Пропащее дело

Александр Бирштейн
  (трагикомедия в 2-х действиях по рассказам А.П. ЧЕХОВА)
Возможно необязательное предуведомление для господина режиссера, ежели таковой найдется. Эту инсценировку нельзя играть серьезно. Эту инсценировку нельзя играть несерьезно. Как это? А вы представьте, что вы, став в позу и громко, читаете стихи, допустим, Роберта Рождественского в... бане.
И еще. Я тут стану приводить свое видение мизансцен и некоторых декораций, но господину режиссеру необязательно следовать этому. Разве что, прочесть. И иметь в виду. А с каким знаком – дело его.
Засим прошу на сцену!

ЖИВОЙ ТОВАР
Действующие лица.
ЛИЗА
Иван Петрович БУГРОВ – ее муж
Григорий Васильевич ГРОХОЛЬСКИЙ – ее любовник
Сейчас занавес закрыт, а на авансцену выходят... ну, назовем их менестрелями.
ОН (поет мужскую версию романса Т. Л. Щепкиной-Куперник)
Мужская версия:
Ах, я влюблен в глаза одни,
Я увлекаюсь их игрою…
Как дивно хороши они,
Но чьи они, я не открою.

Едва в тени густых ресниц
Блеснут опасными лучами,
И я упасть готов уж ниц
Перед волшебными очами.

В моей душе растет гроза,
Растет, тоскуя и ликуя.
Да, я влюблен в одни глаза,
Но чьи, не назову я…

 ОНА (соответственно поет женскую версию)
Женская версия:
В одни глаза я влюблена,
Я увлекаюсь их игрою…
Как хороша их глубина,
Но чьи они, я не открою.

Едва в тени густых ресниц
Блеснут опасными лучами,
И я упасть готова ниц
Перед волшебными очами.

В моей душе растет гроза,
Растет тоскуя и ликуя.
Я влюблен в одни глаза,
Но чьи они, не назову я…
( Бедно обставленная комната. Центральное место занимает кушетка, оббитая ситцем в цветочек. Когда сцена ярко освещается, героиня – ее зовут Лиза – падает на кушетку. Герой – его зовут Грохольский – падает на колени подле нее).
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Послушай, я пришел потолковать с тобой, моя прелесть. Любовь не терпит ничего
неопределенного, бесформенного...  Я вчера говорил тебе, Лиза... Мы постараемся сегодня покончить поднятый вчера вопрос. Ну, давай решать сообща... Что делать?
ЛИЗА (зевая)
- Что делать?
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Ну да, что делать?  Я люблю тебя, а любящий человек не подельчив. Он более чем эгоист. Я не в силах делиться с твоим мужем. Я мысленно рву его на клочки, когда думаю, что и он любит тебя. Во-вторых, ты любишь меня... Для любви необходимым условием является полная свобода... А ты разве свободна? Тебя разве не терзает мысль, что над твоей душой вечно торчит этот человек? Это во-вторых... В-третьих же... Что же в-третьих? А вот что... Мы обманываем его, а это... нечестно. Прежде всего, Лиза, правда. Прочь ложь!
(В особо патетических местах своей речи Грохольский вскакивает и простирает руки. Потом снова приземляется на колени).
ЛИЗА (нетерпеливо)
— Ну, так что же делать?
ГРОХОЛЬСКИЙ:
– Я нахожу нужным обязательным объявить ему о нашей связи и оставить его, зажить на свободе. То и другое нужно сделать по возможности скорей... Пора покончить... Разве тебе не надоело воровски любить?
ЛИЗА (обидчиво)
— Это невозможно! Он обидится, раскричится, наделает разных неприятностей... Разве ты не знаешь, какой он? Боже сохрани! Выдумал еще!
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Но ведь это... это и грешно и... Ты моя! Никому не уступлю! Мне жаль его, видит бог, как жаль, Лиза! Но... но что ж делать, наконец? Ведь ты его не любишь? Пусть как знает. Как-нибудь перетерпит свое горе... Не он первый, не он и последний... Хочешь бежать? А? Говори скорей! Хочешь бежать?
ЛИЗА:
— Бежать?
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Ну да... В именье ко мне... В Крым потом...
ЛИЗА (Лениво чешет переносицу)
– Хочу... (плачет)
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Лиза! Чего ты? Ну? Чего плачешь? Эка ведь! Ну чего? Голубчик! Мамочка!
ЛИЗА (повисает на шее Грохольского)
 — Мне жаль его...  Ах, как мне его жаль!  Ваню...
(слышен шум это муж Лизы, войдя незаметно, наткнулся на стул)
(Лиза отскакивает от Грохольского на кушетку. Тот садится в кресло. Оба они страшно краснеют и... кашляют).
Пауза! (Чехов специально выделяет то, что пауза длилась три минуты!).
БУГРОВ (протягивая руку Грохольскому)
— Я вас вчера в собрании видел!
ГРОХОЛЬСКИЙ (пожимая руку с таким выражением, словно тискает лягушку)
– Танцевали?
БУГРОВ:
— Гм... да. С той...  Тяжело пляшет... Невозможно пляшет. (Пауза.) Болтает неутомимо.
