Рыбалка

          

  Черноту ночи постепенно, по капельке, начал точить рассвет. Вначале стали проступать очертания дерев на фоне пока не видимого в плотных облаках неба, затем чуть-чуть забрезжил восток, и всё в округе стало, медленно приобретать цвет присущий разбавленному молоком кофе. А те самые деревья, стоящие поодаль от воды, и вот только что казавшиеся черными бесформенными монументами, постепенно и незаметно начали менять свой облик и прорисовывать все более мелкие черты пышного, летнего костюма. Где-то в траве взахлеб пел свою песню кузнечик, а на воде, пока еще укутанной покрывалом тумана, тяжким и вымученным вздохом ему отвечала выпь.

  «Боже мой, хорошо то как!» - не выдержал и нарушил утренею благодать Фёдор. Нужно заметить - голосом он обладал отменным и то, что для него было легким восхищением, для других прозвучало подобно рокоту прогреваемых перед взлетом турбин. Дед в, сердцах, плюнул и ругнулся, себе под нос: «Вот чертяка, такую великолепь порушил!» И будто в подтверждение его слов в камыш с шумом и громовым кряком ломанулась подкравшаяся на ранний завтрак к береговому плесу касатая. Тут уж старик не выдержал и обложил непутёвого по полной своей, прошедшей боцманскую закалку, программе. Вскипал он быстро, как обложенный накипью от жёсткой воды чайник. Быстро вскипал, да и остывал тут же и, уже почти совсем успокоившись, доварчивал себе под нос про семимесячность, непутевую породу, да печь, с которой, если верить дедовой брехне, Фёдор только и делал, что падал и все непременно головой об пол.

  Туман, меж тем, почти сошел, и они спустили на воду лодку, сели, уложили снасть и медленно погребли прогалызиной «нА море». Дальше от берега туман был еще густ и плотен, впору было ставить на нос лодки компас, потому, как шли совсем в слепую. Но тем не менее выгребли, куда указывал старый «лоцман» и уткнув тычки привязались. Неспешно стали готовить снасть. Федор с приятелями разматывал иноземные бамбуки, да цеплял диковинную, не разу не виданную в тутошних краях наживу. Дед сидел молча, усмехался над этакой невидалью, да коптил махрой небо. Его удочки были не хитрыми – рубленное собственноручно удилище, обработанное, да высушенное под стропилами, примотанная к нему леса, самодельный же поплавок, литое со старого аккумулятора грузило, да купленные еще в сельпо лет полста назад крючки.

  Туман сошел окончательно и они забросились. Слышимость была исключительная! Вода, что твоё зеркало, не морщинки, не малейшего всплеска, только поплавки покачивались, непонятно от чего на глади. И тут вдруг, от дедова поплавка выскочили парочка разбегающихся колечек. Тот сидел спокойно, лишь чуточку собравшись, да перестав пускать дым носом. Ребята же, видя такое везение, начали было лезть с советами, прям затрясло их, какой то нервной дрожью. А дед все сидел и не подавал никакого заинтересованного вида. Казалось, прошла вечность и, вдруг поплавок, как бы нехотя, лег на бок и, толику погодя, рывком пошел под воду! Дав леске натянуться, старик сопроводил удилищем убегающий в глубь поплавок. Федор не выдержал и уже почти рявкнул: «Тяни, тяни!» «Нет, милок! Тут спешка не к чему, тут выдержка караХтера нужна! Энто тобе не пескаришка взял, тут карп кило на три, не мЕне!» И уже в подтверждение правоты дедовой, поодаль от лодки забурлила вода, и заиграл на ней рыбий бок, невиданной доселе парнями величины. «Подгребай, подгребай!» - тут засуетился и дед. Фёдор схватил, в спешке, весла и начал грести вслед удаляющейся добыче! «Ах и рыбина, ах и рыбина!» - уж совсем запричитал старик. А приятель Фёдоров, так совсем, как разинул давеча, после поклевки рот, так и закрывать его будто навык потерял! «Тяни, старый пень, тяни, упустишь!» - уж совсем ревел блАгим матом Федька. Дед же, даже ухом не вел на такую его беспардонность, хотя в иное время, да в другом месте не преминул бы приложить зарвавшегося «вьюношу» дрючком «вдоль седла!» А тут, будто так и заведено, что поучать и командовать им, некогда первым парнем на округе, прошедшим три, да, да три кровавых войны, может этот, или другой, хоть и здоровый как бык-трёхлеток, но все же во внуки ему годящийся, парнишка. А рыбина всё пёрла и пёрла, что тот парахЕд, вдоль камышовой  стены и в садок идти вовсе не собиралась. «Ничего, счас намается и угомонится, не все ей, как старухиному коту масленица, будеть и на нашей улице коленкор!» - талдычил, как заклинание дед. А рыбина и впрямь, словно услышала столь не соответствующую православным канонам молитву деда, а толи просто притомившись, а только всё чаще стала притормаживать и демонстрировать своё, белое и лоснящиеся в утренних лучах пузо нашим рыбакам. И вот, в очередной, раз, когда она всплыла и лишь слегка трепыхаясь только и делала, что гнала лёгкую волну на камыш, они подошли на расстояние древка сачка. «Подсачивай, подсачивай!» - прохрипел севшим от волнения голосом дед. Федькин приятель схватив сак, свесился за борт и завел под рыбину сетку, та, видно почуяв что то, встрепенулась и попыталась прихватить по глади, только Федькин друг был парень не дурак и уже вымахнул край сачка по ту сторону рыбины. Забилась она, сердешная, как её же рыбья родня об лёд, да только тщетно, руки у Федькинова кореша были, что молодые осиновые брёвна, те, что рубят мужики по весне на городьбу усадебную. Подвел он её под борт, Фёдор свесился, подхватил диковину обеими руками под жабры и начал тянуть из воды. С трудом он, не смотря на свои сто с лишком килограммов мышечного, а не «пивного» веса, втащил её в лодку. Втащил и сам не поверил такой удаче! Отродясь в здешних водах не лАвливал ни кто такой добычи! Башка у неё была с Федькину физиономию с похмелья, и хоть здоровыми кулаками наградили парня его крепко стоящая на ногах в уличных драках потомственная линия, только махнула та рыбина хвостом по парневой роже, и ведь как только изловчилась при таком то росте, врезала от души всей своей подводной родни и …была такова!
   
  На том и закончилась ихняя, в то утро, рыбалка. Как можно было сидеть и ловить гольянов да пескарей после того?! Выплыли, смотали снасти, да пошли нА берег, уж тут, как не суди, но «не солоно нахлебавшись!» Одно обидно: ведь расскажи, на смех поднимут, никто ведь и не поверит, что случается в здешних водах такая удача! Такая, что отродясь и не приключалась, а сёдне на и … . Ай, да чего там попусту душу бередить…