар, где мы любили сидеть группой, когда прогуливали пары. Съел пару бутербродов в закусочной «Русь-25», где раньше часто обедал. Ходил по лесу и кормил белок с руки купленными орехами. Белки брали орехи, уносили и приходили за новыми. Июньское солнце пекло, люди встречались хмурые и пуганые. Пиво казалось тёплым и не вкусным. Я не предполагал, чем можно заняться в этой жизни. Осталось одно.

- Алло. Привет Ирка! Как там на гонках?

- Привет! Ты скоро придёшь? Скучно!

- Не нравится закись азота?

- Не нравится. Ты где?

- Не поверишь. В лесу.

- Белок кормишь?

- Я похож на идиота?

- Как тебе сказать… - Она рассмеялась.

- Ладно. Скоро буду.

Я положил трубку, поймал возника и поехал встречаться с Шевчуком.

На гонках было скучно. ЛУКОЙЛ не смог организовать настоящих уличных гонок. Повсюду ревели заряженными движками автомобили и толкались люди. Я пил пиво, а Шевчук доедал чебурек. Мы отыскали шатёр пресс-службы и зашли. Ирка была одета во всё красное: юбку, свитер и кепку.

«Ищи меня с утра и до утра. И если не найти – ищи меня в других цветных мирах, стой не на том пути. Ищи меня – попробуй быть не той, что ждёт, но не простит»

Мы обменялись любезностями. Я сказал, что Ирка как всегда здорово выглядит, а она, что я как всегда пьян. Ирка уходила через полчаса и была не прочь посидеть с нами – вечером все собирались выпить в «Арамите». Я сказал, что дождусь её.

С Шевчуком мы посмотрели несколько заездов, я позвонил Щербак, узнать освободилась ли она. Оказалось – освободилась и едет в Москву по делам, больше разговаривать не может и вообще «пока».

Шевчук сказал, что таких мудаков, как я – поискать, и мы пошли в бар «Арамит». Возле бара нас встретили Санёк, Катюха и Камышников. Мы зашли в бар и заняли столик. Я сел за барную стойку и заказал пять кружек пива. Я не хотел сидеть вместе со всеми.

Минут за сорок я выпил всё пиво. Задача напиться была выполнена, кто сказал, что я не целеустремлён? Подошёл Шевчук и сказал, что если я буду пить так быстро, то не дотяну и до девяти вечера – усну. Я вспылил и наорал на него. Сказал, что стану пить ещё две ночи подряд, и ничего мне не будет. Наорать на Шевчука мне показалось малым. Я наорал на Камышникова, который «сидел как дибил», на Санька, что он «заколебал щёлкать фотоаппаратом». На Катюху слов не хватило, я махнул рукой и ушёл из бара.

На улице было холодно, и шёл дождь. Я не знал куда иду – просто шёл. Несколько раз звонил Ирке, но у неё был отключён телефон. В «Проспекте» мне не продали пива и хотели вызвать милицию, когда я пытался убежать с двумя банками.

Позвонил Санёк и спросил где я. Я был в восемнадцатом. Они подъехали на такси и забрали меня. Шевчук ушёл домой, Катюху проводили все вместе, и пришли к Саньку. Мы не знали куда идти и что делать. Решили сыграть в шахматы. Камышников играл принципиально чёрными, Санёк – белыми. У меня не было принципов, поэтому был назначен судьёй.

Позвонили знакомые девчонки и позвали в «Бамбулу». Я спросил сколько времени. Было намного больше девяти, и я уснул, не раздеваясь, на кровати Санька. До этого я чертил диплом и не спал несколько ночей подряд.

Я проснулся в пять и увидел, что в комнате никого нет. Я позвонил Саньку – они шли домой из «Бамбулы» и будут через минуту. Санёк и Камышников веселились и предлагали сходить за пивом. Не просто сходить, а ограбить магазин. Денег ни у кого не осталось.

- Я возьму пистолет. – Сказал Камышников и взял Берету.

- Вот тебе пистолет. – Сказал Санёк, отобрал берету и дал муляж-зажигалку.

Мы выбрали более-менее бандитский наряд, и вышли из дома. Магазин был рядом с офисом радиостанции «Зеленоград Сегодня». Очереди не было. Санёк бросил горсть монет на прилавок и сказал «Нам восемь пива». «Как восемь? как это восемь?» суетилась продавщица. За Саньком стоял бандитского вида Камышников и ковырялся в носу пистолетом.

Продавщица пересчитала мелочь и дала восемь бутылок «Клинского». Мы снова пошли к Саньку, выпили по бутылке и уснули.

Я спал в одной кровати с Камышниковым. Когда я открыл глаза, он касался своим носом моего и дышал на меня перегаром. Я толкнул его и сказал отвернуться к стене – его перегаром невозможно дышать. Камышников посетовал «Представь каково мне!» но отвернулся.

Я разбудил Санька, и мы выпили пива.

- Что ты будешь делать теперь? – Спросил Санёк.

- Не знаю. Останусь работать в газете.

- А по специальности?

- Сам работай по моей специальности.

- Я буду жениться на Катюхе. – Немного подумав, продолжил Санёк.

- Поздравляю, идиот. – Я всегда знал, что этим всё кончится когда-то.

- Ты ещё хуже. Будешь свидетелем на свадьбе идиота.

