Рациональность и вера

Григорий Хубулава
Вера связана в человеческом сознании с рациональной необходимостью поиска смысла существования. Вера как явление, может пониматься как часть присущей человеку рациональности. Религиозный опыт – явление сугубо индивидуальное, интимное. 
Рациональность верующего заключается в придании реальности трансцендентных свойств, и актуализации в них своего бытия. Объединяет понятие Истины в различных религиозных учениях только два аспекта: её трансцендентная, рационально непознаваемая природа, и что не менее важно, характер Истины как Абсолютного бытия, достигаемого только усилием веры. Преодоление кризиса в отношениях между рациональностью и верой может быть достигнуто в суждениях, объединяющих теистические идеи и научный опыт.
Ключевые слова: Религиозный опыт, рациональность, вера, истина, трансцендентное, смысл.
Faith is related to the human consciousness with the rational need to find the meaning of existence. Faith as a phenomenon can be understood as an inherent part of human rationality.
Religious experience – is a phenomenon strictly personal, intimate.
The rationality of the believer is to give reality transcendental properties, and update them of his being. There are only two aspects witch combines the concept of truth in the various religious doctrines: its transcendent, rationally unknowable nature, and no less importantly, the nature of truth as an absolute being, which is achieved only by an effort of faith. The overcoming of the crisis in the relations between rationality and faith can be achieved in the judgments that integrate theistic ideas and scientific experience.
Keywords: Religious experience, rationality, faith, truth, transcendence, meaning.



Человек как рационально мыслящее существо, сознающее своё бытие, нуждается в его актуализации, проще говоря, он требует от своего существования некоего актуального смысла. Ещё Рене Декарт в «Рассуждении о методе» утверждает: «Один из общих признаков рационального мышления – осознание себя как живого существа и непреходящая потребность в подтверждении неслучайности нашей жизни. Собака, мирно грызущая кость ни мало не заботится об осмыслении своего бытования. Она утоляет голод. Человек же нуждается в подтверждении достоверности своих представлений, мыслей и малого опыта»[ -128]. Блез Паскаль, сравнивший человека с мыслящим тростником, испытывающим ужас перед хаосом мира (возможностью бури), выразил, по сути, ту же мысль[ -322].
Основная суть конфликта между рациональностью и верой состоит, пожалуй, в том, что понятию веры традиционно приписываются признаки иррационального. Рациональному мышлению при этом приписываются критерии опытности, проверяемости и повторяемости, связанных с ним фактов и явлений.
Между тем именно вера связана в человеческом сознании с рациональной необходимостью поиска смысла существования. Вера, как явление, может пониматься как часть присущей человеку рациональности, причем, рациональности, весьма специфической.
Следует заметить, что часто в области знания и явлений, приписываемых ratio, возникает великое множество понятий и терминов изначально не вписывающихся в концепцию рационального. Можно говорить и о математических и физических абстракциях (геометрическая фигура, точка, твёрдое тело) и традиционных явлениях, суть которых ещё не прояснена (электрический заряд, природа мельчайших частиц).
В том, что вера понимается как явление исключительно иррациональное, не в последнюю очередь повинны афоризмы вроде «верую, ибо абсурдно».  Вероятнее всего, данное высказывание не принадлежит Тертуллиану (Quintus Septimius Florens Tertullianus) и, как и многие апокрифические тексты и фразы не имеет конкретного автора[ ].
Вера даёт своему приверженцу, то, чего ищет каждый человек: наполнение сиюминутного актуального бытия вечным трансцендентным смыслом. Она отвечает необходимости отыскать причину и основание своего существования, вне зависимости от догматов и конфессий. Хотя бы поэтому, вера может быть признана частично рациональной.
