СТЕФАНИЯ
Ну и угораздило же меня рискнуть и в туман тот гиблый сунуться! Сперва показалось, словно - все! - смертушка наступает, нету у меня теперь ни тела, ни коня под задницей. Конец. Небытие и бесконечность.
Но не тут-то было! В какой - то момент я вдруг и тело вновь почувствовала, и как Белогрив мой равновесие теряет, словно с крутой горы на всей скорости поскакать решил! Я ему силой своей ведовской помочь хотела, прошептала заклинание, чтобы ноги были крепки, не сломались ненароком… а вот нет, не сработало колдовство! Не испытала я власти над желанием своим, что превращаясь в намеренье, чудеса творит!
Но Белогрив и сам устоял, да и гора была не настолько и крута: просто холм большой, сплошь покрытый травой серой, сухой да пыльной.
И тут, как по заказу, слышу голос внутренний:
«Открой ворота;
Дверь открой -
За каждой ждет тебя изгой.»
«Ну надо ж так, - подумала я, - заклинание не сработало… а голос неведомый остался».
Но особо размышлять, почему так случилось, мне не давала окружающая меня обстановка. Где ельник дремучий? Где туман загадочный? Исчезло все.… А вместо этого трава сухая, чахлые кустики корявятся кое-где, и пыль, везде пыль… все это «великолепие» покрыто толстым слоем пыли.
Не припомню я в Чернолесьи такого уныния.
Тут внимание мое привлек шум, донёсшийся с противоположной стороны холма.
Я, спешившись, оставила Белогрива внизу, а сама на вершину взобралась. Когда на пузо ложилась, карабкаясь, мне пыль в лицо взметнулась, запорошила глаза, закрыла обзор на мгновение.
Когда облако улеглось и я проморгалась, то увидела, как ведунья светловолосая продолжает удирать от стражника довбужского , который вместе с нами в туман сломя голову ринулся.
«Вот, - думаю, - огляделись бы сначала, а потом гонки свои продолжили.»
Я ее понимала, конечно, я бы тоже в такой ситуации удирала, не мешкая. Но осознание, что я то - уже прочувствовала, что мы в необычном месте оказались, а они - еще нет, давало ощущение временного превосходства с чуточкой иронии. И это как-то помогало быстрее приспособиться к обстоятельствам.
В это время беглянка влетела на всем скаку в группу людей, одетых до того серо, в тон окружающему унынию, что я даже не сразу их заприметила! Не стоило и пытаться их отличить одного от другого - до того они одинаковые все были! За исключением, пожалуй, одного величественного жилистого старика, который держал длинную палку вроде посоха магического или жезла. И вот этой штукой он вдруг ткнул в сторону ведуньи и неожиданно звучным голосом провозгласил:
- Вот она, еретичка! Хватайте ее! Это порождение святотатственной яркости! Да как посмела она нарушить нашу Серость святую! В тюрьму ее! Покараем ее! Принесем, дети мои, жертву Вечной серости, очистим душу еретички!
Мне даже отсюда было видно, как сверкают огнем безумия глаза старика-проповедника, как трясутся длинные седые волосы.
- Покараем! Очистим душу заблудшую!
С десяток серых вцепились в лошадь ведуньи, стащили всадницу с седла и давай руки ей выкручивать!
Блондинке все же удалось на мгновение вырваться, и скрестив руки над головой, она собралась закрутить ведовство какое-то, но не получилось у нее ничего.
- Гм, видимо, не у меня одной тут осечки выходят… - прошептала я вслух,
с замиранием сердца наблюдая, как накидывают моей сестре по Силе мешок на голову, как перекидывают поперек седла ее скрученное по рукам и ногам тело.
-Во дела.. не повезло ей. А где же те, кто за ней гнался?
Я переключила внимание на поляндца, который махал мечом в десятке шагов от белокурой.
- Что, из двух отрядов ратников, один этот за нами и сиганул? Самый храбрый, что ли? Или не в меру упрямый?