- О! Это уже интересней. А кто свидетельница?

- Наверное, Груздева.

- Покатит. А жить где будете?

- У меня.

- А где тогда будет новый притон?

- У тебя.

- Слушай! зачем тебе жениться?!

У меня зазвонил мобильник. Это была Ирка. Она сказала, что дома и ждёт меня в гости после обеда. Я сказал, что обязательно приду.

«Ищи меня в туманах городов, ищи мой слабый след. Ищи меня, мой смех, мою печаль и мой велосипед. Ищи меня и если не найдёшь – я верный дам совет…»

Когда проснулся Камышников, мы поехали домой. Жили с ним в одном доме в четырнадцатом. Денег на такси не было, и ехали на автобусе. Я был одет в серый костюм и модную рубашку. Я был красив, словно собираюсь на свадьбу, и казалось стыдным ехать на свадьбу в автобусе.

По дороге я думал о том, как ждал дня, когда шагну во взрослую жизнь. Передо мной почему-то не открылись новые перспективы, и заманчивые дали. Ничего не изменилось, хотя я так ждал! Надеялся и верил. Впрочем, и проблем больше не стало. Прекрасно! Наверное, нужно ещё подождать – решил я и задумал купить огромный букет цветов и связку воздушных шариков Ирке, но сразу прогнал эти мысли. Я похож на идиота?!

Да и денег не было.

«…я вышел за хлебом! Под тёмное небо, под низкое небо. Туда где я был и туда где я не был..»


ОДИН ДОЖДЬ


Третий день шёл дождь. Жирные ручьи вдоль бордюров отливали разводами бензина. Город казался мрачным и подавленным. Разноцветные многоэтажки четырнадцатого района висли над головой.

Около «Универсама» я сел в маршрутку и поехал к Алинке. Она жила на углу шестнадцатого, возле «Мосхлеба». Вёз пачку листов с рассказами собственного сочинения. В маршрутке я был единственным пассажиром, и ехал до конечной без остановок. На улицах не было людей. Только машины. Лил дождь, оставляя водяные линии на стекле. Я наблюдал, как скатываются по стеклу капли. Это казалось мне романтичным.

Алинка открыла дверь и пригласила зайти. Она закончила ремонт и показывала отъезжающие в сторону двери и панорамные настенные фото с изображением Венеции. Фотографии тонущего города были чёрно-белыми. На них выстроенные в ряд у причала гондолы и тёмная вода. И снова дождь.

Мы договорились поехать перекусить в Макдоналдс. Вышли и поймали возника. По дороге обсуждали новости – последние и не очень. Мы не виделись полгода. Я спросил как Машка с Серёгой. Нормально. Тухнут в Куркино от безделья. Серёга заканчивает диплом и работает. Машка сидит дома и иногда учится. Алинка спросила, какие новости у меня.

- Я пью. – Было бы странно, если у меня были новости.

- Не надоело?

- Нет. – Было бы странно, если мне надоело пить. Всё равно, что если бы мне надоело жить. Интересно – если заменить одну букву на другую в слове «пить» – получится слово «жить».

В Макдоналдсе мы наскоро поели и отправились опять к Алинке. Дождь не переставал. Ноги мёрзли от езды в машине. Мне не нравился этот день. Этот дождь. Этот город.

Когда приехали – я включил компьютер. Жёсткий диск был копией с моего двухлетней давности. Когда-то у Алинки слетел софт и я, чтобы не париться, просто отформатировал её диск и скопировал всё, что было на моём. Алинка ничего не удаляла с тех пор. Я улыбался, просматривая давние файлы музыки и фильмов.

Алинка принесла бутылку вина и сказала, что сама пить не хочет. Болит живот. И вообще давай играть в игру – я лежу в кровати и страдаю – ты ухаживаешь и жалеешь. Я не играл в такие игры. Алинка слышала это тысячу раз. Она разделась и устроилась под одеялом. Я пил вино и смотрел «Final Fantasy».

Когда вино кончилось, я попрощался и ушёл. Сел на пятнадцатый автобус и поехал. Я не знал куда еду и зачем. Мне казалось романтичным ехать, не зная куда. Дождь не прекращался. Окна потели и чтобы посмотреть на улицу, приходилось протирать себе кусочек.

В автобусе было мало народу. За окном менялись неживые городские пейзажи. Всё мрачно и серо. Хотелось плакать. Мне не нравился этот город. Этот день и дождь.


КАК ЕСТЬ И СНОВА ТЕКИЛА


«Навык. В молоко ложка мёда и набок. Напоследок пара закладок. Красный чай не свеж и не сладок. Стрелки будут идти, а пока…»

Когда перед тобой чистый лист – трудно начать писать. Я никогда не знаю, что напишу. Думаю о чём будет текст, размышляю, иногда составляю план, но никогда не знаю, куда меня заведёт. Это ловушка. Я хочу написать одно, но пишу совсем другое. Именно этот текст, главу я постараюсь вести правильно. Куда я хотел вести каждый текст цикла и не привёл.

Весь день я шатался по серой осенней Москве. Не знаю, есть ли депрессивнее зрелище, чем центр столицы осенью.

Я не встречал.

Моросящий дождь и ветер. Мокрые улицы и сухие подземные переходы. Блондинки в дорогих машинах и с такими же мобильными телефонами.