Человеку свойственно наполнять смыслом практически всё, что его окружает: предметы, символы, собственные и чужие действия. Так сервиз, доставшийся по наследству, может быть рационален как набор предметов, необходимых для чаепития. Однако, для кого-то сервиз – часть истории семьи в нескольких поколениях, часть мира, к которому принадлежит он сам. Для аборигена, выросшего в амазонском лесу, «Даная» Рембрандта – просто непонятный предмет, бесценный при этом в глазах европейца. Для Лаосца – плита омовения в Храме Гроба Господня – Камень. Эта плита – святыня христиан, воспринимаемая вне придаваемого ей трансцендентного смысла, формально и рационально и является «обыкновенным камнем». Так для атеиста, крестное знамение – кичливый жест. Такому человеку непонятен христианин, целующий распятие в той же степени, в какой «Даная» не понятна аборигену.
Итак, наполнение особым смыслом и значением символов и предметов создает такие понятия как искусство и обряд (символические действия). Наполнение особым  смыслом действия или бездействия – исповедание веры (вращение молитвенного барабана буддистами, пятничная молитва у мусульман, шаббат у иудеев, литургия у христиан). Этот опыт, как и всякий религиозный опыт, неизбежно личностный и субъективный, но значит ли это что этот опыт всегда и неизбежно иррационален?
О субъективности, присущей всякому религиозному опыту, свидетельствовал в начале ХХ века Иван Ильин: «…каждый из нас призван творить культуру своего религиозного опыта и прежде всего - осознать, что этот опыт есть человеческий, субъективный и личный. При этом его не следует представлять себе ни как чисто-познавательное, исследовательское «испытание», ни как ряд произвольно-обдуманных «экспериментов». В нем могут участвовать все человеческие силы и способности; он не однообразен у людей, напротив - разнообразен и многообразен, и не только у отдельных людей, но и в различных религиях и в пределах каждой из них - у каждого отдельного человека. Люди восходят к Богу различными путями, и Бог открывает Себя каждому человеку иначе. Каждый воспринимает Бога так, как это ему дается и удается, в пределах своей субъективной и личной человечности. С этим необходимо примириться и считаться, как с аксиомой религиозной жизни. Этот опыт есть создание и результат всей той сложной и тонкой организации, которую надо обозначить как «мое самобытное духовное существо.       Религиозность слагается у каждого человека по-своему, - в особом сплетении и сотрудничестве чувства, воображения, мысли, воли, чувственных ощущений, и, может быть, смирения и гордости, благодарности и черствости, радости и горя, страха и предчувствия и т.д. История личной религиозности начинается у каждого из нас с раннего детства и имеет на протяжении жизни свое особое строение и свой уровень»[ -68-79].
Однако, не смотря на субъективность опыта духовного и религиозного, этот опыт не может и не должен строиться на отрицании рационального: «религиозный человек не может мириться с тем, что он верит во что-то, отвергаемое его разумом; или с тем, что разум его утверждает нечто такое, против чего восстает его вера. Если он примирится с этим, тогда он будет слабо веровать и робко мыслить; вера его будет под цензурой законно восстающего разума, а разум его будет под анафемой законно отвергающей его веры; сам же он будет вековечным изменником и предателем: то изменником своей веры, то предателем своего разума. И потому он будет - то осуждать себя за свою веру, то подавлять в себе свои разумные воззрения. Он не будет доверять ни своему разуму, ни своей вере; и кончит тем, что не будет доверять самому себе и потеряет к себе уважение…
То, чего надо добиваться, есть не просто «примирение» веры и разума или синтез их учений, а тождество веры и разума. Вера должна стать разумной верой, а разум должен стать верующим разумом»[ -80-81].
 Религиозный опыт – явление сугубо индивидуальное, интимное. Так любые две скрещенные линии могут явиться для христианина орудием спасения, но только если он верит в это и этого хочет, то есть рационально осознанно наделяет эти две линии сакральным смыслом.
Предмет, символ, действие, явление обладают субъективным смыслом. Смыслом, которым мы сами их наделяем. В акте веры смыслом все окружающее наделяют догматика, традиция, интерпретация догм (канонов), воля верующего.
Рациональность верующего заключается в предании реальности («того,-что-существует») трансцендентных свойств, и актуализации в них своего бытия.  Трансцендентная реальность имманентна вере и определяется степенью этой веры.
