Шонга и сычевский калган

Ильин Владимир Дмитриевич
(На фотоснимке перед статьёй - В.Д. Ильин в октябре 1946 г.)

Шонга (Шейнгауз) пришёл в наш третий Б во второй четверти (в ноябре 1946).
Маленький, хилый, с постоянно заложенным носом.
Мне понравилось, как он держался у доски на первом для него уроке, когда Маргарита Васильевна вызвала его пересказать только что прочитанное ею.
Речь его была правильной и спокойной (не прерывалась "э-э-чаниями").
Увидев, что слушая его, улыбаюсь, он подмигнул мне.

Домой пошли вместе.
Он рассказал, что их семья приехала из Норильска, где его отец был начальником какого-то предприятия, на котором работали в основном заключённые.
Поведал и о том, что сюда (в военный городок Кантемировской танковой дивизии) его отец переведён на должность начальника строительства, где работают пленные немцы.
Рассказывая, он иногда неожиданно начинал смеяться.
Смеялся он очень смешно, и я к нему присоединялся.

На пути был синий ларёк, в котором продавали морс.
Купили по стакану морса.
Было холодно, и морс был холодный.
Глядя, как он замёрзший (с красно-синим носом) пьёт морс, не мог я удержаться от смеха.
Он поддержал.
Долго не могли мы остановиться.
С тех пор нередко ходили домой вместе (с остановкой у синего ларька).

В кабинете моей мамы был телефон.
Дома у нас телефона не было, а у Шонги был (положен был его отцу).
Однажды, зайдя к маме на работу, спросил, могу ли позвонить Шонге.
Зная, что я никогда не пользовался телефоном, мама разрешила.
Когда Шонга ответил "алё", меня разобрал смех.
Стали смеяться вместе.
К нам присоединилась и мама.

В апреле 1947 случилось у меня очередное обострение с "коллективом класса".
Причина была постоянная: врезАл тем пацанам, кто кривлялся и упорно мешал слушать на уроках (дома я устные уроки не делал, довольствуясь тем, что учителя разжёвывают в школе; да и письменные старался успеть тоже в школе).
 
На стычку со мной "коллектив получивших от меня" выставил Сычёва (физически сильного и угрюмого пацана).
Удивился, увидев, что и Шонга - среди сторонников Сычёва.
Сычёв не стал испытывать удачу в кулачном варианте: сразу же захватил мою одежду на груди и долбанул в лицо своей головой ("взял на калган").
Я успел чуть отвернуть лицо в сторону и почувствовал, как в носу что-то хрустнуло, а из глаз брызнули искры.
В условиях ограниченной видимости и сильного кровотечения попытался достать Сычёва.
Вдруг кто-то крикнул: "Он же ему нос сломал!" 
Сычёв и его поддержка начали смываться (и Шонга с ними).
 
Потрогал нос: в области переносицы образовался уступ.
Надавил, чтобы его не стало.
Так больно никогда не было.
Уступ почти исчез, но кровь потекла ещё сильнее. 

Дома отделался обычными бабушкиными "батюшки мои", т.к. пришедшая с работы мама признала меня раненым и ругать не стала.
Пошли с ней в медпункт.
Узнав, что Шонга, за которого я всегда заступался, был на стороне Сычёва, мама успокоила: "Такие всегда на стороне силы."

После этого на носу у меня образовалась небольшая горбинка, и не пил я морс в синем ларьке.