Фотограф

                "ФОТОГРАФ".


Лестница спускалась к тёмной глади воды. Покой Невы сторожили каменные львы, которые, ожив,  молча жгли друг друга взглядами. Сиреневый отблеск от фонаря, скользящий по реке, высвечивал лишь силуэт того, кто посмел вторгнуться в мир древних. Что сулил этот странный мир? Мужчина, сидящий на ступеньках, закашлялся и стал растирать свои плечи, чтобы хоть капельку согреться… Это помогло, но руки всё равно мёрзли. Тогда он принялся отогревать пальцы своим дыханием. На другой стороне Невы чётко вырисовывался неповторимый контур города, от его сонных домов, подсвеченных в золотых и розовых тонах, на воду падали разноцветные блики… На набережной было безлюдно, словно все вымерли. Мужчина, почувствовавший потребность в общении, обратился ко львам:
– Ну, что? Будем дружить?
Львы не удостоили пришельца никаким ответом.
– Как хотите. Я сам запишу вас в свои друзья. Я такой, упрямый, ничего с этим не поделаешь. Да вы что думаете, я вас не понимаю? Понимаю – я сам не стал бы знакомиться неизвестно с кем. Позвольте представиться – я художник этого мира. Вчера, например, я на блине Афродиту нарисовал кетчупом. Ну, по-своему, конечно. Так у блина особый вкус появился. Хотя, банально, в общем…. Вы меня всё равно не поймёте. Это являлось моим завтраком, обедом и ужином. Шикарный блин.
Фонарь погас, послышались шаги, уходящие ото львов всё дальше, в душу непроглядной ночи.
      Город спал. По улицам проносились одинокие машины. Приближался рассвет… Постепенно бесконечные серые крыши светлели и превращались в серебряные – на горизонте вставало солнце. Светило выкатывалось  лениво, и нехотя…. Словно чувствуя холод молодой зимы, виноватое в том, что не в силах согреть застывшие души людей. Его весёлый посланник лучик проник под самую крышу, на чердак… Странно было бы встретиться здесь с Художником. Меж тем, этот небольшой, тёплый, вполне уютно оборудованный уголок являлся его домом. Вокруг висели фотоработы. Рядом стояло оборудование для печати. На столе – многочисленные бумаги, ручки, резинки, карандаши, вырезки из газет. Рядом – два стула. В двустворчатом шкафу на полках, под стеклом, деревянные поделки, замысловато разрисованные. У окна – небольшая плита. Слева у стены кровать, на которой Художник спал, накрывшись старым одеялом. Он был чем-то похож на Иисуса, оставшегося жить и состарившегося. Небритый, с бородкой, лет пятидесяти пяти. Даже во сне одухотворённое выражение лица. Вот, глаза открылись – человек проснулся. Глаза небесно-голубые. Светлые, наполненные скорее воздухом, а не цветом. Художник сел, скрестив пальцы, словно в молитве. На нем был одет тёплый оранжевый свитер, широкие коричневые штаны. Художник вынул из-под свитера крест, поцеловал его и спрятал обратно.
– Ну, с Богом! – произнёс он, вставая с кровати, подошёл к окну и убрал фанеру с окна. Чердак залил яркий  свет. Художник зажмурился, улыбнулся, пошёл умываться и ополаскивать руки. Он поливал их из ковшика над ведром осторожно и бережно. Затем вскипятил чайник,  включил плитку, сделал на сковородке яичницу и сел завтракать. Ел с истинным удовольствием, смаковал. Чай с бутербродом – хлеб с яйцом, это ли не объедение! Перекусив, мужчина помыл солёные огурчики, порезал заботливо, положил на отдельную тарелку, вместе с ломтями хлеба…
После вытер руки и занялся проявкой фотографий. Художник доставал мокрые листы бумаги и с интересом наблюдал, как на них возникает изображение. Далее осторожно клал сушиться.
В это время раздался стук. Кто-то крикнул:
– Открывай, маэстро!
Художник подошёл к двери, постоял ещё немного.
– Открывай, Святослав!
Художник улыбнулся, и его лицо осветилось этой улыбкой. Он открыл дверь, и вошла женщина.