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Да... скучно было. И я вас видел... (глядит нечаянно на Бугрова. Пауза невыносимая. Грохольский не выдерживает и убегает).
БУГРОВ (сделав несколько кругов по гостиной, подскакивает к Лизе. Та съеживается).
– Убью! Понимаешь? А-а-а... Тварь негодная! Дрожишь! Мерр... зость!
(толкает Лизу. Та отлетает к окну)
БУГРОВ (кидаясь за Лизой)
— Молчать! Дрянь! Я тебя еще и не так! Если этот прохвост посмеет явиться сюда хоть еще раз; если я тебя хоть еще раз... увижу с этим мерзавцем, то... не проси милости! В Сибирь пойду, а убью! И его! Ничего мне не стоит! Ступай! Не хочу я тебя видеть!
(Бугров бегает кругами по гостиной, Лиза рыдает. Бугров замедляет бег, подходит к Лизе))
— Не стой у окна... Людям видно, как ты ревешь... Другой раз чтоб этого не было. Нешто мне приятно рога носить? А наставишь, коли возиться с ними, с хамами, будешь... Ну, полно... В другой раз ты... не того... Я ведь... Лиза... Оставь... (вытирает ладонью ее слезы)
— Ну, полно. Извиняю, только чтоб в другой раз... ни боже мой! Извиняю в пятый раз, а уж в шестой не извиню. Это как бог свят. За такие штуки и бог не прощает вашего брата.
(хочет ее поцеловать. НО...)
(В комнату влетает Грохольский.)
ГРОХОЛЬСКИЙ:
(летел к нему и, махая руками, тяжело дыша и ни на кого не глядя, заговорил дрожащим голосом):
— Иван Петрович! Перестанем играть друг перед другом комедию!  Довольно! Не в силах я! Что хотите делайте, а я не могу. Противно и подло, наконец! Возмутительно! Поймите вы, что возмутительно! Не в моих правилах. И вы честный человек. Я люблю ее! Люблю ее больше всего на свете! Вы это заметили и... Обязан я это сказать!
БУГРОВ (в сторону)
– Ну и что ему сказать? (задумывается).
ГРОХОЛЬСКИЙ (глубоко вбирая воздух для длинного монолога)
— Я жить без нее не могу. Она тоже. Эта женщина не ваша. Ну да... Поймите же наконец, что я люблю ее, люблю больше себя, больше всего на свете, и противиться этой любви выше сил моих!
БУГРОВ (угрюмо, но насмешливо)
– А она-с?
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Она... она любит меня! Мы полюбили друг друга... Иван Петрович! Убивайте нас, презирайте, гонитесь за нами, делайте что хотите... но мы больше не в силах скрывать от вас! Мы оба налицо! Судите нас со всею строгостью человека, у которого мы... судьба отняла счастье!  Я знаю, какие страдания я причиняю вам. Умоляю вас! Мы не виноваты! Любовь не есть вина. Никакая воля не может ей противиться... Отдайте мне ее, Иван Петрович!  Я на всё готов... Ну, укажите, чем я могу хоть отчасти заменить вам ее? Взамен этого потерянного счастья я могу вам дать другое счастье! Могу, Иван Петрович! Я дам вам другое счастье, которого вы не испытали. Я богатый человек, я сын влиятельного человека... Хотите? Ну, сколько хотите?
(на лице Бугрова негодование, потом изумление, потом задумчивость, потом... радость. Но Грохольский радости не видит, ибо Бугров отворачивается).
(А Грохольский продолжает.)
— Иван Петрович! Не мучайте! Хотите сто тысяч?
(Бугров поворачивается к Грохольскому. Мечтательная радость на его лице сменяется горечью и негодованием. Вот сейчас он откашляется и с возмущением отвергнет.)
БУГРОВ:
— Мм... Полтораста тысяч!
ГРОХОЛЬСКИЙ: (подпрыгивая, надевая шляпу)
— Хорошо! Согласен! Я сейчас... Не заставлю ждать...
(выскакивает из комнаты)
(Лиза тоже выскальзывает)
(Бугров один. Задыхаясь, открывает окно. Стоит перед ним. На лице у него улыбка).
(вбегает Грохольский)
ГРОХОЛЬСКИЙ:
 росить из своей головы образ Лизы, который неотступно следовал за ним во всех его мечтах.
— Я принес, Иван Петрович! Получите... Тут вот, в этой пачке сорок тысяч. По этому бланку потрудитесь получить послезавтра у Валентинова двадцать... Вексель вот... Чек... Остальные тридцать на днях... Управляющий мой вам привезет.
(Бугров кидается, не глядя на Грохольского, перебирать пачки денег)
(Грохольский хватает за руку Лизу они собираются уходить)
БУГРОВ (отрываясь от денег)
– Мишутку я не отдам... Сына...
(Грохольский и Лиза останавливаются, переглядываются)
ЛИЗА:
— Я буду с ним видеться! (уходят)
(Уходит и Бугров). (Затемнение)
Появляются на авансцене менестрели.
ОНА ( а он подпевает)
Был вечер испорчен желанием спеть,
На трезвость наложено вето...
А тот, кто назначен любить и терпеть,
Сбежал и скрывается где-то.

