Зойка

    
  - Надоело! Надоело! –  Зойка  не могла чётко сформулировать, что надоело, но  повторяла, как будто специально распаляла себя. Мама  с тревогой наблюдала, стоя в дверях комнаты, а дочь изображала ужасную обиду, хотя в глубине души понимала, что  обижаться не на что.

     Раздражение нескольких  дней,  как только поняла, что институтская стипендия  закончилась, завтра  день рождения  Максима, а  денег на подарок у матери не допросишься – вылилось.  И вот что из этого получилось!
    
Зойке хотелось модельные на тоненькой  подошве сапоги. Именно такие  она видела у  Дианы, известной модницы, с параллельного потока. Мама же  была за  сапоги  с подошвой, более подходящей для их слякотных  зим. Хорошо бы купить обе пары, но денег было в обрез, и они дискутировали до изнеможения, доказывая друг другу: мама --  практичность, а  дочка  – внешний вид. Победила дочь и теперь, когда  едва выпавший снег в очередной раз растаял и  этим добавил  беспокойства  маме, приходилось выслушивать:

    -  Зайка, ну что ж ты сапоги на сушку не ставишь? Ведь мокрые! Как ты пойдешь?!
И пошло, поехало.
    - Что ты контролируешь! Я взрослый человек и сама знаю! Не надо мне указывать! - кричала дочка.
    - Взрослая!? Так будь взрослой  во всём. Следи за вещами! Ноги должны сухими быть.  В комнате уберись, если уж не основательно, то хотя бы пыль вытри и пол подмети, а не сиди целыми днями за компьютером! Вредно,  - старалась  не нервничать Нина.  Нельзя сказать, что она говорила это часто, но в этот раз оказалось  последней каплей для дочки.
 
- Надоело! Одно и то же! Каждую копейку выпрашиваю! Раз не даешь, так не требуй от меня ничего! - выкрикивала, всхлипывая и вытирая слезы Зойка. Она хватала вещи и институтские тетради, толкала их в сумку, оглядываясь по сторонам - что бы еще запихнуть.
 
- Что я требую? Что? Сапоги сушить! Пыль вытереть!  Куда ты идешь? Кому ты нужна? Ведь у нас нет никого, ты да я. Нужно держаться друг за дружку, а ты вот как со мной, - старалась держаться Нина.  Можно еще было сказать и целиком справедливо, что не упросишь воды принести, когда бочка приезжает во двор,  сходить иной раз в магазин, хотя и эта просьба в крайнем случае, ведь продукты, принесенные  дочкой дороже и хуже, чем если бы покупала Нина, экономившая   каждую копейку. Она обойдет, посмотрит, выберет и дешевле, и лучше. Но в последнее время даже недалекий магазин был ей долгой дорогой. Износилось сердце, жить не дает. Не стала Нина это припоминать, видела -- очередной скандал в разгаре.

     Уже не раз Зойка грозилась уйти из дома, но обходилось. Побушевав, поплакав, они примирялись.  Иногда  же дискуссия заканчивалась   молчанием, игнором, как называла это состояние дочка. Она, молча уходила, молча приходила, иногда достаточно поздно, ничего не говоря – с кем, куда, насколько и Нина страдала, не зная где и с кем её девочка, и могла только уснуть, когда  девочка спала в соседней комнате.   Сейчас Нина ощутила обиду - «Да что ж  такое?! Она со мной,  как с врагом.  Совершенно не считается! Что ж особенного я говорю? Мне же ничего не надо!» – сердце сжалось, затрепетало, горло перехватило и чтобы не показать слез,  ушла к себе. Рвалась думами - «сколько можно уговаривать, она же шантажирует. Разве заслужила, ведь жила  ради неё, не позволила даже личной жизни – думала - ей хуже будет, и вот что получила. Не буду просить, не буду уговаривать, вымаливать внимания! Надоело!» - вздрогнула, услышав громкий стук двери – «Ушла!» И не было сил бежать, уговаривать.

Сидела,  застыв на стуле. «Что делать?!»  Понимала, отчего такое поведение.  Хотелось оправдаться.  «Неужели непоправимо?! Избаловала? Нет, кажется. Всё деньги проклятые! Всё из-за них. Были бы, и конфликтов  было бы меньше. Хочет – пожалуйста. О чём спорить? Раньше-то так и было, работала. Сейчас на одну пенсию не разгонишься, вот и приходится во всём урезать. А кругом подружки одеваются – загляденье, и ей хочется. Это понятно. Разговоры - не обращай внимания, вот выучишься, пойдешь работать, накупишь себе  или не обращай внимания – будь выше этого, это же всего лишь тряпка – не помогают». Понимала, что  давно важное упущено. Раньше надо было разговаривать, убеждать, вкладывать важность  не материального. «А кто в меня вкладывал? Кто со мной разговаривал? Точно так же была одна мать, которая работала в три смены на заводе и я была предоставлена сама себе. Но ведь понимала же, что если нет, то и взять негде. Не устраивала истерик!»- слезы опять защипали глаза.