Отсюда вытекает весьма существенное различие в определении истины в религиозных и рационалистических концепциях. С рационалистической точки зрения истинно, то, что соответствует  некоторому критерию непротиворечивости и проверяемости: теоретической, эмпирической. То есть истинно в конечном итоге теория, соответствующая практике.
Истина в вопросе веры определяется в значении более абстрактном (по сравнению с рационалистическим определением), но не менее рациональном в конечном итоге. Истина, имеющая в русском языке корень «есть»[ ] («Истина» - «Есть она»), определяется в сознании верующего вроде бы просто: Истина – то, что Есть – Сущее – то есть Бог.  Но при этом в индуизме и буддизме Истина определяется как спасительное знание, в иудаизме и исламе как верность Традиции (Торе, Корану) и только в сознании Христианина истина персонифицирована во Христе, сказавшем о себе: «Я есть путь, истина и жизнь» (Ин.14:6)». Более того, персонифицированная Истина-Христос как соприродна человеку (Христос – Истинный Человек), так и Трансцендентна ему (Христос – Предвечный Истинный Бог).
Все возможные догматические различия свидетельствуют при этом вовсе не о том, что приверженцы разных религиозных традиций «верят в разные истины» или поклоняются разным Богам. Это говорит всего лишь о различиях между «религиозным актом» и «религиозным содержанием»: «Религиозный акт выражает то, как человек верует: сознательно и бессознательно, цельно или нецельно, глубоко или мелко, искренно или лицемерно, добротой или злобой, любовью или страхом, пассивно или активно, силой своей души или ее слабостью, случайно, повторно или длительно; - и какими именно душевными способностями - функциями. А религиозное содержание есть то, во что человек верует и что он исповедует, как подлинное религиозное обстояние (как сущую истину, как истину-«естину»)»[ -108].
Объединяет понятие Истины в различных религиозных учениях только два аспекта: её трансцендентная, рационально непознаваемая природа, и что не менее важно, характер Истины как Абсолютного бытия, достигаемого только усилием веры. Служить истине для верующего любой конфессии означает по сути одно: подтверждать собственную веру своей жизнью, а жизнь подчинять вере. Точно так же, в конечном итоге, поступает и ученый-рационалист, подчиняющий истинность своей гипотезы («веры») некому эмпирическому, опытному результату («жизни»).    
Не чем иным как верой, можно объяснить идею «долга», понуждающего нас поступать в каждом случае так, как будто наши поступки продиктованы общепринятой и общезначимой нравственной нормой. Эта рационалистическая максима названа ее автором Имманнуилом Кантом «категорическим нравственным императивом».  И долг, и императив, в свою очередь, - не более чем простая рационалистическая интерпретация древней религиозно-этической максимы: всегда поступай с ближними так, как желаешь, чтобы  они поступали с тобою. «Категорический императив» можно было бы назвать символом веры атеиста Канта, ведь «Звездное небо надо мной» и «моральный закон во мне» находят точку пересечения именно в человеке.
  Интересно, что первым поводом для суждений о возможности синтеза религиозного и научного опыта, высказанных ученным-генетиком и верующим христианином Фрэнсисом Коллинзом [ ] тоже стал «единый нравственный закон»: «Насколько я могу судить, Нравственный закон действует только у людей. Хотя у других видов попадаются проблески нравственного сознания, они не имеют широкого распространения, и во многих случаях поведение животных резко противоречит нашим понятиям о добре. Ученые обычно включают умение различать добро и зло в перечень отличительных признаков Homo sapiens, наряду с такими особенностями, как членораздельная речь, осознание себя и наличие представления о будущем.
Если отправиться в библиотеку и провести несколько дней за чтением "Энциклопедия религии и этики", вскоре станет очевидным величайшее единодушие людей в практических вопросах. Вавилонские гимны и законы Ману, египетская Книга мертвых и "Беседы и суждения" Конфуция, стоики и платоники, мифы аборигенов Австралии и Америки с одинаковой торжественной монотонностью осуждают угнетение, убийство, предательство, обман, одинаково предписывают помогать старикам и детям, немощным и слабым, творить милостыню, блюсти беспристрастие и честность»[ -13].
