Остаёмся зимовать или рюкзак с камнями 1

Гани Искандер
- Тебе двадцать один. Мне сегодня семнадцать. Сколько мы уже знаем друг друга?
- Три года, - ответил я. Егор отхлебнул пива и задумался. Я тоже молчал.
Сколько ему ещё предстоит?! Подумал я.
Он не такой, как я. Был таким, старался быть похожим. Но не такой. Менялся и рос на глазах. Он взрослел.
Ни разу за то время, что мы знаем друг друга, я не дал ему возможности думать, что всё, что я делаю – это правильно, и так надо поступать. Егор учился и ошибался самостоятельно. Я лишь направлял его. Словно старший брат я переживал за него, но по собственному опыту знал, что всё это и есть жизнь.

Больше всего я любил его за то, что он умел выражать свои эмоции. Если было смешно – он смеялся, когда грустно – плакал, когда страшно – боялся. Всё ещё по-детски, наивно, - но он выражал это!
Я был не таким. Всячески добиваясь похвалы и одобрения, получая – не знал, как на это реагировать.
Не знаю, есть ли у меня друг ближе него. Только ему я доверял. Только от него мог ждать одобрения. В семнадцать, мне казалось, он был старше и разумнее меня. Я любил его. Самой искренней и чистой любовью, которая только есть на этом свете, если она вообще есть, конечно.

- Дай закурить, - попросил Егор через пару минут молчания. И я, вытащив пачку «L.M.» из кармана, протянул ему. Егор вытянул сигарету, и, положив на нижнюю губу, прикурил от моей зажигалки.
Смотря на меня, он начал курить полгода назад. Сначала было смешно за ним наблюдать, а сейчас приноровился и выглядел более естественно.
Выпустил дым после первой затяжки и посмотрел мне в глаза.
- Ты в шестнадцать занимался сексом?

Мы познакомились на кладбище три года назад. У меня друг покончил жизнь самоубийством, а у него от лейкемии умер младший брат.

- Нет, - ответил я, - как-то  возможности не было.

У Егора был старший брат. Ему было столько же, сколько и мне. Но после смерти Андрея, они перестали общаться. Будто натянутая верёвочка семьи, через саму сущность Андрея порвалась. И все бусинки рассыпались в разные стороны. Семья перестала быть похожей на семью. Дом часто пустовал. За подрастающим Егором никто не заботился. Вначале я пытался наладить отношения братьев, но это только усугубило ситуацию.

- Как это?
- Что – это? – Переспросил я.
- Ну, как это бывает в первый раз?
- Сложно объяснить. – И я задумался. – У меня это впервые было в семнадцать с половиной. Но я очень сильно был влюблён. Ты влюблён?
- Я не знаю,…Может и влюблён. – Он замолчал. – Он старше меня. Зачем я ему нужен?!
- И давно это с тобой? – А что я ещё мог спросить?
- Я не знаю, что со мной, - Егор теребил в пальцах сигарету и смотрел куда-то вдаль. - Я всё время думаю о нём. И само собой, представляется всякое. Я даже не могу это контролировать. Начинаю представлять, как трогаю его: волосы, лицо..., и у меня встаёт. Ни на кого не бывает, а на него - встаёт.

Вот оно – половое созревание. Да, и мне приходилось тяжеловато.
- Давай уедем куда-нибудь?!
- Куда? Да что с тобой?! Это нормально, не переживай. У всех это было. Все это проходили. У кого-то раньше, у кого-то позже, но это происходит. Это жизнь. От этого не убежишь. Не получиться с ним, получиться с девушкой. И тебе будет уже неважно влюблён ты или нет. Я знаю, что говорю сейчас полную глупость. Но это так. Очень скоро ты поймёшь, что половое влечение и любовь – это разные вещи. Но для начала хорошо бы просто понять, что такое секс. Чтобы осознать, в чём этот парадокс, нужна подготовка и жизненный опыт.

Егор потупил взгляд. Допил пиво и бросил бутылку в ящик под мусор. И мы опять замолчали.
Содержательные разговоры у нас получались редко. Как это часто бывает, перескакивали с одной темы на другую, разговор уходил в сторону, а то и вообще обрывался. Затем внезапно возобновлялся. Но сейчас я его понимал. Чувствовал, что это чувство гложет его, проедает молодое сердце изнутри. Ему становилось всё больнее и больнее.

- Знаешь, Андрея всего три года нет, а я за это время очень устал от брата. Давай уедем?
- Да что за бред! Куда мы уедем? И зачем? У тебя учёба, у меня работа и институт. Да и с чего ты всё заладил? Кто тебе сказал, что ты гей? Ты ведь ещё не пробовал. Может и не понравиться, вовсе! А от семьи тебе не убежать и от смерти Андрея, тоже. Когда человек очень сильно чего-то хочет, ничего не получается. А когда пытается убежать от чего-то, это обязательно происходит. Хотя это всё, конечно, теория.
- Нет, не в этом дело. Я устал быть «сильным». Он в двадцать один может быть в депрессии, раз в неделю кидаться в истерику от безысходности и быть неуравновешенным психом, сбрасывая всё это на смерть Андрея. А я не могу себе этого позволить. Я начинаю ненавидеть его. Он может быть слабым, а я нет. Неужели он не понимает, что и мне тоже может быть плохо?! Я устал успокаивать этого эгоиста. И родители этого не понимают, - они вообще меня никогда не понимали. Что уж говорить о смерти Андрея. Каждый успокаивает себя, как может. В какой-то момент мы поменялись ролями. Он стал младшим, а я старшим.  Давай уедем! Вдвоём. Уедем, хотя бы на зиму. А потом вернёмся. Только ты и я. Снимем квартиру, найдём какую-нибудь работу. Просто перезимуем… - жалобно произнёс он и коснулся моей руки, будто хотел передать по руке всё, что творилось у него на душе. Я почувствовал тепло его ладони, и мне стало неловко.


Столько раз я об этом думал. Думал уехать, а потом обязательно вернуться. Невозможно меняться в таких условиях. Изменения, конечно, произойдут независимо от нашей воли, но нам хотелось бы их хоть как-нибудь контролировать.
Сегодня, в свой день рождения, Егор тоже это понял. И он тоже испугался. Испугался будущего, которого я испугался только в двадцать.