   Ей было лет тридцать, но выглядела она куда моложе. Красавица, похожая на итальянку времён возрождения… Стройная, с кожей нежной, как у юной девушки и весёлыми, лучистыми глазами зелёного цвета. Особенное внимание привлекали волосы молодой женщины. Длинные, рыже-золотистые, они обрамляли её фигуру лучшей рамкой, придуманной когда-либо Господом. Художник закрыл дверь. Женщина прошла, взяла стул и села рядом с окном. В её руках была чёрная сумочка. Она вытащила оттуда бутылку коньяка.
– Марианна! – мягко и укоризненно проговорил Художник.
– Знаю, знаю. Но я прошу, нет – умоляю вас выпить со мной. За ту бессмертную работу, за те фотографии, которые вы сделали для меня  к фотовыставке. Кстати, фотовыставка пройдёт  ещё и в Риме.
– Я не поеду. Я ещё не подружился со львами….
–  Понимаю. У меня есть конфеты на закуску. Подсластим себе жизнь? – Марианна вытащила из сумочки конфеты и положила на стол.
– В её горькой нотке есть своя прелесть, – возразил ей Художник. – Вы, как хотите, а мне достаньте из тайничка водку. Помните, где?
Женщина кивнула, подняла две деревянные доски в углу и извлекла на свет божий бутылку.
– Доски обратно положите, – прокомментировал Художник. – Не выделяются, да?
– Вы хитрец, – сказала Марианна, – но чудаковатый… Зачем вам тайник? Миллионы прятать нарисованные?
– Мне они не к чему, – усмехнулся маэстро в ответ, – да вы садитесь… Садитесь поближе и наливайте, раз душа просит.
– Я за компанию  выпью горькую, коньяк оставлю, может, пригодится вам, – тихо произнесла женщина, – да?
Художник промолчал… Он, любуясь, наблюдал за тем, как Марианна разливала водку по рюмкам – её медные волосы свесились на руку,  и солнце играло в них, блестя перламутровыми огоньками. Вдруг, Святослав вспомнил о чём–то,  встал со стула, подошёл к шкафу и достал папку с фотографиями. Положив папку перед женщиной, сел обратно и, взяв рюмку, сказал:
– Посмотрите, Марианна. Не знаю, почему вы считаете мои фотографии бессмертными, на мой взгляд, всё в этом мире проходит. И тлеет. Для меня фотография –  дыхание истины, реальность момента, картина, даже если  это образ какой-то мечты… Каждый человек живёт выдуманной, запечатленной кем-то историей, реальной для короткого мига времени. А, в сущности, всё это иллюзия.
Художник чокнулся с Марианной, и они выпили. Марианна закашлялась от непривычной крепости напитка.
– Всё иллюзия, – негромко продолжил мужчина, – даже мы с вами. Возьмите огромные пласты судеб, вы потеряетесь в этих необъятных отрезках времени. То, что реально сейчас, в общем контексте не будет даже запятой в бесчисленных предложениях папируса истории.
Марианна достала фотографии и рассматривала их, затаив дыхание. Затем подняла на Художника заблестевшие от восхищения  глаза, вздохнула и замерла, молча, ошеломлённо смотря на Художника.
– Вам понравилось, – мягко констатировал он.
– Налейте мне, Святослав. Я выпью за вас, мой Маэстро!
– Чтож, а я за вас! – Художник налил ей и себе, поставил на стол тарелку с огурцами и хлебом на закуску.
 Марианна выпила вторую рюмку, закусила огурчиком и воскликнула:
– Это стоит гораздо дороже той суммы, которую предлагают заказчики! Я готова приобрести их за тройную цену для моей тётки. У неё страсть к таким вложениям… Для меня же это шедевры, которым  нет равных!
Художник ответил ей лёгкой полуулыбкой:
– Да полно вам, неужели вы думаете, что меня заботят деньги? Я придумаю для заказчиков что-нибудь другое… А эти работы возьмите, как мой подарок вам…
Марианна накрыла его ладонь своими длинными пальцами. Мужчина молча   смотрел на неё так, словно заглядывал в душу… Во все глаза… Впитывая сердцем… Она прошептала:
– Я хотела бы чувствовать и видеть мир также, как вы!
Он мягко улыбнулся ей в ответ:
– Вы обладаете этим даром, я знаю.