Трудно оспорить и утверждение ученного о том, что «милосердие, или бескорыстный альтруизм – главная трудность для эволюционистов. Данный тип поведения абсолютно не укладывается в их упрощенную аргументацию, так как его нельзя объяснить стремлением эгоистичных генов индивида к самосохранению. Совсем наоборот: альтруизм может повлечь страдания, увечья, даже смерть, и нет никаких признаков того, что он чем-то выгоден. И все-таки если внимательно исследовать этот внутренний голос, который мы иногда называем совестью, то становится ясно, что стремление следовать ему присутствует во всех нас, хотя мы часто противимся таким порывам»[ -14].
Однако значит ли это, что религиозное мировоззрение противоречит развитым научным гипотезам? С точки зрения Коллинза научное (чисто рационалистическое) и религиозное мировоззрение дополняют, объясняют и комментируют друг друга. Так, с точки зрения ученного теория «большого взрыва» ни мало ни противоречит идее о сотворении мира Богом «из ничего», ещё более весомым аргументом в пользу Божественного замысла является и «Антропный принцип», положенный в основу законов Вселенной.
Вкратце, основную идею доктора Коллинза, которой он сам дал название теистический эволюционизм или Био-Логос можно было бы представить так:
1. Вселенная пришла в существование из ничего приблизительно 14 миллиардов лет назад.
2. Несмотря на абсолютную невероятность, свойства вселенной таковы, что в высшей степени пригодны для жизни.
3. Хотя точный механизм возникновения жизни на земле остается неизвестным, как только жизнь возникла, процесс эволюции и естественного отбора определял развитие биологического разнообразия и сложности на протяжение длительного периода времени.
4. Для течения эволюции не требовалось специального сверхъестественного вмешательства.
5. Люди являются частью этого процесса, имея общего с высшими приматами предка.
6. Но люди также являются уникальными в том, что они бросают вызов эволюционному объяснению наличием в них духовной природы. Это включает существование морального закона (знания правильного и ложного) и поиск Бога, что характерно для всех культур человека на протяжении истории.
Будучи, одним из крупнейших специалистов в сфере изучения ДНК, ученный рассматривает результаты расшифровки генома человека, как доказательство происхождения всего живого на земле от «Общего предка». Тем самым доктор Коллинз объединяет и объясняет эволюционную (рационалистическую) и креационистскую (теологическую) теории: «Я теистический эволюционист. Я принимаю взгляд, что Бог, по Своей мудрости, использовал эволюцию как Свою творческую схему. Я не вижу, почему это должно быть плохой идеей. Это  удивительный творческий акт. ДНК является соединением.  Она является наследственным материалом всего живого. Она является планом, если хотите, огромного числа свойств человека, но план - это еще не вещь. План - это вид наброска. В качестве примера попробуем сравнить геномы человека и мыши – оба они исследованы с высокой степенью достоверности и имеют приблизительно одинаковый полный размер, а также весьма сходный состав генов, кодирующих белки. При рассмотрении деталей обнаруживаются и другие несомненные признаки того, что мы (как и все живые существа на планете) произошли от общего предка. Например, в хромосомах человека и мыши есть довольно длинные фрагменты ДНК с одинаковым порядком расположения генов. Так, если в геноме человека следуют друг за другом гены А, В и С, то с большой вероятностью их аналоги в геноме мыши идут в том же порядке, хотя промежутки между ними могут несколько отличаться.   Для меня, как человека веры, этот момент открытия имеет дополнительное измерение. Оценивая нечто, признавая нечто, познавая нечто, что до сих пор не было известно людям, но только Богу. И существует внутренняя элегантность в природе биологии, в частности, когда приходишь к информации, содержащейся в ДНК, что довольно трепетно. И так, возможно, эти моменты открытия также становятся моментами прославления, моментами понимания, невероятной сложности и красоты биологии, мира, жизни. И, следовательно, понимания Бога как Творца»[ -105-107].
Возможно подход, предложенный доктором Коллинзом, является одним из способов преодоления конфликта между верой и разумом.
