О высотобоязни
Гужевоев с детства боялся высоты. Когда его в детстве ставили на табуретку, чтоб он рассказал гостям стишок, Гужевоев начинал плакать, ругаться и бояться. Стишки получались жутенькие. Плакать и ругаться начинали гости. Тогда маленького Гужевоева клали в угол. И оттуда он успокаивал гостей какой нибудь пейзажной лирикой.
Да-а-а, вот уж, кто боялся высоты, так это Гужевоев! Страшно было даже привстать на цыпочки! Каково же ему было, бедняге, лезть по вантам - и не куда нибудь, а на грот-бом-брам-рей! А лезть было необходимо, ибо следовало обозреть морские окрестности. И он лез, боясь высоты и отчаянно стесняясь этого! Наконец, тюкнувшись макушкой о блок, Гужевоев дрожащею рукою вцепился в топенант и по очереди открыл глаза: ОЙ!!!
МОРЯ – НЕ БЫЛО! То, что ранее его не оказалось при взгляде с палубы, Гужевоева тоже удивило и испугало, но не сильно. Для того он и залез на самую верхотуру – чтоб испугаться как следует! Это был давний Гужевоевский кошмар – карапь не плыл по морям, но летел в поднебесье, только что не чирикая… Да, отнюдь не чирикая… Скорее ухая, вжихая и кукурекая . И ещё .. как бы это сказать… - приподтрямкивая… Всеми членами своего экипажа. А под килем парили орлы.
Надо было спускаться обратно. Но, если вдуматься – был ли смысл? И Гужевоев не спутился – он крепко зажмурился, прыгнул вверх и вбок и, обмирая от страха, полетел рядом с клотиком. Пахло облаками, бабочками и райскими кущами. Совсем рядом что-то звонко хихикало. Гужевоевской душе стало тесно в пятках – она поворочалась, поворчала, а потом плюнула и выползла обратно в организм – раньше надо было бояться, теперь–то уж что? И одушевлённый Гужевоев запел: «А-ай ке-эн фла-а-ай!!!» И орлы из-под киля шуганулись в разные стороны, как стайка мальков. И то, что хихикало рядом, пискнуло от удовльствия, и Гужевоев вдруг ощутил на носу чей-то быстрый поцелуй. Ух ты! Но пока он открывал глаза, автора поцелуя и след простыл – только шлейф из полупрозрачных смешинок таял в пронзительной синеве.