КРУТОЙ ВИРАЖ
(Из цикла «ЗНАКИ СУДЬБЫ»)
Все, кто знал об этом, молчали, отводили глаза в сторону.
Один не побоялся сказать правду – Виктор, начальник ОКСа химзавода. Он вышел за мной следом из кабинета, отозвал в сторонку.
- Понимаешь, старик, с меня взяли слово держать язык за зубами, но я… я добро не забываю. – Он наклонился и стал говорить еще тише. – Тебе у нас в городе работу не найти. Алферов постарался, и горком, похоже, с ним заодно. Меня, например, наш секретарь обрабатывал. Город маленький, сам знаешь…
Да уж, Ленинск-Кузнецкий город небольшой – две улицы. Одна идет по меридиану, другая по широте. И несколько проулков пообочь. Промышленных предприятий раз - два и обчелся, в основном шахты. Сначала я побывал на близлежащей от дома шахте им. Ярославского. Потом - в ЦЭММ (мастерские электромеханические), на заводе Горно-шахтного оборудования. И везде облом. «Друзья»… Когда канючили «выручи, кабель гавкнулся», «трехфазный счетчик нужен позарез», были друзья. Теперь чуть ли не в первый раз в глаза видят. Вакансий нет - таков был смысл сбивчивых объяснений.
- Мне не нужна должность, - пытался убедить «друзей». – Могу и электрослесарем.
Пожимали плечами.
- Мой тебе совет, - продолжал Виктор, - возвращайся на КСК. Плетью обухом не перешибешь. Алферов же понимает, такие специалисты на дороге не валяются. Мастером пока поработаешь или кем там еще.
Не кем-то, Алферов уже предлагал должность заместителя главного энергетика…
Главного энергетика камвольно-суконного комбината, то бишь меня, уволили за нарушение техники безопасности. Как пить дать: с чем боролся, на то и напоролся.
Случай вопиющий: при весьма странных обстоятельствах погиб несовершеннолетний, ученик электромонтера. Он упал из чердачного помещения в машинный зал через отверстие для светильника. Парнишку либо кто-то столкнул, либо он сам покончил жизнь самоубийством. Это все понимали, но догадки к делу не пришьешь. Пришить к делу надо было виновников. А их искать, что два пальца об асфальт. Пришили. Решением суда начальнику электроцеха дали два года лишения свободы. Главного энергетика уволили.
Что ж, пошел в отдел кадров за трудовой книжкой. Тартыева, начальник, рослая, рыжая женщина с белесыми глазами, посмотрела на меня, как подобает смотреть чиновнику, недружелюбно, сказала:
- Зайдите к директору. Он хочет с вами поговорить.
Алферов, грузный мужчина, в годах, с походкой страдающего геморроем человека, встал из-за стола, пошел мне навстречу. Протянул обе руки для приветствия, обнял. Начал издалека, посочувствовал: ничего, дескать, не поделаешь, так сложились обстоятельства, он тут бессилен. Спросил, как настроение мое, что собираюсь делать? Я пожал плечами: какое тут настроение?
- Понимаю, понимаю… В заместители пойдешь?
- Директора?
- Шутник, - скупо хохотнул директор и серьезно добавил: - А что, взял бы. Но не сейчас. Твой отдел оголять нельзя. Сергей парень толковый, перспективный, но ему помочь надо.
- А кого под суд отдадите, - не удержался я, - Меня или его?
- За что?
- За аварию на котельной.
- Какую аварию? Ты что, бог с тобой? Не каркай.
Забегая вперед, скажу: их потом было две. Оба котла при пуске взорвались.
Когда я вернулся в отдел кадров, Тартыева спросила:
- Может, напишите заявление по собственному желанию?
- А как же решение обкома профсоюза?
- Что вы как маленький, ей богу. Кто нас проверять будет?
Добрая что-то стала инспекторша. С ведома директора, конечно. Причина выяснилась позже. Комбинат подал иск на выселении меня из ведомственной квартиры. Суд не принял заявление, поскольку меня уволили не по собственному желанию и не за нарушение трудовой дисциплины. Но тогда я меньше всего об этом думал. Я просто не хотел никуда уходить.