 Забывая, что с самого начала Бог действует посредством кенозиса, приспосабливаясь к слабым возможностям творения, которое он любит, некоторые богословы к сожалению полагают, что перспектива длительной истории мира как и многие другие научные факты умаляют «возможность Бога», в то время как короткая история, и отрицание научно доказанных рационалистических гипотез, будто бы  напротив, свидетельствует о Божественном величии. Ошибаясь в этом предубеждении, они тратят время и энергию, пытаясь отвергнуть науку и относясь к ней с полным неуважением.
В противоположном лагере, действует нигилистическая и атеистическая идеология. Ее целью было предложить исключительно натуралистическое и материалистическое объяснение реальности. В этом подходе всякое вмешательство Божественной причины в развитие нашего вида совершенно отрицается, и, как следствие, отрицается всякая возможность богословской и телеологической интерпретации реальности. Сторонники «чистого рационалистического материализма» предпочитают те интерпретации, которые избегают упоминания каких-либо культурных факторов (которые всегда усложняют вещи, поднимая моральные и аксиологические вопросы) и дают предпочтение биохимическим объяснениям («химия, чистая химия») эволюции. Креационизм при этом представляет все как дело рук Божиих; он пересматривает факты (представленные современной наукой) и не способен по достоинству оценить природу движения с подлинно богословской точки зрения, как будто это движение было чуждым Богу.
Эволюционистский натурализм отказывается видеть какое-либо Божественное присутствие во вселенной, выводя ее структуры из иррациональных причин, т.е. естественного чуда случая и имманентной автономной причинности. Также как креационизм дискредитирует Библию, атеистический эволюционизм дискредитирует научный факт эволюции, посредством невежественного отказа от возможности какого-либо диалога с богословской интерпретацией этого факта. Все это приводит к выводу, что богословие не имеет серьезных причин (или аргументов) отвергать научное описание истории нашего вида, поскольку это описание остается открытым для интерпретации. И наоборот, наука не имеет причин придерживаться упрощенной позиции атеистической идеологии без объективной причины. Таким образом, только диалог между рациональностью и верой, основанный на их взаимном уважении  друг к другу может служить основанием мирному и продуктивному союзу религии и науки как двух основных источниках знания о бытии.


  Декарт Рене. Сочинения. Спб., 2006., 656 С. стр. 128
  См. Паскаль Блез. Мысли М., 2003., 332 С.
  Знаменитая максима  Credo quia absurdum est («верую, ибо абсурдно») не принадлежит учению церкви. Она  является вольным изложением фрагмента сочинения Тертуллиана  «О плоти Христа» (лат. De Carne Christi). В полемике с гностиком Маркионом Тертуллиан пишет: «Et mortuus est dei filius: prorsus credibile est, quia ineptum est. Et sepultus resurrexit: certum est, quia impossibile». («И Сын Божий умер: это бесспорно, ибо нелепо. И, погребённый, воскрес: это несомненно, ибо невозможно») (De Carne Christi, 5.4).
  Ильин И.А. Аксиомы религиозного опыта: М., 1993. - С. 68-79
  Там же. С. 80-81

  Павел Флоренский предполагает в латинском «veritas» этимологию «veris et vitae» - «Весна и Живое» - начало Живого, Сущего. А русское «Истина» сопоставляет по этимологии с польским и украинским  «Istota»(«Iстота») - «существо», «Сущее». (см. Флоренский Павел. «Столп и утверждение Истины» т.1 М. 1990). 

  Ильин И.А. Аксиомы религиозного опыта: М., 1993. - С. 108
  Френсис Селлерс Коллинз (Collins Francis S.) – американский физик, микробиолог,  врач-генетик, руководитель проекта генома человека (HGP), известен своими важными открытиями в области генетических болезней.  С 1993 г. директор Национального Центра исследования генома человека. Руководитель исследований и автор множества статей, посвященных главному достижению: «расшифровке» генома человека.
   Коллинз Ф. Доказательство Бога. Аргументы ученого. М., 2009. – С. 13

    Там же. С. 14
   Там же. С. 105-107