Мне не хотелось есть третьи сутки – и я не ел. За последние пять месяцев я похудел на десять килограмм. С шестидесяти до пятидесяти. Может, больше. Мои руки и ноги стали похожи на палки. Я часто сравнивал их с женскими, когда занимался сексом. Мои были тоньше.

Мне нравятся худые женщины. Мои руки тоньше, чем у стройных и худых женщин.

Прошёл почти год, как я посетил тренажёрный зал в последний раз. До этого я постоянно качался, жрал протеин столовыми ложками и таблетки метандрестиналона – десятками штук. Иногда колол ретабалин в задницу. Летом, весной и осенью за вечер пробегал десять километров.

Я поднимал на каждый бицепс пятьдесят килограмм и мог подтягиваться на одной левой руке. Стал чемпионом города и много раз занимал призовые места на соревнованиях.

Это хуже наркотиков – зависимость от состояния тела. Когда твоя спина и грудь рельефны, руки полны сил – ты повелитель. На улицах глазеют, и ты можешь гордо снимать футболку на пляже. Невозмутимо. Эндорфин заставляет посещать тренировку за тренировкой.

Сейчас мои руки худее, чем у моей девушки.

Представляете, нашлась дура, которая любит меня даже таким.

Сейчас я всегда нервозен, зол, одновременно подавлен и часто пьян. Интересное сочетание?

Давно, съев сразу восемь таблеток «метана», я дал себе обещание, что спрыгну с крыши, если смогу разглядеть, опустив голову, под своей (тогда объёмной) грудью две родинки. Друг под другом. Одна уже виднеется.

У меня опять не получается писать, о чём хочу.

«…Миллионы медленных лилий. Слёзы этих телефонных линий. Взгляд из темноты тёмно-синий. Звук издалека!..»

В пять я был дома и перечитал статью, которую подрядился написать для одного известного журнала. Статья была отстойной. И я САМ понимал это. Чёрт, я разучился писать! Я разучился добывать информацию! Я умер как журналист! Я не писал статьи для российских изданий больше года. Тешил себя мыслью, что крутой парень, раз рассекаю с японцами по их телевизионным делам и пишу заметки для ознакомления офисом.

Статью я отправил и получил ответ – очень плохо. Редактор не злилась, просто говорила – плохо тут и тут. И я понимал ЭТО! Я с самого начала знал, что ЭТО – плохо! Но не мог ничего сделать с собой – тем более со статьёй. Мне было обидно.

Мне было даже больно – не знаю, каким местом. Редактор была хорошим человеком, почти знакомой. Она сказала – попробуй ещё раз. Какая-то сраная заметка на три тысячи знаков! – раньше я щёлкал такие как орехи! Я чуть не плакал. Редактор продлевала сроки сдачи и подсказывала, как будет лучше написать. Я не плакал только потому, что не умею этого! Спасибо!

Я пробовал получить новую информацию вечером, но нужных людей не было на местах. Только завтра. Я рано проснусь и начну обзванивать офисы, агентства и государственные структуры. Сегодня я перерыл весь Интернет, ходил по квартире из угла в угол и курил – ничего нового я не узнал. Мне не хватало дурацкой фактуры!

Родителей не было дома. Сестра приходила, звонила по телефону своему парню ди-джею, плакала, потом вертелась перед зеркалом в танце и снова звонила.

Идиотка.

Мы посмотрели с ней в моей комнате жалостливый фильм «Что гложет Гилберта». Я ненавижу всё, что хоть чуть напоминает мне обо мне же. Фильм не понравился. После него хотелось плакать. Но я не умею.

Ближе к концу кино ей начали присылать SMS, потом позвонили на мобильник – она вышла из комнаты и громко плакала. Я люблю свою сестру. Она не работает, только танцует за небольшие деньги в местном клубе. Заочно учиться в институте, бездельничает и встречается с парнями.

Каждому из них я готов оторвать яйца. Пусть только появятся. За свои двадцать один я ни разу не доводил сестру до слёз, как ни издевался порой.

«Надо! Знать тебе – я для той с кем ты рядом. Сто тридцать третьим кругом ада. Медленным и утончённым ядом…»

Фильм закончился – мне стало хуже. Отвратительная развязка. Я прочитал, что картина была номинирована на множество конкурсов и получала призы.

Сестра вернулась, сказала, что у меня в комнате летают мухи и, спросила, чем всё кончилось. Всё кончилось плохо. Разжиревшая мать умерла, попытавшись похудеть. Дети сожгли дом с трупом.

В моей комнате и, правда – летали мухи. Жирные и по зимнему сонные. Я не убирал окурки и бутылки после пьянок – они валялись в множестве на полу. Кроме этого на полу была пара скомканных спальников и куча пыли. Ходить до кровати и компьютерного стола приходилось, расталкивая мусор ногами. У меня не было времени убираться в комнате – всегда дела. Было жаль себя.

Больше меня не жалел никто, кроме редактора известного журнала.

В пол одиннадцатого я вышел из дома и целеустремлённо отправился в ночной магазин. Там я купил три банки «Балтики №7». Это отстойное пиво, но его легко пить. Засунув жестяные банки в пластиковый пакет, я пошёл прогуляться по району.

