(воспоминания Чистильщика)
Меня нельзя считать потомственным врачом. Мама врач – еще не династия. Но она оказала сильное влияние на мое решение отдать все свои силы медицине. Помню, еще 5-летним карапузом я с увлечением листал ее книги и атласы по акушерству и гинекологии. Можно сказать, я научился по ним читать. Мне нравилось рассматривать процесс появления новой жизни. Я увлеченно разглядывал, как маленькие безмозглые организмы, извиваясь словно черви, инстинктивно рвутся сквозь тесный туннель наружу. Разрывая ткани, в крови и слизи входят в мир.
Уже тогда я твердо решил, что стану врачом. Именно таким, как мама. Стану помогать этим комочкам плоти пробиться в люди. Однако, когда уже учился в институте, пришло осознание того, что есть категория людей, более всего нуждающаяся в моей помощи. Эти люди подобны пчелиному воску из сот. Их прожевали, высосали весь мёд и выплюнули за ненадобностью. Они влачат убогое, нищенское существование и тихо, безропотно умирают. Я понял, что должен помогать старикам и выбрал своей специальностью геронтологию, раздел медицины, который занимается болезнями пожилых и стариков.
Оглядываясь назад, могу с уверенностью сказать: тяжелый и неблагодарный это труд – помогать старикам. Они никак не желают мириться с положением шлака, отработанного материала. Цепляются скрюченными подагрой и артритом пальцами за жалкие ошметки своих никчемных жизней и не хотят умирать. Мое сердце истекало кровью и становилось сплошным комом боли при виде иной старухи, которая уже обратилась к истокам жизни – впала в изначальное детство, бездумное и беззаботное.
Но этой и ей подобным морщинистым детям помогать было легче всего. Труднее было с теми, кто пребывал в здравом рассудке. Впрочем, можно ли говорить о здравости рассудка, если старуха или даже старик, казалось, осознавая свою бесполезность, не стремятся покинуть юдоль земную? Я любил этих покинутых жизнью глупцов мудрой любовью Властелина.
Я был хорошим студентом, и институт закончил с красным дипломом. Полученные знания позволили успешно справляться с проблемой: назначить повышенную курсовую и разовую дозу; применить необычное сочетание лекарственных препаратов и больной тихо, не вызывая подозрений, отправлялся в свое последнее путешествие. Приходилось таиться, поскольку принципы гуманности, декларируемые нашей лицемерной медициной, не позволяли в открытую оказывать подобную помощь старикам.
Буду честным, первое время я чувствовал себя несколько неуверенно, испытывая, нет, не угрызения совести, а некоторую неловкость. В какой-то момент я даже усомнился, вправе ли возлагать на себя миссию Творца. Но затем пришло Озарение. Я делаю архиважное дело – помогаю государству избавиться от балласта. У Правительства слишком много забот о создании достойной жизни трудоспособному населению, чтобы распыляться еще и на стариков. Я почувствовал себя Штирлицем, Рихардом Зорге в стане неприятеля. Я стал Чистильщиком.
Не всегда приходилось прибегать к медицинскому пособию. Жила в моем подъезде на восьмом этаже одинокая старушка. Сухонькая и сгорбленная. Голова вся белая, как лицо ангела. Ни единого темного волоса. Всю жизнь проработала на заводе техничкой, вымыла себе половой тряпкой у государства однокомнатную квартиру и пенсию такую, что вечерами, когда никто не видел, рылась в мусорных баках, остатки пищи несъеденной выискивала. Однако улыбчива была и приветлива. Мы с ней при встрече всегда раскланивались, а то и беседовали. Сгубило старушку любопытство. В тот день в подъезде лифт чинили, а она возьми, да и выйди по какой-то нужде. С восьмого этажа старыми ногами несподручно перебирать по ступенькам. Вот и сунулась она посмотреть в распахнутые двери лифтовой шахты. Кабина в подвал оказалась спущена. А тут на ее счастье я мимо проходил. Помог бабульке шагнуть. Легкая она оказалась, как перышко. И так мне радостно на душе было наблюдать, как она, подобно Икару, планирует вниз. Доброе дело сделал.
И при этом, помогал старикам, не имея никакой корысти. На чистом энтузиазме помогал избавиться от груза прожитых лет. Ни жилплощадь мне их не нужна была, ни жалкие гробовые. Только из любви к ним и родному государству.
Супруга моя понять этого никак не хотела. Часто споры у нас возникали по поводу моего подвижничества. Все оттого, что душа у нее была скукоженная. И ум глупый, недалекий. Я уж пожалел не раз, что открылся ей. А когда она собралась идти к следователю, пришлось помочь и ей встать на тропу моих пациентов.
Последние годы живу один. Так оно спокойнее. Вышел на пенсию, но продолжал работать. А как исполнилось мне 76, вызвал главный врач и говорит, что пора бы мне и отдохнуть, молодежи дорогу дать. Почти год уже не у дел. На воспоминания потянуло.
Все бы ничего, да прихворал малость. Пришлось вызвать врача на дом. Пришла участковая. Молоденькая, улыбка добрая, а глаза холодные, расчетливые. Выписала рецепт. Лекарства мне не знакомые, новые, но нюхом старого врача чую – с дозой что-то не то. А жить хочется.
Боже, как же ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ!
*** фото из интернета, к воспоминаниям отношения не имеет