Марианна  встала и подошла к окну:
 – Вы позволите мне навещать вас иногда?  Я уезжаю на полгода в Вену, там живёт моя богатенькая тётя. А потом, летом, я вернусь к вам…
– Что вы собираетесь делать в Вене? – спросил Художник.
– Брать уроки рисования, организовывать выставку ваших фоторабот, поиском новых заказов… Я же говорила два месяца назад, когда мы только познакомились, что нашла себе смысл жизни. Теперь я не начинающая меценатка, а ваш администратор…
– Значит, вы оставляете Петербург? Вот как… Приезжайте обратно. Приезжайте обязательно… Скорее… Вы вернётесь?
– Я, наверно, приеду летом, – Марианна отвела глаза и окинула ими всё вокруг, пытаясь запомнить обстановку. – Вы останетесь здесь?
– Это зависит не от меня, – глухо ответил ей Художник и выпил залпом водку. – Мне вспомнился один случай. Я с фотоаппаратом  забрался, летом как раз, на чердак и решил поснимать с крыши голубей…. Так красиво – иногда целая стая белая прилетает и воркует. Такие, знаете, с мохнатыми лапками. Сижу, загораю, осматриваюсь. А тут выходит женщина, раздевается….
– Вы её сфотографировали? – чуть ли не с обидой спрашивает Марианна.
– Нет, что вы, я же искусству духа служу. Я извинился, пошёл к выходу, а она просила заснять её на фоне города крыш. Я ушёл не оглядываясь.
– Разве в женщине нет искусства? Души? – спросила Марианна с милой улыбкою.
– Есть в некоторых. В той женщине было искусства тела, но не духа. Впрочем….
Художник вопросительно посмотрел на Марианну:
– Вы – моя желанная гостья. Отдаю вам свои любимые работы, в них живёт частичка моей души… Возвращайтесь, наверное. А теперь, извините….
– Вы куда-то уходите? –  огорчённо поинтересовалась Марианна, поднимаясь и пряча в сумку папку с фотографиями Художника.
– ДА, – он ласково улыбнулся и, посмотрев на женщину своими голубыми, чистыми глазами, добавил тише. – Я был рад видеть вас… Милая…
Марианна некоторое время настороженно и внимательно смотрела на него, пытаясь улыбнуться, потом кивнула головой и скрылась за дверью.
– УШЛА, – выдохнул Художник и сел на кровать….
Он допил водку из горлышка и яростно бросил бутылку. Стекло разбилось о стену тысячами осколков.
УШЛА.
     Вечером этого же дня Художник бродил рядом с "Макдоналдсом", у которого  стояла огромная очередь. Падал первый неуверенный снег. Падал и тут же таял. Его никто не ждал, не звал. Его время ещё не пришло. Художник вызвался подмести территорию рядом с "Макдоналдсом", ему милостиво разрешили. Художник сосредоточенно махал метлой  и угрюмо бормотал что-то под свой нос: " ушла, ушла, ушла". Боль в сердце переворачивала мир Маэстро, делая всё абсолютно бессмысленным. Закончив свою работу, Художник получил  бесплатный ужин. Есть, как ни странно, не хотелось. Положив еду в мешок, мужчина  пошёл домой на чердак. Там он выпил бутылку коньяка, ставленого Марианной и его охватила полная апатия ко всему…
Через два месяца робкая Петербургская зима полноправно вступила в свои права.
      Глухая ночь…. Падает крупными хлопьями снег….
И  ни одна живая душа не видит, как кто-то кормит печальных львов. Кормит картошкой фри. Кто же ещё, как не чудный Художник.
– Вы меня помните, – уверенно говорит он львам. – Я говорил, что буду….
Речь его прерывается раздирающим кашлем….
"Помним", – думают львы. – "Знаем"…
Им сегодня особенно обидно, что они не могут говорить. Львы хотят поблагодарить Художника за дружбу и попрощаться… Они горестно смотрят ему вслед и, когда остаются одни, из глаз их катятся волшебные слёзы.
Дворник сметает утром в Неву чей-то платок, испачканный кровью….
Через месяц Художника не стало.
Апрель. Марианна в Вене, на фотовыставке. Работы Художника потрясают, волнуют души тысячи самых разных людей. Ошеломительный успех.
