Много времени прошло с тех пор, когда все это случилось, много воды перенесла в себе река Хуанхэ, много лун сменилось и императоров. Тогда мир еще не знал, что такое электричество, радио, телефон, тогда новости передавались из уст в уста, а все, что происходило, в большинстве случаев, причисляли к сказаниям и мифам.
Недалеко от селения Сяохэ, что в нынешнем округе Гуйян, провинции Гуйчжоу, жил крестьянин Цзы , ничем неприметный маленький человек. Семьи у него не было. Его жена давно умерла от лихорадки, а детей судьба не дала, так он и остался вдовцом, не предавая памяти покойницы.
Большую часть времени Цзы проводил в поле, возделывая рисовые посевы. В хороший год он собирал почти дань со своего небольшого участка. В другое время, когда его не держало хозяйство, он расписывал веера и зонтики для продажи на городской площади.
В один из таких дней Цзы стоял около своего прилавка, зазывая покупателей, но его взгляд привлек один человек, так, что крестьянин даже забыл, зачем он тут.
Со стороны городской стены, где заканчивается базар, и начинаются жилые кварталы, появился карлик с огромным горбом. Он с трудом передвигался, то и дело цепляясь за кромку подола своего длинного черного платья, расшитого золотыми драконами. Но и так было заметно, что он никуда, особо, не торопится. В руках горбуна мелькал маленький белый мешок с толстой деревянной ручкой, зауженной на конце.
На центральной торговой площади, где обычный люд собирался поглазеть на очередное театральное действо, маленький человечек остановился, огляделся вокруг, словно, опасаясь, что за ним кто-то наблюдает. По близости не оказалось ни императорской стражи, ни тайных соглядатаев, что придало горбуну больше уверенности, и он довольно зафырчал в свою седую жиденькую бородку. В долю секунды выражение его лица изменилось, испуг от толпы, страх преследования – исчезли, на их месте появилась надменность и высокомерие, а губы искривились в злой ухмылке. Он резко развернулся, лицом к той дороге откуда пришел и громким, казалось бы, не характерным карлику, голосом, произнес:
- Достопочтенная публика! Достопочтенные горожане! Сейчас вашему вниманию будет представлено маленькое театрализованное представление. Я не ищу наживы и заработка ни здесь, в вашем городе, ни в других местах, но каждая оставленная вами монета будет действительным признанием мастерства.
Любопытствующие постепенно стали сходиться к месту, где вещал актер. В толпе то тут, то там проносился ропот и крики к страже. Но эти возгласы тонули в шуме площади.
Вдруг, словно по мановению волшебной палочки, его мешок превратился в веер, где, вместо пластинок или разукрашенной рисовой бумаги, были маски, каждая из которых ни на йоту не походила на предыдущую. Было ли так на самом деле или же так казалось публике – трудно сказать, но горбун, прикладывая к своему морщинистому лицу то одну, то другую маску, становился приветливой японской гейшей в шелковом кимоно, украшенном нежно-лиловыми лотосами, мальчиком-служкой, готовым в любую секунду прийти на помощь господину, толстым скаредным мандарином или сборщиком податей. Народ, как зачарованный, наблюдал за сим священнодействием. Ведь менялись не только маски, но и платья, походка и даже рост. Монеты градом зазвенели о помост.
- Спасибо вам, о, достопочтенная публика, - с поклоном произнес актер, - спасибо за признание. Мне не нужны эти деньги. Я возьму из них только четыре юаня для дальнейшего своего путешествия. Остальное же пусть заберут те, кто действительно нуждается в них. Спасибо, достопочтенные! – Произнес человечек, еще раз поклонившись. На площади опять стоял карлик с большим горбом и белым мешком с деревянной ручкой чуть зауженной на конце.
Увидев, что карлик собрался уходить, Цзы выбежал из-за прилавка с решением, во что бы то ни стало, догнать лицедея. Но как быстро, ни бежал крестьянин, он всегда оказывался в десяти-пятнадцати шагах позади. Цзы прибавил шагу и лицом к лицу столкнулся со стоящим напротив него горбуном.
- Мой дорогой друг, - тихим низким голосом произнес он, - для того, что бы поговорить со мной не стоило так утруждать себя. Я как раз шел к вашему дому. Ведь не мог я не поздороваться со своим другом, мастером, подарившим мне возможность отчасти открыть свои таланты.
Цзы осмотрелся вокруг себя, не в силах произнести ни слова. Они стояли около порога его дома, вдали от базарной площади.
- Я буду признателен, мой дорогой друг, - продолжал он, - если вы меня впустите в дом и угостите чаем с рисовыми лепешками.
- Да-да, конечно. Проходите, - пригласил его Цзы, словно очнувшись и поняв, что поступает не так, как принято хорошему хозяину.
Расположившись около стола на циновках за чашечками чая и сяке, крестьянин начал разговор:
- Я очень рад, мой дорогой, что увидел вас.
- Друг мой, мы бы с вами в любом случае встретились. Может быть не в этом месте и не в это время, но встретились.
