«На пути в сумрак»
Малиновый вечер. Небо со всполохами морковных тонов там, где скрылось солнце. Торжественный вид Исаакиевского собора, освящённого омегой заката. На это великолепное зрелище с восторженным ужасом глядел молодой человек лет двадцати пяти, который стоял на набережной Мойки. Чем он привлекал внимание, непонятно. Но что-то в нём было. То странное, что заставляло обернуться. Меня удивило то, как он смотрел на Исаакиевский собор. Высокий, худощавый, одетый в чёрное пальто, полы которого развевал ветер. Я наблюдала, как он поправлял свой белый шарф. В его нервных движениях проскальзывало раздражение, суетность, хотя молодой человек, вроде бы, никуда не торопился. Я подошла ближе и, щелкнув зажигалкой, закурила. Молодой человек окинул меня быстрым, ускользающим взглядом и, не акцентируя на мне своё внимание, уставился куда-то поверх моей головы. Я успела заметить, что глаза у него светлые, словно наполненные воздухом, отрешённые, как у фанатика. Он находился в своих мыслях, где-то очень далеко от меня, от земли, на которой стоял.
– Magnifique!* – тихо бормотал он, глядя, по–видимому, на Исаакий.
Неожиданно для меня, молодой человек заговорил. Приятным голосом с лёгким, ажурным акцентом…. Я вздрогнула и посмотрела на него, сразу не поняв, к кому он обращается:
– Привет. Ты где?
Я выкинула окурок и улыбнулась про себя. Конечно же! Из одного его уха торчала гарнитура. Как интересно. Тоненький провод идёт к мобильнику, два наушника в ухе…. Идёт человек, сам с собой разговаривает, и скорой до него нет дела. Да он же не сумасшедший, просто живёт в вёк высоких технологий и всё тут.
– Светлана, какие пробки? Я уже тридцать минут жду. Я тебе говорил, что на вечернем учусь, чем слушала? Mon dieu!* Дурочка, я уходить собрался, итак из–за тебя опаздываю. Presto.*
Я достала мятную конфету, отвернулась, переключив внимание на огромную льдину, окружённую тёмной водой Мойки. Края её рассекали с разных сторон две большие трещины. В какой миг она расколется, с какой стороны – знать не дано. Мы частенько не понимаем многого даже о тех простых вещах, которые перед нами. А, может, так задумано? На льдине сидели утки. Молодой человек достал из кармана сухарики, раздавил в ладони и кинул птицам. Я тихонько рассмеялась. Чудной студент подозрительно посмотрел на меня, но я сделала вид, что читаю эсемеску на своём сотовом. Он успокоился, достал из кармана мобильный телефон и принялся закачивать в него разные мелодии, предварительно слушая их. Я, украдкой, наблюдала за ним. Судя по тому, как он морщил лицо, хиты ему не особенно нравились. Зато он с удовольствием прослушал два старинных романса и перешёл на классическую музыку. Лицо его озарилось улыбкою. Лунная соната в сочетании фонарных огней, отражавшихся в Мойке, привели меня в романтическое настроение, и я спросила:
– А как вас зовут?
Незнакомец ошеломлённо посмотрел на меня, на которую до этого он не обращал никакого внимания. Спокойные, тёмные глаза мои встретились с беспокойными его и напугали холодностью. Я не кокетничала. Когда в душе звучит лунная соната, и горят Петербургские огни, а в глазах лишь любопытство, это ещё не страшно. Романтика и реализм в странном сочетании. Он задал осторожный вопрос:
– А что?
Я улыбнулась, мои глаза на миг блеснули, и я ответила:
– Должна же я знать имя своего героя…
– Alexander, – растерянно, с французским акцентом, ответил молодой человек, и схватился снова за свой телефон, как за спасение. – Аллё, ma chere* Светлана, Votre Majeste!* Где тебя черти носят? Я устал быть chevalier servant!* Hein?* Parbleu!* Как это, домой? Я же тебя ждать остался! Charmant!* Quod erat probandum!* Bien.*
Молодой человек выключил телефон, повернулся ко мне, посмотрел скромным взглядом и поинтересовался:
– Так на чём мы с вами остановились?
Я засмеялась и спросила:
– Что за тарабарщину вы говорили? Это по–французски?