… Виктор не унимался:
- Все же понимают, увольняя тебя, Алферов разом закрывает все свои дыры: и за гибель пацана отчитается перед Москвой, и за качество продукции - энергетик не обеспечил микроклимат в цехах. А, главное, будет выглядеть соколом перед местными властями. Как же, уволил саботажника, который ставил палки в колеса – не давал разрешения на пуск котельной. Я был тогда у вас на пусковом штабе, когда второй наплыл на тебя. Помнишь?
Еще бы не помнить?!! «Это аполитично, - заверещал фальцетом второй секретарь горкома партии. – В микрорайоне три пятиэтажки уже готовы принять жильцов, а мы не можем подать туда тепло. Позор! На носу зима…». Он что-то еще говорил, но я его не слышал. «Аполитично!». А пускать незаконченную монтажом котельную политично?
Виктор вздохнул:
- Всех устраивало твое увольнение.
Как потом оказалось, далеко не всех. Возмутились рядовые рабочие и даже один начальник цеха – тепловентиляционного. Свое несогласие моим увольнением они выразили коллективным письмом в горком партии. 350 подписей собрали. Беседу со мной вела инструктор промышленного отдела. Поручили кому? Кто ничего не решает. Ясно: формальность надо соблюсти, для отчета. Я так ей и сказал: «Вам нужна птичка в отчете? Можете ее нарисовать». И ушел.
Но это было днями позже. А пока я шел домой с тяжелым чувством безысходности. В таком плачевном положении мне еще не доводилось бывать. Туго приходилось и раньше, но всякий раз надежда на лучшее не покидала меня: была бы шея, хомут найдется. Это успокаивало. В этот раз хомут пустили на дрова. Без работы оказалась и супруга. Ее также попросили написать заявление по собственному желанию. Домой идти не хотелось. А куда идти? К кому? Некуда и не к кому. Беда человека, как заразный вирус, переходчивая. Это интуитивно чувствуют все, к кому за поддержкой приходит несчастный, и вольно или невольно стараются себя обезопасить.
Хватился, что проехал мимо дома, когда меня кто-то спросил: «Выходите?». Я глянул в окно: автобус подъезжал к парку. Где-то же выходить надо. И я вышел. На единственной аллее парка не было ни души. Холодно. Промозглый октябрьский ветер пронизывал насквозь. Зачем-то свернул в сторону железнодорожного полотна. Товарная ветка проходила в низине. По ней медленно двигался состав с углем. На другой стороне оврага находилось двухэтажное обветшалое здание. Обращало на себя внимание и вывеска на нем: «Ленинский шахтер». Газету под таким названием я регулярно читал, но только теперь узнал, где находится ее редакция, хотя прожил в этом городе уже больше года.
Подумал с усмешкой: «Вот где я еще не был: на рельсах и в редакции».
В горестных раздумьях прошли несколько дней. Больше для очистки совести сходил еще на электроламповый завод - бесполезно. Там же у проходной зашел в магазинчик, купил бутылку водки и шматок колбасы. Домой пошел напрямую через пустырь. По пути набрел на кострище. Кто-то здесь отдыхал и не раз. Кругом валялись пустые бутылки, пачки из-под сигарет, прочий хлам. Я сел на один из принесенных кем-то камней Достал из кармана водку. Открывать бутылку почему-то не поднималась рука. Столько лет в рот не брал и что же… взять вот так и нажраться одному? Я смотрел на злодейку с наклейкой и думал: «Вот оно мужское счастье слабака».
Минуя редколесье молодых сосенок, в мою сторону двигалась легковая машина – новенькие «Жигули». Она остановилась метрах в пятидесяти от меня. Я ждал, что кто-то подойдет ко мне и попросит освободить насиженное место. Но никто не выходил из машины. Я ждал, не торопился и водитель. Через слабо тонированные боковые стекла были видны голова пассажирки и спинка переднего сиденья. Вскоре они откинулись назад. Им там тепло, хорошо. Всем хорошо. Одному мне худо. И супруге. Ничего не надо, ничего не хочется. Даже водку и ту пить не тянет. Что делать? Уезжать? Куда? Кто нас ждет? Дожил: никому не нужен. Валентина молчит, лишь сверлит укоризненно глазами. Может, все же послушать Виктора и вернуться на КСК? Нет, нет, нет. Не хочу. Уходя, уходят. И за колючей проволокой оказаться тоже не лучшая перспектива. Сергей, племянник Алферова, даст согласие на пуск котельной, как пить дать. Что случись, с него взятки гладки, - молодой неопытный, не вошел в курс дела, его не тронут, оправдают. А что будет с его заместителем? Одному богу известно.