Как все-таки хочется жить хорошо,
Встречая рассветы улыбкой,
Судьба надругалась над нежной душой,
Как два барабана над скрипкой.

Потребности света и брюта, порой,
Сильнее и снов, и таланта...
А главное в жизни – тартинки с икрой,
Природа, луна, бриллианты!

На сцене две дачи. Одну снимают Грохольский и Лиза. На другую только завозят мебель новых дачников.  Время – под вечер.
На веранде своей дачи Грохольский Читает газету и пьет молоко. Лиза внимательно наблюдает за тем, что происходит напротив.
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Не зажечь ли лампу? Лиза! Не зажечь ли лампу? В темноте посидим, мой ангел?
(Лиза не отвечает, поглощенная тем, что происходит напротив. А там появляется мужчина, ведущий за руку мальчика. Лиза вздрагивает)
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Что с тобой?
ЛИЗА:
— Ничего... Это я так... Показалось...
(Мужчина с мальчиком скрылись в доме. Мебель занесена. Там гаснут окна. Зато на веранде у Лизы зажгли свет. Он неярок, уютен).
ГРОХОЛЬСКИЙ (подойдя к Лизе)
— Какая чудная погода! Какой воздух! Чувствуешь? Я, Лиза, очень счастлив... даже очень. Счастье мое так велико, что я даже боюсь, чтобы оно не рухнуло. А знаешь ли, Лиза? Несмотря на всё мое счастье, я все-таки не абсолютно... покоен... Меня мучает одна неотвязчивая мысль... Ужасно мучает.
ЛИЗА:
— Какая мысль?
ГРОХОЛЬСКИЙ:
—  Ужасная, душа моя. Меня мучает мысль о... твоем муже. Где он? Что с ним? Куда он делся со своими деньгами? Ужасно! Каждую ночь мне представляется его лицо, испитое, страдающее, умоляющее... Свое счастье мы построили на развалинах его счастья... Разве деньги, которые он великодушно принял, могут ему заменить тебя? Ведь он тебя очень любил?
ЛИЗА:
— Очень!
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Ну, вот видишь! Он или запил теперь, или же... Боюсь за него! Ах, как боюсь! Написать бы ему, что ли? Его утешить нужно... Доброе слово, знаешь ли...
ЛИЗА (слушает его не очень внимательно)
– Я пойду спать! (уходит)
(Грохольский садится в кресло, задумывается. Лицо у него скорбное. Свет все слабее. Темно...).
(И... светло. Это уже прошла ночь и Лиза громко кричит Грохольскому)
ЛИЗА:
— Гриша! Гриша! Приехали!
ГРОХОЛЬСКИЙ (выходя в халате и потягиваясь со сна)
– Кто приехал?
ЛИЗА:
— Ваня с Мишей... Смотрю я на дачу, что напротив, а они сидят и чай пьют. Миша уже умеет сам чай пить... Видел, что вчера перевозились? Это они приехали!
(Грохольский трет лоб. Ему не по себе)
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Приехал? Муж?
ЛИЗА:
— Ну да...
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Зачем?
ЛИЗА:
— Вероятно, жить здесь будут... Они не знают, что мы здесь. Если бы знали, то смотрели бы на нашу дачу, а то пили чай и... не обращали никакого внимания...
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Где он теперь? Да говори ты, ради бога, толком! Ах! Ну, где он?
ЛИЗА:
— Поехал с Мишей рыбу удить... На шарабане. Видел ты вчера лошадей? Это их лошади... Ванины...
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Я очень доволен! Очень доволен, что он живет так сносно! Пусть хоть порядочной обстановкой заглушит свое горе. Закройся, Лиза! Увидят... Сейчас я не расположен беседовать с ним... Бог с ним! Зачем нарушать его покой?
(Тем временем на веранде накрывают к завтраку. Лиза и Грохольский садятся пить чай, но...)
(Бугров появляется на своей террасе, видит их, перебегает к их даче)
БУГРОВ (громко)
— Это вы?!  Вы?! И вы здесь? Здравствуйте!
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Да, и мы здесь. А вы каким образом?
БУГРОВ:
— Я? Целая история! Баллада целая, батенька! Да вы не беспокойтесь, кушайте! Жил я, знаете ли, с тех пор, как... в Орловской губернии... Именьице арендовал. Прожил там с самого конца мая, ну, а теперь бросил... Холодно там, ну да и доктор в Крым посоветовал ехать... Ну, а ты, Лиза, как? Здорова?
ЛИЗА (конфузясь)
– Здорова...
БУГРОВ:
–  Ну, прощайте! Мне ехать сейчас нужно... Вчера я познакомился с князем Тер-Гаймазовым... Душа человек, хоть и армяшка! Так сегодня у него крокет... В крокет будем играть... Прощайте!  (убегает).
ГРОХОЛЬСКИЙ (провожая его взглядом и вздыхая)
— Несчастный! Видеть тебя и не иметь права назвать тебя своей!
ЛИЗА (в сторону)
— Дуррак! Тряпка!
ГРОХОЛЬСКИЙ (зрителям)
– С тех пор он повадился ходить к нам каждый день. Он приходил во время обеда, обедал и сидел очень долго. Это бы еще ничего. Он выпивал рюмок пять водки и говорил весь обед. И это бы еще ничего... Но он просиживал до двух часов ночи и не давал спать... А главное, он позволял себе говорить то, о чем следовало бы молчать...
(Бугров появляется, присаживается к столу, выпивает несколько рюмок подряд, достает фотографию, видимо, сына Мишутки и говорит спьяну)
БУГРОВ
— Сын мой! Михаил! Я что такое? Кто? Я... подлец! Продал мать твою! Продал за тридесять сребреников... Накажи меня господь! Михаил Иваныч! Поросеночек! Где твоя мать? Фюить! Нету! Продана в рабство! Ну, что ж? Подлец я... значит... (плачет).
ГРОХОЛЬСКИЙ:
– Идите спать Иван Петрович!
БУГРОВ:
— И пойду...  Суди меня бог! Не могу я помышлять о сне, когда я знаю, что моя жена раба... Но Грохольский не виноват... Мой товар, его деньги... Вольному воля, спасенному рай... (лезет целоваться к Лизе. Потом уходит. Затемнение)
(Снова светло. Утро. С дачи Бугрова доносится пение под гитару. Поют «француженки»).
Французский романс
Же вузем, же вузем, моя птичка,
Разумеется все се ля ви.
Твой амур в моем сердце отмычка,
Чтоб открыть его дикой любви.

Раз шерше, то амур будет вскоре,
И шерше, безусловно, ля фам.
Моих чувств изумрудное море
Подарю, разумеется, вам.

