Потерянный Мир.
1.Неудобства.
Последняя улица проходила над крутым склоном. Алексей стоял на краю обрыва и созерцал городок, расположенный от него слева. В фиолетовых сумерках темнели горы, поросшие с севера буком и грабом; внизу, в долине, чернела речка, словно граница, которая отделяла горную страну от домов на холме,- мелкая речка, ручей, через который легко перемахнуть широким шагом. В сильные дожди, однако, она становится бурным потоком, может даже сбить с ног зазевавшегося путника; однажды, много лет назад, в ней утонул человек, девушка-туристка, о чём все вспоминают до сих пор с ужасом и благоговением. Такая судьба!
Но в эту пору, зимой, подмёрзшая по краям, речка мирно петляла между запорошенных снегом полянок, на которых летом пасся скот.
Алексей спустился с вершины мусорной кучи. Мусор приносят на край обрыва местные жители; свалки, словно глетчеры, неуклонно ползут вниз.
Так же неуклонно всё погружается во мрак. Городские власти отказались от уличного освещения – денег нету! Остались лишь три фонаря на перекрёстке у базара, да автоматически вспыхивают софиты у входов в кооперативные магазины, освещая рекламу « всего, что нужно для полного счастья». Водка, сигареты, пельмени, станки «жилетт»....
Зажигаются огоньки в окнах домов: мы здесь, эта планета обитаема! Одно и то же на протяжении сотен лет,- если бы как-нибудь вечером не засветились окна, всё было бы кончено.
Говорят, что при Юльке, тогда бывшей премьер-министром, электричество давали на пару часов, днём, когда все на работе, но вечером свет шёл от соединённых в батареи автомобильных аккумуляторов.
Набрать чистой воды на пути к дому. Один источник течёт у маленькой церкви,- колокол звонит одиноко по праздникам и воскресеньям; другой бьёт из толстой трубы в «татарстрое», новом районе, воздвигнутом вернувшимися из изгнания крымскими татарами. Дома здесь, невпример маленьким белёным хибаркам «славян», - двух или трёхэтажные, с гаражами, за высокими заборами. Строили эти имения всей семьёй, на пожертвования из Турции – большая политика! В конце концов, молодые покидали сей никчёмный городишко; старики коротали одиночество в родовых дворцах.
Табун стоит на водопое у церковного ключа; лошади тычутся мордами в спину, пока Алексей набирает воду в канистру. Погонщик, молодой татарин, оборванный и странный, всегда разговаривает на каком-то, только лошадям понятном, языке. Вот он вскочил верхом, прогнал свой табун водоворотом по церковной площади, загоняя его в нужное русло.
Ночью на дорогах городка беспечного путника подстерегает опасность:
крышки люков украдены, сданы « в металл», - в темноте легко угодить в яму, наполненную мусором и остатками коммуникаций. Получив множественные травмы, несчастный обречён, если не сможет на месте, прямо в люке, расплатиться с подоспевшими медиками за оказание « допомоги». Ну, хотя бы за бензин... Некоторые люки отмечены воткнутыми в них ветками, дабы, не дай бог, машина не угодила туда колесом! Алексей знал расположение всех этих ловушек наизусть - мог пройти через весь город и ночью, и с закрытыми глазами.
В городе много неудобств для жизни обывателя. Когда-то городок прозвали городом тысячи фонтанов, из-за количества источников; но потом, на окраине вырыли карьер для добычи стройматериала и вода начала уходить. Источники умирали один за другим, а карьер всё рыли...
С водой становилось каждый год всё хуже. Напор уже не «додавливал» до второго этажа многоквартирного дома, где находилась Лешина квартира. Приходилось носить воду вёдрами, наполнять бочку, которая стояла в ванной комнате. Сама ванная тоже служила водным хранилищем, - помыться можно только в те дни, когда вода в ней уже кончилась.
Два-три раза в неделю начиналась беготня по лестнице, вёдра таскал и стар и млад: с шутками-прибаутками, расплёскиванием, жалобами. Длилось это два часа – ровно столько времени давали воду.
Нередко, стирал и мылся Алексей в ручье бабы Зины. У воды, в нише под скалой, много лет назад жила баба Зина – местная достопримечательность, святая, алкоголичка, сборщица тары. Такая судьба, что ушла она от людей, стала отшельницей, Бахусовой жрицей. Здесь, в буковом лесу, ручей образует каменные ванны; страшно - заманчиво броситься в ледяную воду, зато потом приятно несколько часов ощущать бодрость и тепло, разливающееся по телу. Подругу свою, Таню, он тоже приучил к этой процедуре. Алексей нарисовал по памяти, как голая Танька, словно нимфа с картины Коро, плещется в чёрной воде, а кругом - облетевшие осенние деревья. До самой зимы купались, возвращаясь со сбора грибов, с охоты за какой-либо птицей или после бесцельного шатания по лесу.