– По–французски и по–латински, – отозвался молодой человек и улыбнулся мне…. Тонкий серп лунного месяца….
– По–латински? – удивилась я. – Разве её преподают в универе?
– Нет, но я знаю, – пожал плечами Александр…. Его взгляд снова стал холоден и насторожен….
– Скажите мне что–нибудь, – произнесла неуверенно я. Почувствовала себя чужой и, будто–бы, невоспитанной…. Его слегка высокомерный взгляд почему–то смягчился….
– Entre nous deux soit dit*, – понизив голос сказал он, – что значит по–французски – между нами говоря…. Так вот, я – chevalier sans peur et reproche!* Это по–французски….
–Переведите! – потребовала я.
– Рыцарь без страха и упрека! – ответил мне собеседник и, вдруг, рассмеялся…. Белые зубы его блестели в сгустившихся сумерках….
– И, конечно же, это ложь! – заявила я радостно, и мы смеялись уже оба….
– Misce* не всегда означает исцеление, – фыркнул молодой человек. – Это уже латынь….
Я не спросила его о значении слова. Мне не нравилась роль следователя…. Он ничего не пояснил. Такой непонятный, загадочный Alexander с неожиданными перепадами настроения и сменами мыслей.
– Я люблю стихи, – признался мне он. – Послушайте: Onavis! Referent in marete novi Fluctus. O quid agis! Fortiter occupa Portum.*
Он затих и задумался…. Потом продекламировал:
– О корабль! Вновь несут тебя в море новые бури. О, что ты делаешь! Смело занимай гавани…. Латынь….
Я смотрела на него внимательно, словно пыталась определить диагноз…. Он усмехнулся мне….
– Какие ещё стихи вы любите? – спросила я, чтобы как–то поддержать нашу непонятную, скачущую в разные стороны, беседу….
– Банально, конечно – Пушкина. Только то, что по рукам ходило и читалось sansdomes.* Самый смак.
– Вы наш человек, – хмыкнула я и добавила. – У вас пуговица оторвалась.
– А? Что? – он принялся лихорадочно шарить по петелькам руками.
– Шучу, – хихикнула я, приблизилась и поправила развязавшийся шарф, открывающий обнаженное горло. Молодой человек закашлялся, подавившись резким порывом холодного ветра.
Совсем стемнело. Петербург с его подсвеченными домами и набережными, идущими в невидимое, казался огромной декорацией. Мы сами в нём – фантомами. Мимо нас проехала карета, стирая ещё больше грань времени. Раз – и двести лет пропали. Исчезли высокие застеклённые многоэтажки. И снова мощёные камнем мостовые. Я, кажется, увидела его, Alexandra, уже без телефона, держащего в одной руке цилиндр, а в другой изящную тросточку, удаляющегося от меня в сумрак. Я должна закричать, так громко, чтобы он услышал меня и повернулся. Его лицо почему–то знакомо. Я вспомнила, где мы раньше с ним встречались! На синем мосту у Исаакиевской площади! Он любит классику. Лунная соната звучит в вышине всё сильнее и разливается в воздухе…. Я слышу только эту прекрасную мелодию…. И лечу, лечу куда–то….
Темнота рассеивается, уступая место утреннему свету.
Как, это был сон? Я, босая, подбегаю к окну и распахиваю занавески. Солнце заливает Исаакиевский собор, на моём подоконнике воркуют голубки. Я лениво потягиваюсь и шепчу:
– Где же ты, Alexander? Неужели это только сон? Что же мне делать?
Меня посещает необычное желание сходить в Эрмитаж и приобщиться к прошлому…. Через час я оказываюсь там. Как заговорённая, медленно поднимаюсь по–лестнице….Брожу, словно тень, по многочисленным залам дворца. Колонны, арки, переходы не видимы мне….Что-то ведёт и направляет, заставляя свернуть налево, потом, еще раз – налево… Я оказываюсь в галерее с портретами. Их глаза впиваются в меня, вопрошают, но я не могу понять смысл… Они, будто, зовут меня дальше. Самый последний показывает направление рукой… "Наверно, схожу с ума", – думаю в некой панике… Поворачиваюсь. Там, в самом углу… Кровь холодеет в моих венах…. Глаза встречаются с глазами вчерашнего собеседника… Он, величественно приосанясь, улыбается мне из восемнадцатого века… Я, чувствуя, что мне становиться трудно дышать, читаю:
" Граф Alexander …."