Миль пардон и мерси вам за встречу,
А бонжур мой продлится года!
Будет утро и день, даже вечер,
Но любовь будет длиться всегда.
(На веранде остолбеневшая Лиза слушает это пение, прибегает Грохольский чем-то обрадованный).
ЛИЗА:
— Чего ты смеешься?
ГРОХОЛЬСКИЙ (потирая руки)
— С ним женщины...
ЛИЗА:
— Какие женщины?
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Не знаю... Это хорошо, что он завел себе женщин... Отлично даже... Он еще так молод, так свеж... Иди-ка сюда! Погляди...
(На соседней веранде Бугров носит на руках двух женщин. Смех, шум)
ГРОХОЛЬСКИЙ (в сторону)
— Здоровые, однако, мускулы!
(Лизе)
— Француженки. Та, что ближе к нам, очень недурна. Легкая кавалерия, но это ничего... И между такими бывают хорошие женщины... Однако как они... нахальны.
(Бугров, заметив Лизу и Грохольского, оставив своих дам, перебегает к соседям. Он радостно возбужден)
— Осмелюсь доложить – я теперь семейный человек! Вы не подумайте, что они какие-нибудь! Правда, они француженки, кричат всё, вино пьют... но известно! Воспитание такое французы получают! Ничего не поделаешь... Мне их князь уступил... Почти задаром... Возьми да возьми...  А знаете, как их зовут? Одну Фанни, другую Изабеллой... Европа! Ха-ха-ха... Запад! Прощайте-с! (убегает, хватает своих дам под руки, куда-то уводит)
ГРОХОЛЬСКИЙ (один на веранде)
– Наконец Иван Петрович оставил нас в покое. Уже полторы недели он занят своими дамами, и я, наконец, счастлив и покоен... (конец этой фразы довольно неуверен, ибо Грохольский  видит Лизу, мирно беседующую с Бугровым и его дамами. Более того, Бугров поднимал вверх одну француженку, другую, а потом и... Лизу, прижимая ее к себе! Заметив Грохольского, Лиза, как ни в чем ни бывало, возвращается на дачу)
ГРОХОЛЬСКИЙ (вне себя, визжит)
— Так вот вы как?  Так вот вы как? Очень вам благодарен! Это возмутительно, милостивая государыня! Безнравственно, наконец! Поймите вы это!
(Лиза, разумеется, заплакала)
— Заодно с этими развратницами?! Оно... Это... это... это ниже всякого неприличия! Да вы знаете, кто они? Это продажные-с! Кокотки! И вы, честная женщина, полезли туда же, куда и они?! А тот... тот! Что ему нужно? Что ему еще нужно от меня? Не понимаю! Я отдал ему половину своего состояния, отдал больше! Вы знаете сами! Я отдал ему то, чего у меня нет... Почти всё отдал... А он! Я или он! Пусть он уедет отсюда, или я уеду! Жить я так более не в состоянии... нет! Ты сама это понимаешь... Или я, или он... Полно! Чаша уже полна... Я и так уже многое выстрадал... Сейчас же пойду с ним переговорю... Сию минуту! Что он, в самом деле? Ишь ведь он какой! Ну, нет-с... Это он напрасно так много думает о себе...
(выходит)
ЛИЗА:
– На самом деле он пошел к Бугрову только через три дня... Струсил.
(Дача Бугрова. Тот полуодет и озабочен. Входит Грохольский)
БУГРОВ (Грохольскому)
 — Это ужасно, Григорий Васильич! Такие беспорядки, такие беспорядки... Садитесь, пожалуйста! Вы извините меня, что я в костюме Адама и Евы... Это ничего... Ужасные беспорядки! Не понимаю, как это люди могут здесь жить? Не понимаю! Прислуга непослушная, климат ужасный, всё дорого...
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— А как поживают ваши дамы, Иван Петрович?
БУГРОВ (спокойно)
— Никак... Прогнал... Без церемонии. Я бы их еще подержал, да неловко: мальчишка подрастает... Пример с отца... Будь я один, ну, тогда другое дело. Да и к чему мне их держать? Пф... Одна только комедия!
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Я к вам по делу, Иван Петрович, переговоритъ... Гм... Дело не особенное, а так... два-три слова... В сущности, я к вам просьбу имею. Не найдете ли вы, Иван Петрович, возможным уехать... отсюда? Мы очень рады, что вы здесь, нам очень приятно, но, знаете ли, неудобно...  Неловко как-то... Расстаться нужно... Необходимо даже... Вы извините меня, но... вы сами, конечно, понимаете, что в подобных случаях совместное житье наводит на... размышления... То есть не на размышления, а является какое-то неловкое чувство.
БУГРОВ:
— Хорошо... Только куда же всё это я дену? Послушайте, купите у меня эту мебель! Хотите? Она недорого стоит... Тысяч восемь... десять... Мебель, коляска, рояль...
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Хорошо... Я дам вам десять...
— Ну вот и отлично! Завтра же еду... В Москву поеду. А здесь жить невозможно! Дорого всё! Ужасно дорого! Деньги так и сыпятся... Что ни шаг — то и тысяча... Этак я не могу... У меня семья... 
(затемнение. Менестрели)

С. Гарин
У камина
Ты сидишь молчаливо и смотришь с тоской,
Как печально камин догорает,
Как в нем яркое пламя то вспыхнет порой,
То бессильно опять угасает.

Ты грустишь всё о чем? Не о прошлых ли днях,
Полных неги, любви и привета?
Так чего же ты ищешь в сгоревших углях?
О себе не найти в них ответа.

Подожди еще миг, и не будет огней,
Что тебя так ласкали и грели,
И останется груда лишь черных углей,
Что сейчас догореть не успели.

О! поверь, ведь любовь - это тот же камин,
Где сгорают все лучшие грезы.
А погаснет любовь - в сердце холод один,
Впереди же - страданья и слезы.

(Все та же дача. Весна. Лиза и Грохольский гуляют каждый поотдельности, не замечая друг друга. Они словно ходят по кругу...)
ЛИЗА:
Я живу скучно, все время молчу и изредка ставлю горчичники Грохольскому. А еще я скучаю по той, прежней жизни, по веселью. Живя с мужем, я изредка хаживала в театр, в собрание, к знакомым. И к нам приходили... А здесь пусто, тихо... Возле есть один человек, да и тот, со своими недугами и ежеминутными слащавыми поцелуями похож на старого, от радости вечно плачущего дедушку-тихоню.
(после Лизы начинает говорить Грохольский, но где-то посреди его монолога Лиза скрывается за домом)
ГРОХОЛЬСКИЙ:
– Бугров и в этом году приехал в Крым. Дачи vis-;-vis он не нанял, а слонялся по крымским городам. В городах он пил, ел, спал и в карты играл. К рыбной ловле, охоте, к француженкам, которые, между нас сказать, немножко обокрали его, он потерял всякую охоту. Он привозил Лизе варенье, конфект, фрукт и как бы старался разогнать ее скуку. Я был спокоен, но однажды...
(Грохольский замолкает, прислушивается и... мы вслед за ним слышим голоса Лизы и Бугрова)
БУГРОВ (теперь их с Лизой видно, а Грохольский скрыт за кустом)
— Милая моя! Ну что ж нам делать? Так, значит, богу угодно было... Подлец я... Я продал тебя. Польстился на иродово богатство, чтоб ему пусто было... А что толку с этого богатства? Одно только беспокойство да хвастовство! Ни покоя, ни счастья, ни чинов...
Господи, господи! Тебя лишился, счастья лишился. Подлец я! Мерзавец! Ты думаешь, хорошо мне будет на страшном суде?
ЛИЗА (плача)
— Уедем отсюда, Ваня! Мне скучно... Я умираю от тоски...
БУГРОВ:
— Нельзя... Деньги взяты.
ЛИЗА:
— Ну, отдай их назад!
БУГРОВ:
— Рад бы отдать, да... тпррр... Стой, кобыла! Всё прожил! Покориться надо, матушка... Это нас бог наказывает. Меня за корыстолюбие, а тебя за легкомыслие... (подымает глаза к небу)
ЛИЗА:
— Но я жить здесь не могу! Мне скучно!
БУГРОВ:
— Что ж делать? А мне не скучно? Разве мне без тебя весело? Я весь изныл, иссох! И грудь болеть стала!.. Ты мне жена законная, моя плоть от плоти... едина плоть... Живи, терпи! Ну, а я... ездить буду, навещать... Я к тебе, Лизанька, и ночью приеду... Не беспокойся... Я в Феодосии, близко... Буду жить здесь около тебя, пока всего не профинчу... Э-э-эх! И что это за жизнь? Скука, болен весь... и грудь болит и живот болит...
ЛИЗА (рыдая)
– Он меня замучил! (убегает)
(из-за кустов выходит Грохольский)
ГРОХОЛЬСКИЙ (тоном умирающего)
— Иван Петрович!  Я всё слышал и видел... Это нечестно с вашей стороны, но я не виню вас... Вы ее тоже любите... Но поймите, что она моя! Моя! Я жить не могу без нее! Как вы этого не поймете? Ну, положим, вы любите ее, страдаете, но разве я не заплатил вам хотя отчасти за ваши страдания? Уезжайте, ради бога! Уезжайте отсюда навсегда. Умоляю вас! Иначе вы убьете меня...
БУГРОВ:
— Мне некуда ехать!

ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Гм... Вы уже всё растратили... Ну, хорошо... Поезжайте в мое имение, в Черниговскую губернию... Хотите? Я вам дарю это имение... Оно маленькое, но хорошее... Честное слово, хорошее!.. Сегодня же я напишу управляющему и пошлю ему доверенность на совершение купчей. Вы говорите везде, что вы купили... Поезжайте! Умоляю вас!
БУГРОВ (не может скрыть широкой улыбки, он, по словам Чехова, как на седьмом небе!)
— Хорошо... Уеду. Я понимаю.
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Едемте к нотариусу... Сейчас!
(оба быстро уходят)
(появляется Лиза, садится на скамейку, смотрит, смотрит в сторону соседской дачи. Подходит Грохольский, садится рядом, берет ее за руку)
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Тебе скучно, Лизочка?  Ты скучаешь? Отчего это мы не съездим куда-нибудь? Чего ради мы всё дома сидим? Надо ездить, веселиться, знакомиться... Ведь надо?
ЛИЗА:
— Мне ничего не надо!
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Пойдем, Лиза, домой. Здесь сыро...
ЛИЗА:
— Иди... Я сейчас приду.
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Ты его ждешь?
(Делает  гримасу, точно его схватили за сердце раскаленными щипцами).
— Он не придет.
ЛИЗА:
— Почем ты знаешь?
ГРОХОЛЬСКИЙ:
— Он уехал... Уехал в Черниговскую губернию. Я подарил ему свое имение...
 Я проводил его на пароход... В три часа...
ЛИЗА (голосит(
— Ваня! Ваня! И я еду, Ваня!.. Голубчик!
(С ней истерический припадок...)
(затемнение)
ВСЕГДА И ВЕЗДЕ ЗА ТОБОЮ - романс С.Гердаля

Всегда и везде за тобою,
Как призрак, я тихо брожу,
И с тайною думой порою
Я в чудные очи гляжу.

Полны они неги и страсти,
Они так приветно глядят,
И сколько любви, сколько счастья
Они мне порою сулят.

Быть может, и время настанет,
С тобою не будет меня,
И в очи те чудные станет
Смотреться другой, а не я.

Другому приветно заблещут
Твои огневые глаза...
Как вспомню их, сердце трепещет
И тихо струится слеза.
(на авансцене Грохольский)
ГРОХОЛЬСКИЙ:
– В начале июня Лиза бежала. Бежала она ночью, когда я спал. Прочтя ее письмо, я целую неделю слонялся, как безумный, а после заболел возвратным тифом. После тифа я укатил за границу. В разврате и вине думал найти успокоение. Промотал все свое состояние, но не удалось выкинуть из головы образ любимой женщины. От счастья не умирают, не умирают и от несчастья... (сцена освещается, а Грохольского уже не видно).
(Грохолевка, бывшее имение Грохольского. Теперь тут пополневший Бугров и потолстевшая Лиза)
БУГРОВ (зевая).
– Что-то скушно. Музыки бы! Эй! Кто там? Иван! Позови-ка сюда Григория Васильевича! Что он там делает?
( в комнату входит Грохольский. Заспанный, нечесаный, небритый. Кланяется)
БУГРОВ:
— Ну, кто же так рано ложится спать? Какой же ты, братец! Всё спит, всё спит... Соня! Ну, сыграй-ка нам повеселее что-нибудь...
Грохольский снова кланяется, настраивает гитару, поет)
ВЧЕРА ОЖИДАЛА Я ДРУГА (слова Вари Паниной)
Цыганский романс

Вчера ожидала я друга,
Так долго сидя у окна,
И сердце дрожало в испуге,
Так грустно мне было тогда!
Но тихо ночное безмолвье...
О! как в тиши той соловей
Поет он любимую песню,
Что вторит разлуке моей!
Нет, я не верю, что милый
Покинул меня навсегда...
Но он меня страстно так любит...
О нет, эта мысль мне страшна!
Но если меня он разлюбит...
Прочь, эта мысль мне страшна!
Не верю, не верю измене:
Любима и буду верна!

 ЗАНАВЕС

ПРОПАЩЕЕ ДЕЛО
Действующие лица:
ОН.
ОНА (Варвара Петровна)
(менестрели)
Он чудесный,
он таинственный,
в черной маске белый лик,
мой любезный,
мой единственный,
мой придуманный конфликт.

Папиросы «Ира», в тряпочку
утирается брюнет,
а невеста в белых тапочках
говорит ему сонет.

Ах, любовь, ты обязательна,
вальса тур под граммофон...
Ох, извините, но желательно
пригласить вас на бостон.

Папиросы «Ира».... В тряпочку!
Я блондин, а не брюнет!
Вы, невеста в белых тапочках,
говорите мне сонет!