За размышлениями я не заметил, как ко мне подошел молодой мужчина. В руках он держал свернутую в трубку газету
- Бедуем? - спросил он, веселый, разгоряченный. – Один пить не можешь? Да? Помочь?
- «Ленинский шахтер»? – спросил, показывая на газету.
- Ага. На подстилку.
- Читаешь? Хорошая газета?
- Зашибись. А ты чо спрашиваешь? Никак корреспондентом работаешь?
- Нет. Только собираюсь. – Ноги у меня затекли, встал: – Стаканы есть?
- А то, - парень борзо побежал к машине, обернулся: - Девушку позвать?
Я согласно кивнул головой, поставил бутылку на землю, колбасу положил на камень, и пошел восвояси, не оборачиваясь.
Бредовая мысль о том, не пойти ли работать в редакцию, постепенно перестала казаться одиозной, все чаще и чаще она стала приходить на ум. А что? Во-первых, туда, наверняка, не догадались позвонить и предупредить, чтобы меня не брали на работу. Во-вторых, опыт нештатного сотрудничества с редакцией «Кузбасс» мизерный, но был. В далекие годы юности даже курсы рабкоров закончил, от нечего делать, из баловства. Подтолкнула на это неожиданная встреча с отцом, которого потерял во время войны, и который оказался журналистом и драматургом.
Красноречивое молчание и укоризненные взгляды супруги сделали свое дело. С ватными ногами я поднялся на второй этаж уже знакомого обветшалого здания. Пошел по коридору. Поглядывая налево и направо, читал надписи на дверях. Мне нужен был кабинет редактора. Одна дверь в конце перегораживала коридор. Я подумал, что за ней находится приемная. Вошел. И слева увидел то, что искал: надпись «Редактор».
Редактором оказался очень приветливый, располагающий к себе человек Лях Игнатий Игнатьевич. Он выслушал меня внимательно. Я честно признался, что быть журналистом никогда не мечтал, что сейчас мне просто некуда податься, что и опыта у меня совсем чуть-чуть. Только после моих признаний Лях объяснил, что пришел я не по адресу. Мне ведь нужна была редакция городской газеты «Ленинский шахтер», а попал я в редакцию сельской районной газеты «Знамя труда».
- Может, и хорошо, что вы случайно попали к нам, - сказал Игнатий Игнатьевич, - В «Ленинском шахтере» вакансий нет. Я это точно знаю. А у нас есть одна свободная должность – радиоорганизатора. Радио в селах нет, поэтому радиорганизатор работает как обычный корреспондент газеты. Если вы не против, я приму вас на работу.
- * -
В рассказе « Майский заплыв» я писал о предупредительном знаке судьбы. Но бывает, когда судьба, не дождавшись должной реакции на свои предупреждения (а сигналы мне такие были раньше и не раз), поступает жестко и бескомпромиссно.
До сих пор не могу понять, как я мог пройти мимо кабинета редактора городской газеты «Ленинский шахтер». Шильдик был на месте. Но я его почему-то не заметил. Почему? Почему не заметил также вывеску «Редакция газеты «Знамя труда» над той самой поперечной дверью? Будто кто меня в этот момент ослепил. Даже трудно представить, что бы сталось со мной, если бы я ничего не перепутал и попал на прием к редактору Лакисову Александру Ивановичу. Вряд ли бы он встретил меня приветливо. Грубость и жесткость этого человека я через год испытал на себе. Но я ему все равно благодарен. Он сделал из меня журналиста.
Этот рассказ получился довольно длинный. Но если бы я попробовал рассказать о других знаках судьбы, которые неуклонно толкали меня в журналистику, получилась бы целая повесть под названием «Как я стал журналистом». А кому она нужна, кроме меня самого?
Конторщики КСК поначалу (доходили сплетни) смеялись надо мной. И жена долго не могла смириться с моим выбором. Она все же считала меня грамотным инженером и толковым руководителем.