«Знаешь – ничего уже не поправишь. В телефонную книгу добавишь, позвонишь и, быть может, узнаешь. Голос этот издалека… пока!»

Пакет с двумя банками бился о ноги. Третью банку я пил. Ещё курил.

Последние пять месяцев я курил очень много. Две пачки в день. Я уже не различал запахов, но курил всё равно. Не мог бросить. Руки были худыми, лёгкие забиты табаком, а желудок отравлен алкоголем. Как можно угробить свой организм в двадцать один? Много пейте и больше курите!

Шёл по мокрым от дождя безымянным улицам четырнадцатого района и думал о книгах. Я увлёкся написанием некоммерческих текстов. Пора думать о статьях и газетах. Я пишу для себя и считаю, что это нужно кому-то ещё.

И ещё этот подонок Стогоff. Его книги читаешь и плюёшься, а потом ходишь по улицам, пьёшь – и думаешь о чём прочитал. Меня тошнило от Стогоffа первые двести страниц, а после я не мог оторваться. Граница – двести страниц.

Сука.

Недавно я прочитал «Десять пальцев» и меня сначала воротило от книги. Сплошная проповедь. Я ненавидел Стогоffа. Я постоянно думал о его книге и Боге.

Какая-то женщина в старинном плаще и доисторической шапке спросила пять рублей, а я отказал, хотя карманы были набиты мелочью.

Отойдя пять шагов от женщины, я подумал, что Бог проверил меня. Мол, ему дать счастья, как дать мне пять рублей этой оборванке. Но он не даёт всё равно. Не жалко. Просто – «попробуй найти сама – у меня депрессия».

На улицах не было людей. Мне встретилась только женщина, которая спросила мелочь. Лужи на асфальте блестели жёлтыми огнями фонарей. Я проходил мимо дома Ирки и видел свет в её окнах. Может она с кем-то, а может – одна. Мне бы зайти, но я не стал. Любовь – умерла?

Нет.

Влюбился бы, да сейчас больше волнуют вопросы самореализации и Стогоff. К-казё-ол!

Я решил пойти в церковь. Хоть, крещёный, никогда не ходил – тут решил и всё. В Зеленограде две церкви. В одиннадцатом, где батюшка постоянно пьян и в Андреевке – вроде нормальная. Я пошёл в Андреевку – она ближе.

Я шёл по грязи и по дороге. Новые джинсы, в которых боялся присесть в метро и запачкать – покрылись коричневыми кляксами. Проезжающие машины обдавали брызгами с луж, но я шёл.

Остановился и замер. Это не тавтология – сначала остановился, а потом замер, по щиколотку утопая в грязи. Стоял и смотрел на церковь. Что я там буду делать? Пьяный и грязный?

Я пошёл обратно. В заросшую мусором комнату, где невозможно находиться без привычки.

Кажется, улицы стали мокрее. Собственная жизнь виделась безделушкой. Ненужной песчинкой, от пропажи которой ничего не убавится в море песка. Так оно и было. Но я верил, что это не так.

Завтра я проснусь, созвонюсь с нужными людьми и напишу статью. Хотя бы попробую.

Сейчас почти час ночи. Я пьян и щёлкаю клавишами клавиатуры.

У меня опять не получилось написать о чём хотел.

«...После третьего звонка, после грома в тишине – ты расскажешь облакам все, что знаешь обо мне! Я от пачки сигарет и рисунка на окне – передам тебе привет! Мальчик, плачущий во сне…»


ЭПИЗОДЫ


1

Три дня я отдыхал. Высыпался и делал яичницу (яиц в холодильнике было больше двух десятков). На четвёртый день яйца кончились – есть нечего. Я позвонил одной подружке и напросился на обед. На следующий день позвонил другой. Третьей, пятой – у меня было много случайных знакомых, к которым можно напроситься в гости и между дела пообедать – жить так казалось приемлемым.

Когда закончились последние деньги – не стало сигарет. Сначала я перебивался «Примой» - покупал на последние рубли – потом выходил на лестничную клетку и собирал окурки. Друзей в июле стало меньше – все уезжали на дачи или на юг. Сигареты становились дефицитом.

На всякий случай я пробовал сдать вступительные экзамены в МИЭТ, куда было близко ехать. Спросил у кого-то учебник по математике и физике. Почитал школьные конспекты. Изложение по русскому я сдал, а по математике и физике – провалился. Когда стало ясно, что не набираю проходной бал – плюнул и вечером напился.

С Москвы на пару дней приехал приятель. Он сообщил, что живёт рядом с Горным Университетом, почему бы мне ни подать документы туда? Мы сможем часто видеться. И вправду, почему нет? Я подал документы в Горный.

После экзаменов в МИЭТ конкурс в Горный оказался вечерней прогулкой. То есть – очень просто. Я сдал русский лучше всех. Математику на твёрдую «4». Оставалось сдать физику. В день испытания по физике на улице было пасмурно, крапал дождь – ехать в Москву не хотелось. Я укутался в кровати и до вечера, голодный, читал неинтересную фантастику. Горный Университет отпал сам собой.

Одним вечером, возвращаясь с пробежки, я встретил Славика, парня из параллельного класса. Он спросил, куда я поступил? Никуда. Как так? Могут забрать в армию! Даже я поступил. А куда? В технарь, на автомеханика. Это восьмой район, через лес. Последний поток через неделю.