Тем временем поляндский дружинник, пнув одного серого сапогом, вырвал свои поводья из рук второго, рубанул мечом третьего, развернул своего коня вороного прочь из серой толпы, разя мечом всякого, кто пытался наперерез ему броситься. И помчался, куда глаза глядят, а глядели они в мою сторону.
«Бежит? Видимо, не такой уж и храбрый, все же,» - ехидно подумалось мне.
А люди-то эти серые, едва воин вырвался, потеряли отчего-то к нему интерес, и к своим раненым товарищам, кстати, тоже. И под заунывные песнопения, на завывания похожие, погнали гнедую по дороге неровной, отчего тело повязанной волшебницы то и дело подпрыгивало, наверняка сбивая ей дыхание.
Я вслушалась в слова песнопений:
«Вечность серую, непроглядную,
Славим, чтим, храним!
А что яркое, да нарядное -
Все в земле сгноим...»
Заметив, что стражник довбужский несется во весь опор и скоро поравняется со мной, я кубарем скатилась вниз к своему Белогриву! Вскочила в седло и, подождав пока поляндец появится в поле моего зрения, поскакала ему наперерез, крича:
- Эй, ты куда?
Поляндец натянул поводья.
- А, и ты тут!
- Можешь остановиться, - продолжала я. - За тобой уже нет погони.
Он оглянулся, стараясь не поворачиваться ко мне спиной, убедился, что погони за ним действительно нет, а серые люди направились в сторону видневшихся на горизонте крепостных стен... Я взглянула туда же. Властного старика с посохом, к моему удивлению, уже видно нигде не было.
- Чего ж не отбил красавицу-то?! Али силенок маловато?
Воин притормозил, и глянув на меня исподлобья, сказал:
- Не тебе о моих силах судить, колдунья! – мужчина хмуро ухмыльнулся - Или испытать хочешь?
- Я тебя не боюсь, воевода. Ведуньи мало кого боятся. Ведаешь ли про Силу Отца Неба?
- Силу, говоришь, ведовскую... Что-то не заметил я, чтобы помогло ваше хваленое ведовство Лирэе этой треклятой!
«Действительно, ведь она же колдовством спастись не сумела, хотя шанс был…» - подумала я. Объяснить наши осечки в магии, появившиеся с тех пор, как мы тут очутились, я не могла. Но об этом думать было рано. Хотелось до конца разобраться в более насущном вопросе: друг передо мной или враг.
Вслух я сказала, добиваясь ясности ситуации:
- А почему ведунья, - говоришь, Лирэей ее зовут? - от тебя убегала? И какие у тебя с дружиной были насчет нее замыслы?
- Да замыслишь против твоей ведуньи что-нибудь, пожалуй! Управитель наш с ней, как с чашей стеклянной, обращаться велел, непременно живой-здоровой доставить. Под страхом казни.
- Управитель? Зачем она ему? - мне стало еще интереснее услышать ее историю - памятуя о своей собственной.
- Почем мне знать? Наше дело маленькое. Велено доставить Лирэю из Ритении, охальницу эту, мы и доставляем... честь по чести.
- Так ты довбужскому управителю служишь? Тебя вообще звать как?
- Ну, зови Ратияр-воевода, – он выжидательно глянул на меня.
- Стефания. Ведунья, если не догадался еще… Небу служу…
- Вообще-то ты мог сделать что-нибудь... – вернулась я к прерванной любезностями беседе. - Ну, отбить ее как-нибудь...
- В одиночку-то? Да что толку, если бы меня сейчас вместе с ней с мешком на голове в каземат тащили? Даже если я в одиночку десятерых Серых и стою... Ну так сама подумай: навалятся толпой, стащат с седла. Я ж не чародей, как некоторые, одним пальцем сорок лбов по кустам не раскидаю...
Ты вот тоже что-то не вмешалась, а?