Дайте ощутить и выстрадать,
как сбывается на миг
мой любезный,
мой единственный,
мой придуманный конфликт.
(открывается занавес. На первом плане кровать. На кровати ОН бьется то головой о подушку, то подушкой по голове)
ОН:
– Ужасно плакать хочется! Зареви я, так, кажется, легче бы стало.
(вскакивает с кровати, ногой толкает ее, кровать исчезает и перед нами только ОН, наводящий последние штрихи на себя и свой гардероб. При этом, не замолкая говорит. Вообще в этой истории герои ни минуты не стоят на месте и не замолкают. Их движения похожи на какой-то танец. Сперва танец любви, потом танец соло, потом... Ну, да увидите)
–  Я нарядился, причесался, надушился и дон Жуаном покатил к ней. Она молода, прекрасна, получает в приданое 30 000, немножко образованна и любит меня, как кошка. 
(Дача в Сокольниках. Скамейка. На скамейке ОНА. Входит ОН).
ОНА:
— Как вы жестоки! Можно ли так опаздывать? Ведь вы знаете, как я скучаю! Экой вы!
(Вместо ответа, он целует сперва ее пальцы, потом ручки. Они идут к скамейке)
ОНА (нетерпеливо)
— Чего же вы молчите?
ОН:
— Так... Чудный вечер такой... Maman ваша здорова?
ОНА (топая ножкой)
— Здорова.
ОН (изображая смущение и нерешительность)
— Гм... Так... Я, видите ли, Варвара Петровна, хочу с вами поговорить... Для того только я и приехал... Я молчал, молчал, но теперь... слуга покорный! Я не в состоянии молчать.
Для чего молчать? Как ни молчи, как ни робей, а рано или поздно придется дать волю... чувству и языку. Вы, может быть, оскорбитесь... может быть, не поймете, но... что ж?
(Замолкает, составляя следующую фразу)
ОНА ( в сторону)
– Да говори же! Мямля! Чего мучаешь? (и снова топает ножкой)
— Вы, конечно, давно уже догадались,  зачем я каждый день хожу сюда и своим присутствием мозолю ваши глаза. Как не догадаться? Вы, наверное, давно уже, со свойственною вам проницательностью, угадали во мне то чувство, которое... (Пауза.) Варвара Петровна!
(ОНА наклоняет голову) ОН:
— Варвара Петровна!
ОНА:
— Ну?
— Я... Да что говорить?! Понятно и без того... Люблю, вот и всё... Чего ж тут еще говорить? (Пауза.) Ужасно люблю! Я вас так люблю, как... Одним словом, соберите все на этом свете существующие романы, вычитайте все находящиеся в них объяснения в любви, клятвы, жертвы и... вы получите то, что... теперь в моей груди того... Варвара Петровна! (Пауза.) Варвара Петровна!! Чего же вы-то молчите?!
ОНА (изображая смущение)
— Что вам?
ОН (трагически)
— Неужели... нет?
ОНА (подымая голову и улыбаясь)
– Почему же нет?
(тщательно целуются, причем, в конце концов в губы)
(Отрываются друг от друга. ОНА снова тянется к нему, а он, на мгновение отвернувшись к нам)
ОН.
– И тут мне захотелось перед моей суженой порисоваться, блеснуть своими принципами и похвастать. Впрочем, сам не знаю, чего мне захотелось...
(опять целуются и...)
ОН:
— Варвара Петровна!  Прежде чем взять с вас слово быть моею женою, считаю священнейшим долгом, во избежание могущих произойти недоразумений, сказать вам несколько слов. Я буду короток... Знаете ли вы, Варвара Петровна, кто я и что я? Да, я честен! Я труженик! Я... я горд! Мало того... У меня есть будущее... Но я беден... Я ничего не имею.
ОНА (с готовностью)
— Я это знаю. Не в деньгах счастье.
ОН ( заводясь от собственного голоса) (вообще неплохо было бы, чтоб он в этом месте вскочил на скамейку и говорил бы, как Ленин с броневичка)
— Да... Кто же говорит о деньгах? Я... я горд своею бедностью. Копейки, которые я получаю за свои литературные работы, я не променяю на те тысячи, которые... которыми...  Я привык к бедности. Мне она ничего. Я в состоянии неделю не обедать... Но вы! Вы! Неужели вы, которая не в состоянии пройти двух шагов, чтобы не нанять извозчика, надевающая каждый день новое платье, бросающая в стороны деньги, не знавшая никогда нужды, вы, неужели вы согласитесь расстаться для меня с земными благами? Гм...
ОНА (нетерпеливо)
— У меня есть деньги. У меня приданое!
ОН (снисходительно-презрительно)
— Пустое! Для того чтобы прожить десяток, другой тысяч, достаточно только несколько лет... А потом? Нужда? Слезы? Верьте, дорогая моя, моему опыту! Знаю-с! знаю, что говорю! Для того чтобы бороться с нуждою, нужно иметь сильную волю, нечеловеческий характер!
( тут он на мгновение опомнился)
Он (в зал)
– Да и чепуху же я мелю!
(но стихия ораторства уже захватила его. Он понимает, что несет опасную для дела чушь, но остановиться не может).
— Подумайте, Варвара Петровна! Подумайте, на какой шаг вы решаетесь! Шаг бесповоротный! Есть у вас силы — идите за мной, нет сил бороться — откажите мне! О! Лучше пусть я буду лишен вас, чем... вы вашего покоя! Те сто рублей, которые дает мне ежемесячно литература, ничто! Их не хватит! Подумайте же, пока не поздно! Где бессилие — там слезы, упреки, ранние седины... Предупреждаю вас, потому что я честный человек. Чувствуете ли вы себя настолько сильной, чтобы разделить со мной жизнь, которая своею внешнею стороною не похожа на вашу, чужда вам? (Пауза.)
ОНА (скорее уже раздраженно)
— У меня же есть приданое!
ОН (выхаживая павлином)
— Сколько? Двадцать, тридцать тысяч! Ха-ха! Миллион? И потом, кроме этого, позволю ли я себе присваивать то, что... Нет! Никогда! Я горд!
(Варя сидит задумавшись. Для нее это непривычно, и она морщит лоб. Он ходит гоголем вокруг скамейки)
ОН:
— Итак, жизнь со мной и лишения или же жизнь без меня и богатство... Выбирайте... Есть силы? У моей Вари есть силы?
ОНА (встает. Она приняла решение. Возможно, первое серьезное решение. Это трудно. Она прониклась и плачет. )
— Благодарю вас! Вы хорошо сделали, что были со мной откровенны... Я неженка... Я не могу... Не пара вам... Если я пойду за вами, обману вас. Не мне быть вашей женой. Я богачка, неженка, езжу на извозчиках, кушаю бекасов и дорогие пирожки. Я никогда за обедом не ем супа и щей. Меня и мама стыдит постоянно... А не могу я без этого! Я не могу ходить пешком... Я утомляюсь... И потом платья... Всё это вам придется на свой счет шить... Нет! Прощайте!
( сделав трагический жест рукой,  ни к селу ни к городу произносит)
— Я недостойна вас! Прощайте!
(И уходит. Нет – убегает!)
(Он, заходит на мгновение за кулисы, выкатывает кровать, ложится)
ОН:
– Посрамленный, не солоно хлебавший, отправился я домой. Дня через три поехал я в Сокольники. На даче мне сказали, что Варя чем-то больна и собирается с отцом в Петербург, к бабушке.  Пропало дело — и как глупо пропало!
(бьется, как в начале, головой в подушку)
УГОЛОК
Музыка С. Штеймана
Слова В. Мазуркевича