Май, Июнь. Выставка в Риме.
Успех. Газеты, интервью, передачи, посвящённые Художнику. Цены на его работы переваливают все мыслимые рамки.
Июль, Август. Выставка в Америке.
Люди хотят видеть Художника, они требуют ЕГО. МАЭСТРО.
Марианна, счастливая едет за ним в Россию. В Петербург. Его талант наконец-то оценили По-достоинству. Она сделала его знаменитым и богатым, очень богатым! Сердце женщины ликует от радости! Душа в волнении от предстоящей встречи… Как ей не хватает его глаз, наполненных нежным вниманием… Как долго они не виделись… В крови Марианны бушует нетерпеливое ожидание, подступает к горлу, душит… Она летит в самолёте, пьёт водку прямо из бутылки и думает: " Скорее, Скорей же, Летающее корыто"!
В Петербурге её встречает Сентябрь. Стоит тёплая, золотая осень. Марианна покупает белые лилии и, с чемоданом, полным долларами, садится в такси… Она суёт водителю толстую пачку зелёных купюр, называет адрес и добавляет  резко:
– Гони так, словно за тобой черти! Дам ещё столько же!
Такси несётся с сумасшедшей скоростью.
– Медленно, медленно! – орёт Марианна. – Скорее, не тормози!
Приехав, Марианна бежит, бежит, бежит по вертикали ступенек… Какая бесконечная лестница! На четвёртом этаже женщина, чувствуя резкую  боль в сердце, останавливается… Стоит и дышит, как выброшенная из воды рыба, а потом медленно, тяжело дыша, продолжает свой путь…
Чердак абсолютно пустой. Только бельё висит чьё-то. В окошко льётся тихий свет. Ни одного доказательства, что художник вообще здесь когда-то жил. Воркуют голуби. Город не выдаёт ей ТАЙНУ Художника. Женщина поднимается на крышу и долго смотрит сверху на город. И видит бесконечное море крыш, где теряются все следы… Он же говорил ей об этом… Тоска, дикая тоска, глубокая, как океан разливается по венам… Марианна видит, как воркуют два белых голубка… Женщина, неожиданно постарев на тысячелетия, разворачивается и деревянными шагами идёт обратно, приминая ногами мягкие перья птиц… Туда, на чердак, в его дом.  В её мозгу горит картинка – Он, сидящий напротив, всего лишь на расстоянии руки. А теперь он уехал, предал их…Этого не может быть… Марианна опять стоит посреди белья, висящего на верёвках… Тут, выворачивая наизнанку, боль её выплёскивается мучительными рыданиями… Женщина катается по полу, рвёт на себе одежду, кричит, как раненый зверь… Впивается ногтями в нежную кожу щёк, царапает… Она ненавидит себя. Ненавидит весь мир! Марианна, беснуясь, в припадке ярости, крушит и ломает всё вокруг, скидывает бельё с верёвками,  рвёт белые лилии, которые купила ему… Рычит и бьётся об стены… Ни секунды больше ей не хочется жить и дышать! Она выкидывает из чемодана доллары, топчет их ногами. В одном месте, под ударами её ноги, сдвигается доска… Марианна ошеломлена, на неё снисходит озарение, заставившее сердце замереть на миг, а потом заколотиться вдвойне… Его тайник! Женщина встаёт перед ним, святилищем, подарившим ей надежду, на колени… Она боится дышать… Осторожно, будто это самые драгоценные вещи на земле, поднимает доски и убирает их в сторону. Запускает руку внутрь. Ищет… Её рука наткнулась на что-то… Марианна, в волнении, вытаскивает папку… Марианну колотит нервной дрожью, губы трясутся. Женщина открывает папку. Там – только один снимок… По щеке Марианны струятся тихие слёзы, которых она уже не замечает… На снимке они изображены вместе в тот самый день, когда познакомились на выставке… Снял какой-то любитель, не очень то и чётко, но… Марианна прижимает фотографию к губам – она самое дорогое, что есть в её жизни…
– Где же ты? Забыл меня? – нежно шепчет  женщина,  лаская дорогие черты его лица.
Она переворачивает фото… В её мозг острым ножом врезается фраза:
– Я был болен, живи, любимая и помни…