Я нахмурилась - зря он мне напомнил про потерю Силы. Закручинилась я от дурного предчувствия. Лирэя сейчас в казематах, а понять меня лучше, чем она, никто не сможет. И это еще больше травило меня тоской душевной да злобой на обстоятельства.
А ведь ей, Лирэе из Ритении, наверняка хуже, чем мне … Я-то на свободе, а она… Эх ну и свернули мы в ельничек, будь он неладен!
- Замолчи, - вслух сказала я Ратияру. - Будь ты неладен!
Видимо, вышло резче, чем мне хотелось, потому что в ответ воин рявкнул:
- С чего мне молчать, а?
- Да хоть с того, что прокляну тебя силой Неба-отца!
- А чем же это я перед ним провинился, чтобы Силой-то его меня стращать? Что-то не припомню вины своей… А хочешь, спроси у него сама, у Отца твоего, а? В этом месте вообще боги есть? Или ты о том не ведаешь? - последнее слово он произнес особенно ехидно.
Приходилось признать – не вслух, конечно, - что в чем-то этот набыченный мужик был прав. Богов я и впрямь не слышала, только неведомый голос, что стихами разговаривает. Словно и впрямь не было никаких богов в этом месте….
Еще более пристально прислушалась я к своим чувствам, пробуя место это прознать да проведать… Но почти ничего не приходило мне, словно сон это.. Пустота горькая, да имя мрачное… Пасмур, что ли… А дальше… ну не шло! Не помогал мне отец-Небо! Не чувствовала я его.
- Правда твоя, ушла Сила - пришлось согласиться мне.
Он помолчал, подумал…
- Давай договоримся: ты теперь не ведунья, а я - не воевода. Ни Силы, ни дружины… Но у нас есть общее дело: Лирэю из беды выручить и домой вернуться. А там посмотрим… Ты вот знаешь, где здесь Довбуж или Светоград? Вот и я не знаю… По всему выходит, что скорее эти серые до нас доберутся, чем мы сможем дорогу домой отыскать… Если еще и собачится будем… - с этими словами он выразительно махнул рукой и сплюнул под копыта коню.
- Ну, давай действовать вместе... – согласилась я. - Мы теперь побратимы, получается, по несчастию.
Мы пожали друг другу руки, скрепляя этот союз, и на душе сразу стало как-то легче… Наверное, от того, что в неприютном мире этом появилось что-то, что вселяло хотя бы тень уверенности и постоянства…
Я принялась обдумывать, как проникнуть в Серый город незаметно, и освободить ведунью Лирэю, чтоб уже вместе с ней дорогу в родной мир искать.
Краем уха я слышала, как Ратияр, бормоча ругательства, ходит туда-сюда по тусклой поляне, взметая краем плаща пылюку этого лишенного красок и радости мира.
Я, понаблюдав за ним немного, не выдержала:
- И что ты мечешься, воевода наш расторопный?! Прекрати травой шуршать, думать отвлекает!
Ратияр остановился, уперев руки в бока, собрался ответить что–то не менее язвительное, но не успел…
- Так, - сказала я, наконец, поняв, что нужно делать. - Пошли.
Он вопросительно поднял бровь, и не подумав шелохнуться.
- Че стоишь-то? Я ж сказала, идем!
- Ты сперва поясни, куда да зачем … А то сунулись уже… Один-то раз… Хотелось бы знать, что ты придумала.
- Надо позаимствовать одежду у порубанных тобою серых, переодеться, и разведку провести.
- Вот разведка – это хорошо, - Ратияр улыбнулся. Улыбка у него неожиданно
оказалась хорошей, доброй. - Это правильно. Очень. А одежду… Не обессудь, ведунья… мародерствовать не буду. Не по-воински это, с поверженного врага порты снимать…
- Да ты!.. – онемела я на мгновение. – Да ты не умом ли тронулся?! Ты что, так и собираешься: в доспехах к ним сунуться? Что, не видел, как Лирэю за одно только платье черное повязали?!
- Ладно, права ты… Только не по душе мне все это…