Двенадцать лет прошло с момента того ощущения безграничного счастья и удовольствия от жизни… Двенадцать лет…
Нет, счастливым он ощущал себя не один и не два и даже не тысячу раз, а возможно и больше, но только это было несколько по другому. Это случалось после праздничного обеда, когда все тело наполнялось теплом и ощущением сытости, и когда это действо сопровождала приятная сердцу музыка, а тесный круг друзей и близких окружал и дарил радость общения… Или, когда вдруг и нечаянно, на работе давали неожидаемую ни при каких обстоятельствах до того премию… А может, когда после прохождения очередной, плановой медицинской комиссии, тебе говорил врач-терапевт, что ты здоров, как бык и с подобным здоровьем впору покорять безграничные расстояния космических пространств и это, не смотря на твой, отнюдь, уже не юношеский возраст? Или во множестве других, не менее радостных и счастливых случаев, когда возникало это ощущение.
Видимо прав был тот, кто сказал о том, что человеку для счастья нужно не так уж и много! Для счастья…
Но то ощущение было другим! Как это описать словами пусть и великого, могучего, но всего лишь ЯЗЫКА? Как в словах передать ощущение тех «рецепторов», которые вдруг всколыхнулись и «зашкалили», «слетели с катушек», а сердце радостно и сильно погнало по сосудам обогащенную кислородом, от вдыхания «полной грудью», кровь. По самым дальним погнало, «заброшенным и позабытым» за давностью лет и возрастом капиллярчикам, которые скучали на далёких рубежах организма и считали, что запамятовало про них сердце, дает им кровушку по капелькам, по лимитикам и не требует от них ничего сверхъестественного… Вынуждены прозябать они остаток отпущенных им лет и никакой мобилизации их скрытых ресурсов не предвидится и не намечается… И тут вдруг про них вспомнили, и наполнили их живительной и горячей кровью! Какая то эйфория, опьянение легкое было от того…
А случилось это ранним июньским утром, на тридцать шестом году его жизни, когда через несколько дней после празднования дня рождения они с отцом и братом взялись рубить баню из осиновых бревен. До того, наутро после торжества, они взяли с собой лесника, сели в машину и выехали в лес, где лесной труженик и намерял им осин ровно столько, сколько необходимо было для того, что бы срубить сруб, напилить досок на пилораме и поставить во дворе русскую баню, свою, собственную поставить. Намерял сколько было нужно, да потом «махнул рукой», и с «барского плеча» отвалил еще десяток затёсин на «всякий пожарный, не приведи Господь, случай». Те осины они выпилили, очистили и вывезли Из лесу к дому, ошкурили обрезанной штыковой лопатой и, наточив топоры, принялись рубить баню. Руки, с непривычки, в кистях, начало ломить после первой пары брёвен, от мозолей спасали голицы, прикрывающие изнеженную долгими годами безделицы кожу ладоней. ТЕ они еще были плотники, топора в руках не разу не «дЯрживали», намаялся с ними отец, намучался, пока «на пальцах» показал и объяснил это нехитрое дело, как рубить да вязать в сруб брёвна, да так рубить и ложИть, что бы шапка промежь тех бревен не пролетала, а лежал меж них мох и держал банный жар в целости и сохранности, и что бы ломил тот жар косточки так, как заведено обычаем банным!
Отец жил на другой стороне поселка и по утрам приезжал на «Урале». Брат жил «через стенку» и подходил, когда прогудит отцов мотоцикл. Ну, а он выходил на работу первым, сразу после восхода солнца, (рубить старались до жары, пока июньское солнце еще не начало печь во всю свою летнюю силушку). Вышел он первым и в тот день… Вышел, залез на сруб, сел на бревно и собрался рубить угол. Махнул пару раз топором и отложил его в «сторону». Помнятся эти минуты до сих пор, уже больше десятка лет помнятся…
Солнце, тогда, только начинало ползти из-за берез на небо, роса еще не обсохла, пО низу сруба ходили и, что то искали в траве куры с петухом и о чем то между собой «судачили»… В кронах, стоящих подле, берез раздавался щЕбет невидимых глазу птиц. Где-то заливался кузнечик. От влажной осины шел чуточку терпкий и горьковатый аромат, на самой грани ощущения он его улавливал. А воздух?! Воздух был свежим, несколько прохладным и к запаху осины примешивались другие ароматы: пахло малиной, смородиной, березой…, да чем только не пахло? Почему то раньше он этого не замечал, а тут, вдруг и от чего то, нахлынуло и оставило свой отпечаток на долгие годы. Вздохнул полной грудью, опьянел, и постаравшись надышаться этой благодатью, начал дышать чаще и глубже, как вытащенный из воды карп-переросток, что хватает воздух полным ртом и таращит при этом глаза. Так и он, если посмотреть со стороны, дураковато видимо, выглядел, дураковато, но счастливо в то раннее июньское утро, двенадцать лет назад.
Странная взаимосвязь от того прослеживается – не отдых, а каждодневный труд, не водки стакан, а глоток свежего, утреннего воздуха, не сон до обеда, а ранний подъем вызвали те неповторимые до сих ощущения! Получается, что бы жить полноценно и счастливо надо, что-то эдакое сварганить и построить, или создать и «состряпать» чтобы стать состоявшимся человеком?! Это и будет яркой и удавшейся жизнью, жизнью, которая приносит радость и тебе и тем, кто тебя окружает.
А баня, баня хороша и жАрка и спустя двенадцать лет после своего рождения.