Я отыскал этот техникум на следующий день и подал документы на факультет «Автомобили» специальность 1706 «Обслуживание и ремонт дорожных и строительных машин и тракторов». Техникум назывался длинно: Зеленоградский Региональный Центр Непрерывного Профессионального Образования.

Экзамены оказались пустяком. В школьном аттестате у меня не было троек (у единственного абитуриента), и я легко сдал всё на «отлично». 24 августа я был зачислен и на собрании будущих студентов встретил Ло.

Ло поступила в ЗРЦНПО на факультет «Финансы». Я знал её со школьных времён, когда она жила у моей двоюродной сестры. У Ло не было родителей и, когда девчонка училась в одиннадцатом классе, умерла единственный опекун – бабушка. Пока длились тяжбы с квартирой, Ло стало негде жить, и она ночевала у сестры.

Я сказал, что у моей сестры сегодня ночью вечеринка. Приедут друзья из Москвы, и мы весело проведём время. Приходи. Ло ответила, что придёт обязательно.


2


Куртка была в коричневых пятнах, а на рукавах – в такого же цвета брызгах. Брызги смотрелись особенно неестественно. Трудно представить, как можно ударить кулаком, чтобы забрызгать кровью рукава. Сами кулаки распухли и отливали синим. В колено джинсов как будто выстрелили из пэйнтбольного маркера – тоже пятно и брызги.

Голова пробита в двух местах. Я сидел на полу и отделял от волос запёкшуюся кровь. Коричневую и хрустящую. Мышцы болели от непривычных нагрузок. Почки, рёбра. Я чувствовал себя (не разбитым) – убитым. Главная потеря – передний резец. Зуб снесли под корень – нерв торчал из десны и сильно болел.

Санёк еле шевелился под одеялом. Его правый глаз заплыл, а нос посинел и грустно свесился влево. Наконец, он открыл глаза. Секунду удивлённо смотрел на меня, потом поднялся и сел на кровати, осторожно трогая синяки на лице.

- Покажи зуб.

- Э-э!

- Хы!

Мы пошли умываться.

Пришёл Камышников и принёс сигарет. Я и Санёк выкурили сразу по две. На Камышникове не было ни единого синяка. Чёртов боксёр. Он сказал, что всю ночь снилось, как я, сидя верхом, обоими руками, словно тесто, мешу лицо того парня. Я продемонстрировал обоим друзьям отсутствие зуба и открывшиеся преимущества. Теперь я мог, стиснув челюсть, курить сигарету, вставив на место резца.

Санёк сказал – жалко парня, которого мы били об капот иномарки, пока он не отключился. Я сказал – не жалею.

- Покажи зуб.

- Э-э!

Камышников критически осмотрел торчащий из десны нерв и сказал, чтобы шёл к врачу. Мы долго сидели на лестничной клетке и вспоминали вчерашнее. А потом все ушли по домам, и я остался один.

Вчерашней ночью всё случилось как при князе Олеге. Добрые дружинники чудом побеждают плохих дружинников.

Потом мы как-то спорили с одним парнем, где жить лучше – в Зеленограде или в Москве. Я говорил – чем ближе к центру земли, тем теплее. Он отвечал – здесь хотя бы просто так в морду не бьют. Я ухмылялся вставным кривым зубом.


3


Есть время, когда жить скучно. Никакой депрессии и всего такого, просто – скучно. Намеренно кидаешься в передряги, ведёшься на все вечеринки, участвуешь в трипах – и ничего. Жизнь испробована до конца. Всё – знаешь, всё – было. Как будто смотришь низкопробное кино и думаешь – чушь. Я всё это много раз видел.

Каждый вечер я подолгу брился и скрупулёзно гладил джинсы. Потом одевался и шёл на автобусную остановку. По пути стрелял у прохожих сигареты – денег на собственные не было. Денег вообще не было. Это смешно звучит, но не было ни копейки. Даже обедал у подружек. Открывал записную книжку, набирал номер и напрашивался на обед. Это было так просто, что иногда я планировал, у кого буду обедать на ближайшие три дня.

Я жил один. Каждую неделю родители присылали сотню на продукты. Разумеется, я ничего такого не покупал. Если появлялись деньги – я пил пиво или водку. Мог отдать таксисту, который полчаса покатает по городу. Один раз проиграл долгожданный транш в игровых автоматах возле Универсама. Ещё как-то ходил в кино.

Каждую ночь во дворе собирались мои ровесники, пили и горланили песни Гражданской Обороны. В новых районах собраться негде. Двор с подобием парка был под моими окнами. Там огромная клумба, горки и скульптуры из дерева. Иногда я пил с дворовыми и горланил песни с ними. Но потом всё равно шёл на автобусную остановку.

Остановка с которой уезжал – за корпусом 1407. Это вторая остановка девятнадцатого автобуса. Там всегда мало народу, а летней ночью совсем никого. Я мог целый час пропускать автобусы, сидеть в темноте, под козырьком и курить. Если брал плеер – мог сидеть дольше.

Потом садился в пустой девятнадцатый и ехал на Плешку. В лесу возле площади Юности каждый вечер собирались приятели. Я приезжал, сидел с ними и разговаривал. Ничего интересного не происходило. Денег ни у кого не было.