Алексей купил за гроши квартиру в этом неудобном городке; жили- поживали себе спокойно, забытые богом и людьми. Им то что? Лишь бы не работать, как говорил друг, бизнесмен из соседнего посёлка на море. Рисовать, гулять в лесу; когда тепло, жить месяцами на горах, в бухтах: загорать, купаться, ловить рыбу и раковины; иногда почитывать интересные книги.
«На что вы живёте?»- спрашивали люди.
Жили на случайные, небольшие деньги. Иногда «зашибали» за пару месяцев в столице, иногда «по месту» подрабатывали: то кому-то по хозяйству помогут, то на берегу, в сезон, торгуют пивом, или бродят, на дудках- гармошках за гроши играют, вместе с такими же «раздолбаями».... в один ягодный год продавали кизил на трассе...
Пришлось, конечно, отказаться от ресторанов, казино, бутиков; однако купили себе старый мотоцикл «Урал» и пару велосипедов. Детей у них как-то не случилось, а что нужно, если живёшь себе в удовольствие?
Не считались с общественными заповедями, не исполняли родительских наказов, не ведали, что их ждёт впереди....
Жители городка «жалились», конечно, на неудобства бытоустройства, для порядка, в очереди за водой. Обращались с нареканиями к депутату - пожилой даме с больными ногами, которая страдала вместе с ними, вооружась вёдрами. Главное, телевизор работал, хотя половина передач шла на украинском, по указу нового «демократичного президента», одиноко шагающего на запад, в демократию. Привыкли, украинский не китайский! В магазинах было всё, но денег«на всё» не хватало; машины выезжали из гаражного кооператива (центр городской цивилизации, страна мужчин), катились по гололёду на «лысой» резине; дети спокойно играли на улице до темноты, молодёжь тусовалась по вечерам в клубе «Дизель», а люди средних лет пили и выясняли отношения по ночам; всё действовало: базар, ресторан, кафе, столовая, интернет клуб, дискотека. Говорили, что в городе много наркотиков, с этим злом, мол, не борются... было много котиков по дворам, но не бездомных собак - их подбирали на «закусь» местные алкоголики.
В маленьком отделении милиции, рядом с рынком, скучали три мента, три богатыря-славянина. На полочке в дежурке аккуратно разложены: три армейские каски, от руки раскрашенные камуфляжными пятнами, три дубинки, три бронежилета; три автомата надёжно заперты в сейф. Скучал у входа в «видделение» милицейский «бобик» с выкрашенными серебрянкой дисками; под его колёсами скопились кучки сора.
Лестница в парадной освещена 20-ти ватной лампочкой. «Крымэнэрго» воевало с этим освещением, но безуспешно. «Кто будет платить за свет в подъезде? Бесплатно сейчас...»- парировал электрик на жалобы бабушек, которые «всю жизнь отработали, а теперь должны жить во мраке». Но только он уходил, отец Васьки-дурачка открывал ножом щиток и «вешал сопли», ругая, на чём свет стоит новый демократический режим в стране.
Лёша отпер фанерную дверь. В прихожей у стены – велосипеды; обстановка кухни состоит из старого дивана и электроплитки, расположенной таким образом, что можно кипятить чай не вставая, одновременно читать и рисовать. На подоконнике, на расстоянии протянутой руки, громоздится посуда.
На маленькой кухне тепло в зимние морозы, там спит, бывало, проклиная продавленное ложе, заезжий гость. Часто им бывал Владислав - бродячий гитарист, бывший фермер, украинский патриот, безнадёжно влюблённый в девушку Наташу из соседнего села.
В главной комнате вещей тоже не много. В углу, у батареи, лежит ковёр со свёрнутым спальником, тумбочка с книгами, магнитофон, мольберт. Мольберт – изделие самого художника, он собран из обструганных ножом веток лесного ореха, скреплённых верёвочными скрутками.
Алексей развесил на лоджии простыни, приблизился к мольберту. Странная картина.... Изображение на белом фоне: глаз или разрезанное семя, многократно увеличенное, внутри него нарисованы на четырехугольники, неправильные окружности, спирали, полоски, треугольники; в них вписаны символы - кружки, перекрестия, галочки, карточные масти. Способ натяжения холста необычен: подрамник состоит из более или менее прямых веток орешника, укреплён косыми планками, а холст натянут с помощью суровой нити, словно шкура зверя на просушке.
Работ становилось всё больше. Они складывались на полу, в лоджии. Многие из них останутся здесь, а некоторые будут увезены в столицу, чтобы участвовать в ненужных выставках; считанные могут быть проданы, доставить средства к существованию в этом захолустье, где это существование зиждилось на сале, яйцах и молоке, которые дёшево продавали местные жители.