Цзы был немного удивлен, но не заострил на высказывании старца внимания. Любопытство побудило его к другим расспросам:
- Скажите мне, мой дорогой друг, как вам удалось за столь короткий срок, пока мы с вами не виделись достичь таких высот мастерства? Как вам удается изображать таких абсолютно разных людей, такие абсолютно разные характеры? Неужели мои маски так на вас повлияли? Или же вы познали другие, более глубокие тайны в искусстве лицедейства? Поведайте мне, если это, конечно, не является секретом. Я нисколь не обижусь за ваш отказ.
- О, нет, это не тайна и не секрет. Я только боюсь за ваше зря потраченное время в прослушивании моей долгой истории.
- Мой друг, не беспокойтесь об этом. Какой может быть вопрос о времени, когда общество, в котором ты находишься, приносит не только удовольствие, но и новые знания.
- Что ж, раз вы меня так упрашиваете, то я готов поделиться с вами своими находками. Но, прошу, мой дорогой, все что вы услышите, не принимайте близко к сердцу. Отнеситесь ко всему этому с долей иронии. И, ни в коем случае, прошу вас, ни в коем случае, не обижайтесь.
- О, нет-нет! – Закачал головой Цзы, - как такое может быть?!
- Может, друг мой, может… Тогда я начну…
Горбун поудобнее расположился на циновке и закурил трубку с длинным изогнутым мундштуком.
- У каждого человека в этой жизни есть точно такой же веер масок. Его, конечно, нельзя потрогать – он неосязаем, он не будет пахнуть красками и деревом – он необоняем. Но этот веер существует. И набор разных личин у каждого разный. Что это за маски, спросите вы меня. Я не знаю. Их нельзя просто описать или назвать одним словом, сказав, что это просто характер человека в тот или иной момент. Это будет неправильно. Скорее всего, маска – это способ скрыть, то, что ты представляешь из себя на самом деле, хотя это тоже не совсем верно. Лучше всего это можно понять на примерах из жизни.
Возьмем, вашего соседа – торговца. На базаре у него большая лавка со всяческими мелочами. Когда вы заходите к нему, он раскрывает свой веер и выбирает маску добропорядочного соседа, готового поддержать вас во всем, если это не касается денег. Но вот в лавку зашел богатый господин, и маска моментально изменилась, его лицо уже слащаво-приторное, но не без доли страха. Ведь любой власть имущий порождает в других это чувство. Или у лавки сел попрошайка, что мы видим – злобу, негодование, брезгливость, жадность. Но день закончился, и теперь он любящий муж и отец своих детей.
- Да, но, друг мой, торговец Годжу – это злобный, жадный и подлый старикашка. Об этом знает вся округа. Другие же люди не такие, как он.
- Я был уверен, что одного примера окажется мало. Тогда посмотрим на Линг-Линг , пряху.
- О, она милая, добрая, отзывчивая девушка.
- Но так ли это на самом деле?! Когда на праздниках она танцует на площади, она улыбается всем, но что там под этой маской радости и счастья? Там ненависть, желание мстить, там злоба на мужчину, который бросил ее с маленьким сыном. А вот за работой она носит маску трудолюбия и ответственности.
Друг мой, я знаю, вы будете оспаривать мои доводы, но не торопитесь, не делайте этот поспешный шаг, не все так плохо, как, возможно, вам показалось. Дитя, появившееся на свет, чистый, не испорченный лист бумаги. Ребенок – искренен, непорочен, его лицо – отражает все - любовь, разочарование, боль. Порой маски пропадают с лиц и взрослых людей, при том, сами по себе. Но это делает только настоящее чувство. Страх. Горе. Всепоглощающая любовь. Даже, если в пример взять вас…
- Меня? – Крестьянин был ошарашен.
- Да, ВАС! Вы помните, мой друг, как мы с вами встретились?
Конечно, он все помнил.
Цзы сидел на побережье. Здесь было прохладно и спокойно. Рядом шуршал камыш, доносился легкий запах диких ирисов и плеск воды о песок. Он еле-еле мог сдержать свое отчаяние, буквально утром у него скончалась его Аи , любимая. Она долго была в беспамятстве, лихорадка поглотила ее существо целиком. Тело и разум были под властью болезни. Долго. Сегодня ее мучения закончились. Душа покинула бренное вместилище.
Вдруг в кустах, позади мужчины, послышался шум, треск веток, и в просвете между стволами показался старец. Кряхтя и отряхиваясь, странник подошел к Цзы:
- Доброго дня, достопочтеннейший, - произнес он, обирая со своего платья щепу и листья. – Не подскажете ли вы мне, как добраться до ближайшего поселения? Я заплутал и счастлив видеть хотя бы одну живую душу.
Цзы с опаской посмотрел на нежданного собеседника, прервавшего мучительные мысли и печальные воспоминания крестьянина. Но его лицо выражало какую-то безмерную доброту и понимание, что обезоруживало.
- Я помогу вам, напою вас чаем и провожу до дороги к городу. – Он нехотя встал с песка.
- Вас что-то тревожит? – Поинтересовался старец.
- Нет, вам показалось… Хотя, да… Сегодня у меня умерла жена…
Рассвет подернул все мягко-розовым. Чувствовалась сырость и терпкость раннего утра. Крестьянин молчал, он все понял.
Старик Юнгзи взял свой мешок и вышел из хижины.