Когда чьи-нибудь родители уезжали на дачу – в пустующей квартире устраивалась вечеринка. Все занимали денег, и мы через силу веселились. Скука висела в воздухе. Мы могли устраивать вечеринки у меня дома каждый вечер, но всё ограничилось двумя-тремя пьянками. Всем надоело ездить в четырнадцатый район. Я каждый вечер ездил сюда-обратно и не напрягался. Мне нравилось долго и далеко ездить.

Я гулял по улицам и знакомился. Подходил, говорил своё имя и что-нибудь спрашивал.

- Девушки, с чего начинается дорога к звёздам?

- Парень, давай, не глядя, махнёмся кассетами из плееров?

- Как думаешь – Бог есть?

- Оставишь докурить?

Странно, но со мной разговаривали. Люди устали от однообразия и были рады говорить с незнакомцем. Это же – необычно.


4


Было темно и холодно. На перилах старого моста сидели два ангела. У одного были крылья чёрные и перепончатые, как у летучей мыши. Он держал в зубах сигарету. У второго крылья – белые с перьями. Я сел рядом с ними и закурил. Чёрный нагнулся к огоньку зажигалки, и прикурил тоже. (Он курил лёгкий «Честер» - я разглядел.) Глубоко затянулся и выдохнул. Мы долго смотрели, как внизу идут электрички и молчали.

Я достал мобильный телефон и позвонил Диману.

- Диман.

- Гарри.

- Ты где?

- Я сломался в одиннадцатом. Аккумулятор. Сейчас мне подвезут новый. Есть дело.

Я молчал.

- Помнишь Инну Василенко?

- Правильная женщина.

- У неё сегодня вечеринка. Она пригласила нас.

- Хорошо. Когда ты починишься – заходи. Пойдём за пивом и к ней.

Я отключился. Ангелы смотрели вниз на рельсы, и молчали. Из ноздрей струйками вылетал пар. Я вздохнул, встал и зашагал в сторону четырнадцатого района.

Диман зашёл в десять вечера, и мы сразу направились в Универсам. Я взял восемь бутылок «Сибирской короны», а Диман – две «Ярпива». За углом Универсама мы встретили Камышникова. Куда мы идём с пивом? Мы приглашены на вечеринку. Тогда он пойдёт с нами. Ещё сейчас подойдёт Алинка. Возьмём с собой? Конечно, возьмём.

Алинка подошла через минуту и сказала, что мы козлы. То есть, не именно мы, а вообще. Все мужчины. Мы согласились и сказали, что она сука. То есть не вообще все женщины, а именно – она. Так шутим.

У Алинки зазвонил телефон. Это её парень. Она долго разговаривала с ним, и закончила разговор фразой: «ПОШЁЛ В ****У!» И расплакалась. Мы подождали, пока она успокоится и пошли к Инне Василенко.

Инна Василенко работает на РЕН-ТВ и читает мои публикации в газете «Иная Версия». Говорит, что нравятся. Нас познакомил Диман. Давно мы с ним возвращались из «Дебаркадера» под утро и зашли к ней. Диман позвонил и сказал, что познакомит с Игелем Слэмом, статьи которого нравятся. По дороге я нарвал букет сирени и подарил Инне Василенко.

Неважно.

Вечеринка была в разгаре. Дюжина девушек и двое парней пили водку и играли в какую-то игру. Начали знакомиться. Меня представили Игелем. Я представился Пином. Камышников сказал, что я дурак, и тяну максимум на Игоря. Так как меня звать? Зовите меня – «И».

Я поставил задачей – напиться и уверенно двигался к цели. Сидел за столом в большой комнате и слушал музыку. Пил пиво. Всё неслось фоном. Люди собирались вокруг стола, выпивали водку и разбегались по комнатам снова. Я дежурно шутил с женщинами. Пил и думал о встреченных сегодня ангелах. Не каждый день встречаешь ангелов – такие вещи запоминаются.

Алинка собиралась домой – она помирилась с парнем. Просила меня и Камышникова проводить до дороги и посадить в такси. Диман просил купить ещё пива. Нужно ли купить что-то женщинам? «И» – спрашивает, нужно ли нам что-то? Нет, ничего не нужно, «И». ОК.

Возле «Универсама» мы посадили Алинку в такси и, покачиваясь, пошли за пивом в ночной магазин возле корпуса 1420. Я мог кинуться на Камышникова любую секунду. Не видел его тысячу лет. Месяц – точно.

- Как дела!

- Да блин, леплю сосиски в «Икеи», заходи – угощу!

- Трава чего? Смотрю сегодня не дул. Завязал? Возвращайся на алкоголь! Забей на печень!

- Брось. Мы дунули с Алинкой косяк на лестнице.

- Дурак. Ты что собираешься с жизнью делать?

- Жить.

- То есть как? Я пыжусь и думаю – что делать? Ищу редакции, зарплату выше, мечусь в поисках… а ты?

- А я собираюсь жить.

- То есть как? жить?

- Найду работу близко к дому, чтобы не париться, съеду в квартиру, которую купили родители в шестнадцатом, и буду просто жить спокойно и тихо.

- То есть как? «просто жить»? В Зелике зарплата, знаешь, какая? Я тут мечусь…

- Я буду просто жить. Найду нормальную девчонку, и буду жить.

- Ты чего? А где успех? Цель? Стремление!