Давно потемнело, но она не зажигала свет, всё также смотрела в одну точку. Казалось, что  дошла до  края и некуда идти, и не с кем идти, и незачем идти.

Ветер ударил Зойке в лицо. Ногам холодно. «Сушить надо, не забывать, права мать» - мелькнуло и пропало. «Так. Куда? Может вернуться?» – она остановилась, но раздражение гнало дальше. «Нет, пойду! Куда только? К Максиму? Неудобно. Как объяснишь, почему мать отпустила. Не пускала, не пускала, а теперь отпустила. К Алке? Ей объяснять надо, да и её мать меня  не жалует. Не того я поля ягода.  Пойду к Ритке, та хоть ничего спрашивать не будет», - достала мобильник  и вспомнила, что у подруги  нет телефона. Ей-то купили, когда в институт поступила. Мама, конечно, хотела подешевле, но тут уж Зойка ни в какую – только такой! В кредит взяли и по стоимости получился -  диван, что видели в мебельном. «Ритка еще смеялась – Ты, Зойка диван с собой носишь. Не тяжело?»

Рита уложила братьев  и вышла на кухню прибраться, когда послышался стук в дверь. «Не буду открывать. Небось, Верка  к матери прется». Стук становился  настойчивее.

- Ритка! Стучатся! Оглохла! -  крикнула мать. Рита захлопнула  дверь в комнату, с сердцем ответила: - Спи, уже!

«Вот зараза! Сейчас, выдам я этой Верке! Уже гоняла! Нет - всё равно прется!" – и решительно направилась к двери.

- Чего не открываешь?! – на пороге стояла Зойка, школьная  подружка.
- Зойка?! Ты чего?
- Ничего. У тебя переночую. Пустишь?
- Давай. Только у меня из жрачки ничего нет. На завтрак оставила малышне.
Они зашли на кухню, и пока Рита домывала посуду, Зойка сидела и тупо смотрела, как двигаются её руки.

- Чаю дать? – предложила Рита.
- А покрепче? Чё ты человеку чай предлагаешь? – в кухню ввалилась Риткина мама – распатланная, рыжеволосая женщина с черно-седыми отросшими  корнями волос.  Запахивая старенький, линялый халат, еле сходившийся на фигуре, она продолжала гостеприимно привечать Зойку, рассматривая дно, невесть откуда взявшейся бутылки:
- Доча, где? Здесь же было еще.

- Да не надо теть Кать.  Не буду я, - отпиралась Зойка.
- Да, иди уже спать, мам. Иди! Ко мне пришли, не к тебе. Иди!
- Я пойду, пойду, только сходи -  купи еще маленькую. Маленькую, и я сразу же спать. Доча! Пойди, купи, - привычно канючила Риткина мама.

- Мам! Иди! Иди! – тоже привычно выпроваживала дочка, почти выталкивая её  из кухни.- Ложись уже. Сколько можно! Не пойду я. Не на что покупать. Подумала бы о мальчишках! Не стыдно тебе! – в  голосе  Риты слышались слезы.

«Жалко Ритку. Ну и мать. Я вот учусь, а она …",-  запал  прошел, и  Зойке уже хотелось домой в свою уютную комнатку.  «Надела бы сейчас наушники и тихонько слушала  музыку или висела бы в «Контакте». Может пойти?» – раздумывала. "Ладно, завтра пойду".

Конечно, Зойка переживала.  Еще никогда не было, чтобы она не ночевала дома. И маму она любила. И все же, занятия в институте закончились, а она не спешила домой. Прекрасно понимала – каково сейчас маме, но желание отметить с Максимом  его день рождение пересилило.   И только в конце празднования заволновалась.

- Пойду!
- Подожди, - пытался удержать Максим. – Может, ко мне?
- Нет. Не надо провожать, - видя движение, уже изрядно выпившего Максима, непреклонно остановила его Зоя. - Сама добегу, недалеко здесь.

Окна не светились. Что такое?! Всегда, во сколько бы она ни возвращалась, мама её ждала. «Как классно, когда ждут. Мама! Мамочка моя! Ты самая лучшая!», - думала  Зойка, перепрыгивая через ступеньки. "Быстрее!" В темноте ключи никак не хотели находить замок. Неожиданно дверь открылась сама. Сердце заколотилось. Девочка постояла в темной прихожей, прислушиваясь.  Неприятно звучал еле слышный монотонный писк,  за окном шумела дорога. Она тихонько позвала:

- Мам? – и погромче – Мама! - Тишина в ответ  ужасно испугала. Сердце стучало в каждой клеточке тела. Заныло, затосковало внутри. Тихонько, на цыпочках пошла. Медленно подняла руку, включила свет. Мама полулежала, рука беспомощно свисала с дивана, на коленях  пикала телефонная трубка. Жаром опалило лицо, дыхание перехватило и  разорвало грудь, ноги подкосились. Упала на колени, поползла, уткнулась в мамину ладонь.