В мире все разделено на жанры, жанры разложены по полкам, это помогает если не соблюсти порядок, то разобраться в свалке. Исходя из этого
мне необходимо определиться в каком ни будь жанре, - тогда я буду чему ни будь соответствовать, а обретя соответствие начну нравиться.
Люди любят то, что они понимают, то что они не понимают, их тревожит: «Что это такое?» - Они не понимают! Не понимают из-за этого беспокоятся, а беспокойство не приятное чувство, поэтому люди не любят то чего не понимают и даже отрицают то чего не знают.
Если я буду бороться за то, чтобы меня поняли, пройдет сто лет и меня, , оценят, но загробная оценка мне, разумеется, не интересна, поэтому я не буду доказывать себя, после смерти, а попытаюсь выразить себя при жизни, то есть само выразиться в жанре понятном большинству. Для чего ? Опять же!
- Чтобы понравится!
Вы спросите:
А зачем нужно понравиться большинству, которое, в общем-то не нравится мне?!
А затем надо понравится большинству чтобы оно похлопало в ладоши и купило мои книжки.
И что тогда?!!
И тогда я смогу не ходить на другие работы, чтобы зарабатывать право на главную работу!
Ведь за главную мне как раз ничего не платят. И все из за того, что я выпадаю из понятности, или выпрыгиваю из формата, просто напросто не соответствую внятному жанру.
Некоторые писатели даже гордятся что они не понятны подразумевая под этим свою сложноумность и великость, свое превосходство . Я, нет, не горжусь. Я запросто поменяю свою одинокую индивидуальность, на всеми признанный талант. Я легко променяю вечную славу, в будущем на временную в настоящем.
Зачем мне слава в будущем?
-А вдруг, в том дальнейшем, я передумаю ее хотеть? А вдруг в эфемерном будущем мне глянется слушать не шум оваций. а прибоя шум?
Ведь ужас смерти не в том, что жизнь оканчивается, а в том, что человек не успевает нажиться, в том что не удается прожить столько, чтобы хватило. Достаточно, как сказала моя Мама.
Нам хочется жить, а умирать не хочется и тогда жизнь начинает постепенно удаляться из нас, что бы нам разонравилось жить, чтобы в таком, полуживом виде мы легче соглашались на смерть, смирялись с ее закономерностью и неизбежностью.
А зачем мне заискивать перед вечностью если после жизни я вдруг расхочу Славы, вдруг потеряю к ней интерес, ведь те кому сегодня еще хочется чего то доказать к тому времени совсем побледнеют и окончательно исчезнут в бледной вмятине прошлого, а к другим мы взаимно безразличны.
Для чего мне лавры после неизбежности? после моей личной непоправимости? За чем мне лавры и фанфары когда смерть всегда несправедлива? – Значит и жизнь, как ни блюди заповеди, все равно оканчивается неожиданно и несправедливо
Пойду, рисовать монотипии снов, свои магические акварельки. Все равно ничего не объяснено. Ничего кроме внятности жанра.