- Ничего не хочу. Хочу только жить. Зачем это всё? И, знаешь, что?

- Что?

- Мне кажется, я сдохну лет в тридцать.

Я посмотрел на Камышникова. Он скорчил гримасу и кивнул: «вот такая фигня».

- Ты чего?

Камышников изменился. Он слишком долго принимал наркотики. Больше года – каждый день. Трава или таблетки. Сначала всем было весело – «Камышников наркоман! ха-ха!» потом перестали смеяться и пробовали говорить с ним. Я говорил, Шевчук и Диман. Камышников не завязывал.

Я не узнаю его. Мой лучший друг ни к чему не стремится. "Просто жить» - цель. Так может сказать любой кролик. Я не высыпаюсь, пью, пишу, работаю. Схожу с ума. Ищу что-то.

«Просто жить» запало в меня. Я подумал, что сам не доживу до тридцати, если буду пить и думать так много как сейчас. Много думать – вредно. Знал это ещё в пятнадцать. Я постарался не думать о будущем, и у меня получилось.

Мы зашли в квартиру Инны Василенко с новой порцией пива. В большой комнате танцевали девчонки. «Давай станцуем рок-н-ролл» - сказал я одной симпатичной и взял её за руку. Я дёрнул ногой и крутанулся. Она сделала это же – умело.

- Ты ещё не догадалась? Я не умею танцевать рок-н-ролл.

По дороге из магазина я выпил ещё пару бутылок и едва не падал. Я откуда-то знал, что девушку зовут Ольга. Я никогда не запоминаю имён пьяным. Но её имя знал. «Ольга» очень подходило к внешности этой девушки.

Мы говорили часа три о чём-то. Сели друг против друга и говорили. Неужели кто-то может терпеть меня пьяным?

Я много пил той ночью. Утром проснулся у себя. Без памяти.


5


В Зеленограде нет названий улиц.

Это неправда. Здесь улица Ленина и улица Юности. Есть Солнечная, Яблоневая и Сосновая аллеи. Панфиловский и Центральный проспекты. Названий мало. Основные дороги называются проездами и номеруются трёхзначными цифрами. Город делится на 18 районов, которые так и называются – первый, второй, третий… Нет только тринадцатого района и семнадцатого. Тринадцатым все привыкли считать кладбище. А семнадцатый должны построить со временем.

Внутри районов названий улиц всегда нет. Дома называются корпусами. Узнать по номеру корпуса принадлежность к району легко. Последние две цифры означают номер, всё что перед – район. Например, 1625 – дом 25 в 16 районе. 346 – 46 дом в третьем.

В городе несколько водоёмов. Чёрное озеро, Школьное и озеро «Ангстрем». Интересно, что Чёрное и Школьное каждый год попадают в 12 водоёмов разрешённых для купания в Москве. Они очень чистые. Часто зеленоградцы едут купаться на реку Истра, до неё около 10 километров.


6


Съёмки на манежной площади запрещены. Разрешение нужно получать у десятка государственных структур. Начиная с ФСО и ФСБ заканчивая префектурой ЦАО и ГИБДД. На рассмотрение запроса каждая служба берёт две недели. Сложность в том, что запросы нужно подавать в порядке очереди. ФСО не даст разрешение без подписи префекта, ФСБ просит подтверждение ФСО и так далее. Запрос мог ходить по инстанциям (естественно не сам, а с помощью заинтересованного) почти два месяца. Я добился разрешения на съёмки за полторы недели.

А в среду проверить дела приехали японцы. Всего трое. Продюсер, режиссёр и руководитель съёмочной группы. Я встретил их возле отеля «Националь». Вместе с ними была Ксения, моя начальница. Она хромала на одну ногу и несла в другой сломанный каблук.

Японцам было лет по сорок, и они выглядели как персонажи анимэ. У продюсера был синий приталенный пиджак и поставленные «иглами» волосы. Режиссёр был во всём оранжевом – куртке, штанах и кроссовках. Волосы у него были окрашены в белый. Самым неприметным был третий японец – одет в старые тёртые джинсы и ветровку. С волосами (как позже узнал – с головой) всё в порядке.

Ксения представила нас. Имена даже не думал запоминать. Я не могу запомнить русских имён, что уж говорить о разных Тахокирах и Табоясях. Японцы с удовольствием жали и неумело трясли руку. Избавиться от привычного поклона так и не смогли. Получалось что-то среднее между русским и японским приветствиями. Я улыбнулся и посмотрел на Ксению. Она театрально закатила глаза.

В «Национале» мы посмотрели залы, откуда открывался вид на Кремль. Японцы снимали всё на мини камеру и потешно суетились. Они были похожи на детей строгих родителей, которым вдруг удалось оказаться без присмотра. Иностранцы трогали всё, что казалось им странным (в эту категорию попадали ковры, огнетушители, розетки, стулья), заглядывали во все двери. Видавший многое персонал гостиницы улыбался и переглядывался, наблюдая.

После осмотра мы спустились вниз и сели на диваны. Мы ждали директора гостиницы. Японцы молчали, пока мы с Ксенией разговаривали на русском. Моя начальница быстро ввела в курс дела – не называть имён и не смотреть в сторону японцев.

- …в общем, это полный. Я даже не знаю, полный – что.