О, эта его аристократичная улыбка на благородном лице! Взгляд умный и живой, такой зовущий и проникновенный! Я в ужасе смотрю на него….Жжение в груди усиливается, глаза наполняются чернотой…. "Дурно! Дурно! Мне не хорошо!" Последние мысли, так и не вылетев изо рта, гаснут вместе со мною…. Я, ощущая дикую раздирающую изнутри боль, падаю, падаю, падаю куда-то….
1.Magnifiqie! (фр) – Великолепно!
2. Mon dieu (фр) – мой бог
3. Presto (ит. Муз.термин) – быстро
4. Ma chere –Дорогая (фр)
5. Votre Majeste –Ваше Величество(фр)
6. Chevalier servant (фр) – Пажом, рыцарем
7. Hein? (фр) – Что?
8. Parbleu (фр) – Чёрт побери
9. Charmant (фр) – Прелестно!
10. Misce (лат, мед) – надпись на рецепте.
11. Sans dames – (фр) Без дам.
«Витражи»
Я закрываю глаза и вновь вижу древнюю церковь в готическом стиле. Она где-то там, очень далеко, за речкой, холмами и лесом, но я то знаю, что когда откроешь массивную дубовую дверь и войдешь внутрь, тебя оку¬тает тот, исчезнувший мир, ты словно окажешься в глубинах прошлого, и с тобой станут говорить призраки... Бесплодные духи былого будут проникать с солнечными лучами через полуразрушенный, но всё ещё высокий и таинственный купол, через вытянутые и заострённые сверху окна разноцветных витражей, отражаясь непонятными бликами.Я обойду церковь, скользя рукой по крошившимся под влиянием времени кирпичам, и сяду, прижавшись спиной к ее нагретой солнцем стене. Я закрою глаза и унесусь куда-то. Кажется, еще минута и я вспомню что-то, окажусь причастной к какой-то тайне, кто-то выйдет ко мне из прошлого, протянет руку и заговорит голосом, чей приятный тембр не изменился за истекшие столетия. Я жажду этого голоса так, что кровь, бешено, накалилась в венах, и создает вокруг меня какой-то пульсирующий резонанс, магнитом притягивающий этого вооб¬ражаемого человека. Вокруг меня качается полынь, сладко пахнет медовой «кашкой» и чертополохом... Жужжат шмели. Весь мир радуется и живет цветущей весной. Лес шумит, я слышу, как шелестят листья его деревьев... Нежнейшей лаской чувствую я на своей щеке легкий ветерок и не хочу открывать глаза, чтобы не спугнуть свою сказку. Свое ощущение другого времени и другого места... Я вонзаюсь своими ногтями в эту землю, находясь во власти какого-то непонятного самообмана, и когда вновь смотрю на солнце, мне больно не от его пронзительных лучей. Я медленно вс¬таю и иду прочь, весь мой мир загадочных витражей умирает с каждым шагом, с каждым новым взмахом руки. Я, не замечая этого, уже не иду, я бегу прочь от этого места, которое постоянно погружает меня в непонятное состояние анабиоза, когда чувствуешь, что тебе не хватает, и никогда уже не хватит секунды, чтобы вспомнить. Я убегаю от того, чью дорогую загадку мне так хочется понять, я убегаю от витражей предыдущей жизни, бесплодной и мучающий меня тонкой иглой своей НЕ ПАМЯТИ... Я кричу от боли... Мой крик заполняет все пространство, его разносит ветер по всем закоулкам моего выдуманного мира, который я покидаю, вносит ураганом в церковь, и даже вдали я слышу хрустальный звон разбивающихся витражей, и все мое существо наполняется тонкими осколками, разрезая меня изнутри на мелкие частички небытия… Последнее, что я слышу, это плачь ребёнка.
Вздрогнув, я просыпаюсь посреди ночи в холодном поту и иду в другую комнату, к детской кроватке. Конечно же, моя малышка проснулась… Муж держит дочку на руках, укачивает и ласково улыбается мне. Я смотрю на их милые, такие родные лица и, забывая про свой сон, чувствую себя очень счастливой женщиной.