Дышала ночь восторгом сладострастья,
Неясных дум и трепета полна;
Я вас ждала с безумной жаждой счастья,
Я вас ждала и млела у окна...
Наш уголок я убрала цветами,
К вам одному неслись мечты мои,
Минуты мне казалися часами,
Я вас ждала, но вы… Вы всё не шли.

Мне эта ночь навеяла сомненья…
И вся в слезах задумалася я.
И вот скажу теперь без сожаленья:
«Я не для вас, а вы не для меня!»
Любовь сильна не страстью поцелуя!
Другой любви вы дать мне не могли…
О, как же вас теперь благодарю я
За то, что вы на зов мой не пришли

КОТОРЫЙ ИЗ ТРЕХ?
(Старая, но вечно новая история)
Действующие лица:
ОНА. –  НАДЯ - дочь статской советницы МАРЬИ ИВАНОВНЫ ЛАНГЕР
ПЕРВЫЙ – ИВАН ГАВРИЛОВИЧ сын известного московского коммерсанта.
ВТОРОЙ. – барон ВЛАДИМИР ШТРЕЛЬ.
ТРЕТИЙ – МИТЯ ГУСЕВ, скрипач, очень хорош собой.
Родители ПЕРВОГО.
КУЧЕР
(Старинный дом с двумя верандами по краям.  Сбоку флигелек с освещенным окном. Одна веранда тускло но освещена. Вторая в темноте. )
(На освещенной веранде НАДЯ и ПЕРВЫЙ)
ПЕРВЫЙ (пылко)
— Вы извините меня, — говорил он, заикаясь, судорожно вздыхая и повторяясь, — извините меня, что я рассказываю вам... про свои чувства... Но я вас так полюбил, что даже не знаю, в своем ли я уме нахожусь, или нет... В груди моей такие чувства к вам, что и выразить этого невозможно! Я, Надежда Петровна, как только вас увидал, так сразу и втюрился, полюбил то есть. Вы извините меня, конечно, но... ведь... (Пауза.) Приятная нонче природа!
НАДЯ (спокойно)
— Да... Погода великолепная...
ПЕРВЫЙ:
— И при такой самой природе как приятно, знаете ли-с, любить такую приятную особу, как вы... Но я несчастлив!
(Иван Гаврилович вздыхает и периодически дергает себя за бородку).
— Очень несчастлив-с! Я вас люблю, страдаю, а... вы? Нешто вы можете чувствовать ко мне чувства? Вы образованная, ученая... всё по-благородному... А я? Я купеческого звания и... больше ничего! Как есть ничего! Денег-то много, но что толку с тех денег, если нет настоящего счастья? Без счастья с этими самыми деньгами одно только окаянство да... пустоцвет. Ешь хорошо, ну... пешком не ходишь... пустая жизнь... Надежда Петровна!
НАДЯ (деловито)
— Ну?
ПЕРВЫЙ:
— Ни... ничего-с! Я хотел, собственно говоря, вас побеспокоить...
НАДЯ (чуть раздраженно)
— Что вам?
ПЕРВЫЙ:
— Можете ли вы меня любить? (Пауза.) Я предлагал вашей маменьке... мамаше то есть, свое сердце и руку относительно вас, и оне сказали, что всё от вас зависит... Вы можете, говорит, и без родительской воли... Как вы мне ответите?
(пауза. Она беспокоит ПЕРВОГО. Он волнуется и страдает)
ПЕРВЫЙ:
— Сделайте милость, Надежда Петровна,  не терзайте мою душу... Ведь я, ежели лезу к вам, то от любви... Потому... (Пауза.) Ежели... (Пауза.) Ежели вы не ответите мне, то хоть умирай.
НАДЯ (протягивает ему руку)
— Очень вам благодарна, Иван Гаврилович... Я уже давно знаю, что вы меня любите, и знаю, как вы любите... Но я... я... Я вас тоже люблю, Жан... Вас нельзя не полюбить за ваше доброе сердце, за вашу преданность...
(ПЕРВЫЙ радостно смеется)
НАДЯ (продолжает)
— Я знаю, что если я выйду за вас замуж, то я буду самая счастливая... Но знаете что, Иван Гаврилович? Подождите немножко ответа... Ответить положительно сейчас я не могу... Я должна этот шаг обдумать хорошенько... Подумать надо... Потерпите немного.
ПЕРВЫЙ (деловито)
— А долго ждать?
НАДЯ
— Нет, немного... День, много два...
ПЕРВЫЙ
— Это можно-с...
НАДЯ
— Вы сейчас уедете, а ответ я дам письмом... Уезжайте сейчас домой, а я пойду думать... Прощайте... Через день...
(Надя протягивает ПЕРВОМУ руку, тот ее целует. НАДЯ целует воздух. ПЕРВЫЙ поспешно уходит. НАДЯ быстро проходит сквозь дом, выбегает на вторую веранду, где ее ждет ВТОРОЙ, который слегка пьян и полулежит на скамье, насвистывая. Увидев НАДЮ поднимается довольно нехотя. НАДЯ подбегает к нему, повисает на нем, осыпая поцелуями)
ВТОРОЙ:
— Я тебя уже целый час жду! (приобнимает ее за талию)
НАДЯ:
— Едешь завтра?
ВТОРОЙ:
— Еду...
НАДЯ:
— Противный... Возвратишься скоро?
ВТОРОЙ:
— Не знаю... (целует ее в щеку, одновременно ссаживая с колен, на которых она пристроилась)
НАДЯ (деловито)
— Ну, будет целоваться!  После... Впереди еще много времени. Теперь потолкуем о деле. (Пауза.) Ты, Воля, подумал?
ВТОРОЙ:
— Подумал...
НАДЯ:
— Ну что ж, как? Когда... свадьба?