Собирали грибы до второго снега; охотились вместе с приятелем, прибрежным бизнесменом, на голубей. Заведут, бывало, Лёшин «Урал» - поедут в степь, на зернохранилище: голуби там жирные, как куры, вскормленные на зерне. У бизнесмена длинное воздушное ружьё с оптическим прицелом и глушителем, а Лёше он выдаёт короткое, с простым прицелом. Голуби часто не замечают в себе маленькой дырочки от пневматической пульки, продолжают летать, не знают, что уже убиты; умирают вдруг, когда пьют из лужи или, присев отдохнуть на крышу. Главное, чтобы не падали во внутренний двор хранилища - тогда нужно лезть через ограду за добычей.
Голуби очень вкусные, только ощипывать приходится на холоде у ручья.
Друг-бизнесмен предлагает «сидеть» у водопоя на кабана или косулю, но Алексею лень – лучше он будет рисовать. Он и Таня.
Что? Огни над ночной долиной; цветные окна рождественской церкви, - золотистый свет праздничных свечей в непроглядной тьме зимней ночи; луч мотоциклетной фары выхватил из мрака минарет у дороги. Ровные ряды сосновых насаждений; согнутые фигурки между стволами выкапывают рядовки из-под палых иголок.... Таня нарисовала только руки сборщиков пропитания... Обледенелые деревья. Ветки, словно в ледяных футлярах, искрятся на солнце; мальчик с санками и собака смотрят с горы на город внизу...
Лов молодой кефали с причала, в декабре; абстрактные картины: глаза, конструкции, птицы, фигуры...
Нет общего направления. Не решены главные проблемы: проснуться, очнуться, запустить механизм часов, которые стоят уже много лет, веков! Может быть, гирька на ходиках легковата, навесить ещё груз? Тогда маятник не остановится после первых колебаний, а замается, двинет застоявшиеся шестерни, поползут стрелки. Начнётся отсчёт событий: достижений и упущенных возможностей.
Как ответить на вопрос монаха: почему, мол, заповедей не выполняете?
«В Библии,- тычет пальцем схимник,- всё написано ясно и чётко».
Инструкции просты к исполнению!
«У тебя другое задание? Кто тебе сказал? Люди? Бог? А может боги? Тогда, предъяви документы, которые докажут...»
Бегай на до’бычу, приноси в клюве корм, оставь гордыню! Тогда, без зазрения совести, поставишь свечу перед образом; Он посмотрит на тебя из полумрака огромными глазами, молча одобрит.
Не нужны дешёвые благодеяния: подарки на день рождения чужим детям, прочие бескорыстия от избытка времени, отсутствия ответственности. Скаль клыки, бей лапой того, кто приближается к кормушке, предназначенной для своих,- ты о них сначала подумай! Даже кошка, даже сука рода собачьего, а тем паче человек, подобие Его! Глава, параграф, стих, строка.
«Нам нужны солдаты и рабочие»,- ноет президент.
« Солдатки, матери!»- вторит премьер.
« Вера умирает!» - заявляет священный сан.
« Через сто лет другие народы...» - заводят шарманку учённые.
2. «Косяк»
Берём старую доску от столешницы: сухую, легкую, трехчастную, из настоящего бука. Грунтуем её смесью мела с олифой. На ней маслом: сине-зелёный подводный мир.
Косяк. Маленькие рыбёшки - хамса, бешено извиваясь, прокладывают себе дорогу в толще, глаза выпучены, рты распахнуты, готовые поглотить на своём пути всё, что меньше самоих по размеру. Или, взблеснув серебром, пронизанного тёмной чувствительной линией бока, все, как один, прянут в сторону перед лицом угрозы.
Весной напор воды ослаб - даже до крана у парадной не поднималась. Длинная очередь с вёдрами собиралась в соседнем дворе, который пониже; вода текла тонкой струйкой, удавалось за час наполнить пару вёдер. Это было уже совсем грустно, поэтому Алексей и Таня задумали уехать на время «засухи». К тому же, на 8-е марта отключили отопление, в квартире сделалось неуютно.
Сразу после празднования Международного Женского Дня, Алексей завёл свой застоявшийся «Урал», погрузил в коляску всё необходимое. Друг-бизнесмен привёл на верёвке свою собаку, лайку Аську, чтобы упросить путешественников взять её с собой: «В дороге она вам пригодится, охранять вас будет, а мне мешает - надо много «мотаться», к сезону готовиться!»
Аську усадили на вещи, привязали покороче, чтобы не вылетала из коляски на поворотах, дали ей в зубы кость. Таня уселась позади Алексея и мотоцикл, урча, выбрался на большую дорогу.
(прод. след)