Вчера вечером мне пришла в голову мысль о необходимости отстреливать бездомных собак, чтобы не видеть их потерянных глаз, что так впиваются намертво в память, размножаясь жалостью.
Я люблю брусничный морс, и засыпать под шум дождя за окном, неряшливо всхлипывая в такт тиканью часов на полке. Полуночные звуки полупустой комнаты так раздражают и насилуют слух, что мне каждый раз приходится накрывать голову одеялом и засыпать, засыпать в одиночестве, бить себя по щекам, растирать не сделанные ошибки по лицу.
В тот день я выворачивала воротник на твоей рубашке, когда ты невольно отстранялся от меня, стирая ладонью со своей шеи мои поцелуи; ты говорил, что так будет лучше. А я смеялась до слёз и плакала до смеха, мне было нелегко нести весь этот груз от обид на своих тонких плечах.
Тем временем, дождь прожигал стекло своими тягучими пальцами, мне было страшно находиться одной в комнате, но ты приказал мне ждать тебя, даже если мне будет уже эгоистически всё равно на время, на ожидание и на твоё лицо, освещенное светом утреннего солнца. Но расстояние разбило мою надежду вдребезги; я стала надеяться на то, что мне не придется вновь просить милостыню у терпения, сгорбленной старухой стоять с протянутой рукой у твоих дверей: позволь остаться...
А дни смеялись мне в лицо, держась за пузо осени.
Не смей себе признаться в том, что я тебе больше не нужна.