- Самый шубутной в оранжевом.

- Этот вообще. Как из зоопарка вырвался. А который у них самый главный – наглый и недалёкий. Такое первое впечатление. Пешком они ходить не могут принципиально, ехать нужно даже до соседнего дома. Я им объясняла, что пробки – они смотрят, как будто я с луны. Бедный наш водитель…

- Сколько их будет на съёмках?

- Человек сорок. Если все такие же – можно сразу вешаться. Какие-то дураки.

Японцы сидели рядом и улыбались. Мы тоже улыбались им. Мне и Ксении – нравился этот народ. Начальница вообще была замужем за японцем. Но эти, правда, были какими-то дураками.


7


Тяжёлая мысль не исходила. Вертелась постоянно и мешала. Когда я говорил, смеялся, слушал – всё было нормально. Стоило на секунду терять нить чужого рассказа, остаться одному, отвлечься – мысль возвращалась, кружилась и не находила выхода.

Лицо, когда думал мысль, серело и как бы отекало. Взгляд становился рассеянным, направленным вниз. Я не мог избавиться от наваждения, отвлекался чуть, и тяжёлая мысль возвращалась, билась внутри головы, не давала сосредоточиться на важном, конфузила и беспокоила.

Думал свою мысль везде и постоянно, кусая губы, перебирая пальцами. В метро, глядя на текущие мимо кабели в окнах и въевшийся в них слой пыли, в такси – разглядывая чёрствые пейзажи поздней осени, прогуливаясь с музыкой в ушах и на батарейках по улицам города. Переплетался пальцами, блек лицом, шевелил губами, смотрел «сквозь» - постоянно думал.

Поздно вечером Трол написал в ICQ, что готов прогуляться со мной и Камышом ещё позже – вечером. Пустой для меня викенд легко согласил на прогулку с приятелями.

- Гарри, выходи. – Позвонил Трол из таксофона, - Мы ждём тебя возле подъезда.

Наскоро напялил вещи, необходимые для зимней прогулки – джинсы, ботинки на высокой подошве и с тупым носом, свитер, пальто и шапку. Спустился.

Приятели пошли навстречу из темноты, завидев выходящего из парадной. На Камыше была незнакомая мне бесформенная огромная коричневая куртка с капюшоном («она тёплая, а я очень люблю гулять» - объяснил позже он приобретение). Трол выглядел бодрым, в широких джинсах и спортивной ветровке, шея укутана вязаным шарфом.

Мы поздоровались за руку и пошагали по снегу, мимо магазина «Ажур» и «Рябина», по дорожке между 14-ым и 15-ым районами. Шли молча. Трол с Камышом чуть впереди меня. Я сунул руки в карманы чёрного пальто и пинал комки снега под ногами, выдыхая ртом густой пар. Мне не было дела – куда идём, даже не спрашивал.

Изуродованная катаньем мысль взяла меня. Только и думал – эту свою мысль. Тягучую, бОльную, и больнУю.

Приятели остановились на светофоре и повернулись ко мне. Не заметив остановки, бредя понурив голову, я чуть было не столкнулся с Камышом. Удивлённо уставился на обоих.

- Чего?

Камыш покачал головой. Зажёгся зелёный цвет светофора, и мы стали переходить трассу.

- Ты пить бросил? – Спросил Камыш, когда оказались на другой стороне.

- Нет. – Пожал я плечами, подивившись неожиданному вопросу. – Куда мы идём?

- В «Рамстор» в 11-ом.

- Понятно.

На самом деле мне было ничего – не понятно. Очевидно, это было любимой забавой Трола и Камыша – ночью ходить в «Рамстор» в 11-ом. Приятели разговорились о чём-то, а я вернулся к своей думе.

Возле «Рамстора» стояла под парами иномарка с открытыми дверьми, возле – четверо приятелей Трола. Мы с Камышом поздоровались с ними и встали в стороне, Трол разговаривал.

Камыш ногтями почесал небритую щёку и спросил.

- Серёга ещё занимается пушками?

- Я его не видел уже года два. Вроде – нет.

- Мне нужна пушка.

- Зачем?

Камыш дёрнул плечом, отвернулся, почёсывая щёку.

- Просто хочу пистолет. Помню – Корнеев ходил с пушкой – хочу тоже.

Корнеев ходил с ПМ в кобуре подмышкой в школу. (Как давно – было?) Корнеев учился в «Б» классе, мы с Камышом – «А». Было время, Корнеев достал через богатого отца справку о покушении на свою жизнь, купил ПМ и носил в школу. Помню ещё – тогда Корнеев стал на неделю звездой школы, где бы ни появлялся – просили показать пистолет. Когда черёд разглядывать дошёл до меня, я долго вертел оружие в руках, щёлкал обоймой, водил пальцами по рукоятке. Оружие в мирной жизни – фетиш. Всем хочется обладать – пистолетом.

Я поверил, что просто – хочется – Камышу.

Трол с приятелями обменялись. Он – протянул мятые купюры, а один из парней невзначай уронил в снег пластиковый пакетик. Четверо уселись в авто, хлопнули дверьми, завели и сдали назад, моргнув красными огнями. Отъехали. Трол подобрал пакетик и сунул в карман куртки.

- Ну что? Куда пойдём? – Трол улыбался и смотрел на скучные лица меня и Камыша.