ВТОРОЙ (морщась)
— Ты опять о том же! Ведь я тебе еще вчера дал... положительный ответ... Ни о какой свадьбе не может быть и речи! Я тебе еще вчера сказал... Зачем заводить разговор о том, что уже тысячу раз было пересказано?..
НАДЯ:
— Но, Воля, должны наши отношения чем-нибудь кончиться! Как ты это не поймешь? Ведь должны?
ВТОРОЙ:
— Должны, но не свадьбой... Ты, Nadine, повторяю я в сотый раз, наивна, как трехлетнее дитя... Наивность к лицу хорошеньким женщинам, но не в данном случае, душа моя...
НАДЯ (уже со злостью)
— Не хочешь жениться, значит! Не хочешь? Ты говори прямо, бессовестная твоя душа, говори прямо: не хочешь?
ВТОРОЙ:
— Не хочу... С какой стати я буду себе портить карьеру? Я люблю тебя, но ведь ты сгубишь меня, если я на тебе женюсь... Ты мне не дашь ни состояния, ни имени... Женитьба должна, мой друг, быть половиной карьеры, а ты... Плакать нечего... Надо рассуждать здраво... Браки по любви никогда не бывают счастливы и оканчиваются обыкновенно пуфом...
НАДЯ (плача)
— Лжешь... Ты лжешь! Вот что!
ВТОРОЙ (ворчливо)
— Женись, а потом с голоду умирай... Нищих плоди... Рассуждать нужно...
НАДЯ:
— А отчего ты тогда не рассуждал... помнишь? Ты тогда дал мне честное слово, что ты на мне женишься... Ведь дал?
ВТОРОЙ:
— Дал... Но теперь изменились мои планы... Ведь ты не выйдешь за бедного человека? Зачем же ты заставляешь меня жениться на бедной? Я не имею желания поступить с собой по-свински. У меня есть будущее, за которое я должен ответить пред своею совестью.
(НАДЯ трет платком глаза и вдруг неожиданно, нечаянно бросается опять на шею к православному немцу.)
— Женись! Женись, голубчик! Ведь я люблю тебя! Ведь я жить без тебя не могу, моя прелесть! Ты меня убьешь, если расстанешься со мной! Женишься? Да?
ВТОРОЙ (подумав и решительно)
— Не могу! Любовь хорошая вещь, но на этом свете она не прежде всего...
НАДЯ:
— Подлец, негодяй... вот что! Мошенник! Немчура! Я тебя терпеть не могу, ненавижу, презираю! Ты гадок! Я тебя и не любила никогда! Если я в тот вечер и поддалась тебе, то только потому, что считала тебя честным человеком, думала, что ты женишься на мне... Я тебя и тогда терпеть не могла! Хотела выйти за тебя, потому что ты барон и богач!
(колотит его кулачками. ВТОРОЙ поспешно уходит. НАДЯ, спокойно приводит себя в порядок и отправляется к флигелю во дворе, стучит в окно)
ТРЕТИЙ (высовываясь из окна)
— Кто там?
НАДЯ:
— Это я, Дмитрий Иваныч... Отворите-ка окно на минутку!.. Идите сюда... Лезьте ко мне...
ТРЕТИЙ (вылезает к ней)
— Что вам угодно?
НАДЯ (берет его под руку)
— Пойдемте!  (прохаживаются по двору)
— Вот что, Дмитрий Иваныч!  Не пишите мне, голубчик, любовных писем! Пожалуйста, не пишите! Не любите меня и не говорите мне, что вы меня любите! (плачет слезами, причем, настоящими)
— Не любите меня, Дмитрий! Не играйте для меня на скрипке! Я гадкая, противная, нехорошая... Я такая, которую нужно презирать, ненавидеть, бить... Вы добрый, хороший... Я, честное слово, люблю вас... Ну, а вы не любите меня! Я люблю больше всего на свете деньги, наряды, коляски... Я умираю, когда думаю, что у меня нет денег... Я мерзкая, эгоистка... Я выхожу замуж... за Гаврилыча... Видите — какая я! Прощайте! Я вас буду любить и замужем... Прощай, Митя! (обнимает его, целует в шею, убегает, ближе к дому замедляет шаг, спокойно и деловито входит в дом)
(освещается центральная часть дома и... оказывается гостиной родителей ПЕРВОГО)
ПЕРВЫЙ ( ликуя, читает родителям письмо НАДИ)
– Дорогой Иван Гаврилыч! Я ваша. Я вас люблю и хочу быть вашей женою... Ваша Н.
(родители радуются вместе с ним)
ОТЕЦ ПЕРВОГО
 — Девица-то она хорошая, благородная.
МАТЬ ПЕРВОГО:
Советника дочь, да и красавица.
ОТЕЦ ПЕРВОГО
Одна только беда: фамилия у нее немецкая! ...
НЕ УХОДИ - Зубова

Не уходи, побудь со мною,
Мне так отрадно и светло,
Я поцелуями покрою
Уста, и очи, и чело.
Я поцелуями покрою
Уста, и очи, и чело.
Побудь со мной,
Побудь со мной!

Не уходи, побудь со мною,
Я так давно тебя люблю.
Тебя я лаской огневою
И обожгу, и утомлю.
Тебя я лаской огневою
И обожгу, и утомлю.
Побудь со мной,
Побудь со мной!

Не уходи, побудь со мною,
Пылает страсть в моей груди.
Восторг любви нас ждёт с тобою,
Не уходи, не уходи!
Восторг любви нас ждёт с тобою,
Не уходи, не уходи.
Побудь со мной,
Побудь со мной!